XVII
Эта вторая беседа с Арнольдом меня опустошила. Опустошила физически: я еле мог вести автомобиль. Я открыл сокровенное — а меня безжалостно препарировали, вывернули наизнанку, распотрошили и к каждому потроху прицепили ярлык с латинским названием. Что значит «не было Лины»? Или я, по его мнению, вовсе из ума выжил?! Может быть, и Арнольда тогда нет? Может быть, окружающего мира тоже нет, а я подобно Браме нахожусь в безвоздушном пустом пространстве?
Но что мне делать, если действительно не было Лины? Что если я действительно потерял способность отличать реальность от фантазии? Профессионалам нужно доверять…
«Ни в коем случае ему не нужно доверять! — взволнованно произнесла Аврора. — Арнольд — материалист, и видит только вещественное, а поэтому правды он никогда не увидит!»
«Почему бы и мне не видеть только вещественное? — откликнулся я. — Чем так уж плох материализм? Мне тридцать один год, пора расстаться с некоторыми фантазиями!»
«Да потому, что есть я у Тебя!»
«Ты? Но кто Ты, Аврора? Снова Ты ответишь, что Ты — утренняя заря моей жизни?»
Собеседница грустно молчала.
«Скажи мне, пожалуйста: существовали известные, гениальные люди с таким же, как у меня… феноменом?» — спросил я.
«Конечно!»
«Кто же? Я потому спрашиваю, что пытаюсь оценить, благо ли это или всё-таки нездоровье…»
«Я отвечу, хотя это и есть их тайна… Нескольких имён достаточно? Ганс Христиан Андерсен. Льюис Кэрролл. Афанасий Афанасьевич Фет».
«В самом деле? — поразился я. — Вот, значит, откуда гениальная поэзия этого русского немца! Но только я — не поэт. Так зачем мне то, без чего огромное большинство людей прекрасно существует?»
«Откуда Тебе известно, поэт ли Ты? Ты говоришь о себе как о старике. А меж тем у Тебя так много лет жизни впереди!»
«Прекрасной жизни! Если Ты — моя Бессмертная возлюбленная, Аврора, то возлюбленную мне хотелось бы видеть своими глазами, общаться с ней как с реальной девушкой, а не в своей голове!»
«Реальных девушек у тебя целых две».
«В самом деле! — саркастически ответил я. — Верно, как я позабыл!» «Разве Аврора виновата в том, что мои девушки такие, какие есть? — тут же пришла мне в голову мысль. — Интересно, читает ли она мои мысли, которые я думаю отдельно от неё? Надо будет спросить при случае…»
Возвратившись домой и наскоро пообедав чем-то, я повалился спать: ничего мне не хотелось, ничто не вдохновляло.
Спал я долго, и виделось мне во сне что-то смутное, тревожное. Проснувшись, я обнаружил, что короткий зимний день давно кончился, за окном стемнело. Шёл снег, редкостная тишина ощущалась во всём доме. Что-то новое, особое чувствовалось в воздухе. Что-то незнаемое за то время, пока я спал, явилось в моей жизни, только никак я не мог понять, на радость или на беду пришло это незнаемое.
— Надо позвонить кому-то и выяснить, что, чёрт побери, случилось, — произнёс я вслух. В этот момент мой телефон и сам зазвонил. На экране отразился номер Арнольда.
С некоторым страхом я нажал на кнопку ответа: мне отчего-то показалось, будто мой друг звонит, чтобы сообщить, что согласовал с родственниками мою госпитализацию.
— Да? — хрипло сказал я в трубку.
— Слушай меня внимательно, — начал Арнольд без всяких предисловий. — Сегодня я встретился со своим братом…
— А у тебя есть брат?! — изумился я.
— Да! Ты не знал? — поразился Арнольд в свою очередь, искренне или притворно. — Так вышло, что я ему рассказал о твоём случае…
— Ты нарушил врачебную тайну!
— Послушай, он же мой брат всё-таки! Кроме того, человек исключительно порядочный.
— Как его зовут?
— Аркадий, то есть Аркадий Иванович: он меня чуток постарше… А он мне, в свою очередь, рассказал кое о чём, пригодном для твоей терапии.
— Хм! — скептически хмыкнул я.
— Видишь ли, есть определённая группа людей, которые профессионально занимаются объективацией человеческих, э-э-э… мечтаний, мыслей и прочих элементов мышления, включая альтернативные личности. Что-то вроде театра… правда, он не посвятил меня в подробности. Это могло бы тебе помочь, я считаю. Хотя доля сомнения у меня остаётся…
— Что это за группа? Каким образом они «объективируют», если пользоваться твоим выражением?
— Я повторяю, подробностей он не рассказал. Думаю, он расскажет всё сам. Он уже едет к тебе.
— Ко мне?!
— Ты можешь, конечно, не пустить его на порог, но я бы на твоём месте как минимум его выслушал и подумал, не стóит ли рискнуть…
«Да, — убеждённо произнесла Аврора. — Да, да, да!»
Странно это выходило: моя болезнь соглашалась с моим врачом, поневоле заставляя забеспокоиться о том, что что-то здесь не так: то ли врач — не самый хороший врач, то ли болезнь — не болезнь вовсе.
Додумать эту мысль до конца я не успел: позвонили в дверь.
XVIIIАркадий Иванович оказался мужчиной средних лет, исключительно похожим на Арнольда. Только вот голос у него был другим, и манера держаться, мягкая, интеллигентная, почти заискивающая, — тоже иной, и осанка была вовсе не прямой и горделивой, и седина в волосах имелась (видимо, «чуток постарше» было преуменьшением). Ах, да: ещё он носил очки. В одежде (джинсы, невзрачный свитер на рубашку: так, пожалуй, выглядят школьные учителя или какие-нибудь библиотекари районных библиотек на отдыхе) он тоже отличался от всегда одетого почти с шиком Арнольда.Разумеется, было бы крайне бестактно разворачивать гостя на пороге, да и не виделось мне в этой интеллигентной фигуре никакой опасности. Я предложил Аркадию Ивановичу пройти и усадил его в одно из моих двух кресел. Этим креслам, унаследованным от мамы, было верных тридцать лет. Кресла я поставил под прямым углом друг к другу, между ними, в угол комнаты — тумбочку, на которую взгромоздил
XIXЧувствую, что передавать весь рассказ Аркадия Ивановича дословно, вместе со всеми его научными жаргонизмами, моими восклицаниями и тому подобным, не имеет смысла, а потому перескажу его здесь своими словами.Раскол русской церкви, сотрясённой реформами патриарха Никона, дал начало не одному более-менее ортодоксальному старообрядчеству, но и великому множеству старообрядческих сект. Одним из беспоповских (не признающих официального священства) направлений оказались бегуны, иначе странники, скрытники или подпольники, иначе «Адамово согласие». Основателем бегунов считается некто Евфимий, благочестивый крестьянин родом из Переславля-Залесского. Проповедовал он в окрестностях нашего города, а его ученики в селе Сопелки на правом берегу Волги учредили центр странничества. Село это существует и поныне, от современной границы города оно буквально в нескольких километрах, добраться до него можно по дороге на Кострому (федеральная трасса М8). Все эт
XXЯ вернулся в комнату, сел в кресло, с которого только что поднялся, и минут пятнадцать просидел в полной прострации. Вся эта история не укладывалась в голове. Фёдор Волков — основатель секты? Католический монастырь на территории города? Инкарнаторы бестелесных сущностей? Дурной сон какой-то!Может быть, я просто заснул и только сейчас проснулся в этом кресле? Может быть, мой не вполне здоровый ум начал создавать сказки и преподносить мне их под видом реальности?Был ли звонок, который меня разбудил? Телефон отобразил номер Арнольда в списке входящих вызовов. Но вдруг… и телефон недостоверен? Нет, так можно на самом деле с ума сойти…— Что это было? — спросил я вслух. — Живой человек или галлюцинация?«Это — шанс, — ответила мне Аврора. — Шанс для Тебя увидеть меня вживую. Хотя это, наверное, и совершенно лишнее…»— Он рассказал
Часть третья. ЗаряIАдрес в сообщении указывал на здание на Первомайском бульваре в трёх минутах ходьбы от государственного академического театра имени Фёдора Волкова и в двух шагах от Казанского женского монастыря, так что я грешным делом подумал, будто обитель Mediatores в православном монастыре и размещается. Я ошибался: это оказался четырёхэтажный дом, но не современный, не «хрушёвка», даже не сталинского времени, а чистокровный «петербургский» дом прямиком из первой половины девятнадцатого века с высокими потолками, частыми узкими окнами, прямоугольными пилястрами между ними. «Дом — образец раннего классицизма», — гласила табличка на его углу. Почти весь первый этаж арендовал некий медицинский центр.Выражение «код калитки» означало, видимо, код, который следовало набрать на домофоне двери в железной решётке, чтобы та открылась. Подъездов в здании обнар
IIЧерез пару минут в комнату вошла молодая послушница в такой же, как у настоятельницы, серой рясе и села на предназначенный ей стул. Руки она положила на колени, спрятав их в широкие рукава, так что рукава сомкнулись друг с другом. Глаза девушка опустила долу.Я откашлялся и принялся рассказывать о том, как впервые услышал Аврору, обо всём, случившемся после, вначале с немалым смущением, потом постепенно его преодолев. Сидевшая напротив меня слушательница будто с детства воспитывалась для слушания, для того, чтобы впитать в себя всё и не проронить ни одного слова. Она не произносила ни звука, не меняла позы, не учащала дыхания, лишь подрагивание её длинных ресниц выдавало, что она вся обратилась в слух.Я между тем тоже смотрел на сестру Иоанну: поневоле, потому что на кого же ещё мне было глядеть весь этот долгий час с небольшим моего рассказа?«Она похожа на Лену Петрову», — пришла мне нечаянная мысль. Да, была известна
IIIВ понедельник я проснулся около десяти утра с ощущением того, что, несмотря на поздний час, не выспался. На календаре было шестое января: ещё оставалось впереди два выходных, не считая понедельника. «Сбербанк», впрочем, уже работал. Я закрыл срочный вклад, а также совершил денежный перевод на незнакомое и ничего не говорящее мне имя без особого труда, хотя молоденький операционист долго пытал меня вопросами о том, отчётливо ли я понимаю, что все мои проценты по вкладу по причине досрочного расторжения договора сгорели, не хочу ли я подождать ещё жалкие два месяца, а также точно ли я собираюсь совершить перевод такой значительной суммы. Мой паспорт он вдоль и поперёк изучил, только, наверное, не обнюхал первую страницу.— Я идиот, — сказал я себе, выйдя из банка на улицу. — Веду себя как дитё малое. Пятьдесят пять тысяч отдал чужому дяде за здорово живёшь без всякой гарантии. Сейчас возьмут они мои денежки — и только
IVВ Isis (странное название с претензией на египетский эзотеризм) на стойке администратора я попросил сообщить мой номер девушке, которая спросит мою фамилию. Портье ухмыльнулся, но пожелание записал невозмутимо. Может быть, сюда частенько заходят девицы определённого рода?Или — удивительно подумать — сюда нередко заходят сёстры и братья Mediatores?В номере я, не раздеваясь, прилёг на кровать и сам не приметил, как уснул. (Я плохо спал предыдущей ночью.)Проснулся я, когда почувствовал, что в комнате есть ещё кто-то. Как я мог ощутить это, непонятно: не слышал я ни хлопка двери, ни звука шагов. Есть ощущения, в которых мы обычно не отдаём себе отчёта, для которых даже не имеем названий, но которые иногда обостряются — моё чувство присутствия другого и было одним из них.Я открыл глаза.На пороге стояла Аврора.Кто же ещё это мог быть, кто ещё мог глядеть на меня с этой внимательностью и сочувствием?
VОставшиеся два дня январских каникул я провёл с внешней точки зрения совершенно непродуктивно. Не вставая с постели, я читал, но не сетевые статьи про украинское безумие, а бумажные книги, далёкие от злобы дня. С юности у меня на полке стоял купленный по случаю четырёхтомник Тагора, изданный «Художественной литературой» за год до моего рождения, в котором я раньше ценил только стихи: крупная проза Тагора мне в юности казалась очень вязкой и очень «индийской»: какой-то отчётливый привкус Болливуда мне чувствовался в ней. Теперь я не без удовольствия пробегал глазами по строчкам «Песчинки», когда закончил «Песчинку», перешёл к «Крушению», после — к «Дому и миру». Впрочем, это было не самое сложное усилие, необходимое больше для того, чтобы чем-то отвлечь ум, подобное тому, как лузгают подсолнечные семечки, для того чтобы заесть голод или, при беспокойстве, чтобы хоть чем занять руки.