Часть 2 - Глава 14

XIV

Начать терапию мы договорились с Арнольдом утром субботы: он в этот день был свободен и принимал у себя дома. По дороге я убеждал себя, что процедура пусть и неприятная, но необходимая. Лечить зубы вон тоже неприятно, а всё-таки разумные люди посещение стоматолога не откладывают.

— С чего начнём, доктор? — весело спросил я, плюхнувшись в уже знакомое мне кресло.

— Я не доктор, а кандидат, — недовольно поправил меня Арнольд. — Не падай в кресло так, оно не железное. Начнём мы с анамнеза. Я буду задавать тебе вопросы, а ты постарайся мне на них отвечать максимально добросовестно. Я не могу проверить, правду ты говоришь или нет, но, как ты понимаешь, ложь или сознательная попытка мистифицировать тебе не принесут никакой пользы. Приступим?

Пошли вопросы. Меня неприятно поразило то, что добрая их четверть прямо или косвенно была нацелена на выяснение того, не стал ли я в детстве жертвой семейного насилия, включая сексуальное насилие, жестокого обращения со стороны родителей или иных травм, а из оставшихся половина была посвящена моей половой жизни. Исповеднику так много не рассказывают, как я должен был рассказывать своему психотерапевту. Впрочем, мои отношения с Леной и Олей Арнольда не особенно заинтересовали, хотя он и не преминул всё тщательно разузнать и документировать в своём блокноте. Разузнать-то разузнал, а потом сообщил мне, что всё это едва ли очень важно: мои последние контакты, дескать, обнаруживают самое большее симптоматику, но не этиологию, то есть проявления, но не причину. (Зачем тогда надо было расспрашивать? Из простого человеческого любопытства?) Тот факт, что девушек — две, он не подверг никакой моральной оценке. Не то чтобы я ждал этой оценки, но её отсутствие меня удивило, так что я не удержался от вопроса:

— А моральная сторона дела тебя не беспокоит?

— М-м? — Арнольд поднял бровь. — Почему она меня должна беспокоить? Я и тебе, кстати, советую, хоть это и звучит цинично, избавиться от всяких беспокойств, фобий и неврозов любого характера. Я не исключаю, что именно это давление моральной вины может только усугублять…

— Разве это хорошо?

— В каком смысле?

— В религиозном, например.

— Психотерапия не дружит с религией, скажу честно, — отозвался Арнольд. — Скорей, враждует. Подозреваю, что у религии есть свои собственные методы душевного исцеления, которые нам кажутся, конечно, сомнительными. Потому «конечно», что религия, в моих глазах, гораздо чаще становится причиной нездоровья, чем способом лечения. Меня, например, твоя половая жизнь интересует не из праздного любопытства, а потому, что больные шизофренией к этим переживаниям особенно сензитивны. Не только к ним, а ещё именно к религии. Правда, ты ведь не убеждённый верующий, насколько мне известно? Никогда в твоих взглядах не мог разобраться…

— Тебе известно, что я себя в юности и вплоть до выпуска из аспирантуры считал последователем Вивекананды?

— Как-как говоришь? Слышал о нём, но только краем уха. Это не тот дядька с чёрной шевелюрой, который творит золото из песка?

— Нет: это йог и философ девятнадцатого века, кто-то вроде предшественника махатмы Ганди.

— Девятнадцатого? И ни с какими другими такими же… чудиками ты не общался? С кришнаитами, например?

— А кришнаиты-то здесь при чём, Арнольд? Между последователями Вивекананды и кришнаитами разница такая же, как между старообрядцами и мормонами.

— Поверь, я ничего не смыслю ни в старообрядцах, ни в мормонах, и разбираться мне неинтересно. Но, говоришь, с «единоверцами» ты не общался: ну, тогда едва ли это сильно повлияло… А в чём выражалась твоя вера, позволь тебя спросить?

— В том, что я лет шесть себя считал монахом и не смотрел на женщин!

— Да? — оживился Арнольд. — Очень интересно! Жгуче интересно! Это, наверное, и был латентный период: оттого и не общался, что «она» не хотела. Или наоборот: создал альтернативную женскую личность, чтобы избавиться от полового желания… Но ведь этому воздержанию имелись, наверное, какие-то другие причины, кроме книжной убеждённости в том, что это якобы хорошо?

— Да, имелись, — признался я. — Чувство вины.

— Связанной с той девочкой, с которой у тебя в первый раз всё случилось?

— Нет, та девочка вообще не причём, — ответил я с досадой. — Тех, за которых я потом долго чувствовал вину, было две, и первую звали Лина…

— Ты, конечно, понимаешь, что мне хочется знать про эту Лину подробней?