Джек говорил: «Если у тебя дом на Парк-Лейн, то окружающие считают тебя богатым человеком». Жнец не понимал, чем обычная улица отличается от других, что в ней особенного, раз Джек считает ее неким символом власти и достатка. И в одном из особняков жил лорд Беркут.
Жнецы замерли на крыше соседнего дома, следя за единственным освещенным окном — кабинет лорда-казначея.
— Неплохо устроился, ну и домина! — присвистнул Валет. — С чего начнем? Сразу подбросим ему парочку мертвецов или что-нибудь попроще?
— Морока хватит, а там посмотрим, — ответил Жнец. — Вайолет, ты готова исполнить свою роль?
Девочка кивнула, и Барток дернулся в ее волосах.
— Как говорят дети в канун Дня всех святых ?
Вайолет широко улыбнулась:
— Сладость или гадость.
— Может вызвать призрака По? Он писал неплохие рассказы — мистика и ужасы, — предложил Валет.
— У нас будут свои кошмары, — и Жнец с Вайолет на руках переместился на крышу дома Беркута.
Вскрыв старый замок черного хода, Сыщик щелкнул отмычкой и потянул дверь на себя. Со слабым скрипом та нехотя поддалась. Каменный пол и убранство собора озарял падающий из окон лунный свет. Тьма клубилась под сводами, окутывала деревянные скамьи, скрывала углы. Над трубами органа раздался шорох потревоженных визитерами голубей, чьему воркованию вторили редкие капли, стекающие с колонны в настенные чаши. Идя сквозь тени и касаясь ладонью шершавых стен, Калеб неторопливо подвел мужчин к входу в усыпальницу, напоминающему провал в мир смерти: пасть некоего зверя, оберегающего покой мертвых.. В воздухе по-прежнему пахло плавленым воском свечей, а из усыпальницы тянуло загробным холодом и сыростью. Сыщик потряс спичечный коробок и, чиркнув спичкой, осветил лицо крошечным огоньком. Джек взял одну из свечей, поднес к спичке фитилек, и тот с треском загорелся. Сыщик небрежно уронил огарок: — Так-то лучше, — он осмотрел уходящие вниз ступени со сколотыми краям
— Чудесная ночь, — изрек Джек, ощутив прохладу ночи и похлопав одной рукой напарника по плечу. Вайолет обхватила его шею руками, ее клонило в сон. Сыщик скрипнул зубами. Старая рана в плече после перестрелки в Дублине доставляла ему значительный дискомфорт. — Что собираешься делать с пистолетом? — полюбопытствовал Джек, пока они брели по пропитанной сырым воздухом и окутанной туманом улочке. Через несколько метров он услышал сопение Вайолет — малышка уснула. — Пока что не стану посвящать тебя в свой план, — зашептал Сыщик, поймав предостерегающий взгляд Джека. — Но, поверь, скоро ты обо всем узнаешь, а сейчас… я бы не отказался от свежей рубашки и плотного завтрака. Не составишь мне компанию? — он обернулся к дому Беркута. Они отдалились на приличное расстояние, но даже отсюда Сыщик увидел, как в окнах у покойного лорда полыхает пламя. — Quae sunt Caesaris Caesari et quae sunt Dei Deo . — Пути Господни неисповедимы , — вторил его латыни Джек.
Великобритания, Лондон 1888г. Жнец оставил в кухне остывающие тела слуг. На их губах все еще теплело молоко с лауданумом . Некто решил усыпить их, чтобы те не мешались, но какое Жнецу дело до чужих помыслов? Значащиеся в списке души он заберет с минуты на минуту, а к слугам вернется позже. Жнец вышел в тускло освещенный коридор, на стене слабо мерцал газовый рожок. Сгустившиеся от света тени выделялись пятнами на красной дорожке, разграничивая темные и алые, словно брызги крови, участки, ведущие в гостиную паласа . Джек научил Жнеца видеть различия между богатыми и бедными. Этот дом принадлежал к первым. До середины стены были отделаны дубовыми панелями, выше тянулся малиново-бордовый дамаст . Его поверхность украшали свитки с японской живописью и веера с иероглифами. На угловом столике возвышались изысканные фигурки слонов, вырезанные из дерева. Жнец уловил дивный аромат сандала. В последнее время он все больше уделял внимание тому, что видит, чувствует и ос
Сидя на лавочке рядом с могилой на кладбище Кенсал-Грин, Жнец раздумывал над детскими душами. Их тела спокойно лежали в чуланчике арендуемой комнаты в ожидании его возвращения. Тени сгустились, потянуло сыростью Корпсгрэйва, сладковатым ароматом тлена и перед Жнецом предстал его лондонский коллега. Бледное лицо скрыто под тенью широкополой шляпы с облезлым черным пером, на правом глазу повязка. Из-под рукава выбивалось пышное кружево рубашки, а затянутая в кожаную перчатку рука придерживала шпагу на широком ремне. Эфес едва заметно светился голубоватым светом — подобно сосуду оружие полнилось собранными душами. Вступая в должность, жнецы сами выбирали образ косы для удобства в использовании. — Забрал я твоих слуг в последний момент, повезло, что крыша не обвалилась, а то пришлось бы рыскать под ее останками, так что с тебя причитается, — хмыкнул Мушкетер и устроился рядом с коллегой, вытянув ноги в ботфортах к заросшей мхом могиле. В полумраке на ней поблескивала вла
Жнец не повел детей к их дому, а направился прямиком в госпиталь, где работал его единственный друг — Джек. Они познакомились, когда Жнец пришел за очередной душой в Уайтчепел , оказавшись в съемной квартире не самого презентабельного вида. В ту ночь было совершено очередное убийство, город полнился слухами о Потрошителе. Жнецу не было дела до людских волнений — убивает и ладно, главное, выполнять свою работу. На своем веку ему довелось повидать многое, но чтобы убийца так изящно и несколько деликатно обращался с трупом — никогда. Мужчина бережно держал на ладони вырезанное девичье сердце. Черные глаза в полумраке светились алым блеском, словно перед ним лежал не человеческий орган, а некая святыня. Внезапно он обернулся и увидел Жнеца, но вместо испуга спокойно поприветствовал нежданного гостя: — Добрый вечер, позвольте мне закончить и можете забрать душу этой леди. Жнец никуда не торопился. — Благодарю, это была очень важная операция, но не
Квартира Джека располагалась на Бейкер-стрит в пятиэтажном доме из красного кирпича с высокими потолками, узкими балкончиками и комнатами-мансардами. В отличие от Вайолет, которую Джек укрыл плащом, Калеб предпочел идти рядом. На темном костюме след крови был заметен только при тщательном осмотре. — Разве не здесь живет известный сыщик? — спросила Вайолет, взяв Джека за нежную и теплую руку. Рядом с этим мужчиной ей было совсем не страшно, а наоборот — он успокаивал сладковатым ароматом лекарств, напоминающем ей о магазине сладостей у Ридженс парка, где матушка частенько покупала им с братом леденцы или мороженое. — Да, его квартира как раз напротив моего дома. Выдающийся человек и такой разносторонний! Давеча у меня была с ним беседа по поводу одного открытия. Он пытается создать формулу, чтобы определять пятна крови, где они уже высохли, или остался их след, — поделился Джек, бережно держа тонкие холодные детские пальчики. Если бы его сестра была жи
«Большой трехэтажный дом из красного кирпича с белыми оконными рамами. Все, что отличало его от соседских, подпирающих друг дружку по бокам, — это установленный отцом флюгер в виде грифона над печной трубой. Когда дул сильный ветер, флюгер крутился, готовый улететь в хмурое, затянутое темными облаками небо. Но ни разу я не увидел, как мифическое животное взмахнуло своими железными крыльями и взмыло вверх. Грифон всегда оставался на страже дома, наблюдая за прохожими черным глазом», — Калеб шатался внутри дома, где сползшие со стен кусочки обоев, обгоревшие книги и обломки буддийской статуи напоминали о былом величии дома Рестлессов. — Совсем ничего, — повторяла Вайолет, осматриваясь по сторонам и пытаясь не расплакаться. — Калеб! — она сжимала в руках тонкую закоптившуюся книжку. — Попробуй связаться с мамой или отцом, ты ведь можешь… Мальчик тяжело вздохнул и обернулся к Жнецу. Погруженный в себя тот стоял у двери, подпирая косяк, и даже не смотрел на детей.
Глубокой ночью, как только дети уснули крепким сном, а Джек вернулся после очередного кровопролитного дела, Жнец неторопливо прогуливался на Хайгейтском кладбище между рядами опутанных плющом могил. Укрытые зеленоватым мхом готические склепы возвышались над тропинками, а бледная луна освещала величественные надгробия и гробницы. Из всех кладбищ Лондона Жнец больше всего любил Хайгейтское. Ему нравилась его архитектура — даже памятник умершей кошке вызывал теплую волну чувств. Жнец существовал в эпоху трепетного отношения к смерти. Люди одновременно боялись и уважали ее, у них даже появилась мода — делать фотоснимки покойных, ставить черно-белые портреты в рамочки, а то и носить с собой на встречу с медиумами. Они наводнили Лондон, но мало кто был настоящим. Жнец не раз из любопытства наблюдал за актерской игрой бездарных фигляров, посмеиваясь над ними. Мать детей была не такой. За что же погибли их родители? Жнец присел на лавку, и свет луны заставил его бледную кожу засветиться. Бу