Share

Часть 1 - Глава 12

12

Наказание? Я… не помню его. Нет, вспомнила. После нашего возвращения директор вызвала меня в свой кабинет, посадила на стул и набросилась на меня с криком, срывающимся в визг. Я плакала; отвечала, что я женщина подневольная, что я «баба», что перечить своему мужику не должна, а не то вмиг меня научат послушанию: «на хор поставят», если не хуже. Была большая доля лукавства в этом ответе, но та мигом поверила мне, затихла.

– Иди! – приказала она. – И будь любезна впредь сообщать. Подойди и на ухо скажи: Надежда Степановна, на следующей неделе во вторник заболею… Марш отсюда, живо!

Тем дело и кончилось, и маловажное это событие сразу изгладилось из моей памяти, как рядом с факелом тут же затухает спичка.

На следующей неделе во вторник не я заболела. Убили Тимку.

Слово «убили», наверное, не понравилось бы ему: он ведь был готов к такой смерти. Он погиб в стычке его «свояков» с городскими.

В стычке, как я узнала после, был повинен Селёдка, незадачливый «фраерок», который, провозившись у вскрытой машины, не сумел отойти вовремя и попался на глаза чужим. По неписаному кодексу, «засыпавшийся» сам и должен был отвечать за свою дурость. Тимка посчитал, что кодекс иногда правильно нарушить. В драке ему проломили голову железным прутом. Сразу после этого столкновение кончилось, городские отступили, не желая связываться с «мокрухой». Тамерлан умер не сразу. «Свояки» вызвали карету скорой помощи; двое поехали вместе с ним в больницу, пугая врачей кровоподтёками и своим отчаянным, волчьим видом, забыв о том, что им грозит привод в милицию и колония для несовершеннолетних.

Один из них, действительно, угодил после разбирательства в колонию, но другие остались в нашем интернате. Директор вызывала их в свой кабинет и беседовала с каждым больше часа. Как-то ей удалось отстоять своих воспитанников. И то: бывшие «фраера» ходили теперь притихшими, а о новой их «работе» и слыхом было не слыхать.

Я узнала о смерти Тимура в среду. Весть разнеслась за завтраком.

Завтрак окончился, а я так и сидела на стуле, вновь – с чувством марионетки, у которой перерезали все ниточки. Кто-то сердобольный отнёс за меня мой поднос в мойку.

Я нашла в себе силы встать, дойти до комнаты, лечь на постель. Так три дня я лежала, не вставая ни к обеду, ни к ужину, ни к завтраку. Чувство голода временами просыпалось, но  э т о  было сильнее голода: оно сжимало, горло, желудок, все внутренности.

Соседки по комнате пытались боязливо, полушёпотом утешать меня. Осознав, что от их утешений мало проку, они начали избегать комнаты, заходили только за тем, чтобы взять нужные вещи да переночевать.

На третий день Надежда Степановна вошла к нам, села на мою постель и долго сидела молча.

– Надо жить дальше, деточка, – сказала она, наконец, со вздохом. – Жизнь продолжается. – И коснулась моих волос, как Тимка всего неделю назад.

И от этого прикосновения я разрыдалась, впервые за те три дня, и не могла успокоиться.

Мне немного полегчало, и к тому же я не хотела огорчать её. На следующее утро я вышла к завтраку. «Я теперь снова стану чьей-то», – думала я равнодушно. Что за значение это имело теперь?

Но я не стала ничьей.

За завтраком грузно поднялся, подошёл ко мне и положил мне руку на плечо Володя по прозвищу «Малютка», «пахан» десятого класса. Прозвище явно иронизировало: в малютке был почти центнер весу. «Он, что ли?» – подумала я брезгливо, с недоумением.

– Чур [внимание]! – объявил Малютка. – Всем хлебало заткнуть и слухать сюда. Рыжая была бабой Тамерлана. Тамерлана шмальнула сволота городская. Теперь ей воля, пока сама мужика не выберет. А не выберет, так и будет считаться его, Тамерлановой, бабой, и ей за то от нас респект. И ежели какая гнида её тогда тронет и не уважит человека, который для нас авторитет, и не было такого, чтобы этот человек сволочился, за базар отвечаю, тогда болт вырвем этой гниде. Все вкурили?

Он сочувственно похлопал меня по плечу.

– Держись, Лисья Морда.

Да, лисья.

Тима, Тимка, милый мой! С тобою, первым, я перестала быть лисёнком, стала лисой, которая идёт за своим принцем и останавливается у невидимой ей преграды. И не говорите мне, не смейте говорить, что безродный зверёнок из детского дома не может быть принцем! Или не знаете вы из учебника истории, что Тамерлан был императором?

Лиса касается лапой стекла, которое отделяет мёртвых от живых, и не понимает, почему она не может пройти дальше. Вот же он, ушедший, он так близко, он воочию зрим глазами памяти! Но преграда прочна, ровной стеной она идёт отсюда и до края мира, ввысь до самых звёзд.

Related chapters

Latest chapter

DMCA.com Protection Status