Глубокой ночью, как только дети уснули крепким сном, а Джек вернулся после очередного кровопролитного дела, Жнец неторопливо прогуливался на Хайгейтском кладбище между рядами опутанных плющом могил. Укрытые зеленоватым мхом готические склепы возвышались над тропинками, а бледная луна освещала величественные надгробия и гробницы. Из всех кладбищ Лондона Жнец больше всего любил Хайгейтское. Ему нравилась его архитектура — даже памятник умершей кошке вызывал теплую волну чувств. Жнец существовал в эпоху трепетного отношения к смерти. Люди одновременно боялись и уважали ее, у них даже появилась мода — делать фотоснимки покойных, ставить черно-белые портреты в рамочки, а то и носить с собой на встречу с медиумами. Они наводнили Лондон, но мало кто был настоящим. Жнец не раз из любопытства наблюдал за актерской игрой бездарных фигляров, посмеиваясь над ними. Мать детей была не такой. За что же погибли их родители? Жнец присел на лавку, и свет луны заставил его бледную кожу засветиться. Будь поблизости человек, он бы принял его за привидение: бледный, худой, окутанный дымкой мрака.
— Ну и кто у нас здесь расселся?
Жнец обернулся на задорный юношеский голос — перед ним стоял его коллега в красном одеянии, его голову укрывал капюшон, а лицо полностью скрывала венецианская маска цвета слоновой кости. По скулам вились узоры, а в украшенных алыми языками пламени прорезях сверкали золотисто-алые глаза с вертикальными зрачками (особенность всех жнецов). Также маска очерчивала нос и идеально нарисованные губы.
— Валет, давно не виделись, — поприветствовал Жнец, не вставая.
Юноша сел рядом, звякнув тонким мечом. Оружие Валета всегда напоминало Жнецу некий дар природы, особенно явно об этом говорило строение гарды: витиеватые, переплетенные между собой дужки рукояти, посеребренные листики напоминали раскрывшийся цветок лилии, в совокупности с невероятно острой сталью. Тонкая работа, а главное, легкое и удобное оружие.
— Давненько, — Валет хлопнул его по плечу. — Мушкетер шепнул, что ты занимаешься благотворительностью, мол, две душонки при тебе, любопытно, — он усмехнулся, хитро прищурившись.
— Где ты пропадал? В Корпсгрэйве, да и в Лондоне тебя давно никто не видел, только рапорты приходят.
Валет коснулся головы рукой в латной перчатке и почесал. Для работы Валет разделил заключенную в оружие силу надвое, вложив одну часть в перчатку, а другую в меч. Как он говорил: «Ходить без меча — не солидно, а с двумя артефактами работа пойдет быстрее».
Когда-то Валет был знатным картежником и шулером, настоящим профессионалом, хотя умер не из-за карточной игры, а из-за дамы, на дуэли. Потом оказалось, что дама водила его за нос, и с тех пор Валет питал к женщинам неприязнь, бывало, даже издевался над ними, пока те, будучи живыми, медленно умирали, а он все оттягивал их кончину и, только насытившись мучениями, забирал души.
— Я никуда не пропал, просто появилось одно увлечение, оно полностью захватило меня, и, черт возьми, будь я проклят, если лично не заберу душу этого малого! — Валет ударил себя по груди.
Жнец удивился. Не часто коллега был так запальчив.
— Кто же он?
— Сыщик, каких я еще не встречал — не просто ищейка, а настоящий хитрец и мастер своего дела, несмотря на молодость. Старикам Скотленд-ярда стоит у него поучиться, — в его голосе звучало восхищение. Валет действительно запал на эту душу и азартно рассказывал обо всех приключениях, в которых удалось побывать, пока он тенью следовал за Сыщиком. Куда его только не заносило, в каких злачных обителях он не бывал, и каждый раз Валет устраивал Сыщику череду опасностей, но тот всегда уворачивался, а желание Валета забрать душу росло все сильнее.
— И так каждый раз! — взвился он и заходил по дорожке. — Стоит мне подстроить простенькую стычку между пьянчугами с очередным кодлом в портовой забегаловке, как Сыщику удается избежать драки и поножовщины. Даже если лезвие пройдет в сантиметре от его лица, он все равно от меня ускользает, — шипел Валет, а затем выхватил меч из ножен и стал гневно кромсать кусты — истерзанная листва осыпалась к его ногам, укрыв дорожку и землю мягким ковром.
— Рано или поздно — он умрет, — миролюбиво отметил Жнец.
— А вот и нет! — Валет обернулся, его плечи дрожали, и плащ не мог скрыть охватившего его возбуждения. —Может, умрет, а может, нет… — азартно прошипел он.
— О чем ты?
Валет усмехнулся, но Жнец не видел его глаз, тень от капюшона скрыла их хищный блеск.
— Рядом с ним я чувствую жизнь, былую радость приключений, словно снова ожил. Меня охватывает невероятное любопытство, — начал он. — У тебя и Мушкетера есть свои слабости, а у меня Он, такой интересный, всегда на волосок от смерти. Заставляет меня дрожать, волноваться… за него. Словно мои внутренности обвязаны нитью, и та пуповиной тянется к нему. Где он, там всегда смерть. Я… восхищен этой душой. Как ловко он уходит от меня — это наша игра. Стоит мне приблизиться к нему, и я начинаю молиться — «Давай же, вот сейчас ты умрешь, еще минута и...», — но вместо разочарования испытываю дикий восторг и продолжаю следить за Сыщиком.
Жнец удивленно вскинул брови:
— Он сильно тебя зацепил, — «Как и меня души детей, но с ними я испытываю совсем другие чувства, мне не хочется их смерти, время не пришло, и, возможно… я даже рад такому стечению обстоятельств». Наблюдая за Валетом, слушая его восторженную речь о Сыщике, Жнец стал постепенно осознавать, что ему делать с душами и как жить дальше.
— Правда, последние два месяца он немного приуныл, полагаю, это действие наркотика, — Валет вернулся на лавку. — Какой-то новый, называется амфетамин , достался моему подопечному от ученого румына. И я затосковал по былым денькам, когда мы с Сыщиком шатались по всему Лондону. Сейчас же он торчит дома и пялится в потолок расширенными зрачками, страшно похудел, став вылитым скелетом, ничего не ест, не спит, зато постоянно разговаривает с самим собой. Точно псих!
— Мы можем поспорить, от чего он раньше умрет: от этого лекарства или же твоих подначек, — предложил Жнец.
— Думаю, второе вернее, румына на днях убили. Сыщик приходил к нему на квартиру, они договорились о встрече, а там все верх дном, и тело ученого с пробитой черепушкой. Кровища, похоже, ограбили мужика.
— Случается.
Валет засмеялся и хлопнул Жнеца по плечу:
— Только не в случае с Сыщиком, он всюду видит заговоры, впрочем… так оно и есть, но у меня тогда появилось дело, и я отправился по списку, чем все закончилось — неизвестно. Может, действительно ограбили, у нас и статистика подобных преступлений имеется.
Они еще немного поболтали и разошлись, окутанные мраком.
***
На следующее утро, когда Джек ушел на лекцию в анатомический театр, Жнец мирно дремал на кушетке в гостиной. Ночью после разговора с Валетом он принес ее с собой, забрав из квартиры покойника, чья душа теперь хранилась в его мече. Среди дорогой мебели кушетка смотрелась неуместно, сверкая ярким малиновым пятном и намекая на антураж будуара в доме терпимости. При виде элемента мебели, оскорбляющего его вкус, Джек скривил губы, но промолчал, понимая, что подобное убожество лишь временное неудобство. Как же он ошибался.
Жнец обошел многие пустующие дома в Лондоне, где произошли убийства или несчастные случаи, за ними числилась печальная слава, они продавались по сниженной цене и покупатели находились с трудом.
Вытянувшись и постаравшись, чтобы ноги не слишком свисали с края (мало того, что кушетка оказалась узкой, так еще и короткой), Жнец раздумывал над сложившейся ситуацией. Таскать с собой детей он не мог: им необходимо тепло, еда и, что важно, присмотр, о чем Джек шепнул ему перед уходом. Жнец взглянул на них: положив ладошку под подушку, Вайолет спала с одной стороны дивана, а Калеб с другой, отвернувшись лицом к спинке.
«Они могут жить и здесь…», — решил он. «Уж не это ли имел в виду Джек». Намеков Жнец не понимал и решил дождаться возвращения друга, а пока написать отчет и вернуться в Корпсгрэйв, чтобы отдать души.
Вайолет лениво открыла глаза, почувствовав, как ее легонько трясут за плечо. Калеб мгновенно очнулся ото сна. Его волосы торчали в разные стороны, и он поспешно пригладил их руками.
— Хотите пойти со мной в Корпсгрэйв? — спросил Жнец, глядя им в глаза.
Дети переглянулись и одновременно закивали.
— Я первая в ванную! — закричала Вайолет, путаясь в пледе, и торопливо скрылась за дверью.
Калеб же поправил подушки, сложил плед и отправился в кухню. Изучая содержимое буфета и шкафчиков, он пришел к неутешительным выводам: в квартире Джека не водилось ничего съестного. Калеб вырос в богатом доме в окружении слуг и лишь в теории знал, как сварить кашу или кофе, помнил, что для приготовления чая необходимо добавить щепотку «Эрл Грей» и залить кипятком. Собственная неопытность удручала его. Матушка частенько повторяла, что аристократ обязан уметь все, что делают слуги, и даже больше, но повар придерживался другого мнения, стараясь не подпускать Вайолет к плите, боясь, что она обожжется, или на нее брызнет раскаленное масло.
К счастью, Джек оставил накрытый салфеткой и от того незаметный поднос с завтраком на столе, и, когда Вайолет вернулась в гостиную умытой и причесанной, Калеб открыл кофейник, серебряные кастрюльки с горячим. На фарфоровые тарелки дети положили идеально круглые яичницы, золотистый омлет с коричневыми ломтиками беконами и сосисками. В подставке с тостами был зажат плотный конверт.
Пока Вайолет уплетала омлет, а Жнец пил какао и хрустел тостом, неторопливо пережевывая и смакуя его, Калеб ознакомился с посланием: «Вернусь поздно вечером, на обед зайдите в булочную неподалеку на углу (очень вкусные круассаны)», — в конверте звякнули монеты.
— Как ему не скучно без домашнего животного, хоть бы маленькая канарейка или попугайчик, ведь у него столько восточных диковинок, — посетовала Вайолет. — Помню, у мадам Клеменс был дивный попугай из Индии. Большой, с голубым оперением и желтым брюшком.
— Это синегорлый ара, — пояснил Калеб. — Дорогая птица, требующая бережного и внимательного отношения. Ты бы с такой не справилась.
Вайолет насупилась:
— Ну и ладно! Не попугая, так собаку, ведь мама говорила, что если мы будем хорошо себя вести, то на Рождество нам подарят щенка.
Калеб тяжело вздохнул, убрав деньги в карман. Упоминание о Рождестве, которое они больше не встретят с родителями, отбило аппетит, и чтобы сестра не увидела его слез, он скрылся в ванной.
Закрыв дверь на щеколду, Калеб отвинтил кран и под шум воды издал сдавленный стон — в черную дыру раковины упало несколько слезинок. В отражении зеркала он увидел не искаженное гримасой боли лицо, а хищную улыбку и мстительный блеск в глазах.
«Я отомщу, клянусь вам», — на миг ему показалось, что за спиной возникли полупрозрачные духи родителей — сердце замерло, он обернулся, но там никого не было.
Как только они покончили с завтраком, Жнец протянул детям руки, и те взялись за них. — Ничего не бойтесь, — спокойно предупредил Жнец и гостиная померкла, словно кто-то погасил свет и они окунулись в кромешную тьму. Повеяло ароматом сырости, лица обдало дождевыми каплями. Дети стояли на окутанной туманом мостовой. Небо укрывали плотные черно-серые тучи, не пропускающие ни единого лучика света. Да и откуда ему взяться в обители мертвых, где вечно идет дождь, и тускло горят желто-красные фонари. Жнец не боялся намокнуть: мелкие капельки собирались бусинами на его длинном плаще и стекали вниз на темные гладкие камни с белесыми прожилками. Словно по ним процокало множество женских каблучков, каждый из которых оставил трещину, и она разрослась вширь, образовав подобие паутины. С легким хлопком Жнец раскрыл зонтик и вручил его Калебу: — Добро пожаловать в Корпсгрэйв, — он криво улыбнулся и поправил съехавшие на кончик носа очки, поля головного убора защищали стеклы
Следующая дама в алом платье с рюшами и бантом на пышной груди сжимала окровавленную плеть. Художник подчеркнул капли крови, и при мерцающем свете «воронов» те поблескивали добавленной к красной краске золотистой охрой. Вайолет протянула руку и коснулась пальцем холста, тот оказался слегка выпуклым, объемные мазки засохшей краски иглами торчали на портрете. В высокой напудренной прическе девочка заметила крохотные незабудки, такие же украшали жемчужные бусы, оплетающие лебединую шею. В глазах молодой девушки скрывалось нечто притягательно-загадочное и вместе с тем пугающее. Вайолет опустил взгляд на раму и по слогам прочла: — Да-рь-я Сал-ты-ко-ва , Дарья…хм, русская, а это у нас кто? Смуглая девушка в свободной рубахе, цветастой шали на плечах и с множеством золотистых браслетов призывно улыбаясь. В одной руке она держала нож с изогнутой сталью и рукоятью в виде медвежьей головы, а в другой — бубен. Пышная копна черных волос окружила ее узкое лицо с белоснежн
Джеку снилась холодная зима. Та, от которой немеет кожа, глаза готовы превратиться в два ледяных шарика, а руки и ноги перестают слушаться. Их с сестрой похитили и спрятали на пыльном чердаке. Сквозь щели в потолке проникали снежинки, завывала вьюга. Джек старался отогреть Милу собственным теплом, но они очень давно не ели ничего горячего, даже хлеб зачерствел. Мыши и те не грызли его, сбежав с чердака под пол кухни, где было теплее всего, и на ужин всегда подавали что-то горячее. Сестренка плакала, от голода у нее болел животик, и она очень мерзла, а затем стала кашлять. Из-за ее болезни к ним часто захаживал похититель и грозился убить, если Мила не замолчит. Однажды ночью она так сильно раскашлялась, что на ее крохотной ладошке осталась кровь. Тогда Джек испугался и стал барабанить в дверь, кричать, чтобы ей дали лекарство, но никто не ответил. «Почему же родители тянут с выкупом, где они?» —не раз задумывался маленький Джек, падая в голодный обморок и просыпаясь от стука
Сыщик осмотрелся: все разбросанные бумаги были невесть когда собраны и лежали ровной стопочкой на столике перед Бенджамином, атташе пил не чай, а кофе с коньяком, чей дивный аромат витал в гостиной, и читал один лист за другим. — Я возьмусь за это дело, Бенджамин, — озвучил свое решение Сыщик, прижимая к груди блокнотик, словно Библию. Хотя лично не верил ни в какого джентльмена с небес. Атташе бросил на него взгляд, кивнул и вернулся к чтению. В тот день они засиделись до глубокой ночи. После ухода атташе на стене вместо портрета королевы Виктории оказалось множество листов с записями и пометками, проткнутых иголками, одолженными у хозяйки квартиры (о чем она естественно не знала, иначе вознегодовала бы, ведь Сыщик проделывал это не в первый раз, вечно забывая купить собственные), каждую иглу опоясывала яркая шерстяная нить, образуя связанную паутину из нераскрытых преступлений. «Все они — звенья одной цепи», — Сыщик понимал важность мероприятия и был соглас
Джек обернулся к проткнутому мужчине и, взяв его под мышки, потащил в ванную. Уложив тело в лохань, он вытащил из-под полы плаща самурайский меч и отрубил сначала голову, а затем и все остальное: руки, ноги, — пока в окрасившейся кровью ванной не осталось туловище. Снизу доносилась гармоничная мелодия фортепьяно, играла виолончель. Гости давно разбрелись по комнатам, погрузившись в сладострастные объятья куртизанок. Вскоре в комнату тихонько вошла Эржбет, но вместо богатого клиента и Вайолет вампирша увидела в кресле у камина кого-то скрытого полумраком, остро пахло кровью, и у проголодавшейся Эржбет разыгрался аппетит. Вампирша приблизилась к огню и, всмотревшись в сидящего, издала не то вздох облегчения, не то стон из-за испорченной обивки и ковра. В кресло положили мужское туловище с отрезанными по бедра ногами. С обрубка открытого предплечья стекала кровь, оторванный рукав без своей конечности смотрелся небрежно, а одна из запонок поблескивала у решетки камина. Плечи и ш
Валет принес Калеба с Вайолет вовсе не в их квартиру. Дети топтались в небольшой мрачноватой гостиной, а у приоткрытого окна с тяжелыми портьерами стоял молодой человек и играл на скрипке. Вечерний сквозняк шелестел разбросанными по полу газетами, в камине потрескивали поленья, отбрасывая сверкающие искры на темную плитку. От оставленной на столе курительной трубки к потолку поднимался сизый дымок, пахло табаком и мятным чаем. При виде детей Сыщик вздрогнул и растеряно захлопал желтоватыми, по-кошачьи блеснувшими в полумраке глазами. Спустя миг его бледное лицо вернуло себе прежнюю невозмутимость. Мужчина опустил инструмент, смычок задел струны, и те издали низкий прощальный звук. Калеб отметил дорогую скрипку и профессиональную игру человека. Помятую рубашку с расстегнутым жилетом (одной пуговицы не хватало), всклоченные и давно немытые волосы забавно торчали, придавая узкому лицу мальчишеский вид. Мужчина был явно не старше Джека, возможно, и младше, особенно необычно выгл
Заслышав цокот копыт, Сыщик невольно приник к окну. К дому подъехала темная дорогая карета, запряженная двойкой вороных жеребцов. Животные переступали на месте, пока кучер, спрыгнув на мостовую и щелкнув каблуками, открывал дверцу джентльмену в плаще. Тень от полей головного убора скрывала лицо, в тусклом свете фонаря сверкнула брошенная кучеру монета — тот ловко ее поймал, довольно хмыкнув, влез на козлы и покатил в сторону парка. Джентльмен же прошелестел плащом и вошел в дом напротив, но то ли что-то позабыл и, через несколько минут поспешно выбежал обратно, то ли… Сыщик проводил бегущую к его дверям фигуру заинтересованным взглядом и услышал звонок в дверь. «Хозяйка будет недовольна: вновь скажет, что в столь позднее время ко мне заявляются одни проходимцы и подозрительные личности», — отчасти она была права. Спустившись на первый этаж и лязгнув цепочкой, он впустил ночного гостя. Тот снял шляпу, открыв лицо. От тусклого света газового рожка глаза молодого челове
Перед уходом Сыщик остановил Джека и спросил: — Мы ведь уже встречались? Джек улыбнулся ему как старому знакомому: — И не раз, я часто видел твою спину во мраке Уайтчепела. — Вот оно что? А я-то думал, кто за мной наблюдает, грешил на Валета, а все оказалось так просто, — он взглянул на руки Джека. Аккуратно остриженные и отполированные чистые ногти, гладкая кожа. — Значит, хирург… Джек кивнул и направился к выходу: — Мы еще это обсудим, у меня будет к тебе просьба, но я озвучу ее, когда все закончится. Сыщик понимающе кивнул: — Как скажешь, — на диване остался листок со стихотворением. Сыщик бережно вложил его в оставленный Бенджамином блокнот и убрал в стол. — Смотри, чтобы до него никто не добрался, — он чувствовал, что Валет остался рядом. Незримой тенью жнец скользнул за Сыщиком в ванную комнату, но убедившись, что тот не собирается ни делать себе очередную инъекцию наркотика, ни тем более резать вены для разнообра
— Чудесная ночь, — изрек Джек, ощутив прохладу ночи и похлопав одной рукой напарника по плечу. Вайолет обхватила его шею руками, ее клонило в сон. Сыщик скрипнул зубами. Старая рана в плече после перестрелки в Дублине доставляла ему значительный дискомфорт. — Что собираешься делать с пистолетом? — полюбопытствовал Джек, пока они брели по пропитанной сырым воздухом и окутанной туманом улочке. Через несколько метров он услышал сопение Вайолет — малышка уснула. — Пока что не стану посвящать тебя в свой план, — зашептал Сыщик, поймав предостерегающий взгляд Джека. — Но, поверь, скоро ты обо всем узнаешь, а сейчас… я бы не отказался от свежей рубашки и плотного завтрака. Не составишь мне компанию? — он обернулся к дому Беркута. Они отдалились на приличное расстояние, но даже отсюда Сыщик увидел, как в окнах у покойного лорда полыхает пламя. — Quae sunt Caesaris Caesari et quae sunt Dei Deo . — Пути Господни неисповедимы , — вторил его латыни Джек.
Вскрыв старый замок черного хода, Сыщик щелкнул отмычкой и потянул дверь на себя. Со слабым скрипом та нехотя поддалась. Каменный пол и убранство собора озарял падающий из окон лунный свет. Тьма клубилась под сводами, окутывала деревянные скамьи, скрывала углы. Над трубами органа раздался шорох потревоженных визитерами голубей, чьему воркованию вторили редкие капли, стекающие с колонны в настенные чаши. Идя сквозь тени и касаясь ладонью шершавых стен, Калеб неторопливо подвел мужчин к входу в усыпальницу, напоминающему провал в мир смерти: пасть некоего зверя, оберегающего покой мертвых.. В воздухе по-прежнему пахло плавленым воском свечей, а из усыпальницы тянуло загробным холодом и сыростью. Сыщик потряс спичечный коробок и, чиркнув спичкой, осветил лицо крошечным огоньком. Джек взял одну из свечей, поднес к спичке фитилек, и тот с треском загорелся. Сыщик небрежно уронил огарок: — Так-то лучше, — он осмотрел уходящие вниз ступени со сколотыми краям
Джек говорил: «Если у тебя дом на Парк-Лейн, то окружающие считают тебя богатым человеком». Жнец не понимал, чем обычная улица отличается от других, что в ней особенного, раз Джек считает ее неким символом власти и достатка. И в одном из особняков жил лорд Беркут. Жнецы замерли на крыше соседнего дома, следя за единственным освещенным окном — кабинет лорда-казначея. — Неплохо устроился, ну и домина! — присвистнул Валет. — С чего начнем? Сразу подбросим ему парочку мертвецов или что-нибудь попроще? — Морока хватит, а там посмотрим, — ответил Жнец. — Вайолет, ты готова исполнить свою роль? Девочка кивнула, и Барток дернулся в ее волосах. — Как говорят дети в канун Дня всех святых ? Вайолет широко улыбнулась: — Сладость или гадость. — Может вызвать призрака По? Он писал неплохие рассказы — мистика и ужасы, — предложил Валет. — У нас будут свои кошмары, — и Жнец с Вайолет на руках переместился на крышу дома Беркута.
— Ты действительно считаешь, что их обоих убили? — лорд-констебль сидел за столом в своем кабинете. Перед ним стояла тарелка с сэндвичами и чашка с остывающим чаем. Открывшиеся детали о смерти араба не дали возможности притронуться к еде, но больше заботила встреча с королевой. Действовать дальше без ее одобрения он не осмелился. Ее Величество должна узнать правду. — Нужно время, чтобы ее разбудили, и она смогла нас принять, — решился Сэйн. Сыщик сидел напротив, барабаня пальцами по подлокотникам и глядя равнодушным взглядом в окно, где за стеклом горели огни фонарей. — Действуйте, я подожду столько, сколько потребуется. Как раз мой коллега вернется из Тауэра. Джек направился по левому коридору, где его встретил один из гвардейцев и сопроводил к выходу на задний двор к уже запряженному экипажу. До Тауэра было около двадцати минут, и эффект от крови вампира сходил на нет. Прежнее, человеческое обоняние возвращалось, острота зрения проходила, и Джеку бы
Сэйн познакомился с Сыщиком во время одного крайне деликатного дела касаемого воровства столового серебра в Букингемском дворце. В то время Сэйн был занят подготовкой новых кадров (гвардейцев) и полагал, что дело не стоит свеч, и вероятнее всего виновен кто-то из слуг, но когда выяснилось, что одним из подававших обед Ее Величеству оказался Сыщик, решивший раскрыть дело ради оклеветанного слуги, то долго не мог решить, как поступить с «самозванцем» в костюме лакея. Однако тот убедил, что слуга не виновен, и вызвался найти настоящего вора. Сыщику потребовалось несколько часов и двое крепких гвардейцев, чтобы притащить в кабинет лорда-констебля массивный комод супруги одного из придворных Ее Величества, где под французским (не слишком патриотично) нижним бельем обнаружили не только столовые приборы, но и мелкие серебряные безделушки, оставленные в гостиных и залах для придания уюта. В ответ на возмущенные крики и недовольство дамы Сыщик бесцеремонно вырвал у нее с силой прижимаемый к
Валет появился в тот миг, когда фигура в черном скрылась за дверью в тени коридора, оставив эхо удаляющихся шагов. Скользнувший сквозь зарешеченное окно лунный свет отразился в черных зрачках потускневших глаз мужчины, значащегося в сегодняшнем списке жнеца. С шорохом отбросив плащ, он обнажил меч и прикоснулся к покойнику: по стали из тела поплыла душа, медленно, словно крошечная медуза, она переползла в оружие, на прощанье мигнув в рукояти слабым блеском. — Какие странные существа люди. Чтобы кого-нибудь убить, они заключают его в клетку, а не делают это на воле, чудно, — Валет усмехнулся и растворился во тьме, подхваченный идущим от реки холодным порывом ветра с болотным запахом водорослей. Он летел над городом и видел тусклые огоньки в окнах домов. Жители Лондона ужинали, сидели у очагов, слуги занимались уборкой, а дети играли. Миг идиллии, жизненного спокойствия — всего того, чего не было у него. Разве что игры в жизнь и смерть с Сыщиком. Да, этого азарта у нег
Прислушиваясь к стучащим колесам и наблюдая, как за окном поезда мелькают темные силуэты, Блейк вспомнил разговор с Беркутом. — Противоречие между Германией и другими странами давно нарастает. Наши соседи мечтают стать сильным и независимым государством, и мы поможем им в этом, — в голосе лорда звучал сарказм. Плавающие в карамельном виски кубики льда треснули. Беркут пригубил напиток, ощутив терпкий вкус и холод от ледяных кусочков на языке. — Германия не упустит новых территорий в Африке и Португалии. Правительство не станет смиренно сидеть и ждать, когда им преподнесут все блага на блюдечке или разделят между конкурентами, в то время как они только начнут стягивать все силы внутрь страны, дабы выстоять в наступающей войне, — в его глазах появился мечтательный блеск. Взгляд затуманился видениями нечеткого будущего, в котором ясно грохотали орудия, и раздавались предсмертные крики гибнущих на поле брани солдат. Они напомнили ему о прошлом. Молодость, энергия и амбиц
Вайолет быстро шагала по парковой дорожке, стараясь не бежать, хотя единственным желанием было сорваться с места и, превратившись в малиновку, улететь далеко-далеко. Резко дернув головой, она почувствовала, как Барток с силой потянул за волосы: боль отрезвила ее, заставив остановиться и бережно прижать ладошку к мыши. — Извини, я совсем про тебя забыла, — прошептала девочка, едва шевеля губами, чтобы окружающие не заметили, что она разговаривает сама с собой. Мышь недовольно щелкнул клыками, посильнее ухватившись за светлые пряди. Дальше Вайолет шла неторопливо, отметив краем глаза поравнявшегося с нею Жнеца. Опекун молчал до самого дома, и девочка испытывала к нему благодарность. Сейчас ей меньше всего хотелось отвечать на вопросы. Она и сама не понимала, почему рассердилась на брата. «Да, обидно услышать, с каким пренебрежением он говорил о дяде. Блейк обожал их, дарил чудесные подарки, преподносил отцу редкие экземпляры книг, привозил матушке из Китая травы и наст
Дети сидели на скамье в Риджентс-парке и кормили уток. Птицы подплывали к берегу, неторопливо шевеля лапками, ероша перья, и быстро поглощали брошенные Калебом и Вайолет кусочки хлеба, заглатывая их блестящими влажными клювами. С другого берега к месту кормежки устремились два дивных черных лебедя, но Вайолет не решилась подойти ближе, боясь спугнуть, и любовалась с безопасного расстояния. Жнец держал перед ней раскрытый бумажный пакет, девочка предложила «закуску» Бартоку, но тот оскорбительно щелкнул и незаметно переполз под плащ Жнеца, где было достаточно темно, чтобы солнечный свет не мешал ему дремать. Калеб стряхнул крошки с колен и обвел парк неторопливым, прищуренным от пронизывающих облака лучей взглядом. На соседней скамье сгорбилась кудрявая дама в бархатной шляпке, у ее ног толкались серые и белые голуби с пушистыми хвостами, напоминающими павлиньи. Они щелкали крохотными клювиками о землю, поедая кем-то брошенное просо. Рука дамы то и дело скользила в сумочку и