II
Спокойное течение того лета нарушилось только раз, и сейчас от августа я возвращаюсь к июню, чтобы отдельно описать тот примечательный случай.
В начале июня я самостоятельно постриг овец, сам промыл и высушил шерсть (мытая шерсть — дороже), нашёл в записной книжке отца телефон кооператива, договорился о закупке и двенадцатого числа, в среду, поехал в город с объёмными баулами. До города меня подбросил Григорий Ильич на своём «козле» (так советские люди звали военный «УАЗ», наверное, за то, что на ухабах машина сильно «козлила», ныряя вверх-вниз). Дату я запомнил, потому что и для России она оказалась памятной: в тот день РСФСР [Российская советская федеративная социалистическая республика], тогда ещё одна из республик Союза, выбрала своего первого президента, Бориса Ельцина. А меня, признаться честно, Ельцин очень мало тогда заботил, шерсть — куда больше!
В кооперативе, который разместился в подвал
IIIС началом учебного года меня неприятно удивили совершившиеся в школе перемены.Первую перемену я заприметил, едва вошёл в здание: оказалась фактически ликвидированной «Наша жызнь». Так звали общешкольную стенную газету, в которой публиковали новости о мероприятиях, творения молодых поэтов, решения товарищеского суда, забавные карикатуры на самых злостных прогульщиков и т. п.; буква «Ы» в заголовке была зачёркнута и исправлена красным фломастером на «И» для пущего веселья. Стенд «Нашей жызни» заняла теперь «Информация». Заголовок «Информация» помещался на металлической пластинке вверху стенда. Я подошёл ближе и разглядел, что пластинка намертво прикручена к дереву, а буквы выбиты по металлу зубилом. Неродственное впечатление производила эта табличка…«Информация» оказывалась сугубо официальным органом печати, который совету дружины никак не подчинялся (ах,
IVЯ вернулся домой и безрадостно сел за сковородку с тушёной картошкой. На половину денег, вырученных от продажи шерсти, я ещё раньше закупил в сельпо водки: рубль-то дешевел, а водка была надёжной валютой, которой на селе издавна оплачивались и товары, и услуги. Глядел я — глядел на эти выставленные в ряд бутылки, и всё больше мне хотелось откупорить да распить одну. Вернулась со стадом Алиса, самостоятельно загнала в кошару овец, а после побежала ко мне и села на пороге комнаты, стуча о пол хвостом, радостно глядя.— В душу мне наплевал! — пожаловался я овчарке, наскоро вытирая её лапы мокрой тряпкой. — Не моги, мол, заниматься с детьми, и всё тут! Будто я какой… моральный урод! «Ядовитые споры» — тьфу, чёрт! «Выдавливать раба!» Больно-то надо! — Я снова сел за стол и принялся ковыряться в картошке. — И не собираюсь: себе дороже… Эх, Алиска, Алиска! Если б ты меня понимала&
VРейтинговая система начала действовать: в классе на стенде повесили список учащихся, в котором размашистым почерком самого директора (классного руководителя одиннадцатого «Б») напротив каждой фамилии были проставлены индивидуальный балл и место в рейтинге. В тройку лучших вошли Лена Кошкина, Алексей Ражов и Аня Петренко, худшими оказались Женька Громов, Варя Малахова и Маша Степанова (черноволосая красавица с томным взглядом). Впрочем, странное дело! — Маша совсем не была в обиде на новую систему, она Геральдом Антоновичем, кажется, восхищалась, и я с неудовольствием начал думать, что все девчонки нашего класса (за Аниным исключением, разумеется) тают от восторга, едва завидят на горизонте директорский френч. Филька Приходько, раньше ходивший в двоечниках, взялся за учёбу и не попал-таки в худшие! Теперь и он в разговорах называл директора не иначе как «Геральдом Антоновичем», и это — понизив голос, с каким-то подобострастие
VIЕдва ли стоит пояснять, что в одиннадцатом классе я не чаял от школы никакой радости. Хороших друзей у меня не было, если не считать Ани Петренко, но мы с ней, к сожалению, вышли из возраста возможности невинной дружбы между двумя полами. Согласно неписаному и нелепому кодексу, близкое общение между юношей и девушкой называлось в наше время «гулянием», вот я её и сторонился, да и она меня: думаю, по той же причине, из комсомольской стыдливости. Аня была очень гордым и очень стыдливым человеком. Девушки-одноклассницы меня не привлекали (за исключением Любы Сосновой, но я после нашей ссоры успел к ней охладеть). Моя работа вожатого попала под запрет. Преуспевать в учёбе я также не видел большого смысла, ведь после одиннадцатого класса меня ждало вступление в наследство и всё то же однообразное фермерство, к которому я успел привыкнуть (только, конечно, стадо нужно будет увеличивать), а бросать дом и скотину ради того, чтобы где-то в городе учиться в
VIIШкольная жизнь шла своим чередом, и с каждой неделей всё больше пахло жареным.Не стоит пояснять, что годовщину Октябрьской революции никто в школе не праздновал, хотя, по старинке, занятия отменили. А сразу после седьмого ноября Геральд Антонович изобрёл новую воспитательную меру. Вспомнив о старинном праве наставника писать замечания в дневник, он повелел классным руководителям помещать в дневники аутсайдеров рейтинга красными чернилами следующую строчку:«Ваш сын (ваша дочь) — худший(ая) по успеваемости в классе».Родителей теперь вновь обязали расписываться в дневниках. На селе нравы простые: в каких-то семьях батька, не вдаваясь в подробности, брался за ремень… Ремня (или, по крайней мере, нудных объяснений и материнских слёз) не хотелось никому, и успеваемость медленно поползла вверх. Вместе с тем как-то незаметно оказалось изжитым списывание: теперь в ответ на просьбу «Дай списать» неудачник сл
VIIIПри всей мерзости, творившейся в школе, у меня была отдушина: моя замечательная, умная овчарка. Общение невозможно без именования своих желаний и внутренних состояний, поэтому я обучал Алису модальным глаголам: «хочу», «могу», «должен», «нужно». Одновременно общение совершается ради познания, а познание невозможно без вопросов.Я собрал кубик с изображением знака вопроса и много раз складывал на глазах колли вопросительные слова и короткие предложения с ними. Здесь произошла забавная история.Едва я сложил слово ОЧ Т ?,как Алиса убрала кубик с буквой «Ч», поставила вместо него «Ш» и села рядом, торжествующе виляя хвостом. Ну, конечно, ведь произносим мы «што»! Я не стал исправлять: как, спрашивается, мог я объяснить, почему люди одно и то же слово говорят так, а пишут иначе?Я утомлял Алису, комментируя каждое своё дей
IXДевятого декабря, в понедельник, «Информация» известила о том, что в пятнадцать часов в Актовом зале состоится заседание школьного совета. (После упразднения пионеров и совета дружины был создан «совет школы», но его ещё ни разу не собирали.) От каждого класса ожидался, как минимум, один представитель…— …А явка старших классов в полном составе обязательна, — объявил нам Геральд Антонович на уроке литературы.Актовый зал гудел как улей. На первых рядах расположились господа педагоги, я же приютился на самом последнем ряду, ближе к выходу. «Вдруг ещё будет отмечать, чёрт волосатый», — оправдывал я себя, но, в действительности, мне попросту было интересно, какой ещё новый фокус выкинет «волосатый чёрт».Мечин поднялся на сцену, и немедленно зал дрогнул аплодисментами. «Что это? — изумился я. — У нас совет школы или политический митинг?» Н
XВ конце декабря я остриг овец и собрался в город. Григорий Ильич, у которого в городе были свои дела, вновь обещал меня подбросить.За два дня до того я позвонил из автомата (тогда ещё звонок стоил две копейки) Елене Сергеевне и спросил: нет ли у неё знакомой портной? Елена Сергеевна, удивившись, ответила мне, что она и сама может пошить по выкройке любую одёжу, но я от её услуг вежливо отказался и выпросил-таки телефон её подруги, Анны Станиславовны, которая жила частными заказами.Алиса при виде Анны Станиславовны, рослой, холёной дамы в дорогом халате, с длинной дамской папиросой в пальцах, оробела.— Здравствуйте, — небрежно обронила дама. — Это вы — Михаил? С собаками ко мне нельзя…— Это не собака, — ответил я сердито.— А кто же?— Клиент.Анна Станиславовна округлила глаза.— Это я е й должна шить пальто?— Если