Часть 3 - Главы 11 и 12

11

Всё же поздним вечером, преодолев себя, я позвонила Светлане Рувимовне, школьному психологу. Прохладно я сообщила о том, что юноша собирается уйти из дому и вынашивает странную фантазию встретиться с некоей змеёй, которая уведёт его из «этого мира». Обещала я ничего не говорить его родителям, но других обещаний не давала. Артур всё равно уйдёт, рано или поздно. Но пусть у матери будет последний шанс поговорить с ним и отказаться от самовлюблённой веры в своё всесилие!

Психолог рассыпалась в любезностях. Голос у неё был встревоженный. Всё же она уверила меня, что «нет никаких особых причин для беспокойства».

12

В четверг новое небольшое потрясение ждало меня.

Я отпустила Валю, вышла, заперла кабинет на ключ – и в коридоре, на потёртых стульях, увидела молоденькую девушку, которая невидяще смотрела перед собой. Сразу я отчего-то подумала: по мою душу. Ничего многоопытного, ничего порочного в ней не было. Среднего роста, очень худенькая, с подростковой фигуркой, которая заставила меня содрогнуться от жалости. Это ведь преступление – брать себе в любовницы таких девочек! Такую нечаянно сломать можно... Миловидная, кудряшки рассыпались по плечам; острый носик, тонкие губки. Девушка подняла на меня взгляд, приоткрыла рот, чтобы сказать что-то. Не сказала. А мýка-то какая в глазах!

– Вы – Виктория? – пришла я ей на помощь.

– Да! – выпалила она.  – Откуда... вы узнали?

– Догадалась... Пойдёмте в кабинет.

В кабинете я указала девушке на стул, но она, упрямо помотав головкой, присела на подоконник.

– Екатерина Юрьевна?

– Елизавета.

– Да, простите... Куда он хочет уехать?

Я собиралась спросить её, откуда она узнала, но прикусила язык. Нужно ли мне это знать? Разве я следователь? Мог и сам ей рассказать, не удержался.

– Куда-то... далеко. На восток.

– Зачем?

– Как вы не понимаете, зачем, Вика?

– Да понимаю я! Я понимаю! Но зачем?!

– Он решил встретиться с какой-то змеёй и... уйти из мира.

– Со змеёй? Умереть, что ли?

– Я не поняла. Артур ведь говорит загадками...

Какой-то быстрый звук, то ли смешок, то ли рыдание, исторгся из её горла.

– Бог мой! – проговорила я с острой жалостью. – Как вас так угораздило?

– Что угораздило?

– Вот это всё...

– Вы меня осуждаете?

– Да нет же! Просто одному за сорок, а другому пятнадцать...

– И что, что пятнадцать! – вскрикнула она тонким голоском. – Вы хотите знать, как это вышло? Я вам расскажу, хорошо!

– Совсем не обязательно...

– Нет, я расскажу!

Вика, студентка вуза, в котором и я училась, пришла в школу и сидела в кабинете психолога. (На педагогическую практику послали, решила я.) А тут явился Владислав Григорьевич и, в ожидании всё того же психолога, заговорил с ней. Он сразу её обворожил: стáтью, галантностью, внимательностью. Разве в мальчишках есть такое? Вика не устояла, дала ему свой телефон.

Несколько встреч после. Нет, никаких вульгарных домогательств. Цветы, билеты в театр, прогулки. Этот породистый, импозантный мужчина всё больше очаровывал её. Вика, подобно мне, быстро пьянеет. В кафе с живой музыкой, куда её однажды пригласил кавалер, вино ударило ей в голову. Танцуя, она сама его поцеловала. Потом был, кажется, гостиничный номер...

– Я плакала тогда. А после подумала: и что теперь плакать? Всё равно это случилось бы, рано или поздно. Хорошо, что с ним, а не в подворотне меня изнасиловали. Он умный, вежливый, тактичный, с ним спокойно...

Горше она плакала, когда узнала, что Владислав Григорьевич женат.

– Вы что, действительно верили, что такой представительный мужчина в его возрасте будет холостым? – поразилась я её наивности.

– Но ведь так иногда бывает...

– В сказках. Вика, дорогая моя, есть же обручальные кольца!

– Я не смотрела ему на пальцы. Или он снял...

Они продолжали встречаться. Внимание состоятельного, видного мужчины, недобрые перешёптывания подружек за спиной льстили ей, правда, Вика ужасно боялась того, что её мама всё узнает... Мама и вправду узнала, потом. Теперь она её молчаливо осуждает, но и помогает по-своему. (Я не спросила, как.)

Однажды Владислав Григорьевич подвозил её на автомобиле, а по пути заехал в школу за Артуром. Артура он совсем не стеснялся. Более того, ей показалось, что он хвастается перед сыном своей молодой спутницей. Мальчик, хоть молчал почти всю дорогу, её поразил. Вы заметили, Елизавета Юрьевна, что он удивительный?

Я невесело улыбнулась.

– Сложно не заметить...

В декабре прошлого города в наш город с концертом приехал Вячеслав Бутусов. Вика сентиментальна, её сердечко тревожит «Наутилус Помпилиус». (Странно! Могу понять, что для восьмидесятых годов эта музыка была культовой, но ведь двухтысячные годы на дворе! Впрочем, на фоне общемузыкальной мерзости это очень неплохая рок-группа...) Она принялась упрашивать Владислава Григорьевича сходить вместе с ней на концерт. Тот, конечно, отказался: неужели директор крупной фирмы отправится в ночной клуб, чтобы там отплясывать вместе с какими-то юнцами? Вика робко заикнулась о том, что можно купить места для «специальных гостей»... Нет, никакого желания. Хорошо, тогда она пойдёт одна! Владислав Григорьевич задумался. Одна – значит одна. Но... может быть, с Артуром?

– Своди́л он, вас, что ли? – удивилась я.

– Нет, что вы! Он уверен в своём всемогуществе… Артуру, мол, пора развлекаться, начинать жить, пусть, если хочет, познакомится с кем-то, а то под материнской юбкой он и жизни не видит... Наверняка он попросил сына за мной присмотреть, чтобы ко мне никто не приклеился! Это я вам руку на отсечение даю!

На концерте Артуру от громкой музыки стало плохо, он буквально позеленел.

– Я не могла оставить его сидеть там на каком-то жалком пуфике! Мы ушли вместе.

Ушли вместе и зашли в ночное кафе. Вика спрашивала его о всякой всячине, Артур отвечал. Целый мир в этом юном человеке! Ни на что знакомое не похожий, неведомый, чистый, большой мир.

– И потом – юном... Это вы, Елизавета Юрьевна, на него смотрите как на ученика, а я сама вчерашняя школьница, он меня всего на три года младше...

Кафе, наконец, закрылось. Артур пошёл провожать её домой.

– Защищать от хулиганов? – улыбнулась я.

– Да! Зря вы улыбаетесь!

Хулиганы действительно преградили им путь. Двое вдребезги пьяных парней с недвусмысленными намерениями в отношении Вики.

– Страшно, Елизавета Юрьевна! Очень страшно!

– Что сделал Артур? – тревожно спросила я. Наверное, боялась, что после её ответа потеряю уважение к этому ребёнку... Зря.

– Он... пошёл прямо на них. Сразу, не думал ни секунды. Поднял с земли какой-то камень, осколок кирпича, и пошёл. Мальчик пятнадцатилетний. И ведь не влюблён он в меня был! А просто это такое... чувство чести, чувство того, что нужно защищать женщину. Он успел ударить того, который был справа. Его повалили на землю... Я закричала, в голос! А мимо, совершенно случайно, шли ещё двое...

Двое оказались спортсменами. Они не потерпели безобразия, бросились за подлецами вдогонку.

– Артура не успели сильно избить. Лица почти не тронули. Только на виске был огромный синячище, но его волосы закрывали. Я вызвала такси, отвезла его до самого дома. Думала, что поеду на этом же такси к себе домой, но... нет. Я отпустила такси. Потому что поняла...

– Что?

– Что всё, – прошептала Вика. – Что меня пришибло этим, как муху тапочком. Что люблю. Что хочу от него детей. Что огромное. Что навсегда. То есть, конечно, я выйду замуж когда-то, может быть, за другого человека, но что бы там ни было, вот это – навсегда. Это как топор, кисть себе отрубить топором. С этим можно жить дальше, но руки не будет больше, никогда не будет! Я не смогла. Я всё ему сказала, сразу, тогда же.

– А дальше?

– Я его встречала после школы. Мы по городу гуляли, я его иногда брала за руку, попросив разрешения. Он разрешал. Больше ничего. А это уже очень много! Вот отчего бывает счастье! Не от постели, а от того, чтобы подержать любимого за руку. Боялась страшно, что этот чёрт нас увидит... Не чёрт! Обычный стареющий мужчина. Я даже его отца была готова терпеть, ради него. Такое смешанное чувство гадливости и любви, как к близкому человеку. Его же отец. А теперь что? Елизавета Юрьевна, миленькая, что мне делать?!

– Скажите Владиславу Григорьевичу о том, что Артур хочет уйти. Может быть, он примет меры. По крайней мере, сделает попытку понять своего ребёнка.

– Я не решусь, я боюсь, что всё откроется... А если вы скажете? Пожалуйста! У меня телефон есть...

– Не могу. Я дала Артуру слово не говорить его родителям.

– И... что теперь? С ним мне ехать, что ли?

– Езжайте! – воскликнула я.

– Правда? Вы советуете? Вы уверены?

– Уверена. Жизнь живётся один раз, потом будете жалеть.

Вика помолчала.

– Нет... Неизвестно куда, неизвестно насколько... Что мама скажет? А  о н? Его отец, я имею в виду... Ведь  о н  догадается, будет мне мстить...

– Кто вам важнее: Артур, мама или этот господин?

– Я понимаю! – выкрикнула она высоко, с болью. – Но не могу. Я ведь девочка, а не героиня, не жена декабриста! Я не только его, я себя не смогу защитить! Буду мёрзнуть, скулить, хныкать. Сорок пять килограммов обузы. И снова появятся какие-нибудь подонки, снова он за меня вступится, и ему разобьют голову... Боюсь за него ужасно! Это ведь настоящий ребёнок, у него кто угодно попросит денег, он отдаст последнее, а потом замёрзнет ночью под забором... –  она всхлипнула. – Боюсь, а не еду! Подлая, да?

– Нет, – ответила я грустно. – Вы не подлая. Вы бедная, милая. Вы просто в самом деле девочка...

– Вот если бы кто-то другой... Елизавета Юрьевна, если вы?

– Я?! Вот это сюрприз... С какой стати? Я ему кто?

– Да, да, конечно... –  сразу сникла она. – Простите... Вы знаете, зачем я пришла? Не только, чтобы узнать, а чтобы вы знали, что я не совсем подлая. Вы меня прощаете?

– От всей души! – сказала я, тоскливо улыбаясь. – От всей души! И за что мне вас прощать? Вы никому не сделали никакого зла. Бедная! За что вам только Господь послал это, непосильное?

Вика встала, прощаясь. У выхода она обернулась:

– Послал! Непосильное! Но если б я заново жила и если бы могла Его, Бога, просить, я бы попросила: пусть бы опять послал. Глупо, да? Простите! Прощайте!