16
Шестого декабря, в начале недели, едва выйдя из школы, я снова увидела Вадима – на том же месте, где и в прошлый раз.
– Ну вот! – довольно, широко осклабился он. – На ловца и зверь бежит!
– Я вам не зверь! – возмутилась я.
– Расска-азывайте! Очень такой хорошенький пушной зверёк…
Я нахмурилась.
– Нет-нет, не зверь, пардон! – он развёл руками, улыбаясь. – Вы Сельская Учительница, я знаю.
– Именно так. Что вы здесь делаете?
– Вас дожидаюсь. Так вы скажете ваше имя, Сельская Учительница? Вы обещали, если я приеду во второй раз.
– Не обещала, но скажу. Лиза.
– Оно ещё лучше, чем первое! Так что, Лиза: вас можно пригласить на свидание?
– На свидание? – поразилась я. – Прямо сейчас? Нет. Я устала и есть хочу…
– Поесть можно в кафе, – тут же предложил он.
– «Айда в шалман?» – улыбнулась я, не удержалась. Чем-то всё-таки нравился он мне! Такая же, как у Тимки, невозмутимая уверенность в себе. – Нет, спасибо. Я бы не хотела есть на ваши деньги. Мы не так хорошо знакомы.
– Смешная вы! – рассмеялся он. – Как же мы познакомимся, если вы всё время будете отказываться от свиданий?
– Пишите письма. Почтовый адрес вам дам, так и быть…
– Я не умею, – сказал Вадим серьёзно. – Нет, честно! Делаю десять ошибок в предложении. Вообще ненавижу писать…
– Очень жаль!
– Ну, поставьте мне двойку, госпожа учительница! Красной ручкой на лоб! Так чтó, свидание не катит? Смотрите! – сказал он другим голосом, проникновенным, заглядывая мне в глаза. – Вот так отказываете мне, а потом человек, который для вас дорог, тоже вам покажет на дверь…
Я вздрогнула, закусила губу.
– Не знаю… – промямлила я.
– Хорошо, а просто в город вы не собираетесь? По магазинам прошвырнуться? Пардон: совершить покупки?
– С моей зарплатой только в сельпо совершать покупки. Хотя… – Я задумалась. Отчего бы мне не купить нот, не прицениться к инструментам? О том, что мне подарят флейту, я ещё не знала. – Хорошо, уговорили! («Вернусь пешком, – решила я. – Отец Кассиан ходит ведь всякую неделю и не жалуется».) С одним условием: по селу ехать медленно! Здесь дети бегают, собаки, ещё попадёт вам кто под колёса…
– Поползём как улитки! – заверил Вадим. – Прошу вас, мадмуазель, – он распахнул передо мной дверь.
Я не без робости забралась в автомобиль человека, которого видела второй раз в жизни. Мы тронулись с места, в самом деле медленно.
– Скажите, – начала я, – вы, когда сюда первый раз приехали, не застряли здесь в сугробе?
– Я?
– Вы, вы! Не просили никого вам помочь?
– Нет, не застревал. Не просил. Что, «УАЗ» – это вам драный «Запорожец», что ли?
– Понятия не имею. Смотрите, Вадим! Если, не дай Бог, вы завязнете, не просите сельских священников о помощи!
– Почему?
– Ну, сами подумайте! Что ж это станет на свете, если священники будут вытаскивать из канавы автомобили охранников? Что это за мир будет такой?
– Он уже такой. На человеке не написано, что он священник!
– Священнослужители носят рясу, чтобы вы знали.
– Бабы на селе тоже юбки носят!
– Да, но бороду не отпускают…
– С чего вам вообще пришло в голову!.. – проворчал он. – С чего вы вообще о попах начали! Что: знаете местного батюшку?
– Знаю хорошо.
– И в церковь, небось, ходите… Ну, засада… – Вадим вздохнул.
– В церковь не хожу.
– В церковь не ходите, а попа знаете: интересное кино получается…
– Прикусите язык, Вадим, – осадила я его. – Есть масса других тем для разговора.
– Всё, вкурил: надо захлопнуть хавло.
– Да нет, совсем не обязательно его захлопывать… И «куликать» тоже не обязательно.
– Вы поразительная девушка… Скажите честно, Лиза: вы ведь из детдома?
Я вздрогнула.
– Откуда вы знаете?!
– Ага! – воскликнул он весело. – Угадал!
– Как угадали?
– Ну просто, просто! Методом дедукции. По фене курсаете. Значит, или сидели, или дружок был блатной, или из детского дома. Что сидели – не верю. Что дружок блатной – тоже не верю: вы такая вся чистенькая, аккуратная…
– Ничего-то вы не знаете… И что вообще за слово – «дружок»? – рассердилась я. – Хватит уже принижать людей, Вадим! Священник для вас – «поп», любимый человек – «дружок»! Вы один, что ли, достойный и талантливый?
– Кто? – спросил он тихо, слегка побледнев.
– Что «кто»? – не поняла я сразу.
– Кто – любимый человек?
– Никто: давно это было, восемь лет назад! Его убили, что вам теперь за дело до имени?
– Простите. Сочувствую вам. Что? – он метнул на меня быстрый взгляд. – Решили, что я блатаря испугался?
– Нет, не решила. И ревновать к мёртвым тоже глупо, Вадим. А уж ревновать человека, которого второй раз в жизни видишь – глупей и придумать нельзя.
– Говорите, говорите… Ничего вы в нас не понимаете, в мужиках.
– А вы на дорогу поглядывайте, поглядывайте, товарищ мужик! Вон трактор впереди, между прочим!
Навстречу в самом деле шёл трактор с огромным косым щитом для уборки снега впереди и тревожно мигал нам фарами: дескать, не разъехаться. Вадим чертыхнулся и крутанул руль вправо. Мы ткнулись носом и правым боком машины в сугроб. Мотор заскрежетал и заглох.
Снегоуборщик проехал мимо. Вадим запустил мотор снова, тот надсадно загудел, а с места автомобиль не трогался.
– Скотина! – буркнул водитель. – Это я не вам…
– Охотно верю, – отозвалась я, пряча улыбку.
Вадим вышел, поднял капот и присвистнул.
– Хана! Шкив порвался.
– Мне очень жаль… Правда? – усомнилась я. – В новой-то машине?
– Что я, заливаю? Поглядите сами, мадам!
– Покорно благодарю, никакого желания. Как я посмотрю? Мне даже не выйти …
– Говорят… – Вадим хитро прищурился. – Говорят, женские колготки можно натянуть вместо ремня…
– Даже не мечтайте, Вадим! Даже не рассчитывайте на мои колготки!
Он вздохнул.
– Засада… Придётся, видно, мне здесь заночевать…
– Ну, вызовите эвакуатор! Что вы как ребёнок, честное слово!
Вадим снова вздохнул, но достал мобильный телефон и совершил необходимый звонок. Забрался в машину, захлопнул за собой дверь.
– Сказали, через полчаса.
– Полчаса? – я поёжилась. – Ужас…
– Ну, зачем так мрачно! Во всём нужно видеть хорошее. Расскажите что-нибудь о себе, Лиза… Хотите, я музыку включу?
– Воображаю себе эту музыку…
– Хорошо, расскажите без музыки.
– Уже всё рассказала. Детский дом, пединститут, сельская школа. Послушайте, Вадим, а нельзя меня как-нибудь выпустить отсюда, если уж в город я не попала?
– Как же я вас выпушу? У вас за окном сугробина до самого стекла. Если хотите, перебирайтесь через моё сиденье...
– Нет уж, спасибо. Я бы и в джинсах такой трюк не исполнила…
Юбка у меня была узкой и длинной, до щиколоток. Ходить холодной зимой в другой – безумие, но выбираться в такой юбке с переднего пассажирского сиденья через место водителя – тоже.
– Ну, юбочку вам придётся снять, это точно…
– Пощёчину захотели, господин охранник? Лопаты у вас, конечно, нет?
– Нет, конечно... – осклабился он.
– А вон мимо Алёша идёт! – обрадовалась я. Алёша был десятиклассником, симпатичным, хорошим пареньком, тем самым, который пел на клиросе в храме Иоакима и Анны вместе со своей бабушкой. – Можно попросить его, чтобы он принёс лопату…
Я боялась, что Вадим пропустит это предложение мимо ушей, но мой кавалер поспешно раскрыл дверь.
– Эй, Лёха! – крикнул мой он. – Есть снеговая лопата? Продать можешь? Даю полкосаря! – Алёша захлопал глазами, разинул рот. – Что, согласен? Дуй живо! Шустро обернёшься – ещё стольник накину!
Алёша припустил со всех ног.
– Что вы тут раскомандовались? Гоняете паренька по морозу, а он даже без шапки! Между прочим, в церкви на клиросе поёт…
– Да у вас тут в кого ни плюнь, все церковники! – возмутился он. – Жизни от них нет!
– И вообще, вы сорите деньгами, Вадим! Новая лопата стоит не больше двух сотен рублей, мне кажется.
– Вы жмотка, Лиза. Вы скучно живёте!
– Я не жмотка, а сельская учительница, и живу я на зарплату.
– Миль пардон, мадам. Необычайно сочувствую вашему нелёгкому труду, который так незаслуженно недооценивается…
– Ох, какой вы болтун, Вадим!
– Это только рядом с вами, Лиза, а так я вообще человек немногословный…
Алёша вернулся с лопатой. Вадим энергичными, спорыми движениями раскидал снег и галантно распахнул передо мной дверь.
– Прошу вас, мадам!
– Спасибо. Ну что же, Вадим, до свиданья!
– А поцелуй на прощание? Своему освободителю из снежного плена?
– Не-ет! – протянула я, улыбаясь.
– А… телефон?
Я поколебалась, затем достала из сумочки ежедневник, вырвала из него лист и записала на нём номер.
– Вот. Пожалуйста, не злоупотребляйте! Позвонить мне вы можете, но не в рабочее время, всё равно не отвечу. И не в пятницу.
– А что происходит по пятницам? – прищурился он.
– То, что вас совершенно не касается…
– А батюшки, видимо, касается…
– Какое ваше дело?! И ещё, Вадим! Телефон – это просто телефон! Это не клятва, не обещание, даже не надежда. Слышите?
– Вкурил! – он улыбался шире, чем голливудский актёр. – Простите, госпожа учительница! Фильтрую базар! Я всё отлично понял…
17Возвращаюсь памятью к десятому декабря, когда, после дарения флейты, отец Кассиан сказал мне:– Сей малой постыдною лептой откупиться мню, и вотще…– Вотще – это значит «напрасно»? Почему же напрасно, батюшка?– Потому, Лиза! Вот недавно ещё один случай моего малодушия. Намедни заболел Алёша, певчий…– Отчего?– Оттого, говорит, что по улице без шапки бегал…– И серьёзно?– Бронхит. Врач из медпункта приходила, сказала так. Бронхит – не горе, конечно, а дай Бог, чтобы не приключилось пневмонии… Навестил я его, Алёшу, а перед уходом оставил небольшую сумму. И вот, Елизавета Юрьевна, как вышел за дверь, так и думаю: нехорошо, отец Кассиан, нехорошо! Скудной лептой от гресей своих откупиться мнишь…– Да что же вы ещё могли сделать, батюшка? – поразилась я. – Зря вы наговариваете на себя! Не
18Нет, я не была суеверна! Просто что-то совершалось вокруг. Я входила в учительскую – и какие-то бойкие, весёлые разговоры смолкали при моём появлении. Коллеги прятали глаза, нехорошо улыбались. Выходила – и спиной чувствовала на себе внимательные, оценивающие взгляды.В среду я делала покупки в щедринском магазине «Продукты», который все по старинке называли «сельпо».– Колбаску свежую привезли! – обратила моё внимание тётя Люда, толстая, весёлая продавщица.– Спасибо, что-то не хочется…Она хитро прищурилась.– Хозяин-барин… Дело ясное… П о с т! – сочно, насмешливо выговорила она. – Кому-то, скажем прямо, и по должности не положено. Да и много чего другого не положено – что ж, и не жить теперь, а, Лизок?Пост в самом деле шёл: Рождественский. Я не сразу и поняла намёк, и так растерялась, что при расчёте дала десят
19– Что вы как смотрите тоскливо, Елизавета Юрьевна? – поприветствовал, улыбаясь, меня отец Кассиан в пятницу, двадцать четвёртого декабря.– Нет, не то чтобы тоскливо… А вы, батюшка, вы как посмóтрите? Вот! – я решительно вручила ему ненавистный плакат. – Поглядите, пожалуйста!– Изучу обязательно, только давайте пройдём и сядем за стол, как цивилизованные люди.На столе отец Кассиан развернул плакат и задумчиво уставился на него, поглаживая бороду. Вдруг рассмеялся своим высоковатым голосом:– А ведь с выдумкой подошли к делу! Вы заметили, Лиза, что крест на моей камилавке ещё и знак плюса во фразе образует?– На в а ш е й камилавке?!– На сей фигуре, коя меня живописать должна. Только почему католический? И разве я митрополит, чтобы мне крест на камилавке начертать? Мне и камилавку-то не пожаловал владыка, только ск
20Четверг, тридцатое декабря, был последним рабочим днём 2004 года. Шёл мой последний урок в шестом классе. Передо мной на столе лежала стопка дневников. Я приступила к объявлению отметок за вторую четверть и пояснению того, за что выставлена та или иная отметка. Была я в самом начале списка, как дверь кабинета открылась. Алёша.– Что такое? – испугалась я. Юноша был не по-мальчишески бледен.– Ли… завета Юрьевна, там… к батюшке приехали…– Кто приехал?!– Митрополит…Ох, Боже мой! Этой напасти ещё не хватало!Я встала с места.– Спасибо, Алёша… Ребята, разберите дневники сами. Урок окончен.Я выбежала из школы, не думая, получу или нет головомойку от директора за срыв урока, и со всех ног бросилась к дому отца Кассиана.Чёрный «Мерседес» у калитки, за рулём дремлет молодой монах или иподьякон. Увидев дорогое авто, я
21Тридцать первого декабря, в девять часов вечера, мне позвонил Вадим.– Что вы делаете, госпожа учительница? С кем будете встречать Новый год?– Ровным счётом ничего, господин охранник. Одна.– Одна? – поразился он. – Совсем одна? То есть с мышами и тараканами? В деревянной избе?– Тараканов я вывела.– Да, это, конечно, сразу всё меняет… Хотите, я к вам приеду?Я замерла.– Разве у вас нет никаких планов?– Ну как же нет планов: вот, собираюсь с коллективом нарезаться в доску… Я всё брошу. Они только рады будут, что начальник свалил.– И вы, правда, готовы бросить всё и перед самым Новым годом ехать к чёрту на кулички, в какое-то Щедрино, в избу, где нет центрального отопления и удобства на улице?– Готов, – весело подтвердил он.– Поверить не могу… – Я задумалась. И решилась: &nd
22Четвёртое января. Снова внедорожник. Чёрный, к счастью…– Вадим!Я открыла дверь автомобиля и села рядом, на пассажирское сиденье.– Хорошо, что вы!– А что? – улыбнулся он. – Кто-то другой мог быть? За вами часто «Патриоты» заезжают?– Вчера здесь стояла в точности такая машина. Только синяя, и с красной полосой.– Ни хе… По чью душу приканали зубарики?– Не надо по фене. Вы ведь не «фраер»? Поэтому вам не идёт… По мою, я убила человека. – Я покосилась на него. – Да, я! Не сама, меня и не обвиняют, просто из-за меня он пошёл в монастырь пешком и замёрз по дороге.– Священник? Надо же… – отозвался Вадим. – Не ожидал…– А чего вы ждали? Вы разве ждали чего-то?– Нет… В смысле, от вас не ожидал. Сочувствую…– В
23Пятого января мы с Вадимом подписали трудовой договор. Через две недели зачем-то потребовалось подписать его ещё раз, в присутствии нотариуса, который поинтересовался, знакома ли я с условиями и удовлетворена ли размером вознаграждения. Да, вполне. Я сама попросила о том, чтобы жалование было небольшим: мне ведь предоставлялись стол и квартира. Это в договоре указывалось, перечислялись и мои обязанности. Я не могла не улыбнуться названию моей должности. Действительно, «экономка»!Вадим жил в трёхкомнатной квартире на седьмом этаже нового дома почти в центре города. Одна из комнат служила ему спальней и «местом отдыха»: там стоял роскошный телевизор, стереосистема, бар. Другая – кабинетом: рабочий стол был загромождён компьютером, сканером, цветным принтером, факсом. Там же, в кабинете, находилось два сейфа: один – для денег и документов, другой – для ружья. (Вообще, у Вадима было много оружия: почти ка
24В конце января мы с Вадимом гуляли по городу. Я остановилась напротив витрины с манекенами.– Нравится? – спросил Вадим, улыбаясь. – Хотите шубу?– Шубу? – поразилась я. – Нет, не хочу! Что: стыдно ходить со мной рядом?– Первый раз вижу женщину, которая не хочет шубу… А шапку хотите? Меховую?– Меховую шапку? – со сомнением повторила я.– Ну да. Лисью, например…Я повернулась к нему, не сразу осознав. А потом вознегодовала, конечно, в шутку, но вполне искренне:– Лисью?! Ах, ты, бандит! Я тебе сейчас покажу лисью шапку!Я отскочила на несколько шагов и запустила в него снежком. Он ответил тем же. Я подбежала и попыталась повалить его в снег, подставив подножку. Но здоровый тридцатилетний мужик – это вам не старшеклассник! Вадим увернулся, сам же поймал меня, сжав мои запястья.– А ну, пусти, убийца животны
39Здание Внешторгбанка действительно находилось в паре сотен метров от Дома Змея. Я положила перед операционисткой чек.– Скажите, пожалуйста, эта бумага – настоящая?Девушка со строгой причёской изучала чек очень долго, что-то искала в компьютерной базе.– Да, – ответила она, наконец. – Желаете получить деньги?– Спасибо, не сейчас. А какая сумма?– Здесь же написано!Я прочитала. Сумма равнялась стоимости дорогого автомобиля.– Благодарю вас…Я вышла на улицу – ветер всколыхнул мои волосы. Я разорвала чек на мелкие кусочки и пустила их по ветру.40Зовут меня Лиза и фамилия моя Лисицына. Не я выбирала свои имя и фамилию. Случайны ли имена? Лиса – не название рода, не одно определение характера, не тотем: больше. Профессия? Зов? Служение ли? Судьба.Лиса умна, красива,
38Собрав последние силы, как в полусне я вышла из Дома Змея – и только на улице открыла письмо. На секунду мне показалось, что я держу в руках чистый лист бумаги. И не показалось, а поклясться готова я, что так оно и было! Миг – и на этом листе проступили буквы.Уважаемая Елизавета Юрьевна!Особая сила Вашей преданной любви к Артуру поставила Вас перед выбором. Перед Вами прямо сейчас открываются два пути.Если Вы решите следовать первому, примите, пожалуйста, в качестве скромного вознаграждения за помощь нашему братству чек, который я прикладываю к этому письму и который отнюдь не выражает всю меру нашей благодарности. Получить деньги по этому чеку Вы можете в любом российском отделении Внешторгбанка. Ближайшее – в пяти минутах пешего пути отсюда.Кстати, мы уходили так поспешно, что Артур забыл Вам вернуть пять тысяч рублей. Это от него. Вам они окажутся явно н
37Дверь раскрылась снова, снова вошёл Нагарджуна.– Не подумайте, что я подслушивал, но мне показалось, что вы уже решили.– Вам и подслушивать не нужно, если вы мысли на расстоянии читаете, – проговорила я со смешанным чувством горечи и восхищения. – Кстати, как вы в вагоне оказались? Материализовались в тамбуре?Наг рассмеялся.– Вот ещё! Слишком хлопотно каждый раз материализовываться. Сел на ближайшей станции.– А на станцию как попали?– Приехал на лошади, и даже не спрашивайте, откуда. – Он чуть нахмурился, давая понять, что время беззаботной беседы кончилось. –Думаю, что мы с Артуром не можем задерживаться. Сегодня вечером мы летим в Пекин, из Пекина – в Катманду или Тхимпху, как получится, а оттуда будем добираться до нашего главного центра своими средствами.– Да, – согласилась я с печалью. – А я своими средствами буду возвраща
36Целую минуту никто из нас двоих не мог произнести ни слова.– Что же, – начала я прохладно, горько. – Я за вас рада, ваше высочество. Вы победили. Вы, в итоге, оказались кандидатом в боги, а я – недалёкой бабой-мещанкой.– Не надо так говорить, – очень тихо отозвался он. – Скажите лучше, чего вы хотите?– Я?Снова меня как обдало варом.– Артур, милый, – прошептала я. – Очень я не хочу, чтобы ты уходил. А чтобы остался только из-за меня, не хочу ещё больше.– Почему?– Как почему, дурачок ты этакий? Не каждому предлагают стать бессмертным.– Нет. Почему не хотите, чтобы я уходил? Скажите, и я останусь.Я встала и подошла к окну. Слова сами поднялись из моей глубины – и что я тогда сказала, я, видит Бог, только тогда, только тогда сама для себя и поняла.– Как же ты ничего не видишь? У
35Змей сел рядом со мной на деревянной скамье.– Выслушайте меня, Елизавета Юрьевна, и не удивляйтесь, что я знаю Ваше отчество.Я принадлежу к древнему, многотысячелетнему братству нагов, что в переводе с санскрита означает именно «змея». У нас на Востоке образ змеи не связан с дурными значениями.Говорят, что сам Благословенный Победитель Мары, Учитель богов и людей, Будда открыл столь великие истины, что передать их сразу людям Он не нашёл возможным. Эти истины Он возвестил нам, нагам, и уже мы после научили людей. Чему-то научили, а иное и сокрыли до времени. Главная задача нашего братства – сохранение мудрости в мире. Иногда, правда, нечасто, мы также вмешиваемся в ход мировой истории, подталкивая к совершению великие события, вдохновляя гениев искусства к созданию шедевров, важных для всего человечества, а также наставляя и умудряя людей особо праведной жизни, вне зависимости
34Юноша сидел на стуле, положив руки на колени, и, что меня поразило, тяжело дышал.– Что такое, хороший мой?(«Не стоило бы мне его называть ласковыми словами, в связи с новыми открытиями», – тут же подумала я, но не имела никаких сил удержаться!)– Змея, – прошептал Артур одними губами.– Где змея?!Я в ужасе оглядела комнату. Нет, ничего.– Где змея?!– Не знаю. Где-то совсем близко. Я чувствую.Что-то столь застывшее и восторженное было в его глазах, что я перепугалась до смерти и, как утопающий хватается за соломинку, набрала телефон нашего нового покровителя.– Что такое, Лиза? – заговорил тот первым, приветливо.– Мне кажется, Артуру совсем плохо! Вы в клинике?– Да.– Пожалуйста, спуститесь поскорее!– Уже иду.Мужчина без лишних слов положил трубку. Я запоздало сообра
33В троллейбусе я на Артура не глядела: так неловко мне теперь было находиться рядом с ним. Угораздило же! Как стыдно, как стыдно. Стыдно, и тревожно, и… радостно. Вот ещё! Только этого не хватало!Следуя начерченному на бумаге плану, мы точно вышли к «красно-кирпичному двухэтажному зданию» с забавными узкими окошками. К единственной двери вели несколько ступеней. Где же, собственно, вывеска?Вывеску я скоро нашла, лаконичную до полной невразумительности:ДРЮЛ КХАНГКроме этих двух слов, ничего больше не было. Очень любопытно. Это так на местном говоре клиника называется, что ли? Ну-ну. А троллейбус – шайтан-арба? Изумительно. Рукоплещу. Что же, спрашивается, русскими буквами? – тяжело ведь, бедненькие! Писали бы сразу иероглифами, не утруждали бы себя! Почему бы этим сибирякам не отделиться от нас? И жили бы себе припеваючи. Ах, да, у них же нефть
32Свершилось, наконец. Артур встал, встрёпанный.– Какой сейчас день?– Седьмое марта, – буркнула я. – Можете завтра, так и быть, воздержаться от цветов и прочих знаков внимания.– А где же?..– И я тоже себя спрашиваю.– Удивительно, почему она не пришла, – пролепетал он, и сразу показался мне маленьким мальчиком. – Ведь сама назначила…– Вот такие мы, женщины, ненадёжные, – иронично заметила я и сухо прибавила: – Артур! Нам нужно в клинику.– В клинику? К… психиатру?Я внезапно устыдилась.– Нет, зачем же сразу так… Пока ты спал, я познакомилась с одним врачом, и он предложил нам пожить пару дней в клинике.– Что-то не верится.– Не верь, если хочешь. Можешь ночевать на улице.– Лиза! Скажите честно…– …Елизавета Юрьевна, с твоег
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ31Артур, полусонный, вышел из электрички, добрёл со мной до вокзала и, увидев пустое место в зале ожидания, приземлился на стул, чтобы тут же заснуть снова. Я, невыспавшаяся и злая, присела рядом, чтобы дождаться, пока их высочество соизволит открыть свои монаршьи очи.Глянув на экран телефона, чтобы узнать, сколько ещё до утра, я обнаружила, что мне, ещё раньше, намедни, пришло голосовое сообщение – от Вадима.Бог мой, Вадим! Как давно ты был! Будто письмо из прошлого века…Всё же я прижала телефон к уху, чтобы прослушать письмо, и, чем яснее понимала его, тем больше полнилась горечью, отвращением, тоской.Лизок, давай-ка жить дружно. Забудем этот твой вояж. Взбрыкнула, с кем не бывает: молодая. Всё равно рано или поздно ты вернёшься, когда парнишке надоесть страдать дурью. Что-то мне кажется, что ты от него уже успела устать. Или нет, ошибся?