2

Серебристо-серый палуза взял с места наметом и мгновенно исчез в облаке поднятой внезапно налетевшим ветром пыли. Келен бросился догонять рыжую пару. Первые крупные градины стегнули по спинам коней и людей, как плети. Взвизгнув, потерявшие из виду хозяйку кони пошли вскачь. Келен поймал волочащиеся по земле вожжи, прикрикнул, успокаивая ласдайлей, придержал их, побежал рядом. Пыльные кожаные ремни мгновенно намокли, заскользили в руках, но рысаки уже успокоились и подчинились – и вовремя. Потемневшая пыль набухла, как тесто, вздулась, и первые тягучие струйки начали смертоносный разбег – вниз, на равнину…

Последние мили тягуна вспомнить потом не смог никто. Может, только кони могли бы поведать о них – если бы умели говорить… Пришли в себя наверху, возле хрипящих рысаков, роняющих с удил кровавую пену. Но отдыхать было некогда. Пока возницы составляли в круг повозки и натягивали на задранные вверх оглобли запасные тенты, охранники обтирали чем придется распряженных лошадей. Потом их долго водили по кругу под проливным дождем, помогая восстановить дыхание,  разогнать дурную кровь в перетруждённых, подгибающихся ногах, проталкивали в израненные удилами рты кусочки курдючного сала, мяли в ладонях мокрую, грязную полынь и совали в дрожащие бархатные ноздри, заставляя дышать спасительной горечью…

Когда состояние коней перестало вызывать опасения за их жизнь, измученных рысаков провели в образованный повозками круг, под худо-бедно защищающие от дождя и ветра тенты. Келен снял уздечки с рыжих, выбрался наружу, отыскал взглядом своего жеребца. К его удивлению, Корно был расседлан, вытерт и с торбой ячменя на морде привязан под выступающим тентом повозки. Хмыкнув, Келен подумал, что поторопился с выводами о бестолковом героизме, и подошел к палуза. Жеребец дружелюбно фыркнул и снова захрустел ячменем.

Ронтор заглянул в повозку. Женщина успела не только обиходить его коня. Она переодела в сухое девочку, переоделась сама, и теперь сосредоточенно рылась в дорожном сундуке, тихо ругаясь под нос. Пока она заметила ронтора, Келен успел выучить несколько новых слов и пару заковыристых комбинаций из ранее знакомых.

– Вы в порядке, госпожа?

Женщина кивнула. Теперь ронтор мог разглядеть ее поближе – на тягуне было не до разглядывания хорошеньких мордашек. Она была еще совсем молода – лет двадцати, от силы на пару годов больше. На осунувшемся лице лихорадочно блестели ярко-синие глаза, прядь мокрых черных волос выбилась из-под платка и прилипла к бледной щеке. Про себя ронтор отметил, что так и простыть недолго, с мокрой-то головой… По-хорошему всем сейчас не помешало бы просохнуть и погреться у костра… только где его взять – в такую-то погоду?

– Да, все хорошо, – голос у женщины был хрипловатый, то ли от природы, то ли от пережитого волнения. – Я ищу сухой плащ. Ваш промок до нитки.

– У меня есть запасной в седельной суме. Не тревожьтесь, госпожа.

– Вы полагаете, дождь его там не достал?

– Не должен бы. Промасленная кожа плохо пропускает воду.

Женщина кивнула и начала зашнуровывать сундук.

– У вас найдется, чем перекусить? – спросил Келен, сбрасывая на передок тяжелый плащ. – Боюсь, огня нам сейчас не развести, разве что молния ударит в чью-нибудь повозку…

– Найдется.

– Мы пробудем здесь до утра, лошади должны отдохнуть. Да и дорога сейчас…

– У вас отличный палуза, хор[i] Келен. Чьих он табунов? Я не нашла на нем тавра.

– Он достался мне еще жеребенком. Вы разбираетесь в лошадях, госпожа? Редкое качество для женщины.

Она пожала плечами. Скорее привычно, чем рассержено – видно, не в первый раз ее не принимали всерьез.

– Отец держал небольшую конюшню… а потом у меня был свой кенолэ[ii], не худших кровей.

– Кенолэ?!

– Ну да, – женщина удивленно посмотрела на него и затянула шнурок чемодана узлом. Келен полагал, что запас странностей на сегодня исчерпан, но прогадал. Такие узлы он видел раньше – но никак не ожидал увидеть снова. Узел байтанских кочевников – таким они вяжут руки пленным… Профессионально исполненный руками стройной хрупкой женщины. «Вот и еще узелок на память, – подумал ронтор. – Каламбур, однако…»

– Я ведь еду из Байтаны, – пояснила она, все еще недоумевая, чему он так удивляется.

– Понятно… А где он теперь?

Любопытством в голосе Келена и не пахло. Он знал, что это за порода. Кенолэ не меняют хозяев, и продать его молодая женщина не могла. Неужели погиб?

– Ну, я подумала, что с караваном его лучше не вести. Дядя Корад обещал, что весной отправит Сокола с императорскими конюшими. Они не гонят лошадей почем зря, и при табуне всегда надежная охрана и врач… Хор Келен, вы ведь не откажетесь разделить с нами ужин? Я слишком устала и напугана, чтобы уснуть. Возможно, беседа поможет мне прийти в себя…

По мнению ронтора, путешественница усталой, конечно, выглядела – а кто не устал на этом безумном подъеме? – но уж испуганной – ничуть. Он насмотрелся в своей бурной жизни на таких пугливых…

– Охотно. Погодите минутку…

Он выскочил из повозки, снял с седла плотно набитые сумы. Пока ронтор возился, выжимая и развешивая на оглобле мокрый плащ, вытряхивал из сумы сухой и добывал сверток с пайком, женщина успела расстелить чистое полотно и выложить на него нехитрую снедь: порезанный крупными ломтями хлеб, холодное мясо, сыр. Келен добавил к этому фляжку с вином, копченый окорок, пару горстей изюма и – для девочки – немного конфет.

Малышка вылезла из-под вороха тюфяков, подобралась поближе, посмотрела на Келена огромными глаза ми странно удлиненного разреза и не менее странного цвета. В неровном дрожащем свете молний они переливались изумрудно-сапфировым огнем.

– Мама, это дядя дал нам хорошую лошадку?

Келен хмыкнул. Корно был без ума от детей, несомненно, эту юную госпожу он уже покорил своим небезопасно выглядевшим дружелюбием. Детский голосок прозвучал, как чарующая мелодия… Келен уже не сомневался, что перед ним – полукровка. Тщательно вытертые и уложенные волосы девочки закрывали уши выше мочек, но ронтор готов был поставить Корно против дохлой мыши, что они вытянуты вверх и слегка заострены.

– Да, маленькая, – отозвалась женщина. – Благодарю вас, хор Келен. Я совсем растерялась и ничего не соображала от испуга…

– Не стоит благодарности, госпожа. Это моя работа – следить за безопасностью пассажиров. Не мог же я позволить вам упасть под колеса…

Женщина зябко повела плечами.

– Почему вы несли девочку на руках, госпожа? – ронтор плеснул вина в деревянную чашку, подвинул к ней. – Вам было бы намного легче, если бы вы оставили ее в повозке. Она такая кроха, кони бы и не почуяли ее веса…

– Нет! – вырвалось у женщины. – Нет, ни за что! Кони могли понести, повозка могла опрокинуться… нет! Я не могу потерять еще и ее!

«Еще и?..»

Смутное воспоминание скреблось в памяти, просилось на волю, но никак не могло найти лазейку. Он ведь знает ее…

Женщина с ярко-синими глазами, полными скорби и горечи… да, он видел ее раньше. Несколько лет назад она выехала из Ланоры. Он довел караван до Грита и вернулся обратно с встречным караваном, а она уехала дальше на юг. Стало быть, в Байтану. Где научилась вязать такие замечательные узлы и обзавелась собственным кенолэ… Она ехала в этой самой повозке, запряженной теми же рыжими рысаками – на лошадей у него память оказалась лучше, чем на лица… Тогда она была совсем юной, одинокой и беззащитной, тем и запомнилась – выражением безграничного горя на совсем еще детском личике, невинном и печальном… Такой же и возвращается. Все еще юная. Разве что не беззащитная – в чем другом он мог ошибиться, только не в этом. И не одинокая. С ребенком. Отцом которого был эльф…

– Как ваше имя, госпожа? – спросил он, уже не сомневаясь в том, какой ответ услышит. Слухи ходили, что в одном из Высоких домов потеряли главу… Но он ошибся.

Погруженная в какие-то свои думы женщина вздрогнула.

– Валиса, – с усилием выговорила она. – Валиса то-Лайнен[iii]… из Наэлонэ.

За день пути до Ланоры в караване осталось всего три повозки, и все они направлялись в столицу провинции. Столица – громко, конечно, сказано, но как еще назвать городок, в котором пересекаются все караванные пути Империи? Даже если в этом городке не наберется и пары тысяч жителей… а теперь и тысячу-то вряд ли насчитаешь. Оставалось надеяться, что в Ланоре найдутся желающие ехать дальше на север, в сторону Вархи. Иначе придется попрощаться с привычной и любимой, кстати, работой. Для опытного ронтора место под солнцем всегда найдется, но Келену не хотелось расставаться с товарищами. Слишком много пыльных верст Ланорского нагорья, степей Грита и лесов Вархи пройдено вместе…

На последней стоянке Келен пригласил пассажиров к столу охраны. Обычно им накрывали отдельно, но имело ли смысл гонять прислугу ради того, чтобы трое взрослых и одна маленькая девочка сели за другой стол?

Валиса, услышав приглашение, по своему обыкновению пожала плечами, подозвала игравшую с котятами девочку, и без единого возражения уселась на табурет. Маленькая Лайни проворно вскарабкалась на колени к матери, одной рукой прижимая к себе рыжего котенка, другой ухватила ложку и принялась азартно вылавливать из миски разваренные бобы и кусочки мяса. Слишком ярко одетая дама лет сорока тоже не стала привередничать, с улыбкой придвинула к себе глиняную миску с густой похлебкой, и потянулась за хлебом.

Солидный господин возмутился.

– Я не последний человек в Ланоре! Я служу семье ар-Надолэ! Я терпел, когда мне приходилось садиться за один стол с этой девкой и ее отродьем – в конце концов, они заплатили за проезд с караваном! Но почему я должен сидеть вместе с охраной?!

В зале воцарилась мертвая тишина. Нарядная дама поперхнулась куском и закашляла, размазывая по красному от натуги лицу навернувшиеся слезы. Валиса похлопала ее по спине и невозмутимо склонилась над миской. Девочка, к счастью, была слишком мала, чтобы понять оскорбительные слова господина, но что он чем-то сильно недоволен, уяснила.

– Супик вкусный, – заверила она мужчину и тут же повернулась к матери:

– Мама, мне можно взять с собой кису?

Детский голосок звенел в пугающем безмолвии взрослых.

– Лайни, солнышко, но он ведь маленький… Ему нужна мама, – негромко отозвалась Валиса. – Пусть он останется здесь. Он будет скучать по ней.

– Я буду его мама! – заупрямилась малышка. – У тебя есть киса. Я тоже хочу кису!

Она подумала и добавила:

– У тебя киса большая, потому что ты большая. Я маленькая, и киса у меня будет маленькая.

Келен мог бы поклясться, что никакой «кисы», ни большой, ни маленькой, до этого в повозке не видел. Хотя ее вполне могли прислать с каким-нибудь главным императорским кошатником позднее. Как особо ценный экземпляр байтанской кошки. Повышенной пушистости и опасности для грызунов. Хотя сейчас не до кошек. Валиса держалась великолепно, он никогда не видел подобного самообладания у женщины, но… С момента знакомства с молодой матерью и ее ребенком Келен ежедневно ждал подобной выходки. За своих людей он был спокоен – никому из них и в голову бы не пришло обидеть тех, кого они взяли под защиту. Возницы тоже не внушали опасений – им было дорого их место. А вот пассажиры… С этим напыщенным индюком что-то надо было делать. И немедленно.

– Госпожа, да пусть девочка возьмет котенка! – улыбнулась кухарка. Келен испытал острое желание расцеловать ее в испачканные мукой щеки. – Ей утеха, а у нас этого добра полные закрома!

– Мама, можно?! – просияла Лайни.

– Ну, если хозяева не против… только где твое «спасибо», а?

Все это время важный господин багровел, наливаясь дурной кровью и задыхаясь от возмущения.

– Это немыслимо! – завопил он наконец. – Я требую уважения! Я не желаю сидеть рядом со всяким отребьем! Накройте мне отдельно!

Ронтору вдруг стало безразлично, что будет дальше. Не пропадут…

– Господин как-вас-там, – медленно поднялся он из-за стола, – вы только что кричали, что служите семье ар-Надолэ. Это значит, что ваши хозяева – эльфы, или я что-то напутал?

– Именно! И я требую уважения к своему положению!

– Требовать уважения к своему положению вы будете, когда забеременеете, – процедил Келен. – А я на вашем месте, господин как-вас-там, служа семье ар-Надолэ, поостерегся бы называть полукровку отродьем, а почтенную вдову – девкой. Как знать, не был ли ее покойный супруг в родстве с той самой семьей, которой вы оказываете сомнительную честь своей службой? Что до меня и моих людей, то нам не по нраву, когда нас называют отребьем.

За спиной ронтора послышался сдержанный, но очень одобрительный ропот. Важный господин, уже почти фиолетовый от бешенства, открыл было рот, но его заткнули беспощадной фразой:

– Еще слово, и вы будете добираться до Ланоры пешком и без всякой охраны. Отдельно вам накроют. Только не потому, что мы – отребье. Вам не место даже среди свиней, у тех есть хоть какое-то представление о благородстве. Сударыня, – Келен коротко поклонился хозяйке постоялого двора, – окажите нам любезность, накормите этого хлыща подальше от нас. Боюсь, мы лишимся аппетита, оказавшись к нему так близко. У него смердит изо рта.

Казалось, важного господина хватит удар. Но угроза возымела действие – он поплелся за стол в дальнем углу, где уже сноровисто накрывали ужин на одну персону. Или, как вполголоса высказалась прокашлявшаяся матрона в крикливом наряде, на одно свиное рыло.

- Не обижайте свиней, госпожа, - буркнул ронтор. – Они такого сравнения не заслуживают.

Разместив пассажиров по комнатам и лично проверив запоры на дверях и окнах, Келен направился было в зал – приглядеть за своими людьми. Конец путешествия, слишком близкий и очевидный конец, манил расслабиться, а после сегодняшнего скандала это могло обернуться никому не нужными неприятностями. Он уже шагнул на ступеньки лестницы, ведущей со второго, гостевого этажа вниз, но его остановил негромкий голос Валисы.

– Хор Келен, простите, можно вас на минуту?

– Да, госпожа?

– Вас не затруднит дать мне кое-какие разъяснения? – Валиса выглядывала за приоткрытую дверь, будто сомневаясь – выходить или не стоит. – Я сейчас уложу Лайни… мне можно будет спуститься вниз? Это не станет нарушением приличий?

Келен привычно удивился. Совсем недавно эта женщина бровью не повела, когда ее сочли едва ли не особой непристойного поведения, а теперь волнуется из-за такого пустяка?

– Госпожа, что может быть неприличного в беседе при свидетелях? Если вы беспокоитесь из-за этого борова… не волнуйтесь, больше он в вашу сторону хрюкнуть не посмеет.

– Вот это меня и тревожит, – непонятно высказалась Валиса, вздохнула и скрылась за дверью, оставив ронтора в полном недоумении.

Она спустилась через полчаса, в простеньком, но чистом платье, с прибранными под платок волосами. На платке проступали влажные пятна – путешественница явно успела принять ванну. Последние дни спокойного пути пошли ей на пользу – она отдохнула и посвежела, на прекрасном лице не осталось и следов усталости, но синие глаза смотрели отрешенно, почти холодно.

Валиса уселась за стол, аккуратно расправив юбку, чинно сложила руки на коленях и в лоб спросила:

– Хор Келен, что происходит?

– Где? – удивился начальник охраны, непроизвольно настораживаясь.

– Везде. Последние годы я провела очень далеко от дома. Некоторое время назад я получила письмо… мне сообщили, что мой отец умер, и я должна вернуться, чтобы вступить в права наследования. Но чем ближе я к дому, тем больше у меня вопросов, на которые нет ответов. Этот человек… О, – усмехнулась она изменившемуся в лице Келену, – не беспокойтесь, я и не думала обижаться на его слова. Каждый судит о других в меру своей порядочности. А будучи матерью полукровки, я неизбежно должна была наслушаться столько и такого… Мне оставалось или перестать обращать внимание на то, что я слышу, или пойти и удавиться. Выбор, как видите, небольшой… Меня смущает другое.

– Что именно, госпожа? – уточнил Келен.

– Этот человек сказал, что служит эльфам, и при этом выглядел чрезвычайно гордым своим положением. Настолько, что счел себя вправе презирать всех прочих. Когда я уезжала из Ланоры, люди не служили эльфам. А эльфы не поощряли прихлебателей и блюдолизов. Мне кажется, я сплю и вижу дурной сон… и никак не могу проснуться. Что случилось, хор Келен? Объясните мне. 

[i] Хор – уважительное обращение к начальнику, вне зависимости от расы, ранга или звания.

[ii] Кенолэ – верховая порода лошадей, выведенная в провинции Байтана. Золотым Кодексом (свод пород домашнего скота и лошадей) относится к чистокровным, т.е. разводившимся в чистоте, без скрещивания с другими породами, не менее двух тысяч лет с момента официальной регистрации породы. Отличаются особенным экстерьером – элегантным и благородным, слегка горбоносая сухая голова с большими выразительными глазами, оленья шея, длинный корпус с широкой грудью и сильным крупом, сухими крепкими ногами. Необыкновенно нарядный и резвый бег. Масти преобладают золотисто-гнедая и иссиня-вороная. Знатоками ценится выше, чем даже эльфийские палуза.

[iii] То – приставка, обозначающая человеческую фамилию.