«Большой трехэтажный дом из красного кирпича с белыми оконными рамами. Все, что отличало его от соседских, подпирающих друг дружку по бокам, — это установленный отцом флюгер в виде грифона над печной трубой. Когда дул сильный ветер, флюгер крутился, готовый улететь в хмурое, затянутое темными облаками небо. Но ни разу я не увидел, как мифическое животное взмахнуло своими железными крыльями и взмыло вверх. Грифон всегда оставался на страже дома, наблюдая за прохожими черным глазом», — Калеб шатался внутри дома, где сползшие со стен кусочки обоев, обгоревшие книги и обломки буддийской статуи напоминали о былом величии дома Рестлессов.
— Совсем ничего, — повторяла Вайолет, осматриваясь по сторонам и пытаясь не расплакаться. — Калеб! — она сжимала в руках тонкую закоптившуюся книжку. — Попробуй связаться с мамой или отцом, ты ведь можешь…
Мальчик тяжело вздохнул и обернулся к Жнецу. Погруженный в себя тот стоял у двери, подпирая косяк, и даже не смотрел на детей.
— Ладно, — шепнул сестре Калеб и сосредоточился, как учила матушка. Представил ее лицо, аромат, как протягивает ей руку в надежде коснуться, притянуть к себе из мира духов. — Психея Рестлесс, приди ко мне — своему сыну! Психея! — просил он, пока не почувствовал на лице дуновение холодного ветра, его плечо сжали ледяные пальцы, но, обернувшись, Калеб увидел не маму, а Жнеца. Тот качнул головой.
— Она не придет — ее тело было сожжено. Единственный возможный способ для медиума уйти из мира живых.
Вайолет отвернулась, пряча катящиеся по щекам слезы. Она все еще надеялась на встречу с духом, но ничего не вышло. Мама ушла… навсегда.
— А отец? Попробуй его!
Калеб вновь сосредоточился, но ощутил острую боль, словно в нос вонзили длинную иглу, и она обожгла его сознание. Застонав, он схватился за лицо и почувствовал, как по подбородку на руку стекает кровь.
— Калеб! — Вайолет бросилась к нему и прижала свой новенький платок, промакивая кровь. — Прости меня! Я не должна была этого делать, матушка ведь говорила, что за один раз нельзя пытаться вызвать больше духов, чем можешь, а ты ведь ещё не такой сильный, как она, — голос девочки дрогнул, в глазах замер страх, но она страшилась не своего поступка, а боялась потерять брата и остаться совсем одна.
— Ничего, — прогнусавил Калеб, слегка запрокинув голову, и держа платок у носа. — Немного льда — и все пройдет.
Жнец коснулся его подбородка, обжигая кожу холодом пальцев.
— Тебе больно? — спросил он, осматривая свою окровавленную руку. С тех пор, как Жнец умер он позабыл, каково это испытать боль. Должно быть, неприятно.
— Уже нет, подобное случалось. Я ведь не такой сильный медиум, как мама, — она могла вызывать духов несколько раз в день, хотя отец запрещал, говорил, это сказывается на ее здоровье, — поделился Калеб.
— Поэтому у мамы была седина, — Вайолет распушила волосы. — И она часто болела, а порой, — девочка перешла на шепот и приблизилась к Жнецу. — На руках оставались следы от пальцев, порезы… от людей с того света.
Жнец понимающе кивнул:
— Души не всегда любят, чтобы их тревожили, это как прийти в гости без приглашения. Калебу ничего не угрожает.
Вайолет успокоилась.
— Нам стоит вернуться, — Жнец коснулся их плеч.
Дети бросили последний взгляд на обгоревшую гостиную с полуразвалившейся лестницей и прижались к Жнецу. Их дом сожрал огонь, прошлое — мертво, и родителей не вернуть.
Вайолет устроилась в ногах у Жнеца, положив руки на его колени, а Калеб занял кресло напротив, прижимая к переносице врученный Джеком мешочек со льдом. Хозяин квартиры отправился на ночную прогулку, а дети остались под присмотром Жнеца и приготовились слушать самую мрачную и волшебную сказку из когда-либо рассказанных.
— Говорят, что Корпсгрэйв появился вместе с луной одной глубокой ночью, когда мир был только создан и начал пробуждаться со всем живым. Даже я не знаю, как это произошло на самом деле, ведь и меня тогда не существовало, — едва слышно рассказывал Жнец, глядя на огонь и чувствуя тепло детских рук на своих ладонях. Пальчики Вайолет подрагивали от волнения, она заерзала на ковре среди подушек и от любопытства закусила нижнюю губу.
— Смерть пришла вместе с жизнью, вечными остались небо и земля, но и та… подвергалась многочисленным изменениям. По ней ходили живые, и в ней же они растворялись, уходя глубоко, как корни деревьев. Тогда Смерть еще не обрела лица, но забрав душу первого человека, она примерила его облик и решила, что отныне и навсегда все Жнецы — ее помощники — будут подобны людям. Нет жизни без смерти — это круговорот событий, непрекращающийся цикл. Если смерть не заберет одного, то не сможет родиться другой. Как не может быть дня без ночи, света без тени… — философски отметил он. — Есть и другие отражения Корпсгрэйва, и все они разбросаны по миру. Тот, в котором работаю я, отражает Лондон, но также заведует землями Ирландии и Шотландии.
— Ты помнишь свою прошлую жизнь? Когда был живым? — спросила Вайолет.
Жнец призадумался, и его лоб прочертили тонкие морщинки:
— Не очень, у всех по-разному. Кто-то помнит обо всем, другие — обрывками, третьи — совсем ничего и не испытывают сожалений.
— Но не каждый человек подходит для этой роли, верно? — добавил Калеб, постукивая ноготками по подлокотникам.
Жнец кивнул:
— Не каждый, но даже мы не знаем критериев отбора. Бывало, что Жнецом становился убитый монах или же умершая во сне нянька, аристократы и простолюдины. Для смерти не важны титулы, богатство и власть.
— Должно быть… их отбирают за другие качества, — Вайолет задумчиво накрутила прядь волос на палец. — Может… они должны обладать твердостью духа? Быть сильными, уметь принимать нелегкие решения, ведь забрать душу — не разбить яйцо.
— Это верно, но мы — марионетки смерти. Наши тела — проводники, а ее незримая сила повсюду — в воде, земле, воздухе, каждом человеке. Мы можем отключить все человеческое: чувства, желания, — руководствоваться лишь разумом, но тогда долгая жизнь окажется скучной. Поэтому у каждого из нас есть свои особенности и причуды, например…
— Дорогие ботинки, — поняла Вайолет и лучезарно улыбнулась.
— Да, у моего коллеги Мушкетера — прекрасные дамы и хорошее вино, у кого-то — домашние питомцы, даже призраки. Но мы не можем заводить семьи, не можем дать начало новой жизни, потому что уже мертвы. Да и люди не замечают нас. Столкнувшись со мной нос к носу прохожий в одночасье позабудет о моем существовании, как если бы мимо пронесся поток легкого ветерка.
— Но ведь Джек видит тебя, общается и не забывает, и мы тоже, —лицо Калеба приобрело озадаченное выражение.
— Во всем есть исключения, мир несовершенен и многогранен. Ветер не может дуть либо слишком сильно, либо слабо, быть всегда определенной температуры и плотности. Ветер свободен. Также и с людьми: есть те, кто подвержен всему необычному, они видят, чувствуют или же, наоборот, не видят, но интуиция подсказывает им о чем-то странном. Например, вы унаследовали способности медиума от вашей матери, а она, в свою очередь, от кого-то из своих родителей. Это закономерность, и вашим детям передастся этот дар. Он течет по вашим жилам вместе с кровью, хранится в уголках разума, отражается в глазах. Умрете вы — умрет и дар, вы его носители. И все особенные такими рождаются или же… случайно приобретают, как случилось с Джеком. Он от природы одаренный человек: внимательный, с прекрасно развитой интуицией, зорким взглядом, острым слухом. Такими же талантами обладают и другие люди. В свое время Джек увидел нечто нехорошее, то, что не каждый ребенок смог бы пережить или забыть.
— Это повлияло на него? — прошептала Вайолет, прижав ладошку к груди и успокаивая взволновавшееся сердечко. — Что же с ним произошло? Его мучили? Или он из таких, как мы — неучтенных?
Жнец тяжело вздохнул, он и сам не знал подробностей истории Джека, да и не понимал, что испытывает человек, особенно, ребенок, утратив любимого.
— На его глазах умерла сестра, быть может, ее убили, и, кажется мне… очень изощренно. Это и оставило на нем отпечаток смерти. Возможно, в будущем, умерев, он станет жнецом, но это лишь мои догадки.
Вайолет побледнела, и ее глаза наполнились слезами:
— К-какой уж-жас, — всхлипнула она. — Бедный Джек, несчастная его сестренка.
— Он сам избрал свой путь, как и мы свой, — спокойно сказал Калеб, глядя в одну точку. — Как же мне управлять своими силами? Призывать духов?
— Практикуйся, учись лучше слышать и видеть их, различать среди живых, повелевать. Представь, что ты — кукловод, и от твоих пальцев тянутся незримые нити дара, они оплетают души, и стоит потянуть — те окажутся перед тобой. Я также делаю со своей косой: представляю ее, чувствую леденящую руку сталь, вспоминаю вес, как рукоять меча ложиться в ладонь… — и оружие возникло в руке, Жнец поднял его над собой. — Мне, как Жнецу, это дается легко, ведь я пришел из Корпсгрэйва, тебе же, человеку познавшему смерть, будет немного сложнее, и все же… в вас обоих течет кровь мира мертвых. Она усилила ваш дар, сделала тела отчасти неприкосновенными для смерти. Воспользуйтесь этой силой. Она не сделала вас богами, и жизнь ваша также не вечна, но пока вы дышите — вас ждут незабываемые моменты.
— У меня вот совсем не выходит общаться с духами, — пожаловалась Вайолет, утирая слезы. — Я их вижу, но не слышу слов, разве что могу пытаться читать по губам. Почему так? Вот у Калеба все получается.
Губы Жнеца расплылись в улыбке, и он погладил девочку по голове, коснувшись затылка и почувствовав под ладонью ее хрупкий череп.
— Полагаю, дело в возрасте. Дар не стоит на месте, а растет со своим носителем. Скажи, Калеб, ты с самого детства мог общаться с духами, видел их?
Мальчик призадумался:
— Не то чтобы с самого детства, но, полагаю, лет с трех, возможно, четырех. Мне мама рассказывала, но вот говорить… кажется, с шести или семи.
— Ну вот! А мне шесть! — Вайолет вскочила и заходила по комнате кругами, заламывая руки. — Я тоже хочу, а ничего не выходит, — плаксиво заявила она. — Так нечестно!
— Всему свое время, — прошелестел в полумраке голос Жнеца.
Глубокой ночью, как только дети уснули крепким сном, а Джек вернулся после очередного кровопролитного дела, Жнец неторопливо прогуливался на Хайгейтском кладбище между рядами опутанных плющом могил. Укрытые зеленоватым мхом готические склепы возвышались над тропинками, а бледная луна освещала величественные надгробия и гробницы. Из всех кладбищ Лондона Жнец больше всего любил Хайгейтское. Ему нравилась его архитектура — даже памятник умершей кошке вызывал теплую волну чувств. Жнец существовал в эпоху трепетного отношения к смерти. Люди одновременно боялись и уважали ее, у них даже появилась мода — делать фотоснимки покойных, ставить черно-белые портреты в рамочки, а то и носить с собой на встречу с медиумами. Они наводнили Лондон, но мало кто был настоящим. Жнец не раз из любопытства наблюдал за актерской игрой бездарных фигляров, посмеиваясь над ними. Мать детей была не такой. За что же погибли их родители? Жнец присел на лавку, и свет луны заставил его бледную кожу засветиться. Бу
Как только они покончили с завтраком, Жнец протянул детям руки, и те взялись за них. — Ничего не бойтесь, — спокойно предупредил Жнец и гостиная померкла, словно кто-то погасил свет и они окунулись в кромешную тьму. Повеяло ароматом сырости, лица обдало дождевыми каплями. Дети стояли на окутанной туманом мостовой. Небо укрывали плотные черно-серые тучи, не пропускающие ни единого лучика света. Да и откуда ему взяться в обители мертвых, где вечно идет дождь, и тускло горят желто-красные фонари. Жнец не боялся намокнуть: мелкие капельки собирались бусинами на его длинном плаще и стекали вниз на темные гладкие камни с белесыми прожилками. Словно по ним процокало множество женских каблучков, каждый из которых оставил трещину, и она разрослась вширь, образовав подобие паутины. С легким хлопком Жнец раскрыл зонтик и вручил его Калебу: — Добро пожаловать в Корпсгрэйв, — он криво улыбнулся и поправил съехавшие на кончик носа очки, поля головного убора защищали стеклы
Следующая дама в алом платье с рюшами и бантом на пышной груди сжимала окровавленную плеть. Художник подчеркнул капли крови, и при мерцающем свете «воронов» те поблескивали добавленной к красной краске золотистой охрой. Вайолет протянула руку и коснулась пальцем холста, тот оказался слегка выпуклым, объемные мазки засохшей краски иглами торчали на портрете. В высокой напудренной прическе девочка заметила крохотные незабудки, такие же украшали жемчужные бусы, оплетающие лебединую шею. В глазах молодой девушки скрывалось нечто притягательно-загадочное и вместе с тем пугающее. Вайолет опустил взгляд на раму и по слогам прочла: — Да-рь-я Сал-ты-ко-ва , Дарья…хм, русская, а это у нас кто? Смуглая девушка в свободной рубахе, цветастой шали на плечах и с множеством золотистых браслетов призывно улыбаясь. В одной руке она держала нож с изогнутой сталью и рукоятью в виде медвежьей головы, а в другой — бубен. Пышная копна черных волос окружила ее узкое лицо с белоснежн
Джеку снилась холодная зима. Та, от которой немеет кожа, глаза готовы превратиться в два ледяных шарика, а руки и ноги перестают слушаться. Их с сестрой похитили и спрятали на пыльном чердаке. Сквозь щели в потолке проникали снежинки, завывала вьюга. Джек старался отогреть Милу собственным теплом, но они очень давно не ели ничего горячего, даже хлеб зачерствел. Мыши и те не грызли его, сбежав с чердака под пол кухни, где было теплее всего, и на ужин всегда подавали что-то горячее. Сестренка плакала, от голода у нее болел животик, и она очень мерзла, а затем стала кашлять. Из-за ее болезни к ним часто захаживал похититель и грозился убить, если Мила не замолчит. Однажды ночью она так сильно раскашлялась, что на ее крохотной ладошке осталась кровь. Тогда Джек испугался и стал барабанить в дверь, кричать, чтобы ей дали лекарство, но никто не ответил. «Почему же родители тянут с выкупом, где они?» —не раз задумывался маленький Джек, падая в голодный обморок и просыпаясь от стука
Сыщик осмотрелся: все разбросанные бумаги были невесть когда собраны и лежали ровной стопочкой на столике перед Бенджамином, атташе пил не чай, а кофе с коньяком, чей дивный аромат витал в гостиной, и читал один лист за другим. — Я возьмусь за это дело, Бенджамин, — озвучил свое решение Сыщик, прижимая к груди блокнотик, словно Библию. Хотя лично не верил ни в какого джентльмена с небес. Атташе бросил на него взгляд, кивнул и вернулся к чтению. В тот день они засиделись до глубокой ночи. После ухода атташе на стене вместо портрета королевы Виктории оказалось множество листов с записями и пометками, проткнутых иголками, одолженными у хозяйки квартиры (о чем она естественно не знала, иначе вознегодовала бы, ведь Сыщик проделывал это не в первый раз, вечно забывая купить собственные), каждую иглу опоясывала яркая шерстяная нить, образуя связанную паутину из нераскрытых преступлений. «Все они — звенья одной цепи», — Сыщик понимал важность мероприятия и был соглас
Джек обернулся к проткнутому мужчине и, взяв его под мышки, потащил в ванную. Уложив тело в лохань, он вытащил из-под полы плаща самурайский меч и отрубил сначала голову, а затем и все остальное: руки, ноги, — пока в окрасившейся кровью ванной не осталось туловище. Снизу доносилась гармоничная мелодия фортепьяно, играла виолончель. Гости давно разбрелись по комнатам, погрузившись в сладострастные объятья куртизанок. Вскоре в комнату тихонько вошла Эржбет, но вместо богатого клиента и Вайолет вампирша увидела в кресле у камина кого-то скрытого полумраком, остро пахло кровью, и у проголодавшейся Эржбет разыгрался аппетит. Вампирша приблизилась к огню и, всмотревшись в сидящего, издала не то вздох облегчения, не то стон из-за испорченной обивки и ковра. В кресло положили мужское туловище с отрезанными по бедра ногами. С обрубка открытого предплечья стекала кровь, оторванный рукав без своей конечности смотрелся небрежно, а одна из запонок поблескивала у решетки камина. Плечи и ш
Валет принес Калеба с Вайолет вовсе не в их квартиру. Дети топтались в небольшой мрачноватой гостиной, а у приоткрытого окна с тяжелыми портьерами стоял молодой человек и играл на скрипке. Вечерний сквозняк шелестел разбросанными по полу газетами, в камине потрескивали поленья, отбрасывая сверкающие искры на темную плитку. От оставленной на столе курительной трубки к потолку поднимался сизый дымок, пахло табаком и мятным чаем. При виде детей Сыщик вздрогнул и растеряно захлопал желтоватыми, по-кошачьи блеснувшими в полумраке глазами. Спустя миг его бледное лицо вернуло себе прежнюю невозмутимость. Мужчина опустил инструмент, смычок задел струны, и те издали низкий прощальный звук. Калеб отметил дорогую скрипку и профессиональную игру человека. Помятую рубашку с расстегнутым жилетом (одной пуговицы не хватало), всклоченные и давно немытые волосы забавно торчали, придавая узкому лицу мальчишеский вид. Мужчина был явно не старше Джека, возможно, и младше, особенно необычно выгл
Заслышав цокот копыт, Сыщик невольно приник к окну. К дому подъехала темная дорогая карета, запряженная двойкой вороных жеребцов. Животные переступали на месте, пока кучер, спрыгнув на мостовую и щелкнув каблуками, открывал дверцу джентльмену в плаще. Тень от полей головного убора скрывала лицо, в тусклом свете фонаря сверкнула брошенная кучеру монета — тот ловко ее поймал, довольно хмыкнув, влез на козлы и покатил в сторону парка. Джентльмен же прошелестел плащом и вошел в дом напротив, но то ли что-то позабыл и, через несколько минут поспешно выбежал обратно, то ли… Сыщик проводил бегущую к его дверям фигуру заинтересованным взглядом и услышал звонок в дверь. «Хозяйка будет недовольна: вновь скажет, что в столь позднее время ко мне заявляются одни проходимцы и подозрительные личности», — отчасти она была права. Спустившись на первый этаж и лязгнув цепочкой, он впустил ночного гостя. Тот снял шляпу, открыв лицо. От тусклого света газового рожка глаза молодого челове