Часть 3 - Глава 13

13

Двадцать пятое февраля.

– Добрый день! Позвольте войти? Елизавета Юрьевна, если не ошибаюсь?

Бог мой, оставит ли вообще меня в покое эта чёртова семейка?!

– Здравствуйте, – ответила я сухо, иронично. – Будьте любезны. Кроме табурета, ничего вам предложить не могу. Вы, видимо, Владислав Григорьевич. Ах, да, простите: Влади́слав Григорьевич...

– Если Влади́слав, тогда уж Гжегошевич.

– Извините, не знала!

Осанистый, слегка дородный, большой мужчина, с великолепной шевелюрой начинающих седеть волос, выразительным лицом, с осанкой и движениями вельможного пана. От отца в Артуре тоже что-то есть... Только вот не эта жестокость в углах рта. Таким ртом кабель кусать.

– Насколько я знаю, – сразу взял отец быка за рога, – Áртур недавно принял некоторое решение, – имя сына он произносил с ударением на первый слог, а вообще говорил без малейшего акцента, но, подобно жене, подчёркнуто грамотно.

(«Значит, Вика всё же сказала ему, победила страх, – отметила я про себя. – Умница».)

– Да. А что же вы хотели от меня? Вы думаете, я сумею на него повлиять? Боюсь, что вы ошибаетесь.

– Не торопитесь! – осадил меня пан Болеславич, значительно приподняв ладонь. – На моего сына повлиять очень сложно. Его решение о дальнейшем посещении музыкальной школы даже я не смог изменить. Это радует. И я должен сказать, я скорее приветствую его решение.

– Почему?! – изумилась я.

– Потому, что вижу в нём бунт против мелочной, болезненной и абсолютно неуместной опеки со стороны матери. Ему пора, давно пора показать моей супруге бессмысленность её нездоровых воспитательных амбиций!

– Вон оно как... А вы не думаете, что вы тоже вызвали этот бунт?

– Я? Я его ничем не стесняю!

– И всё-таки запрещаете ему быть музыкантом!

– В вас, Елизавета Юрьевна, говорит профессиональное. Но я глубоко убеждён, что через некоторое время Áртур и сам осознает, насколько для мужчины мало перспектив в карьере классического музыканта.

– Боюсь, что он уже осознал...

– Вот видите!

– Да, только бесперспективность «этого мира» он тоже осознал, между прочим!

Отец поднял брови.

– Этого мира? Чепуха. Артур никогда не совершит суицида. Он слишком умный парень для этого. Напротив, не пройдёт и недели, как он поймёт, что достиг своего, мать устыдится, откажется от своих притязаний, и Артур вернётся домой с триумфом.

– Вашими бы устами да мёд пить... А если не вернётся?

– Поверьте мне, что дети всегда возвращаются!  Куда же он денется? Я тоже проходил через такой бунт. Это нормально, это становление мужчины. И вот, в связи с этим у меня появляется к вам, Елизавета Юрьевна, деликатное предложение... – Отец выждал паузу. – Вы не могли бы поехать с ним?

Я даже рот распахнула от изумления.

(«Сговорились вы все, что ли?» – чуть не сорвалось у меня с языка. Я удержалась. Это «вы» ему совсем не обязательно слышать.)

– Я-то почему?!

– Рассудите сами, Елизавета Юрьевна: кто же ещё? Ведь не одного отпускать пятнадцатилетнего ребёнка! Его могут обворовать, его, без сопровождения взрослого, задержит милиция... Потом, я не представляю, какими средствами располагает Áртур. И, согласитесь, я не могу дать ему денег на побег из дому, это же просто смешно!

– А я, выходит, богата, как Крёз...

– Я обеспечу вас необходимой суммой, об этом и речи не идёт. После вашего возвращения я оформлю вам фиктивный больничный лист. И все иные проблемы с директором музыкальной школы, если они возникнут, я сумею решить, не беспокойтесь.

– Дело не только в этом... Владислав Григорьевич, подумайте: если он бежит, значит, бежит ото всех! С чего вы взяли, что он захочет видеть меня рядом?

Отец ненадолго задумался.

– В этом есть доля истины. Если нет, с этим ничего нельзя будет поделать. Но, Елизавета Юрьевна, если он вас не пожелает видеть своей спутницей – так кого ещё пожелает? Взрослых, которым он доверяет, больше нет... кроме меня, разумеется! Но я ведь не поеду с ним – это абсурд, комедия! Он, насколько я знаю, хвалебно о вас отзывается. Про крайней мере, моя супруга все уши мне прожужжала о вашем педагогическом таланте, – он поморщился.

– Насчёт педагогического таланта она зря... Это очень неожиданное предложение, Владислав Григорьевич! Я не отказываюсь сразу, тем более, что вы отчасти правы, когда не хотите отпускать подростка одного. Но у меня есть близкий человек. Я обязана посоветоваться с ним и с ним вместе же принять решение. И, даже если Вадим согласится на такую командировку – а я боюсь, он не согласится, – где гарантии, что Артур будет терпеть рядом с собой «училку»? А если будет, в любой миг он может мне сказать: всё, стоп, дальше вы не идёте, дальше я один.

– Это маловероятно, но… мы сможем решать проблемы по мере их появления. Так вы согласны?

– Я ничего не могу вам обещать... Когда ваш сын выходит из дому в понедельник?

– В семь тридцать. А, значит, вы даже знаете день? Это серьёзный разговор... Вот моя визитная карточка с телефоном, о вознаграждении мы наверняка сумеем договориться...

– Надеюсь, вы не думаете, что я ради денег соглашаюсь на это? Не нужно мне ваших денег, пане!

– Нет, я так не думаю, но не будьте, пожалуйста, святой идеалисткой: вы ведь взрослый человек, Елизавета Юрьевна! Я отец, я беспокоюсь о том, чтобы мой сын был одет, обут и накормлен, в этом нет ничего постыдного! Да: на вас потребуется оформить доверенность. С вашего позволения, я буду ждать вас завтра в девять утра, на Красной площади, у памятника Ленину. Не забудьте паспорт…