Часть 2 - Глава 7

7

Начался новый семестр, Оля появилась на занятиях. Она изменилась, улыбка её исчезла.

Я помню, как шла невыразительная лекция по педагогике, а она сидела, не записывая ничего, не слушая, низко опустив голову. Внезапно встала и вышла из аудитории.

Я извинилась перед преподавателем, попросила разрешения тоже выйти и в коридоре догнала её.

– Олюша! Остановись. Что с тобой такое? Сядь! В ногах правды нет…

Мы сели на скамейку.

– Он другим стал, – невнятно проговорила Оля, не поднимая головы.

– Он? – притворно не поняла я. – Ах, да, твой Ярослав. Каким другим?

– Другим! – воскликнула она. – Он… смеётся надо мной, что ли. Раньше никогда не смеялся. Вчера сказала ему по глупости, что хотела бы детей, трёх. А он мне так, знаешь, насмешливо: ну, конечно, непорочным зачатием. От святого духа этой… американской мечты. Трёх симпатичных длинноногих барби. И что их лучше в магазине купить, там в точности таких же продают…

– Паразит! – вырвалось у меня.

– Не надо, Лиза! Не надо! Не паразит! Я просто ему надоела. Что ты его оскорбляешь? Ты  м е н я  этим режешь, по живому! Потому что мне больно! Я в него вросла. Словечко за словечком, всем, что во мне было, всем вросла!

– Ты попала в капкан, – сказала я тихо. – Знаешь, что делает лисица в капкане? Лапу перегрызает. Ей тоже больно! Тоже она грызёт живое…

– Я не могу так! – растерялась Оля. – Я девушка, а не лисица. А если она не может, Лиза? Не может лапу перегрызть? Потому что своя же, родная лапа, жалко её!

– Тогда приходит другая лиса… Слушай меня. Я кое-что хотела тебе рассказать… Только обещай сейчас не кричать, не размахивать руками, не плакать, если получится, пока я не доскажу – ладно? Потом делай, что хочешь…

И я рассказала ей всё, не упуская ни одного слова, ни одной жестокой подробности. У лис хорошая память. Бедная Оля! Всё ширились, ширились её большие, красивые, очерченные тушью глаза. А потом, расширившись так, что дальше нельзя было, стали влажнеть. Уже и струйки слёз потекли по щекам, она не замечала их, смотрела на меня, не отрываясь. Но только я перешла к «клятве Ромео», Оля не выдержала, разрыдалась.

– Ненавидишь меня теперь? – спросила я сдавленно.

– Нет! – всхлипнула она. – Вы – замечательная пара. Я ещё раньше заметила, я чувствовала… Я, когда тебя просила пойти, уже подумала…

– Опомнись, Оленька! – крикнула я на весь коридор. – О чём ты, радость? Я не досказала тебе, что ли? Ну да, не досказала! Не было тогда ничего!

– Почему? – промямлила она.

– Я не захотела.

– Ты тоже испугалась? – жалостливо спросила Оля. Я не могла не улыбнуться.

– Да, конечно! У меня первый раз это случилось в четырнадцать лет, на ковре для борьбы, в гимнастическом зале, с парнем, который головы людям пробивал кастетом. И поэтому я, конечно, очень испугалась чистого домашнего мальчика! Я не захотела, говорят тебе. Из-за тебя тоже. Из-за этого обмана. Кто обманет первую, обманет и вторую, и третью…

– Не надо было меня жалеть! – вскричала она тонко, высоко. – Теперь никому из нас счастья! Ужасно как вышло…

– Нет, вышло хорошо, Оля. Нашла счастье, тоже мне! Нужно доверяться тому, кто может… кто может убить за тебя. Не потому, что я кровожадная! А просто нельзя иначе. Что: ты ещё вросла в него? Держит ещё тебя твой капкан?

Она встала, глаза у неё засверкали.

– Терпеть его не могу! Скажи-ка мне: он ведь тебя уговаривал, да? Уже после? После того, как ты отказалась?

– Ага, – подтвердила я весело. – Что-то вроде: принцев на всех не хватит, поэтому лопай, что дают…

– О! Терпеть не могу! Видеть его гладкую рожу! И тебя не хочу видеть!

Она схватила сумку, быстрым шагом пошла прочь, не оборачиваясь. Я вздохнула.

Но Оля тут же вернулась, схватила мои руки.

– Лиза! Прости… Лизонька…

Не знаю почему, но с того дня она стала ко мне особенно ласковой, привязалась ко мне, почти так же, как девушка может привязаться к юноше. Нет, никакого сексуального чувства не было в этом, а была именно глубокая привязанность, которая меня даже тяготила и которую я покорно несла, как вину, как послушание.

Но это прошло, слава Богу: всё в мире проходит. На пятом курсе Оля познакомилась с курсантом военного училища, крепким, здоровым, симпатичным парнем по имени Андрей. Андрей не целовал ей рук, не поражал мастерством импровизатора, не заливался при девушках соловьём. Он вообще был неразговорчив и даже с губной гармошкой не дружил. Зато никогда он не позволял себе утончённых жестокостей интеллектуала в виде намёков на святой дух американской мечты и кукол, которых продают в магазине. В его детстве не было кукол, он играл в солдатиков. Андрей, хороший, простой мужик, знал, что в девушке главное не ум. Главное – любовь, верность, нежность, желание иметь детей: простые женские вещи, старые, как мир, как золото, драгоценные. А для умных мыслей есть книжки. И на Андрея положиться было можно: он  м о г  убить за свою невесту! Он был от неё без ума, в конце концов…

В июне, когда Андрей закончил военное училище и получил офицерское звание, они расписались, венчались, и Оля уехала вместе с ним в дальний гарнизон. На свадьбе я была подружкой невесты. А ещё до свадьбы совершилась помолвка: красивый полузабытый обряд обручения. Помню, что на помолвку я нарочно пришла в блёклой серой юбке и невыразительном свитере, без украшений, без макияжа.

– Ты что это, Лиз? – сочувственно поразилась Оля. – Что ты такая бледная сегодня? Самое страшное, что у тебя есть, надела! Извини, конечно… Хоть глаза подведи! Дать тебе косметичку?

– Не надо. Что бледная? Так… на всякий случай, – сказала я осторожно, пряча улыбку.

Она заглянула мне в глаза, поняла, рассмеялась. И кто это сказал, что Оля дура?

– На всякий случай, говоришь? Ну-ну… Нет, я, конечно, в Андрюхе уверена… Но ты умница! Так и оставайся…