Часть 3 - Глава 10

10

Нужно жить дальше. Часы показывали пять, Вадим собирался вернуться домой в шесть, самое позднее, в половине седьмого, а подарок ему на День защитника отечества я ещё не купила. Желания идти по магазинам не было никакого... Но Вадим-то чем виноват?

Как это сложно, на самом деле, выбрать подарок мужчине! Коньяк – пошло, бритва или шампунь – банально, конфеты – верх мещанства. Цветов мужчинам не дарят. Хочется найти что-то со смыслом. Книгу?

Я зашла в книжный магазин. Антон Павлович Чехов? «Храмы и святыни Ярославля»? Да, Вадим уже рукоплещет от восторга. «Сто самых красивых лошадей»? Зачем ему лошади? И кому нужна лошадь в книжке? А вот и «Сто женщин, которых хотел иметь каждый»... Тьфу! Совсем издатели совесть потеряли...

В разделе «классика» на полке стоял «Маленький принц» в мягкой обложке. Это не ему... Мне.

Зайдя в другой магазин, я выбрала дорогую бритву с запасом лезвий. Ну и пусть. Сам виноват. Можно было, по крайней мере, сказать мне своего любимого автора, а не скрытничать. Я ведь не читаю мысли, как... один мой знакомый. Бывший...

К шести я успела домой. Вадима не было. Полседьмого он ещё не пришёл. Я разрезала торт и, вздохнув, вновь спрятала его в холодильник. Села на кухне, раскрыла свою покупку.

«Маленький принц» – это не «Война и мир»! Он прочитывается за час. Небольшая, немудрящая, очень простенькая книжка. И, Боже мой, какая пронзительная! Или только для меня она была пронзительной? Пытка, а не чтение. Но оторваться я не могла. Принц покидает Розу. Принц просит нарисовать барашка. Принц ищет колодец. Принц разговаривает с Лисом. Принц прощается с Автором. Жёлтая молния мелькает у его ног…

Это, по-моему, самое красивое и самое печальное место на свете. Этот же уголок пустыни нарисован и на предыдущей странице, но я нарисовал еще раз, чтобы вы получше его разглядели. Здесь Маленький принц впервые появился на Земле, а потом исчез.

Всмотритесь внимательней, чтобы непременно узнать это место, если когда-нибудь вы попадёте в Африку, в пустыню. Если вам случится тут проезжать, заклинаю вас, не спешите, помедлите немного под этой звездой! И если к вам подойдет маленький мальчик с золотыми волосами, если он будет звонко смеяться и ничего не ответит на ваши вопросы, вы, уж конечно, догадаетесь, кто он такой. Тогда — очень прошу вас! — не забудьте утешить меня в моей печали, скорей напишите мне, что он вернулся…

Я швырнула проклятую книжку о стол. Всё, хватит! Ненавижу Экзюпери! Лётчик чёртов! Алексей Маресьев! И рисунки его ненавижу! И всю французскую культуру! За что меня второй раз за день режут по живому?! Поворот ключа в двери, Вадим прошёл на кухню, виновато улыбаясь.

– Ты чего, мать? – испугался он, привлекая меня к себе. – Ну зачем так-то, а? Ну, задержался на работе. Ну, выпили... Зачем так реветь-то? Лиз, Лизка, ну, прости!

Я медленно успокаивалась. Он подхватил меня, как когда-то, и понёс в спальню, слегка пошатываясь. Наверное, у всех мужчин существует извечное представление, что расстроенную женщину успокаивают именно так. Ах ты, пьяненький мой... Верных полчаса Вадим трудился, прежде чем у него получилось что-то. Довольный собой, он повалился лицом в подушку и скоро уже спал.

Я оделась, вернулась на кухню.

Нелепое, гадкое, ревнивое подозрение, но... почему так долго? Или у него уже была сегодня женщина? Да нет, окстись, Лиза! Это алкоголь ослабляет мужскую силу... Или была? Ох, теперь и это ещё!

Почему так? Почему я не могу просто его спросить? Разбудить и спросить прямо: Вадим, у тебя была сегодня женщина? С Тимой я так бы и сделала. Он улыбнулся бы, сощурил бы свои зелёные бесстыжие глазищи. Ответил бы: да. И я набросилась бы на него со своими бессильными кулачками, кричала бы, плакала. Но простила бы. Или: нет. И мне было бы достаточного этого «нет», я бы верила. Почему Вадиму не могу верить? Не знаю! Должна, может быть? Да. Но лучше не спрашивать... Кажется мне, или он уже обманул меня в чём-то? Наверное, кажется. Но ведь и «кажется» не на пустом месте возникает... Вот женская логика! И что дальше? Ничего: жить. Жить, трудиться, рожать детей, радоваться, страдать. Как я понимаю Артура! Ведь хочется, правда, смертно хочется иногда уйти ото всех навстречу неведомой Змее, даже если Змею породили собственное отчаяние и надежда. Но что он будет делать, если не окажется никакой Змеи? Наложит на себя руки? А зачем вообще думать об этом? «Где ты ничего не можешь, ты не должен ничего хотеть», — сказал Гораций, аминь.