18
Нет, я не была суеверна! Просто что-то совершалось вокруг. Я входила в учительскую – и какие-то бойкие, весёлые разговоры смолкали при моём появлении. Коллеги прятали глаза, нехорошо улыбались. Выходила – и спиной чувствовала на себе внимательные, оценивающие взгляды.
В среду я делала покупки в щедринском магазине «Продукты», который все по старинке называли «сельпо».
– Колбаску свежую привезли! – обратила моё внимание тётя Люда, толстая, весёлая продавщица.
– Спасибо, что-то не хочется…
Она хитро прищурилась.
– Хозяин-барин… Дело ясное… П о с т! – сочно, насмешливо выговорила она. – Кому-то, скажем прямо, и по должности не положено. Да и много чего другого не положено – что ж, и не жить теперь, а, Лизок?
Пост в самом деле шёл: Рождественский. Я не сразу и поняла намёк, и так растерялась, что при расчёте дала десять рублей лишних. Вышла на улицу – и там рассердилась до сжатия кулаков, до желания вернуться и наговорить дерзостей этой толстой нахалке! Не пошла…
В четверг, спустившись после уроков на первый этаж, я издали заприметила у стенда, посвящённого безопасности дорожного движения, кучку бурно веселящихся подростков. Что они там могли увидеть? Я подошла ближе – они бросились врассыпную.
Я подступила к стенду, и в глазах у меня от гнева потемнело.
Некий умелец художественно обработал большое, в ширину альбомного листа изображение дорожного знака «Осторожно, дети» чёрным фломастером. Фигурке слева добавили длинные волосы и подобие десятка фортепьянных клавиш перед ней. У фигурки справа появилась борода, камилавка и крест в левой руке. Для полной ясности рисунок снабдили надписью «Музичка + поп = love forever!!!».
Да уж, «Осторожно, дети»! Невинные цветочки жизни…
Я сорвала со стенда весь плакат.
– Чем это вам плакат не приглянулся, Елизавета Юрьевна? – зазвучал голос за моей спиной. Я обернулась: Татьяна Ивановна, учительница математики, средних лет, невысокая, собранная, костистая, всегда – с плотно сжатыми губами. Сейчас, кажется, эти губы растягивались в улыбке.
– А вы эту гадость видели, Татьяна Ивановна?
– Видела. Гадость, правда. А новый кто рисовать будет? Дети, между прочим, трудились…
– Я видела, как они потрудились!
– А что, Елизавета Юрьевна? Позвольте вас спросить: совсем безосновательно? На пустом месте? Вы ведь странным поведением отличаетесь у нас…
Я плотно свернула плакат в узкую трубку, сжимая его до побеления костяшек пальцев.
– Знаете, что, Татьяна Ивановна?
– Нет, не знаю. Что я должна знать?
– То, что можно ведь и по голове получить плакатом!
Она отступила на шаг, слегка побледнев.
– Ну, что ещё от вас ждать, развратная истеричка…
Учитель математики развернулась и пошла прочь.
Войдя к себе, я швырнула плакат на стол. Попался бы мне этот художник, знаток английского языка! Выучили, на свою голову… И неужели во всей школе есть ребёнок, который слово “forever” способен написать без ошибки? Телефон зазвучал: звонок с неизвестного номера.
– Да! – крикнула я в трубку.
– Здравствуйте, мадам! Отчего так неприветливо?
– Вадим! Только вас ещё не хватало…
– А что такое? – поразился он. – Чем я заслужил немилость?
– Вы и милости пока не заслужили, а мне сейчас просто плохо, плохо!
– Я могу вам чем-то помочь? – спросил Вадим иным тоном, серьёзно, сочувственно.
– Чем вы мне можете помочь!
– Тем, что приеду к вам и просто посижу рядом, если вам плохо.
– Просто рядом? – недоверчиво переспросила я. – Без пошлых комплиментов и выпрашиваний поцелуев? Мне совсем не до этого, ей-Богу!
– Но и я тоже не свинья, Лиза! – крикнул он в трубку. – Не дурак, чтобы на похоронах плясать! Не умер хоть никто?
– Нет… Приезжайте! – вдруг решилась я и назвала ему свой адрес. Остаться одной и одной счищать с себя эту липкую мерзость, которой меня облепили, казалось ужасным. «Посягательств» на себя я не боялась, так зла была. «Только прикоснись ко мне! – думала я про себя. – Голыми руками тебя задушу!» И задушила бы.
Вадим приехал через час. Действительно, никаких банальных комплиментов, лицо постное, будто и впрямь на похороны явился, я не удержалась от улыбки, увидев его. Мы прошли в комнату.
– И здесь вот вы живёте? Да уж, застрелиться… Ну, рассказывайте!
– Рассказать? – изумилась я.
– Не хотите – не надо. Я не следователь…
– Ладно, держитесь! Сами просили!
И я с места в карьер рассказала ему всё: про отца Кассиана, про наши долгие задушевные разговоры, про то, как заменила Алёшу на клиросе, про нахальную продавщицу, про безобразный рисунок на стенде. Я говорила, а меж тем не сводила с Вадима глаз, будто испытывала его. «Попробуй сейчас приревновать, улыбнуться! – думала я. – Сменю номер телефона, и ни в жизнь тебе больше дверь не открою».
Нет, Вадим не улыбнулся.
– Что? – воскликнула я, закончив. – Что мне теперь делать?
– Найти этих подонков, которые стенд разукрасили, и открутить им бошку, – предложил он спокойно.
– Но всем-то не открутишь голову, Вадим! Что делать, если уже всё село думает невесть что? Ещё и донос накатает на батюшку какая-нибудь гадина!
– Куда донос?
– В епархию!
– В епархию, значит… Что некрещёной-то пели? А как проверить, крещён человек или нет? – спросил он вполне серьёзно. – Что: свидетельства выдают?
– Не знаю… – растерялась я.
– Так вы соврите, если вас спросят. А бумажку, скажите, потеряли.
– Отлично! – вознегодовала я. – О чём мне ещё прикажете соврать? Как вы не понимаете, Вадим, что нельзя врать о таких вещах!
– Не понимаю, это точно, ни черта в женщинах не понимаю! И в религии не смыслю ни хрена, это всё бабские темы… А вы, Лиза, между прочим, сами… подначили их, – осторожно заметил он. – Вам теперь нужно бы…
– Не нужно бы! – вскричала я. – Не нужно бы! Не нужно бы! Не смейте говорить пошлостей, Вадим! Я не перестану общаться с отцом Кассианом только потому, что у кого-то фантазия на мерзости богата!
– Хорошо, – согласился он, поджав губы. – Дело хозяйское… Ну… тогда и живите, как жили! Плюньте на этих пейзанов с высокой колокольни.
– Плюнуть?
– Плюньте.
– А я ведь так и сделаю, – проговорила я. – Что же за жизнь получится, если бояться всяких тёть люд и татьян ивановных?
Мы молча посидели ещё несколько минут. Я встала:
– Спасибо вам, Вадим!
– Приказываете ехать?
– Нет, что вы! Не приказываю…
… «Только предложить вам мне пока больше нечего», – улыбнулся он. – Ну, и на том спасибо…
– Нет, вам спасибо! Выговорилась вам – полегчало. Простите, что так корыстно с моей стороны получилось, но вы сегодня человеку помогли, вам Бог не забудет этого! Вы, Вадим…
– Что?
– Лучше, чем я думала.
– Не зарекайтесь! – прищурился он. – Вы меня ещё не знаете…
– Нет-нет! Уже немножко знаю.
Я вышла проводить его в сени.
– Нет, так жить нельзя, в такой халупе, – проворчал Вадим себе под нос, застёгивая куртку, угрюмо поглядывая на засиженную мухами голую лампочку под потолком. – Что ж, был рад на вас посмотреть, товарищ учитель…
– Постойте!
Я быстро подступила к нему и поцеловала его в щёку.
– Это ничего не значит! – тут же прибавила я.
– Да понял уже, что ничего не значит! – пробасил он. – А приятно…
– До свиданья! – попрощалась я сердечней, чем думала попрощаться.
19– Что вы как смотрите тоскливо, Елизавета Юрьевна? – поприветствовал, улыбаясь, меня отец Кассиан в пятницу, двадцать четвёртого декабря.– Нет, не то чтобы тоскливо… А вы, батюшка, вы как посмóтрите? Вот! – я решительно вручила ему ненавистный плакат. – Поглядите, пожалуйста!– Изучу обязательно, только давайте пройдём и сядем за стол, как цивилизованные люди.На столе отец Кассиан развернул плакат и задумчиво уставился на него, поглаживая бороду. Вдруг рассмеялся своим высоковатым голосом:– А ведь с выдумкой подошли к делу! Вы заметили, Лиза, что крест на моей камилавке ещё и знак плюса во фразе образует?– На в а ш е й камилавке?!– На сей фигуре, коя меня живописать должна. Только почему католический? И разве я митрополит, чтобы мне крест на камилавке начертать? Мне и камилавку-то не пожаловал владыка, только ск
20Четверг, тридцатое декабря, был последним рабочим днём 2004 года. Шёл мой последний урок в шестом классе. Передо мной на столе лежала стопка дневников. Я приступила к объявлению отметок за вторую четверть и пояснению того, за что выставлена та или иная отметка. Была я в самом начале списка, как дверь кабинета открылась. Алёша.– Что такое? – испугалась я. Юноша был не по-мальчишески бледен.– Ли… завета Юрьевна, там… к батюшке приехали…– Кто приехал?!– Митрополит…Ох, Боже мой! Этой напасти ещё не хватало!Я встала с места.– Спасибо, Алёша… Ребята, разберите дневники сами. Урок окончен.Я выбежала из школы, не думая, получу или нет головомойку от директора за срыв урока, и со всех ног бросилась к дому отца Кассиана.Чёрный «Мерседес» у калитки, за рулём дремлет молодой монах или иподьякон. Увидев дорогое авто, я
21Тридцать первого декабря, в девять часов вечера, мне позвонил Вадим.– Что вы делаете, госпожа учительница? С кем будете встречать Новый год?– Ровным счётом ничего, господин охранник. Одна.– Одна? – поразился он. – Совсем одна? То есть с мышами и тараканами? В деревянной избе?– Тараканов я вывела.– Да, это, конечно, сразу всё меняет… Хотите, я к вам приеду?Я замерла.– Разве у вас нет никаких планов?– Ну как же нет планов: вот, собираюсь с коллективом нарезаться в доску… Я всё брошу. Они только рады будут, что начальник свалил.– И вы, правда, готовы бросить всё и перед самым Новым годом ехать к чёрту на кулички, в какое-то Щедрино, в избу, где нет центрального отопления и удобства на улице?– Готов, – весело подтвердил он.– Поверить не могу… – Я задумалась. И решилась: &nd
22Четвёртое января. Снова внедорожник. Чёрный, к счастью…– Вадим!Я открыла дверь автомобиля и села рядом, на пассажирское сиденье.– Хорошо, что вы!– А что? – улыбнулся он. – Кто-то другой мог быть? За вами часто «Патриоты» заезжают?– Вчера здесь стояла в точности такая машина. Только синяя, и с красной полосой.– Ни хе… По чью душу приканали зубарики?– Не надо по фене. Вы ведь не «фраер»? Поэтому вам не идёт… По мою, я убила человека. – Я покосилась на него. – Да, я! Не сама, меня и не обвиняют, просто из-за меня он пошёл в монастырь пешком и замёрз по дороге.– Священник? Надо же… – отозвался Вадим. – Не ожидал…– А чего вы ждали? Вы разве ждали чего-то?– Нет… В смысле, от вас не ожидал. Сочувствую…– В
23Пятого января мы с Вадимом подписали трудовой договор. Через две недели зачем-то потребовалось подписать его ещё раз, в присутствии нотариуса, который поинтересовался, знакома ли я с условиями и удовлетворена ли размером вознаграждения. Да, вполне. Я сама попросила о том, чтобы жалование было небольшим: мне ведь предоставлялись стол и квартира. Это в договоре указывалось, перечислялись и мои обязанности. Я не могла не улыбнуться названию моей должности. Действительно, «экономка»!Вадим жил в трёхкомнатной квартире на седьмом этаже нового дома почти в центре города. Одна из комнат служила ему спальней и «местом отдыха»: там стоял роскошный телевизор, стереосистема, бар. Другая – кабинетом: рабочий стол был загромождён компьютером, сканером, цветным принтером, факсом. Там же, в кабинете, находилось два сейфа: один – для денег и документов, другой – для ружья. (Вообще, у Вадима было много оружия: почти ка
24В конце января мы с Вадимом гуляли по городу. Я остановилась напротив витрины с манекенами.– Нравится? – спросил Вадим, улыбаясь. – Хотите шубу?– Шубу? – поразилась я. – Нет, не хочу! Что: стыдно ходить со мной рядом?– Первый раз вижу женщину, которая не хочет шубу… А шапку хотите? Меховую?– Меховую шапку? – со сомнением повторила я.– Ну да. Лисью, например…Я повернулась к нему, не сразу осознав. А потом вознегодовала, конечно, в шутку, но вполне искренне:– Лисью?! Ах, ты, бандит! Я тебе сейчас покажу лисью шапку!Я отскочила на несколько шагов и запустила в него снежком. Он ответил тем же. Я подбежала и попыталась повалить его в снег, подставив подножку. Но здоровый тридцатилетний мужик – это вам не старшеклассник! Вадим увернулся, сам же поймал меня, сжав мои запястья.– А ну, пусти, убийца животны
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ1Удивительно, но в тот же день, когда я проснулась с Вадимом в одной постели, мне позвонила Фейга Вольфовна Кралле! Каждый год я не забывала поздравлять её с праздниками и Днём рождения, у неё был номер моего телефона.Фейга Вольфовна уезжала в Израиль, навсегда. Дочь её давно хлопотала об этом, теперь она, наконец, решилась. Я сдержанно поздравила своего педагога.– Ай, девочка, ты глупа! – темпераментно воскликнула Кралле. – Я тебе звоню не затем, чтобы слушать твои поздравления! Ты будешь работать за меня или нет?– Работать за вас? – поразилась я.– За деньги! Не думай о старой еврейке хуже, чем она есть! Я тебе предлагаю моё место.– А меня возьмут? – засомневалась я. – Я только институт закончила… И я не выдающийся пианист…– Девочка,
2Четыре урока в среду, два – в четверг, два – в пятницу. Первым в среду – Саша Беловзоров, второй – Валя Снежко. Следующей должна была быть Аня.В перемену я открыла окно и села у окна на стул, следуя старым воспоминаниям о своих занятиях. Кралле тоже делала так в любое время года. Правда, она курила… Ну, а я дышала вольным воздухом. В дверь постучали. Эх, несчастье! Закрыть окошко и улыбаться, улыбаться этой несчастной Ане.– Войдите! – отозвалась я. – Присаживайтесь. Меня зовут Елизавета Юрьевна. Вы можете начать с того, что готовили с Фейгой Вольфовной. Пожалуйста!Ребёнок спокойно сел за инструмент. Я слегка вздрогнула от первого аккорда, мощного, совсем не женского.Можно было восхититься игрой! Я не отмечала ошибки, я заслушалась – да и ошибок я не слышала: прекрасное исполнение. Что-то волнующее, глубокое, сильное, печальное. Знакомое. Шопен? Да, похоже на Шопена. Наверное
39Здание Внешторгбанка действительно находилось в паре сотен метров от Дома Змея. Я положила перед операционисткой чек.– Скажите, пожалуйста, эта бумага – настоящая?Девушка со строгой причёской изучала чек очень долго, что-то искала в компьютерной базе.– Да, – ответила она, наконец. – Желаете получить деньги?– Спасибо, не сейчас. А какая сумма?– Здесь же написано!Я прочитала. Сумма равнялась стоимости дорогого автомобиля.– Благодарю вас…Я вышла на улицу – ветер всколыхнул мои волосы. Я разорвала чек на мелкие кусочки и пустила их по ветру.40Зовут меня Лиза и фамилия моя Лисицына. Не я выбирала свои имя и фамилию. Случайны ли имена? Лиса – не название рода, не одно определение характера, не тотем: больше. Профессия? Зов? Служение ли? Судьба.Лиса умна, красива,
38Собрав последние силы, как в полусне я вышла из Дома Змея – и только на улице открыла письмо. На секунду мне показалось, что я держу в руках чистый лист бумаги. И не показалось, а поклясться готова я, что так оно и было! Миг – и на этом листе проступили буквы.Уважаемая Елизавета Юрьевна!Особая сила Вашей преданной любви к Артуру поставила Вас перед выбором. Перед Вами прямо сейчас открываются два пути.Если Вы решите следовать первому, примите, пожалуйста, в качестве скромного вознаграждения за помощь нашему братству чек, который я прикладываю к этому письму и который отнюдь не выражает всю меру нашей благодарности. Получить деньги по этому чеку Вы можете в любом российском отделении Внешторгбанка. Ближайшее – в пяти минутах пешего пути отсюда.Кстати, мы уходили так поспешно, что Артур забыл Вам вернуть пять тысяч рублей. Это от него. Вам они окажутся явно н
37Дверь раскрылась снова, снова вошёл Нагарджуна.– Не подумайте, что я подслушивал, но мне показалось, что вы уже решили.– Вам и подслушивать не нужно, если вы мысли на расстоянии читаете, – проговорила я со смешанным чувством горечи и восхищения. – Кстати, как вы в вагоне оказались? Материализовались в тамбуре?Наг рассмеялся.– Вот ещё! Слишком хлопотно каждый раз материализовываться. Сел на ближайшей станции.– А на станцию как попали?– Приехал на лошади, и даже не спрашивайте, откуда. – Он чуть нахмурился, давая понять, что время беззаботной беседы кончилось. –Думаю, что мы с Артуром не можем задерживаться. Сегодня вечером мы летим в Пекин, из Пекина – в Катманду или Тхимпху, как получится, а оттуда будем добираться до нашего главного центра своими средствами.– Да, – согласилась я с печалью. – А я своими средствами буду возвраща
36Целую минуту никто из нас двоих не мог произнести ни слова.– Что же, – начала я прохладно, горько. – Я за вас рада, ваше высочество. Вы победили. Вы, в итоге, оказались кандидатом в боги, а я – недалёкой бабой-мещанкой.– Не надо так говорить, – очень тихо отозвался он. – Скажите лучше, чего вы хотите?– Я?Снова меня как обдало варом.– Артур, милый, – прошептала я. – Очень я не хочу, чтобы ты уходил. А чтобы остался только из-за меня, не хочу ещё больше.– Почему?– Как почему, дурачок ты этакий? Не каждому предлагают стать бессмертным.– Нет. Почему не хотите, чтобы я уходил? Скажите, и я останусь.Я встала и подошла к окну. Слова сами поднялись из моей глубины – и что я тогда сказала, я, видит Бог, только тогда, только тогда сама для себя и поняла.– Как же ты ничего не видишь? У
35Змей сел рядом со мной на деревянной скамье.– Выслушайте меня, Елизавета Юрьевна, и не удивляйтесь, что я знаю Ваше отчество.Я принадлежу к древнему, многотысячелетнему братству нагов, что в переводе с санскрита означает именно «змея». У нас на Востоке образ змеи не связан с дурными значениями.Говорят, что сам Благословенный Победитель Мары, Учитель богов и людей, Будда открыл столь великие истины, что передать их сразу людям Он не нашёл возможным. Эти истины Он возвестил нам, нагам, и уже мы после научили людей. Чему-то научили, а иное и сокрыли до времени. Главная задача нашего братства – сохранение мудрости в мире. Иногда, правда, нечасто, мы также вмешиваемся в ход мировой истории, подталкивая к совершению великие события, вдохновляя гениев искусства к созданию шедевров, важных для всего человечества, а также наставляя и умудряя людей особо праведной жизни, вне зависимости
34Юноша сидел на стуле, положив руки на колени, и, что меня поразило, тяжело дышал.– Что такое, хороший мой?(«Не стоило бы мне его называть ласковыми словами, в связи с новыми открытиями», – тут же подумала я, но не имела никаких сил удержаться!)– Змея, – прошептал Артур одними губами.– Где змея?!Я в ужасе оглядела комнату. Нет, ничего.– Где змея?!– Не знаю. Где-то совсем близко. Я чувствую.Что-то столь застывшее и восторженное было в его глазах, что я перепугалась до смерти и, как утопающий хватается за соломинку, набрала телефон нашего нового покровителя.– Что такое, Лиза? – заговорил тот первым, приветливо.– Мне кажется, Артуру совсем плохо! Вы в клинике?– Да.– Пожалуйста, спуститесь поскорее!– Уже иду.Мужчина без лишних слов положил трубку. Я запоздало сообра
33В троллейбусе я на Артура не глядела: так неловко мне теперь было находиться рядом с ним. Угораздило же! Как стыдно, как стыдно. Стыдно, и тревожно, и… радостно. Вот ещё! Только этого не хватало!Следуя начерченному на бумаге плану, мы точно вышли к «красно-кирпичному двухэтажному зданию» с забавными узкими окошками. К единственной двери вели несколько ступеней. Где же, собственно, вывеска?Вывеску я скоро нашла, лаконичную до полной невразумительности:ДРЮЛ КХАНГКроме этих двух слов, ничего больше не было. Очень любопытно. Это так на местном говоре клиника называется, что ли? Ну-ну. А троллейбус – шайтан-арба? Изумительно. Рукоплещу. Что же, спрашивается, русскими буквами? – тяжело ведь, бедненькие! Писали бы сразу иероглифами, не утруждали бы себя! Почему бы этим сибирякам не отделиться от нас? И жили бы себе припеваючи. Ах, да, у них же нефть
32Свершилось, наконец. Артур встал, встрёпанный.– Какой сейчас день?– Седьмое марта, – буркнула я. – Можете завтра, так и быть, воздержаться от цветов и прочих знаков внимания.– А где же?..– И я тоже себя спрашиваю.– Удивительно, почему она не пришла, – пролепетал он, и сразу показался мне маленьким мальчиком. – Ведь сама назначила…– Вот такие мы, женщины, ненадёжные, – иронично заметила я и сухо прибавила: – Артур! Нам нужно в клинику.– В клинику? К… психиатру?Я внезапно устыдилась.– Нет, зачем же сразу так… Пока ты спал, я познакомилась с одним врачом, и он предложил нам пожить пару дней в клинике.– Что-то не верится.– Не верь, если хочешь. Можешь ночевать на улице.– Лиза! Скажите честно…– …Елизавета Юрьевна, с твоег
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ31Артур, полусонный, вышел из электрички, добрёл со мной до вокзала и, увидев пустое место в зале ожидания, приземлился на стул, чтобы тут же заснуть снова. Я, невыспавшаяся и злая, присела рядом, чтобы дождаться, пока их высочество соизволит открыть свои монаршьи очи.Глянув на экран телефона, чтобы узнать, сколько ещё до утра, я обнаружила, что мне, ещё раньше, намедни, пришло голосовое сообщение – от Вадима.Бог мой, Вадим! Как давно ты был! Будто письмо из прошлого века…Всё же я прижала телефон к уху, чтобы прослушать письмо, и, чем яснее понимала его, тем больше полнилась горечью, отвращением, тоской.Лизок, давай-ка жить дружно. Забудем этот твой вояж. Взбрыкнула, с кем не бывает: молодая. Всё равно рано или поздно ты вернёшься, когда парнишке надоесть страдать дурью. Что-то мне кажется, что ты от него уже успела устать. Или нет, ошибся?