13
Двадцать пятое февраля.
– Добрый день! Позвольте войти? Елизавета Юрьевна, если не ошибаюсь?
Бог мой, оставит ли вообще меня в покое эта чёртова семейка?!
– Здравствуйте, – ответила я сухо, иронично. – Будьте любезны. Кроме табурета, ничего вам предложить не могу. Вы, видимо, Владислав Григорьевич. Ах, да, простите: Влади́слав Григорьевич...
– Если Влади́слав, тогда уж Гжегошевич.
– Извините, не знала!
Осанистый, слегка дородный, большой мужчина, с великолепной шевелюрой начинающих седеть волос, выразительным лицом, с осанкой и движениями вельможного пана. От отца в Артуре тоже что-то есть... Только вот не эта жестокость в углах рта. Таким ртом кабель кусать.
– Насколько я знаю, – сразу взял отец быка за рога, – Áртур недавно принял некоторое решение, – имя сына он произносил с ударением на первый слог, а вообще говорил без малейшего акцента, но, подобно жене, подчёркнуто грамотно.
(«Значит, Вика всё же сказала ему, победила страх, – отметила я про себя. – Умница».)
– Да. А что же вы хотели от меня? Вы думаете, я сумею на него повлиять? Боюсь, что вы ошибаетесь.
– Не торопитесь! – осадил меня пан Болеславич, значительно приподняв ладонь. – На моего сына повлиять очень сложно. Его решение о дальнейшем посещении музыкальной школы даже я не смог изменить. Это радует. И я должен сказать, я скорее приветствую его решение.
– Почему?! – изумилась я.
– Потому, что вижу в нём бунт против мелочной, болезненной и абсолютно неуместной опеки со стороны матери. Ему пора, давно пора показать моей супруге бессмысленность её нездоровых воспитательных амбиций!
– Вон оно как... А вы не думаете, что вы тоже вызвали этот бунт?
– Я? Я его ничем не стесняю!
– И всё-таки запрещаете ему быть музыкантом!
– В вас, Елизавета Юрьевна, говорит профессиональное. Но я глубоко убеждён, что через некоторое время Áртур и сам осознает, насколько для мужчины мало перспектив в карьере классического музыканта.
– Боюсь, что он уже осознал...
– Вот видите!
– Да, только бесперспективность «этого мира» он тоже осознал, между прочим!
Отец поднял брови.
– Этого мира? Чепуха. Артур никогда не совершит суицида. Он слишком умный парень для этого. Напротив, не пройдёт и недели, как он поймёт, что достиг своего, мать устыдится, откажется от своих притязаний, и Артур вернётся домой с триумфом.
– Вашими бы устами да мёд пить... А если не вернётся?
– Поверьте мне, что дети всегда возвращаются! Куда же он денется? Я тоже проходил через такой бунт. Это нормально, это становление мужчины. И вот, в связи с этим у меня появляется к вам, Елизавета Юрьевна, деликатное предложение... – Отец выждал паузу. – Вы не могли бы поехать с ним?
Я даже рот распахнула от изумления.
(«Сговорились вы все, что ли?» – чуть не сорвалось у меня с языка. Я удержалась. Это «вы» ему совсем не обязательно слышать.)
– Я-то почему?!
– Рассудите сами, Елизавета Юрьевна: кто же ещё? Ведь не одного отпускать пятнадцатилетнего ребёнка! Его могут обворовать, его, без сопровождения взрослого, задержит милиция... Потом, я не представляю, какими средствами располагает Áртур. И, согласитесь, я не могу дать ему денег на побег из дому, это же просто смешно!
– А я, выходит, богата, как Крёз...
– Я обеспечу вас необходимой суммой, об этом и речи не идёт. После вашего возвращения я оформлю вам фиктивный больничный лист. И все иные проблемы с директором музыкальной школы, если они возникнут, я сумею решить, не беспокойтесь.
– Дело не только в этом... Владислав Григорьевич, подумайте: если он бежит, значит, бежит ото всех! С чего вы взяли, что он захочет видеть меня рядом?
Отец ненадолго задумался.
– В этом есть доля истины. Если нет, с этим ничего нельзя будет поделать. Но, Елизавета Юрьевна, если он вас не пожелает видеть своей спутницей – так кого ещё пожелает? Взрослых, которым он доверяет, больше нет... кроме меня, разумеется! Но я ведь не поеду с ним – это абсурд, комедия! Он, насколько я знаю, хвалебно о вас отзывается. Про крайней мере, моя супруга все уши мне прожужжала о вашем педагогическом таланте, – он поморщился.
– Насчёт педагогического таланта она зря... Это очень неожиданное предложение, Владислав Григорьевич! Я не отказываюсь сразу, тем более, что вы отчасти правы, когда не хотите отпускать подростка одного. Но у меня есть близкий человек. Я обязана посоветоваться с ним и с ним вместе же принять решение. И, даже если Вадим согласится на такую командировку – а я боюсь, он не согласится, – где гарантии, что Артур будет терпеть рядом с собой «училку»? А если будет, в любой миг он может мне сказать: всё, стоп, дальше вы не идёте, дальше я один.
– Это маловероятно, но… мы сможем решать проблемы по мере их появления. Так вы согласны?
– Я ничего не могу вам обещать... Когда ваш сын выходит из дому в понедельник?
– В семь тридцать. А, значит, вы даже знаете день? Это серьёзный разговор... Вот моя визитная карточка с телефоном, о вознаграждении мы наверняка сумеем договориться...
– Надеюсь, вы не думаете, что я ради денег соглашаюсь на это? Не нужно мне ваших денег, пане!
– Нет, я так не думаю, но не будьте, пожалуйста, святой идеалисткой: вы ведь взрослый человек, Елизавета Юрьевна! Я отец, я беспокоюсь о том, чтобы мой сын был одет, обут и накормлен, в этом нет ничего постыдного! Да: на вас потребуется оформить доверенность. С вашего позволения, я буду ждать вас завтра в девять утра, на Красной площади, у памятника Ленину. Не забудьте паспорт…
14Женщина с невыразительным лицом припечатала доверенность на сопровождение несовершеннолетнего тремя разными печатями. Мы вышли на улицу.– Вас подвезти? – спросил Болеславич-старший.– Спасибо, не надо… – я заколебалась и всё-таки решилась на свой дерзкий вопрос.– Владислав Григорьевич! Вот вы отпускаете вашего мальчика, между прочим, почти мужчину, с молодой симпатичной женщиной. Отчего вы не боитесь никаких последствий?Мужчина слегка откинулся, некоторое время мы смотрели друг другу в глаза. Он обнажил крупные зубы.– А чего мне бояться, Елизавета Юрьевна? Мальчики не беременеют… Ну-ну, что вы мечете грозные взгляды? Я уверен, что у вас даже мысли не возникнет ни о чём несообразном. Вы – молодой педагог с благородными, идеалистическими взглядами на жизнь, поверьте, что я очень сумею это оценить, это мне очень на руку… извините, я хотел сказа
15Совершенно безумная идея. Наверное, отец слишком упрощённо и чрезмерно радужно представляет себе этот скорбный путь, который может продлиться куда больше, чем неделю… Если месяц – я, скорее всего, потеряю работу: самый великодушный начальник не одобрит такого долгого «больничного». Что окажется Змеёй? Узкая речка с названием Змейка? И Артур сойдёт в ледяную воду, «встретится с той, кто звала»… Настоящая змея? Или не умирать он собирается? А что тогда: что это за диковинная фантазия, смысл которой из него клещами не вырвешь? Сумею ли я его остановить? А всё-таки идея о том, чтобы отпустить в дальнюю дорогу ребёнка – и, может быть, больного ребёнка! – одного, ещё более безумна. Странно, но отчего мне вдруг… весело стало после этого немыслимого предложения?В ту же субботу, 26 февраля, я решилась поговорить с Вадимом.На тот вечер мы ничего не планировали. Закончив готовить ужин, я вошл
16В семь утра понедельника я стояла перед подъездом дома, где жил Артур, метрах в десяти от входа.Я не отрывала глаз от двери, но тот момент, когда он вышел, пропустила. Кошка метнулась через дорогу, я повернула голову за кошкой…– Matka Boska [мать божья – пол.]!Артур уже стоял передо мной.– Елизавета Юрьевна! Это вы? Что вы делаете здесь?!– Давайте отойдём немного: мне неприятно стоять прямо под окнами вашей квартиры и думать, что ваши домашние на меня смотрят.Мы прошли вперёд и стали друг напротив друга.– Артур! – начала я, от волнения с трудом сводя вместе губы. – Можете вы пообещать мне, что сейчас не солжёте?– Я редко лгу.– Знаю! Но из деликатности можете! Обещаете?– Да.– Я неприятна вам?– Что это за вопрос такой, пани Лисицына? Я вам даже отвечать не буду.– Нет
17Я развернулась и успела пройти до конца улицы.– Елизавета Юрьевна! Постойте!Артур догонял меня.– Да?Он был бледен, волосы растрёпаны, какая-то решимость, тревожная, прекрасная, сияла в его взгляде.– Остановитесь! – выдохнул он. – Вот… Я не знаю, что лучше! Оба хуже! Идти против долга плохо. Безобразно. А чтобы вы ушли – это ещё хуже! Тут дело было в моей гордости… Только это глупо – перед встречей со Змеёй гордиться. У меня нет гордости! Я плевал на свою гордость! Я о ч е н ь, – выразительно произнёс он, – о ч е н ь хочу, чтобы вы поехали со мной! Хотя бы на один день, потому что рано или поздно вы устанете и вернётесь… Это даже мне кажется очень странным. Это ужасно и против правил. Но я принц. Не я это сказал, вы. Какой я принц, если не могу нарушить правила? Только заставить вас… сделать не по совести я не могу.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. ДОРОГА К ЗМЕЕДЕНЬ ПЕРВЫЙ1Мужество минутного порыва – не то же самое, что мужество повседневности. Решив, я испугалась того, что решение Артура, вокруг которого вращается так много людей, которое мы, взрослые, приняли настолько всерьёз – что оно само окажется мыльным пузырём, фантазией балованного ребёнка. Нет.Он не удивился моему ответу, а только сосредоточенно кивнул, и быстро мы зашагали по направлению к вокзалу.На вокзале, вновь не теряя времени, Артур через автомат купил два билета на электричку, идущую до Нерехты, и заплатил сам. Что-то нужно будет делать с деньгами, ведь у него, может быть, не больше ста рублей осталось…Мы успели вовремя: через две минуты после нашей посадки вагон тронулся с места. Как снова всё летело кубарем!В полупустом вагоне мы сели друг напротив друга. Артур поймал мой взгляд и будто прочитал мою давешнюю
2Вернувшись в вагон, я с ужасом увидела, что скамью напротив Маленького принца, бесцеремонно не заметив моей сумки, заняли подростки, и даже рядом с ним сел один.Было их четверо. (Или пятеро? Или пятеро мне помнятся лишь потому, что у страха глаза велики?) Того же, что и Артур, возраста, может быть, на год старше его, но какой жуткий контраст между ним и ими! Джинсы, стоптанные кроссовки, кожаные куртки, волосы ершом, а один и вовсе оказался брит наголо. Маленький принц, в своём элегантном чёрном пальто, со своим шарфом, повязанным на французский манер, вокруг горла, так, что один конец оставался на груди, а другой – на спине (ох уж мне этот шарф!), наверняка привлёк их внимание, как диковинная птица, у которой хочется повыдергать перья…Скамья позади той, на которой я сидела, оказалась пуста, и я, подавив в себе огромное желание немедленно подойти, схватить его за руку и вывести прочь из вагона, опустилась на эту скамью, сцепив руки
3В Иваново, немного побродив по городу, мы нашли дешёвую столовую. Я набрала на два подноса столько тарелок, сколько они могли вместить, и ела впрок, по детдомовской привычке. Артур еле притронулся к еде.– Ешьте! – ворчала я. – Ешьте же! Когда ещё поедим?Он наконец рассмеялся.– Вы… Елизавета Юрьевна, можно сказать? Вы похожи на зверя, который рычит над костью.Я так и рот раскрыла.– Спасибо! – нашлась я, наконец. – Ничего не скажешь, лестное сравнение для вашего педагога нашли, молодой человек!Он слегка поморщился.– Никогда не понимал этого: молодой человек. Почему бы тогда пожилым людям не говорить «старый человек»? А вы какой человек: среднего возраста?– Потому что пожилых уважают, а молодых нет, не будьте наивны, Артур. Не принимайте на свой счёт, – прибавила я. – Я не отношусь к вам как к «молодому человек
4Проблуждав по улицам около часу (Маленький принц шёл без всякой видимой цели), мы наткнулись на гостиницу. И то, был уже вечер. Я вопросительно посмотрела на него. Сюда? (Или на вокзал?) Он кивнул.Не без робости я выложила на стойке администратора наши паспорта. Никогда не бойтесь никого, даже если у вас есть причины! Люди, что собаки: всё чуют…Администратор прищурила маленькие злые глазки.– Несовершеннолетний?– Ну да, да, – пробормотала я.– А вы, позвольте, ему кем приходитесь?– Я педагог, сопровождающее лицо.С полминуты она неприязненно глядела мне в глаза.– Вы, дамочка, может быть, сесть хотите?Я оглянулась.– Тут нет стульев…– Не паясничайте! В тюрьму? И меня ещё под статью подвести?Вздохнув, я достала, развернула и положила перед ней доверенность.Администраторша, сощурив глаза, поднесла бумагу
39Здание Внешторгбанка действительно находилось в паре сотен метров от Дома Змея. Я положила перед операционисткой чек.– Скажите, пожалуйста, эта бумага – настоящая?Девушка со строгой причёской изучала чек очень долго, что-то искала в компьютерной базе.– Да, – ответила она, наконец. – Желаете получить деньги?– Спасибо, не сейчас. А какая сумма?– Здесь же написано!Я прочитала. Сумма равнялась стоимости дорогого автомобиля.– Благодарю вас…Я вышла на улицу – ветер всколыхнул мои волосы. Я разорвала чек на мелкие кусочки и пустила их по ветру.40Зовут меня Лиза и фамилия моя Лисицына. Не я выбирала свои имя и фамилию. Случайны ли имена? Лиса – не название рода, не одно определение характера, не тотем: больше. Профессия? Зов? Служение ли? Судьба.Лиса умна, красива,
38Собрав последние силы, как в полусне я вышла из Дома Змея – и только на улице открыла письмо. На секунду мне показалось, что я держу в руках чистый лист бумаги. И не показалось, а поклясться готова я, что так оно и было! Миг – и на этом листе проступили буквы.Уважаемая Елизавета Юрьевна!Особая сила Вашей преданной любви к Артуру поставила Вас перед выбором. Перед Вами прямо сейчас открываются два пути.Если Вы решите следовать первому, примите, пожалуйста, в качестве скромного вознаграждения за помощь нашему братству чек, который я прикладываю к этому письму и который отнюдь не выражает всю меру нашей благодарности. Получить деньги по этому чеку Вы можете в любом российском отделении Внешторгбанка. Ближайшее – в пяти минутах пешего пути отсюда.Кстати, мы уходили так поспешно, что Артур забыл Вам вернуть пять тысяч рублей. Это от него. Вам они окажутся явно н
37Дверь раскрылась снова, снова вошёл Нагарджуна.– Не подумайте, что я подслушивал, но мне показалось, что вы уже решили.– Вам и подслушивать не нужно, если вы мысли на расстоянии читаете, – проговорила я со смешанным чувством горечи и восхищения. – Кстати, как вы в вагоне оказались? Материализовались в тамбуре?Наг рассмеялся.– Вот ещё! Слишком хлопотно каждый раз материализовываться. Сел на ближайшей станции.– А на станцию как попали?– Приехал на лошади, и даже не спрашивайте, откуда. – Он чуть нахмурился, давая понять, что время беззаботной беседы кончилось. –Думаю, что мы с Артуром не можем задерживаться. Сегодня вечером мы летим в Пекин, из Пекина – в Катманду или Тхимпху, как получится, а оттуда будем добираться до нашего главного центра своими средствами.– Да, – согласилась я с печалью. – А я своими средствами буду возвраща
36Целую минуту никто из нас двоих не мог произнести ни слова.– Что же, – начала я прохладно, горько. – Я за вас рада, ваше высочество. Вы победили. Вы, в итоге, оказались кандидатом в боги, а я – недалёкой бабой-мещанкой.– Не надо так говорить, – очень тихо отозвался он. – Скажите лучше, чего вы хотите?– Я?Снова меня как обдало варом.– Артур, милый, – прошептала я. – Очень я не хочу, чтобы ты уходил. А чтобы остался только из-за меня, не хочу ещё больше.– Почему?– Как почему, дурачок ты этакий? Не каждому предлагают стать бессмертным.– Нет. Почему не хотите, чтобы я уходил? Скажите, и я останусь.Я встала и подошла к окну. Слова сами поднялись из моей глубины – и что я тогда сказала, я, видит Бог, только тогда, только тогда сама для себя и поняла.– Как же ты ничего не видишь? У
35Змей сел рядом со мной на деревянной скамье.– Выслушайте меня, Елизавета Юрьевна, и не удивляйтесь, что я знаю Ваше отчество.Я принадлежу к древнему, многотысячелетнему братству нагов, что в переводе с санскрита означает именно «змея». У нас на Востоке образ змеи не связан с дурными значениями.Говорят, что сам Благословенный Победитель Мары, Учитель богов и людей, Будда открыл столь великие истины, что передать их сразу людям Он не нашёл возможным. Эти истины Он возвестил нам, нагам, и уже мы после научили людей. Чему-то научили, а иное и сокрыли до времени. Главная задача нашего братства – сохранение мудрости в мире. Иногда, правда, нечасто, мы также вмешиваемся в ход мировой истории, подталкивая к совершению великие события, вдохновляя гениев искусства к созданию шедевров, важных для всего человечества, а также наставляя и умудряя людей особо праведной жизни, вне зависимости
34Юноша сидел на стуле, положив руки на колени, и, что меня поразило, тяжело дышал.– Что такое, хороший мой?(«Не стоило бы мне его называть ласковыми словами, в связи с новыми открытиями», – тут же подумала я, но не имела никаких сил удержаться!)– Змея, – прошептал Артур одними губами.– Где змея?!Я в ужасе оглядела комнату. Нет, ничего.– Где змея?!– Не знаю. Где-то совсем близко. Я чувствую.Что-то столь застывшее и восторженное было в его глазах, что я перепугалась до смерти и, как утопающий хватается за соломинку, набрала телефон нашего нового покровителя.– Что такое, Лиза? – заговорил тот первым, приветливо.– Мне кажется, Артуру совсем плохо! Вы в клинике?– Да.– Пожалуйста, спуститесь поскорее!– Уже иду.Мужчина без лишних слов положил трубку. Я запоздало сообра
33В троллейбусе я на Артура не глядела: так неловко мне теперь было находиться рядом с ним. Угораздило же! Как стыдно, как стыдно. Стыдно, и тревожно, и… радостно. Вот ещё! Только этого не хватало!Следуя начерченному на бумаге плану, мы точно вышли к «красно-кирпичному двухэтажному зданию» с забавными узкими окошками. К единственной двери вели несколько ступеней. Где же, собственно, вывеска?Вывеску я скоро нашла, лаконичную до полной невразумительности:ДРЮЛ КХАНГКроме этих двух слов, ничего больше не было. Очень любопытно. Это так на местном говоре клиника называется, что ли? Ну-ну. А троллейбус – шайтан-арба? Изумительно. Рукоплещу. Что же, спрашивается, русскими буквами? – тяжело ведь, бедненькие! Писали бы сразу иероглифами, не утруждали бы себя! Почему бы этим сибирякам не отделиться от нас? И жили бы себе припеваючи. Ах, да, у них же нефть
32Свершилось, наконец. Артур встал, встрёпанный.– Какой сейчас день?– Седьмое марта, – буркнула я. – Можете завтра, так и быть, воздержаться от цветов и прочих знаков внимания.– А где же?..– И я тоже себя спрашиваю.– Удивительно, почему она не пришла, – пролепетал он, и сразу показался мне маленьким мальчиком. – Ведь сама назначила…– Вот такие мы, женщины, ненадёжные, – иронично заметила я и сухо прибавила: – Артур! Нам нужно в клинику.– В клинику? К… психиатру?Я внезапно устыдилась.– Нет, зачем же сразу так… Пока ты спал, я познакомилась с одним врачом, и он предложил нам пожить пару дней в клинике.– Что-то не верится.– Не верь, если хочешь. Можешь ночевать на улице.– Лиза! Скажите честно…– …Елизавета Юрьевна, с твоег
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ31Артур, полусонный, вышел из электрички, добрёл со мной до вокзала и, увидев пустое место в зале ожидания, приземлился на стул, чтобы тут же заснуть снова. Я, невыспавшаяся и злая, присела рядом, чтобы дождаться, пока их высочество соизволит открыть свои монаршьи очи.Глянув на экран телефона, чтобы узнать, сколько ещё до утра, я обнаружила, что мне, ещё раньше, намедни, пришло голосовое сообщение – от Вадима.Бог мой, Вадим! Как давно ты был! Будто письмо из прошлого века…Всё же я прижала телефон к уху, чтобы прослушать письмо, и, чем яснее понимала его, тем больше полнилась горечью, отвращением, тоской.Лизок, давай-ка жить дружно. Забудем этот твой вояж. Взбрыкнула, с кем не бывает: молодая. Всё равно рано или поздно ты вернёшься, когда парнишке надоесть страдать дурью. Что-то мне кажется, что ты от него уже успела устать. Или нет, ошибся?