XX
Невесёлые каникулы настали для меня! Первый их день (двадцать девятого марта) я целиком потратил на то, чтобы написать и отправить Свете подробное письмо, где рассказывал обо всех мерзостях, совершённых «грязной кошкой», вплоть до последнего товарищеского суда, созвав который, Мечин лицемерно умыл руки. Алиса беспокоилась из-за моего настроения и спрашивала, что я делаю — я стал объяснять ей, и объяснял полдня. Колли слушала очень внимательно.
О И О
? К Ш К У Б Л А Л Ш
— спросила она, когда я добрался до события последних дней.
— Я же тебе говорю: Алёша упал с моста…
А А
Й П Н Л
— подтвердила Алиса.
— А почему спрашиваешь? Хотя… — я задумался. — Да, пожалуй, можно и так сказать. Он убил Алёшу. Что только говор
XXIЯ навсегда запомню то воскресенье, 5 апреля 1992 года.Алиса разбудила меня утром, ткнувшись холодным носом в щёку. На полу перед моей кроватью лежали кубики. О АП Д М Г Л Т— Гулять? — пробормотал я спросонок. Алиса уже принесла алфавитный лист. У ЕП К Ж С К Р Т— сообщила она, помахивая хвостом.— Секрет? — улыбнулся я. — Ну, уж если секрет… Только дай-ка мне позавтракать, идёт? Да и тебе не помешает…Прекрасная, солнечная выдалась погода в тот день! Сразу после завтрака Алиса повела меня гулять, и долгое время мы шли в полном молчании, она — впереди, я сзади.Тропинка привела нас к высокому, обрывистому берегу над Лоей, на котором росла одинокая берёза: особое, щемящее своей неброской красотой место. Алиса добежала до
XXIIПроснувшись, я протянул понял, что Алисы в доме нет. Ах, да, сегодня же начало выпаса! А ведь она и не позавтракала…Я наскоро сложил остаток вчерашних пельменей в её миску, оделся и пошёл на поле. То-то моя девочка обрадуется!На пастбище в обычном месте ни колхозной, ни нашей скотины не было.Недоумевая, я вышел на дорогу вокруг школьного холма, пробрался мимо застрявшего трактора, стал на площадке, на которой обычно останавливался школьный автобус, и вздрогнул: совсем близко мне почуялось блеяние. Где это проклятое стадо?Загудел приближающийся мотор, и я поскорей спрятался за дерево. Вишнёвая «Лада» господина директора. Машина остановилась перед мёртвым трактором.Мечин, в своём верблюжьем френче, вышел из автомобиля, хлопнул дверью, передёрнулся от холода, потянул воздух своим хищным волчьим носом, начал подниматься по лестнице, глядя себе под ноги (остатки растаявшего снега на ступеньках поутру схв
XXIII На четвёртый день я проснулся с ясной головой и понял, что болезнь отступила. Кто-то ходил по кухне. — Кто здесь? — крикнул я, и в комнату вошла Света, милая, прекрасная, юная — словно солнце всё осветило. Вот кого не ждали! — Доброе утро, Мишечка! — ласково приветствовала она меня. — Завтракать будешь? — Погоди ты завтракать! Зачем ты приехала? Как… ты узнала? — Я получила твоё письмо, и решила сразу приехать, потом передумала, потом… мама услышала по радио о том, что у вас тут случилось. Григорий Ильич похоронил Алису, ты знаешь? Я придержал дыхание, положив руку на сердце. Тихо, тихо уже! Всё кончилось. Мы помолчали. — Но, Свет, откуда ты узнала, что я заболел? — Я не знала, я просто приехала. — Спасибо, сестричка… Света села рядом. — С чего ты решил, что я твоя сестра? Я изумлённо распахнул глаза. — Что ещё за новости? — Просто мама твоему отцу ска
Роман Б. С. Гречина «Человек будущего» — ещё один роман-антиутопия. Но эта антиутопия, в отличие от описания глобальной сатанократии из романа «Империя Хама», разворачивается в пространстве всего лишь сельской школы. Однако тем сконцентрированнее оказывается взгляд автора, показывающего как дурные семена, брошенные в податливую почву, очень скоро дают не менее дурные плоды.Действие романа происходит на сломе эпох — когда советская школа ещё существует и за счёт редких энтузиастов готовит учеников, способных думать о других людях не меньше, а то и больше, чем о себе, — и когда, спустя небольшое время, она начинает рушиться под наплывом культа индивидуализма и биологизации человеческой жизни.Роман Б. С. Гречина показывает, как человек с совестью, умом и мужеством, фронтовик Иван Петрович Благоев, не раз заглядывавший в глаза смерти, отстроил в сельской школе педагогическую систему, которая развивала в детях лучшие их качества.
The Sea of FaithWas once, too, at the full, and round earth's shoreLay like the folds of a bright girdle furl'd.But now I only hearIts melancholy, long, withdrawing roar,Retreating, to the breathOf the night-wind, down the vast edges drearAnd naked shingles of the world.Ah, love, let us be trueTo one another! for the world, which seemsTo lie before us like a land of dreams,So various, so beautiful, so new,Hath really neither joy, nor love, nor light,Nor certitude, nor peace, nor help for pain;And we are here as on a darkling plainSwept with confused alarms of struggle and flight,Where ignorant armies clash by night.Matthew Arnold, Dover Beach[1]ЧАСТЬ ПЕРВАЯIУ всяк
IIЯ вырос в Землице. Землица — это большое село примерно в сорока минутах езды от областного центра, живёт здесь тысяч пять человек, может быть, немногим меньше. В Землице есть и обычные деревянные избы, а больше всё-таки двух- и трёхэтажных кирпичных домов с центральным отоплением и канализацией, газом и электричеством; есть электростанция и котельная, магазины, почта, Дом культуры, церковь (ныне уже действующая), детский сад, школа.Сейчас Землица, как многие русские сёла, пустеет, стареет, спивается. В советское же время она жила своей хоть и не роскошной, но устойчивой жизнью: земличане работали в колхозе, на ремонтном предприятии «Сельхозтехника» (бывшей МТС), на овцеводческом хозяйстве (официально оно называлось овцеводческим комплексом). В нашей округе разводят романовских овец, когда-то хозяйство было таким успешным и богатым, что претендовало на статус племенного совхоза, но во время моей юности захирело, а в стаде осталось едв
IIIДумаю, что пора мне начать рассказ о директоре, совершенно замечательном человеке.Иван Петрович, по специальности тоже историк, закончил педагогический институт в областном центре уже после войны, на которую ушёл шестнадцатилетним мальчишкой. Перед своим директорством он около двадцати лет проработал простым учителем в какой-то крохотной деревенской школе, причём, по острой нехватке других педагогов и большой «текучке» (всякий молодой специалист, присланный из города, сбегал через два-три месяца), учил буквально всем дисциплинам, стоявшим в табеле. Благоев мог бы стать профессиональным военным: демобилизовался он в чине капитана, имел боевые награды. Если Иван Петрович выбрал для себя школу, как дело более хлопотное и, думаю, менее денежное, то это потому, что любил детей. Более того, он имел что-то, что можно назвать врождённым чувством ребёнка, или, если хотите, врождённой тягой к педагогике, и речь здесь не идёт, конечно, о банальной с
IVНаша школа помещалась в большом трёхэтажном здании, построенном по типовому проекту. В школу привозили автобусами детей из окрестных деревень, так что ко времени моей учёбы каждого класса было по три параллели. Школа стоит до сих пор, где стояла и раньше, на краю села, лицом к жилым домам, на холме, и склон холма, обращённый к селу — крутой, а противоположный склон — пологий, за ним расстилается чистое поле, на котором летом пасётся колхозная скотина. Подойти к школе можно или по грунтовой дороге, которая вначале стелется вкруг холма, а затем поднимается по его пологому склону, или, к самому входу, по высокой бетонной лестнице с кирпичным ограждением. Вспоминаю я об этих деталях не из простой сентиментальности, правда, они в моих воспоминаниях станут важными много позже.Внешний вид Землицской средней школы совершенно невыразителен — большая коробка. Да ведь и теперешние школы такие же: разве сейчас для детей строят терема? Но вот нап