ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. ДОРОГА К ЗМЕЕ
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
1
Мужество минутного порыва – не то же самое, что мужество повседневности. Решив, я испугалась того, что решение Артура, вокруг которого вращается так много людей, которое мы, взрослые, приняли настолько всерьёз – что оно само окажется мыльным пузырём, фантазией балованного ребёнка. Нет.
Он не удивился моему ответу, а только сосредоточенно кивнул, и быстро мы зашагали по направлению к вокзалу.
На вокзале, вновь не теряя времени, Артур через автомат купил два билета на электричку, идущую до Нерехты, и заплатил сам. Что-то нужно будет делать с деньгами, ведь у него, может быть, не больше ста рублей осталось…
Мы успели вовремя: через две минуты после нашей посадки вагон тронулся с места. Как снова всё летело кубарем!
В полупустом вагоне мы сели друг напротив друга. Артур поймал мой взгляд и будто прочитал мою давешнюю мысль.
– Елизавета Юрьевна, простите, что говорю о прозе, – начал он. – У нас, наверное, разное количество денег. Если каждый будет платить сам за себя, у кого-то они кончатся раньше. Это плохо… Сколько у вас? – спросил он серьёзно, по-взрослому. Как им было не восхищаться!
– Около двух тысяч…
– У меня больше: пять.
Я раскрыла рот. Вот так бедное непрактичное дитя!
– Это подарки от бабушек за несколько лет, я их не тратил, – пояснил Артур, будто извиняясь.
– Вы хотите, чтобы я вам отдала деньги? – спросила я не без опаски.
– И ключи, и драгоценности. Нет: я хочу, чтобы вы взяли мои. Я несовершеннолетний. У вас они будут целéй.
Юноша протянул мне деньги, я взяла их без интеллигентского кривлянья и спрятала в кошелёк.
– Какой вы умница, – пробормотала я. – Значит, делаете меня вашим бухгалтером?
– Вам это неприятно?
– Да нет, отчего же…
Артур улыбнулся.
– Не просто бухгалтером, а казначеем! Министром финансов!
– Вон как!
– Ну да. Я же принц, – ответил он то ли с юмором, то ли серьёзно. – Должны у принцев быть министры?
– Польщена…
Мой телефон зазвучал: Вадим. Я извинилась и вышла в тамбур, оставив на своём месте рюкзак.
– Где ты, можешь мне сказать?!
– В поезде. С добрым утром, – произнесла я, удерживая улыбку. Только проснулся, бедняга…
– Быстро возвращайся, слышишь?! Я тебе приказываю возвращаться!
– Вадим, милый, поздно, поздно приказывать! Велеть нужно было раньше! Я ведь тебя даже просила о том, чтобы приказать! Извини, не хочу сейчас говорить с тобой.
Я нажала на кнопку сброса и, подумав, отключила телефон совсем. Вернулась на своё место, несколько взволнованная и расстроенная.
Артуру я ничего не сказала. Некоторое время мы ехали молча, он внимательно смотрел на меня, я – в окно. Наконец, я заставила себя ответить ему взглядом, улыбнуться: не очень-то вежливо отмалчиваться.
– Ваш любимый на вас сердится? – спросил Маленький принц напрямик.
Я кивнула.
– Блажь… – пробормотала я негромко.
– Почему именно блажь? – возразил Артур. – Он имеет право.
Я глянула на него удивлённо, рассерженно.
– Что же: мне сейчас возвращаться? Этого вы хотите?
– Нет.
– Тогда зачем говорите, что он имеет право?
– Просто говорю, что думаю. Вы не хотите так?
– Хочу, – вздохнула я. – Хватит о нём! Сама сколько передумала… Я хочу, Артур, чтобы вы рассказали о себе. Я, как последняя идиотка, уж простите, бросилась вслед за вами, почти незнакомым мне человеком…
– Вы сильно преувеличиваете.
– Пусть. Я женщина, мне можно. …Незнакомым мне человеком, оставила в тылу работу и рассерженного жениха, и поэтому я тоже, как вы выразились, имею право: знать. Куда вы едете? Что у вас на уме? Что это за змея такая?
Артур вздохнул в свою очередь, немного помолчал.
– Я бы очень хотел вам рассказать, Елизавета Юрьевна, но я не очень могу. Я сам почти не знаю…
– Бедовая моя голова! Эта змея, о которой вы говорите, – настоящая?
– Настоящее не бывает.
– «Настоящее»… То есть самая обычная змея? Зверь, который ползает по земле?
– Пресмыкающееся. Звери – это, кажется, только млекопитающие.
– Ну, если вы учили русский по учебнику, тогда наверное! «Пресмыкающееся»… Так пресмыкающееся? С холодной кровью и трёхкамерным сердцем?
Артур поглядел на меня растерянно.
– Кровью? Не знаю. Я не задумывался…
– Он не задумывался!
– Она очень разумна, это я вам точно скажу.
– Рада за неё. Потому что насчёт себя сомневаюсь. И насчёт вас тоже… Что значит то, что вы хотите уйти из мира? Из мира уходят если не в землю, то в монастырь.
– В монастырь? – с большим сомнением переспросил Артур. – Н-нет. Может быть. Не знаю.
– Может быть, вы и куда едете, не знаете?
– Почему не знаю? Сейчас в Иваново.
– Почему именно в Иваново? Тоже интуиция, скажете? Шестое чувство? Если вы ничего не знаете, то как вы вообще решились на это всё?
– На что «на это всё»? Я не Раскольников.
– Хочется верить! Хотя оба больны... Что, – спросила я нарочито сухо, чтобы не показывать волнения (да и вся моя насмешливость была ради этого). – Убьёт вас ваша змея?
Артур надолго замолчал.
– Наверное, нет, – произнёс он, наконец. – Но в каком-то смысле да. Меня нельзя будет увидеть.
– Прозрачным вы станете, что ли?
– Не знаю. Может быть.
– Как мне верить вам, Артур, что с вашей стороны это не блажь и не болезнь?
Всё это были достаточно жестокие вопросы, которые нужно остеречься задавать больному человеку, но не хотела я верить в его ненормальность!
– Никак, Елизавета Юрьевна. Я ведь и не прошу мне верить. Вы… включите телефон.
– Я его не отключала!
– Нет, отключали.
– Ах, да… – Я пожала плечами и выполнила его просьбу. – Ну, ловко, ничего не скажешь…
Едва я договорила, телефон зазвонил, отображая незнакомый номер.
– Возьмите, возьмите, – пробормотал Маленький принц. Взволновавшись, я снова вышла в тамбур.
В аппарате звучал голос отца Артура.
– Елизавета Юрьевна, почему вы не позвонили? Всё в порядке?
Я пробормотала что-то утвердительное.
– Куда вы едете?
– В Иваново.
– Почему в Иваново?
– Откуда же мне знать!
– Так, хорошо. В «Альфа-банке» города Иваново вы получите денежный перевод на ваше имя. Кодовая цифра – год рождения Мицкевича.
– Я не знаю года рождения Мицкевича…
– Стыдно не знать года рождения Мицкевича! – назидательно заметил Болеславич-старший. – 1798. Будьте любезны, сообщайте о себе регулярно.
Я попрощалась с ним и, нажав на кнопку «Отбой», тихонько простонала. Вот человек! Откуда у него такая уверенность в том, что всё кончится хорошо? Сидел бы он сейчас на деревянной лавке напротив сына да слушал рассказы про пресмыкающихся, осталась бы она у него, эта уверенность? А и осталась бы, это такая порода людей… И сыночек тоже весь в отца: вбил себе в голову свою фантазию в ре-миноре и закрыл уши для разумных слов, хоть кол ему на голове теши! Да что же я так сержусь на него? Недужных жалеть надо, а не злиться на них. А вправду ли он болен? Как ужасно, что я в это ввязалась! Как хорошо, что я всё-таки поехала! Вот э т о существо одно оставить – преступление ведь!
Новый звонок. Опять Вадим. Подумав, я взяла трубку.
– Ты знаешь, что ведёшь себя непорядочно? – выдал мне он вместо приветствия.
– Вадим, милый, прости, что напоминаю, но ты не иерей! Ты директор охранной фирмы. Что ж ты меня не охранял? Дай уж каждому заниматься своим делом! Пусть священники решают, кто ведёт себя непорядочно!
– Та-ак, – протянул Вадим недобро. – Если ты такая разумная стала, я-то тебе плох уже? Попа подавай? Может, тебе и возвращаться тогда не стоит, матушка?
– Да что ты юлишь? – крикнула я. – Что угрожаешь мне, как женщина? Не хочешь видеть меня – скажи прямо! Скажи сразу, я понятливая!
Я дала отбой («положила трубку», как раньше говорили, хотя уже давно некуда её класть) и долго стояла в тамбуре, покусывая губы. Какой-то мужичок даже успел поинтересоваться, нет ли у меня курева или огоньку. Разве хорошо так разговаривать со своим женихом? А со своей невестой так разговаривать можно?
2Вернувшись в вагон, я с ужасом увидела, что скамью напротив Маленького принца, бесцеремонно не заметив моей сумки, заняли подростки, и даже рядом с ним сел один.Было их четверо. (Или пятеро? Или пятеро мне помнятся лишь потому, что у страха глаза велики?) Того же, что и Артур, возраста, может быть, на год старше его, но какой жуткий контраст между ним и ими! Джинсы, стоптанные кроссовки, кожаные куртки, волосы ершом, а один и вовсе оказался брит наголо. Маленький принц, в своём элегантном чёрном пальто, со своим шарфом, повязанным на французский манер, вокруг горла, так, что один конец оставался на груди, а другой – на спине (ох уж мне этот шарф!), наверняка привлёк их внимание, как диковинная птица, у которой хочется повыдергать перья…Скамья позади той, на которой я сидела, оказалась пуста, и я, подавив в себе огромное желание немедленно подойти, схватить его за руку и вывести прочь из вагона, опустилась на эту скамью, сцепив руки
3В Иваново, немного побродив по городу, мы нашли дешёвую столовую. Я набрала на два подноса столько тарелок, сколько они могли вместить, и ела впрок, по детдомовской привычке. Артур еле притронулся к еде.– Ешьте! – ворчала я. – Ешьте же! Когда ещё поедим?Он наконец рассмеялся.– Вы… Елизавета Юрьевна, можно сказать? Вы похожи на зверя, который рычит над костью.Я так и рот раскрыла.– Спасибо! – нашлась я, наконец. – Ничего не скажешь, лестное сравнение для вашего педагога нашли, молодой человек!Он слегка поморщился.– Никогда не понимал этого: молодой человек. Почему бы тогда пожилым людям не говорить «старый человек»? А вы какой человек: среднего возраста?– Потому что пожилых уважают, а молодых нет, не будьте наивны, Артур. Не принимайте на свой счёт, – прибавила я. – Я не отношусь к вам как к «молодому человек
4Проблуждав по улицам около часу (Маленький принц шёл без всякой видимой цели), мы наткнулись на гостиницу. И то, был уже вечер. Я вопросительно посмотрела на него. Сюда? (Или на вокзал?) Он кивнул.Не без робости я выложила на стойке администратора наши паспорта. Никогда не бойтесь никого, даже если у вас есть причины! Люди, что собаки: всё чуют…Администратор прищурила маленькие злые глазки.– Несовершеннолетний?– Ну да, да, – пробормотала я.– А вы, позвольте, ему кем приходитесь?– Я педагог, сопровождающее лицо.С полминуты она неприязненно глядела мне в глаза.– Вы, дамочка, может быть, сесть хотите?Я оглянулась.– Тут нет стульев…– Не паясничайте! В тюрьму? И меня ещё под статью подвести?Вздохнув, я достала, развернула и положила перед ней доверенность.Администраторша, сощурив глаза, поднесла бумагу
ДЕНЬ ВТОРОЙ5За завтраком меня «обрадовал» телефонный звонок от своей дражайшей половины.– Где ты находишься?– Мы в Иваново, но сегодня едем в Нижний Новгород. Зачем тебе это знать, Вадим?– Нам нужно поговорить.– Ты же меня благословил на все четыре стороны – разве нет?– Нам нужно поговорить, – угрюмо повторил Вадим.– Я не вижу смысла говорить с тобой по телефону. Жди, пока я не вернусь. Или приезжай в Горький, если уж тебе так не терпится. До свиданья!От Иваново до Нижнего Новгорода путь неблизкий. На утреннюю электричку мы опоздали, и Артур решил ехать с попутчиками, «автостопом».– Я боюсь… – призналась я.– Боитесь? Чего?– Ну, что вы, Артур – ребёнок? Хотя с вами ведь и не знаешь, кто вы: то взрослый, то ребёнок… Попадётся нам какая-нибудь
6Водитель высадил нас в центре города: неподалёку высились башни Нижегородского Кремля, и Артур живо направился к ним. Я вздохнула, догоняя. Кому развлечение, а кому адъютантская служба…Дородная женщина-экскурсовод что-то вещала двум десяткам туристов. Артур незаметно пристроился к группе, мне оставалось сделать то же. Группа, словно выводок за наседкой, переходила с одного места на другое. Я не слушала экскурсовода и её однообразную лекцию с традиционным историко-государственным пафосом: я всё продолжала думать о рассказанной попутчиком истории…– Вы считаете, что это хорошо?Голос Артура. Я вздрогнула. Ну, что снова начинается, что за новая битва с ветряными мельницами! Мы стояли у памятника основателям города, князю Юрию Всеволодовичу и епископу Симеону Суздальскому.– Что – хорошо? – не поняла наседка.– То, что церковь благословляла убийство всех этих мокшан, эрз
7Спросив у людей на улице дорогу, мы добрались до университета и разыскали в здании столовую. Увы, и здесь нас не оставили в покое…Едва я взяла в руки стакан с чаем, как в столовой объявилась женщина лет сорока, грозного вида. Бранясь, словно продавщица, она живо согнала всех студентов со своих мест и отправила их на «лекцию профессора». Затем подошла к нам.– А вы кто такие? Посторонние? Вы знаете, что у нас в столовой не обслуживаются посторонние?– Нет, мы не посторонние, – ответила я, оробев. – Мы из школы: он ученик, а я педагог… Мы пришли…– На лекцию профессора Станюковича, конечно: куда вы ещё могли прийти! – перебила она меня. – Знаю, знаю, департамент направил! Так спешите, к о л л е г а! Уже началась лекция, а вы тут прохлаждаетесь! Что ваше начальство скажет? И верхнюю одежду не сняли, а ещё педагог… Ну, давайте, давайте, шустре
8– Почему «мы»? – окликнул меня Артур. Я встряхнулась.– Что?Он повторил свой вопрос.– Но как же иначе? – удивилась я. – Вас только на минуту одного оставишь – и вы или митинг устроите, или ввяжетесь читать мораль неонацистам! Нет уж! Я… отвечаю за вас перед вашим отцом, в конце концов! Мне за это деньги заплатили! Это честные деньги, я их не проституцией заработала!– Разве вы без денег не поехали бы? – тихо спросил Принц.– Это совершенно другой вопрос, он не относится к делу. Боитесь вы его, что ли?Сказала я это по обычной привычке всех женщин управлять мужчинами, намекая на их слабости – а сказав, тут же и постыдилась. Пятнадцатилетний подросток имеет право опасаться взрослого мужика. Хотя с чего бы, собственно, опасаться: я что, со своим любовником уехала в путешествие?! Совершенно очевидно, что если кто и виноват перед Вадимом,
9Остаток дня мы провели заурядно: в гостиничном номере. На стойке дежурного администратора я сразу, не дожидаясь вопросов, выложила доверенность на сопровождение несовершеннолетнего. Её изучали не менее придирчиво, чем в Иваново, даже зачем-то посмотрели сквозь неё на свет, но вернули мне, не сказав ни слова.Едва мы расположились в номере, как Артур начал.– Елизавета Юрьевна, может быть, я погуляю по городу? Ещё не очень поздно…– Нет! – истерически вскрикнула я. – Сидеть в номере! Смотреть телевизор!– Если вы будете тиранствовать, я ведь убегу, – пообещал он то ли иронично, то ли вполне серьёзно.Я махнула рукой.– Ай, делайте, что хотите…В конце концов, подумалось мне, если Вадим подкарауливает нас у выхода и повезёт его высочество в Ярославль, то ничего особенно плохого не случится. Я честно заявлю, что сделала, что могла.– Так мож