Варианты будущего. Предисловие Л. В. Дубакова

Роман Б. С. Гречина «Человек будущего» — ещё один роман-антиутопия. Но эта антиутопия, в отличие от описания глобальной сатанократии из романа «Империя Хама», разворачивается в пространстве всего лишь сельской школы. Однако тем сконцентрированнее оказывается взгляд автора, показывающего как дурные семена, брошенные в податливую почву, очень скоро дают не менее дурные плоды.

Действие романа происходит на сломе эпох — когда советская школа ещё существует и за счёт редких энтузиастов готовит учеников, способных думать о других людях не меньше, а то и больше, чем о себе, — и когда, спустя небольшое время, она начинает рушиться под наплывом культа индивидуализма и биологизации человеческой жизни.

Роман Б. С. Гречина показывает, как человек с совестью, умом и мужеством, фронтовик Иван Петрович Благоев, не раз заглядывавший в глаза смерти, отстроил в сельской школе педагогическую систему, которая развивала в детях лучшие их качества. И парадоксально, что эта система, вся укоренённая в открытиях советской педагогики, начиная с А. С. Макаренко, обнаруживает религиозную подоснову. Причём, читая «Человека будущего», приставку «псевдо» к слову «религия» в данном случае добавлять не хочется. Конечно, коммунистический идеал — идеал Царства Божия на земле без Бога — изначально был обречён на крушение, так как отъединял человека от божественной безграничности. Но это совсем не значит, что он был неудачен. Ивану Петровичу удалось научить школьников смотреть вглубь человека, невзирая на идеологию, совершать поступки, а не произносить слова, жить для других, а не для себя. Научить по-настоящему, увы, немногих. Но педагогика — занятие штучное, даже когда она массовая. Ивана Петровича Благоева съели наступившие девяностые годы, и он ушёл в монастырь: по сюжету, другого выхода у него не осталось. Но Иван Петрович — человек будущего: учитель, который всерьёз учит, не останется без учеников ни в одном рождении.

Иван Петрович не только учил, он воспитывал. Как директор, промышлявший о самоуправлении школы, о пионерах и комсомольцах, которые брали на себя ответственность за ребят, что младше, как преподаватель истории, учивший ребят думать самостоятельно, сторонясь поверхностности и мыслештампов, как режиссёр в театральном кружке, ставивший сложные пьесы, вроде «Каменного гостя». Но авторитет директора, самоуправление, воспитательная иерархия, кружки, товарищеские суды и другое работали на благо, поскольку Иван Петрович был хорошим человеком, вкладывал в школу себя, любил детей. Новый директор, Геральд Антонович Мечин, не придумал ничего нового, хотя и много говорил о принципиальном обновлении. Он лишь исказил всё то, что было сделано до него. Безусловное нравственное и мистическое зло лишено способности творить что и где бы то ни было, так как не обладает соединяющей силой любви, оно может лишь, скрывая это, плохо подражать добру.

Мечин в романе — что-то вроде предтечи Антихриста, он — его апробатор, отбирающий дурные семена и проращивающий скверные растения. Портрет Мечина имеет отсылки к «Розе мира» Д. Л. Андреева. Он чужероден своим именем и своим обликом, он страшен своим взглядом с пульсирующей сквозь кошачьего цвета глаза темнотой, он обладает двойным тембром голоса: «Когда он говорил, можно было подумать, что говорят в унисон два человека: один — бородатый здоровяк, другой — энергичная, резкая женщина лет пятидесяти». Этот двойной тембр заставляет вспомнить андреевскую мысль о многоипостасности сатаны, который будет обладать не только мужской ипостасью, проявляющей себя в насилии, но и женской, что станет соблазнять. Новый директор с глубоко архаичными чертами, уходящими корнями в условную Ассирию и тоталитарные образы, в отличие от Ивана Петровича, несмотря на красивые слова, как раз упрощает людей, относясь к ним механистически. Они для него не школьники, они для него просто стадо, которым можно единолично управлять и которое можно в удовольствие резать подобно волку. Увы, Геральд Антонович Мечин — это тоже человек будущего, который ещё всплывёт во времена сатанократии.

Ещё одна, самая, пожалуй, непростая часть «Человека будущего» — это всё, что связано с собакой по имени Алиса. «По кличке» — не будет здесь уместно сказать. Алиса сама выбрала себе хозяина и друга — главного героя романа, школьника Мишу Павлова, и неожиданно оказалась умнее, чем можно было предположить. Миша начинает заниматься с собакой, учит её общаться при помощи кубиков с буквами. От слов Алиса переходит к предложениям. От ума — к сложным душевным движениям. Б. С. Гречин, отталкиваясь от романа Р. Мерля «Разумное животное», проходит по тонкой грани, что порождена восприятием современного читателя, каждого из нас, кто живёт в антивикторианскую эпоху. Эта часть романа повествует о лишённой чувственности любви человека и собаки, ещё более не умещающейся в голове, чем любовь Л. Кэрролла к Алисе, которая для последнего была «любящей, как собака». Михаил Павлов, что спустя многие годы рассказывает о событиях рубежа восьмидесятых и девяностых, вспоминая о высших проявлениях этой любви, посылает болванов и циников «к чертям собачьим». Что ж, наверное, тем, кто поверил в «проповеди» Мечина, туда и надо идти.

Алиса совершает героический поступок не под воздействием инстинкта, а потому что обладает мистическим «нюхом» и от переживания человеческого отчаяния. И финальное предложение романа превращается во что-то вроде верлибра с его паузами там, где говорящему трудно говорить. Собирая в конце книги образ Алисы, созданный Б. С. Гречиным, нельзя не поверить, что эта собака — тоже человек будущего. И потому что опередила многих и многих, и потому, что оказалась способна на любовь и осознанное самопожертвование. Три героя этого романа ушли из жизни, но жизнь не заканчивается, она продолжается дальше в другой реальности. Кого из них и им подобных мы сами встретим в будущем, каким будет будущее, зависит только он нас. А роман «Человек будущего» Б. С. Гречина найдёт своё развитие в другом романе-антиутопии — романе «Империя Хама».

Л. В. Дубаков

канд. филол. наук