II
Спокойное течение того лета нарушилось только раз, и сейчас от августа я возвращаюсь к июню, чтобы отдельно описать тот примечательный случай.
В начале июня я самостоятельно постриг овец, сам промыл и высушил шерсть (мытая шерсть — дороже), нашёл в записной книжке отца телефон кооператива, договорился о закупке и двенадцатого числа, в среду, поехал в город с объёмными баулами. До города меня подбросил Григорий Ильич на своём «козле» (так советские люди звали военный «УАЗ», наверное, за то, что на ухабах машина сильно «козлила», ныряя вверх-вниз). Дату я запомнил, потому что и для России она оказалась памятной: в тот день РСФСР [Российская советская федеративная социалистическая республика], тогда ещё одна из республик Союза, выбрала своего первого президента, Бориса Ельцина. А меня, признаться честно, Ельцин очень мало тогда заботил, шерсть — куда больше!
В кооперативе, который разместился в подвал
IIIС началом учебного года меня неприятно удивили совершившиеся в школе перемены.Первую перемену я заприметил, едва вошёл в здание: оказалась фактически ликвидированной «Наша жызнь». Так звали общешкольную стенную газету, в которой публиковали новости о мероприятиях, творения молодых поэтов, решения товарищеского суда, забавные карикатуры на самых злостных прогульщиков и т. п.; буква «Ы» в заголовке была зачёркнута и исправлена красным фломастером на «И» для пущего веселья. Стенд «Нашей жызни» заняла теперь «Информация». Заголовок «Информация» помещался на металлической пластинке вверху стенда. Я подошёл ближе и разглядел, что пластинка намертво прикручена к дереву, а буквы выбиты по металлу зубилом. Неродственное впечатление производила эта табличка…«Информация» оказывалась сугубо официальным органом печати, который совету дружины никак не подчинялся (ах,
IVЯ вернулся домой и безрадостно сел за сковородку с тушёной картошкой. На половину денег, вырученных от продажи шерсти, я ещё раньше закупил в сельпо водки: рубль-то дешевел, а водка была надёжной валютой, которой на селе издавна оплачивались и товары, и услуги. Глядел я — глядел на эти выставленные в ряд бутылки, и всё больше мне хотелось откупорить да распить одну. Вернулась со стадом Алиса, самостоятельно загнала в кошару овец, а после побежала ко мне и села на пороге комнаты, стуча о пол хвостом, радостно глядя.— В душу мне наплевал! — пожаловался я овчарке, наскоро вытирая её лапы мокрой тряпкой. — Не моги, мол, заниматься с детьми, и всё тут! Будто я какой… моральный урод! «Ядовитые споры» — тьфу, чёрт! «Выдавливать раба!» Больно-то надо! — Я снова сел за стол и принялся ковыряться в картошке. — И не собираюсь: себе дороже… Эх, Алиска, Алиска! Если б ты меня понимала&
VРейтинговая система начала действовать: в классе на стенде повесили список учащихся, в котором размашистым почерком самого директора (классного руководителя одиннадцатого «Б») напротив каждой фамилии были проставлены индивидуальный балл и место в рейтинге. В тройку лучших вошли Лена Кошкина, Алексей Ражов и Аня Петренко, худшими оказались Женька Громов, Варя Малахова и Маша Степанова (черноволосая красавица с томным взглядом). Впрочем, странное дело! — Маша совсем не была в обиде на новую систему, она Геральдом Антоновичем, кажется, восхищалась, и я с неудовольствием начал думать, что все девчонки нашего класса (за Аниным исключением, разумеется) тают от восторга, едва завидят на горизонте директорский френч. Филька Приходько, раньше ходивший в двоечниках, взялся за учёбу и не попал-таки в худшие! Теперь и он в разговорах называл директора не иначе как «Геральдом Антоновичем», и это — понизив голос, с каким-то подобострастие
VIЕдва ли стоит пояснять, что в одиннадцатом классе я не чаял от школы никакой радости. Хороших друзей у меня не было, если не считать Ани Петренко, но мы с ней, к сожалению, вышли из возраста возможности невинной дружбы между двумя полами. Согласно неписаному и нелепому кодексу, близкое общение между юношей и девушкой называлось в наше время «гулянием», вот я её и сторонился, да и она меня: думаю, по той же причине, из комсомольской стыдливости. Аня была очень гордым и очень стыдливым человеком. Девушки-одноклассницы меня не привлекали (за исключением Любы Сосновой, но я после нашей ссоры успел к ней охладеть). Моя работа вожатого попала под запрет. Преуспевать в учёбе я также не видел большого смысла, ведь после одиннадцатого класса меня ждало вступление в наследство и всё то же однообразное фермерство, к которому я успел привыкнуть (только, конечно, стадо нужно будет увеличивать), а бросать дом и скотину ради того, чтобы где-то в городе учиться в
VIIШкольная жизнь шла своим чередом, и с каждой неделей всё больше пахло жареным.Не стоит пояснять, что годовщину Октябрьской революции никто в школе не праздновал, хотя, по старинке, занятия отменили. А сразу после седьмого ноября Геральд Антонович изобрёл новую воспитательную меру. Вспомнив о старинном праве наставника писать замечания в дневник, он повелел классным руководителям помещать в дневники аутсайдеров рейтинга красными чернилами следующую строчку:«Ваш сын (ваша дочь) — худший(ая) по успеваемости в классе».Родителей теперь вновь обязали расписываться в дневниках. На селе нравы простые: в каких-то семьях батька, не вдаваясь в подробности, брался за ремень… Ремня (или, по крайней мере, нудных объяснений и материнских слёз) не хотелось никому, и успеваемость медленно поползла вверх. Вместе с тем как-то незаметно оказалось изжитым списывание: теперь в ответ на просьбу «Дай списать» неудачник сл
VIIIПри всей мерзости, творившейся в школе, у меня была отдушина: моя замечательная, умная овчарка. Общение невозможно без именования своих желаний и внутренних состояний, поэтому я обучал Алису модальным глаголам: «хочу», «могу», «должен», «нужно». Одновременно общение совершается ради познания, а познание невозможно без вопросов.Я собрал кубик с изображением знака вопроса и много раз складывал на глазах колли вопросительные слова и короткие предложения с ними. Здесь произошла забавная история.Едва я сложил слово ОЧ Т ?,как Алиса убрала кубик с буквой «Ч», поставила вместо него «Ш» и села рядом, торжествующе виляя хвостом. Ну, конечно, ведь произносим мы «што»! Я не стал исправлять: как, спрашивается, мог я объяснить, почему люди одно и то же слово говорят так, а пишут иначе?Я утомлял Алису, комментируя каждое своё дей
IXДевятого декабря, в понедельник, «Информация» известила о том, что в пятнадцать часов в Актовом зале состоится заседание школьного совета. (После упразднения пионеров и совета дружины был создан «совет школы», но его ещё ни разу не собирали.) От каждого класса ожидался, как минимум, один представитель…— …А явка старших классов в полном составе обязательна, — объявил нам Геральд Антонович на уроке литературы.Актовый зал гудел как улей. На первых рядах расположились господа педагоги, я же приютился на самом последнем ряду, ближе к выходу. «Вдруг ещё будет отмечать, чёрт волосатый», — оправдывал я себя, но, в действительности, мне попросту было интересно, какой ещё новый фокус выкинет «волосатый чёрт».Мечин поднялся на сцену, и немедленно зал дрогнул аплодисментами. «Что это? — изумился я. — У нас совет школы или политический митинг?» Н
XВ конце декабря я остриг овец и собрался в город. Григорий Ильич, у которого в городе были свои дела, вновь обещал меня подбросить.За два дня до того я позвонил из автомата (тогда ещё звонок стоил две копейки) Елене Сергеевне и спросил: нет ли у неё знакомой портной? Елена Сергеевна, удивившись, ответила мне, что она и сама может пошить по выкройке любую одёжу, но я от её услуг вежливо отказался и выпросил-таки телефон её подруги, Анны Станиславовны, которая жила частными заказами.Алиса при виде Анны Станиславовны, рослой, холёной дамы в дорогом халате, с длинной дамской папиросой в пальцах, оробела.— Здравствуйте, — небрежно обронила дама. — Это вы — Михаил? С собаками ко мне нельзя…— Это не собака, — ответил я сердито.— А кто же?— Клиент.Анна Станиславовна округлила глаза.— Это я е й должна шить пальто?— Если
XXIII На четвёртый день я проснулся с ясной головой и понял, что болезнь отступила. Кто-то ходил по кухне. — Кто здесь? — крикнул я, и в комнату вошла Света, милая, прекрасная, юная — словно солнце всё осветило. Вот кого не ждали! — Доброе утро, Мишечка! — ласково приветствовала она меня. — Завтракать будешь? — Погоди ты завтракать! Зачем ты приехала? Как… ты узнала? — Я получила твоё письмо, и решила сразу приехать, потом передумала, потом… мама услышала по радио о том, что у вас тут случилось. Григорий Ильич похоронил Алису, ты знаешь? Я придержал дыхание, положив руку на сердце. Тихо, тихо уже! Всё кончилось. Мы помолчали. — Но, Свет, откуда ты узнала, что я заболел? — Я не знала, я просто приехала. — Спасибо, сестричка… Света села рядом. — С чего ты решил, что я твоя сестра? Я изумлённо распахнул глаза. — Что ещё за новости? — Просто мама твоему отцу ска
XXIIПроснувшись, я протянул понял, что Алисы в доме нет. Ах, да, сегодня же начало выпаса! А ведь она и не позавтракала…Я наскоро сложил остаток вчерашних пельменей в её миску, оделся и пошёл на поле. То-то моя девочка обрадуется!На пастбище в обычном месте ни колхозной, ни нашей скотины не было.Недоумевая, я вышел на дорогу вокруг школьного холма, пробрался мимо застрявшего трактора, стал на площадке, на которой обычно останавливался школьный автобус, и вздрогнул: совсем близко мне почуялось блеяние. Где это проклятое стадо?Загудел приближающийся мотор, и я поскорей спрятался за дерево. Вишнёвая «Лада» господина директора. Машина остановилась перед мёртвым трактором.Мечин, в своём верблюжьем френче, вышел из автомобиля, хлопнул дверью, передёрнулся от холода, потянул воздух своим хищным волчьим носом, начал подниматься по лестнице, глядя себе под ноги (остатки растаявшего снега на ступеньках поутру схв
XXIЯ навсегда запомню то воскресенье, 5 апреля 1992 года.Алиса разбудила меня утром, ткнувшись холодным носом в щёку. На полу перед моей кроватью лежали кубики. О АП Д М Г Л Т— Гулять? — пробормотал я спросонок. Алиса уже принесла алфавитный лист. У ЕП К Ж С К Р Т— сообщила она, помахивая хвостом.— Секрет? — улыбнулся я. — Ну, уж если секрет… Только дай-ка мне позавтракать, идёт? Да и тебе не помешает…Прекрасная, солнечная выдалась погода в тот день! Сразу после завтрака Алиса повела меня гулять, и долгое время мы шли в полном молчании, она — впереди, я сзади.Тропинка привела нас к высокому, обрывистому берегу над Лоей, на котором росла одинокая берёза: особое, щемящее своей неброской красотой место. Алиса добежала до
XXНевесёлые каникулы настали для меня! Первый их день (двадцать девятого марта) я целиком потратил на то, чтобы написать и отправить Свете подробное письмо, где рассказывал обо всех мерзостях, совершённых «грязной кошкой», вплоть до последнего товарищеского суда, созвав который, Мечин лицемерно умыл руки. Алиса беспокоилась из-за моего настроения и спрашивала, что я делаю — я стал объяснять ей, и объяснял полдня. Колли слушала очень внимательно. О И О? К Ш К У Б Л А Л Ш— спросила она, когда я добрался до события последних дней.— Я же тебе говорю: Алёша упал с моста…А АЙ П Н Л— подтвердила Алиса.— А почему спрашиваешь? Хотя… — я задумался. — Да, пожалуй, можно и так сказать. Он убил Алёшу. Что только говор
XIX— Кто там? — крикнула Петренко из кухни, едва мы с Алисой вошли в избу.— Свои, — ответил я и прошёл на кухню. Аня чистила картошку, успев вместо юбки обернуть вокруг бёдер старое покрывало от кровати. Я бросил ей одёжу Малаховой.— Возьми лучше это да поди переоденься!— Откуда у тебя женская юбка и блузка? — изумилась Аня.— Снял с госпожи обвинителя.— Вот так просто взял и снял? — недоверчиво уточнила Петренко.— Ну, когда Алиса прокусила ей руку, Варька быстро стала сговорчивая…— Мишка, Мишка… — прошептала Аня. — А я-то думала, ты робкий… Умнющая у тебя собака! Только что говорить не может…— Что же так сразу «не может»? — улыбнулся я. — Алиса, принеси кубики!Колли вышла и вернулась с коробкой для кубиков, поставила её на пол, села рядом.&mda
XVIII— Это твоя собака? — изумилась Варька.— Это не просто моя собака! — ответил я с гордостью. — Это овчарка, которая волка не побоится. Алиса, покажи ей, какая ты злая!И снова превращение совершилось с моей девочкой, так что я сам оробел: Алиса ощетинилась и жутко, хрипло залаяла, припадая на передние лапы.— Чего ты хочешь от меня? — пробормотала Малахова, меняясь в лице.— Задать тебе пару вопросов. Если ты мне соврёшь, как Студин, собака это почувствует и оторвёт тебе палец. Ты будешь без пальца очень красивая, Варька… Тихо, Алиса, хватит!— Павлов? — жалко улыбаясь, поразилась Варька. — Ты понимаешь, что я тебе… все твои баллы спишу, идиот?Я расхохотался, вынул из кармана джинсов вторую половину книжки, порвал эту половину и швырнул ей в лицо.— Подавись своими баллами! Зубы-то мне не заговаривай, Варька! Алиса, подойди
XVIIОклеветав Ивана Петровича заведомой ложью, Мечин в отношении себя не постеснялся сам соделать эту ложь правдой, и какой низкой правдой! Говорил ли он Маше, что тоже её любит, или с самого начала цинично объяснил всё про свободное влечение полов? И что было делать этой девушке при виде великого холода и равнодушия господина растлителя, как не забрать из школы документы? Так я думал, идя на уроки тем ясным мартовским деньком (между прочим, последним днём перед весенними каникулами), и думал ещё вот о чём: нужно немедленно сообщить Аньке, нужно предпринять что-то… А в классе меня ждала ещё одна жуткая новость.Алёша Яблоков вчера то ли бросился, то ли свалился в Лою (река только вскрылась) с «Лёшкиного моста». Того самого моста, с которого год назад упал мой отец, тоже Алексей! С тех пор и получил имя мост, раньше безымянный, поди и не верь после этого в знаменательность иных названий… Плавать парнишка не умел. Его видели с бер
XVIЕдинственной отрадой в унылые февральские и мартовские дни мне была моя колли.С самого дня прихода ко мне домой Ани Петренко Алиса захотела знать о человеческой жизни гораздо больше, чем обычно знают собаки. У неё, как у четырёхлетнего человеческого дитяти, наконец-то проснулась потребность спрашивать. И вот, я рассказывал Алисе обо всем на свете: о том, как мальчики и девочки ходят в школу и чему там учатся («ЙА ТОЖ УЧУС?» — спросила меня колли; я поспешил это подтвердить); о том, какие существуют профессии; о том, зачем нужна овечья шерсть и как нас кормит наше маленькое хозяйство. Всё же любимой темой Алисы стала любовь между мужчиной и женщиной. И я повествовал, как умел, о первом зарождении любви; о долгой любовной прелюдии, когда человек не решается признаться сначала себе, затем другому в своём чувстве; о страданиях неразделённой любви; о том волнующем моменте, когда любящий произносит трепетные слова «я люблю тебя&raqu
XVНа следующий день листовок на школьном дворе я не обнаружил. Что такое? — недоумевал я. Ни следа от нашей провокации, белоповязочники знай себе чинно разгуливают по коридорам.Гроза разразилась через два дня.С утра весь школьный двор был усеян нашими листовками! Школьники нагибались, подбирали их, читали, гомонили. Тут и там бродили господа полицаи, растерянные. Один оранжевоповязочник попытался было собирать листовки.— Не трожь! — прикрикнула на него Варька Малахова. — Геральд Антонович не велел!Чувствуя, что что-то здесь неладно, я поднял одну листовку и с ужасом прочитал на ее обратной стороне:«Бейте окна! Бейте учителей! Крушите всё!»«Неужели Анька дописала текст?! — затрепыхалась тревожная мысль. — Да нет, какая там Анька…» Мечин обвел нас вокруг пальца, как щенков, вот уж, воистину, п е д а г о г и ч е с к и й г е н и й