IV
Дату предзащиты определили, наконец: её назначили на январь 2009 года, хотя никаких препятствий не было к тому, чтобы провести её в сентябре 2008 года. Мне оставалось лишь стиснуть зубы и мысленно сказать: хорошо, подождите.
Где было взять денег на неизбежные сопутствующие траты?
Нечаянно и без задней мысли я пожаловался матери о своих злоключениях.
— Я дам тебе денег, — предложила она сразу. — Столько, сколько нужно. (Требовались деньги на «стол» после предзащиты, который на нашей кафедре являлся обязательным условием, на «стол» после защиты, который должен был включать спиртное и горячие блюда; на «подношение» в конвертах трём рецензентам, трём экспертам из экспертной группы, двум оппонентам, а также верхушке диссертационного совета: председателю, заместителю председателя и учёному секретарю; наконец, на оплату такси одного из оппонентов, который прибывал на защиту из Москвы, итого около тридцати тысяч рублей. Немалая сумма для конца двухтысячных годов.) Отдашь, когда сможешь. Можешь никогда не отдавать. У меня тут тоже есть своя амбиция: в нашей семье кандидатов наук ещё не было. Когда ж ты женишься, наконец? У тебя прекрасная «однушка» почти в центре города, ты можешь разменять её на двухкомнатную в спальном районе с доплатой. Я доплачу. Или тебя смущает, что я иногда захожу сюда? Я могу так не делать. Нет, на самом деле! У тебя… со здоровьем всё в порядке? С мужским, я имею в виду?
— У меня всё в порядке со здоровьем, — ответил я грубовато. — У меня проблемы с поиском девушки, при взгляде на которой не приходит на ум одно русское слово на букву «б». Может быть, ты мне присватаешь кого?
Мать растерянно улыбнулась, развела руками:
— Откуда! У меня много сотрудниц, но, по-хорошему, ни одной и врагу не пожелаешь! Тем более единственному сыну…
«Преодолел я ранние невзгоды», как говорит Сальери в трагедии Пушкина, и уж, конечно, преодолел и поздние. Я прошёл все мытарства: высокомерных рецензентов, заносчивых экспертов, неуступчивых оппонентов, недружелюбие научного секретаря. В мае 2009 года состоялась успешная защита моего диссертационного исследования. Через полгода, после утверждения Высшей аттестационной комиссией, можно было ожидать и сам диплом кандидата наук. Что же дальше? Дальше мне полагалось получить прибавку к зарплате в размере три тысячи рублей, наслаждаться этой огромной прибавкой и, как говорится, ни в чём себе не отказывать. Ага, как же. Держите карман шире…
Заседание диссертационного совета прошло в пятницу, а утром среды на следующей неделе (в среду у меня лекций с утра не было) я уже поднимался по крутой лестнице городского Департамента образования с тонкой папкой в руке. В папке лежал мой диплом, два благодарственных письма от руководства вуза и так называемое «резюме».
Отчего я понёс резюме именно туда, куда понёс, а не в банк, например? Я не хотел разрывать с образованием вовсе: мне виделось в нём что-то благородное. Мне даже думалось, что и на новой должности я смогу заниматься воспитанием, этим возвышенным трудом… (Я ошибся, разумеется, но сейчас я забегаю вперёд.)
Против всякого ожидания, директор департамента Александр Фёдорович Перхотин меня принял почти сразу. Мне, конечно, просто повезло: в его расписании обнаружилось десятиминутное окно. Да и любопытно ему, думаю, было поглядеть на такого чудака.
— Вы хотите работать у нас, — сказал он, едва сдерживая улыбку. — А кем, простите? Муниципальным служащим? У нас есть несколько открытых вакансий, это правда, но местá эти, скорее, женские. Они требуют просто ровного сидения на пятой точке. И оклады там небольшие… Или руководителем муниципального учреждения? Вижу по Вашим глазам, что так. Детский сад не хотите взять? Ха-ха… Нет, если серьёзно: с чего Вы уверены, что справитесь? Вы муж учёный, без пяти минут кандидат наук, и очень похвально, знаете ли, очень, это о незаурядных способностях свидетельствует, но ведь директору школы совсем другие качества нужны. Ему нужно быть зубастым, иначе его съедят первым. У Вас открытое, честное лицо, располагающее, фигура как у Алёши Поповича, любо-дорого поглядеть, но Вашей зубастости это совсем не означает. Наоборот, скорей… С чего Вы вообще взяли, что можно просто так прийти с улицы и спросить о вакансии руководителя образовательного учреждения? Ведь Вы с улицы пришли, верно? Вас никто не надоумил?
— Да, — глухо ответил я. — Я, наверное, сделал глупость…
— Нет, подождите! — осадил он меня — и некоторое время невидяще смотрел куда-то поверх моего плеча.
— В шестьдесят восьмой школе в сентябре может уйти директор, — признался он наконец. — Должна уйти. А не то мы и сами её «уйдём». Все сроки барышня пересидела, семьдесят лет скоро отпразднует, так что уже становится совсем неприлично. Школа маленькая, из числа отстающих. Коллектив скверный. Какой-то там намедни скандал был… Но я ничего Вам не обещаю, понимаете? Я просто рассуждаю вслух. С вероятностью процентов тридцать-сорок можете надеяться… Сейчас идите в приёмную и все Ваши документы передайте Верочке, я попрошу её снять с них копии. И телефон Ваш обязательно оставьте…
Всё лето, всё долгое лето 2009 года я ждал ответного звонка — и дождался его в самый последний день лета, когда моя «нагрузка» в университете на новый учебный год уже была давным-давно свёрстана и утверждена.
— Александр Фёдорович Вас ожидает на собеседовании завтра, в одиннадцать утра, — сообщили мне лаконично.
В одиннадцать утра! И это когда у меня уже стояла в расписании лекция у первого курса в четверть одиннадцатого!
Можно было бы позвонить старосте, чтобы незаметно отменить лекцию, в любой другой день можно было бы сделать это… но не первого сентября! Откуда бы у меня первого сентября сыскался телефон старосты, да особенно старосты первого курса! Ну что же, решил я, надо выбирать. Пан или пропал.
Я ещё подойти к зданию Департамента образования не успел в ту среду, как мой телефон надрывно затрезвонил. На другом конце была Матвеичева, новый заместитель декана исторического факультета. Эту женщину за её достаточно плебейские манеры я, признаться, терпеть не мог.
— Владимир Николаевич, куда Вы испарились?! — начала она с места в карьер.
— Я не испарился, Наталья Станиславовна, а ещё пребываю в твёрдом виде, — нашёлся я.
— Вы на полчаса опоздали на лекцию!
— У меня приступ, — попробовал я отовраться. — Острая кишечная колика.
— Я понимаю, что приступ, но Вы всё это время не могли позвонить?!
— Наталья Станиславовна, я увольняюсь, — сказал я просто. — Наш дальнейший разговор в этой связи имеет смысл?
— Даже если Вы увольняетесь, то это не повод не являться на работу! — вспылила она, ещё не вполне осознав сказанное. — Вы обязаны быть на рабочем месте!
— А не то что? — иронично уточнил я. — А не то Вы меня уволите?
Помолчав, заместитель декана бросила трубку.
Александр Фёдорович обрадовал меня тем, что мою кандидатуру в качестве исполняющего обязанности директора он утверждает, что приставка «и. о.» сохранится за мной всё время трёхмесячного испытательного срока, что трудовой контракт со мной сейчас заключается лишь на год и что весь этот год, по сути, мне следует считать испытательным.
— Не боитесь? — прибавил он, помолчав.
— Нет! — едва не крикнул я: у меня просто крылья выросли от новости. — Извините…. Нет!
— Да, — усмехнулся он. — Алёша Попович так и горит решимостью сносить голову Змию бесхозяйственности, прогулов и прочих нарушений трудовой дисциплины. (Я густо покраснел.) Ну, с Богом! С Богом!
VЯ перехожу к тому не самому длинному (четыре с половиной года) и теперь, думается мне, к хорошему, к худому ли, но бесповоротно завершившемуся периоду своей жизни, о котором мне не очень приятно повествовать. Не мучительно, как об ином, а вот именно что просто не совсем приятно. Он был полностью прозаичен, этот период, и я в нём себя проявлял просто в качестве управленца, одного из огромной армии директоров муниципальных образовательных учреждений, причём проявлял себя, возможно, не с лучшей стороны, и я не собственные управленческие решения имею в виду, а мои нравственные качества. Не исключаю, что любая должность является своего рода компромиссом с нравственностью. Может быть, это не так у людей огромной нравственной силы и чистоты, у кого-то вроде Махатмы Ганди, но у людей вроде меня, не святых, это почти всегда обязательно так. Напоминаю, что я проработал на должности директора четыре года с половиной, и если вначале ещё чувствовал её некоторую для себя чу
VIЯ уже упоминал о том, что первый год моего директорства оказался не таким уж тяжёлым. Конечно, всё познаётся в сравнении: я работал по семь часов каждый будний день (а согласно должностным инструкциям все восемь должен был ежедневно трудиться), и, помнится, «отмотав» первую неделю, поразился: неужели я выдержал? И так теперь всегда будет? Потом, разумеется, втянулся. Весь первый год я больше присматривался к тому, как действует весь сложный школьный механизм, и методом проб и ошибок нащупывал границы того, что я должен, а также того, что мне позволено. Я не принимал серьёзных решений, а текущие решения принимались почти сами. Сотрудники приходили ко мне и просили сделать то, что делалось каждый год, что было в русле привычной жизни. Для того чтобы исполнить ожидаемое, мне и нужно было всего-то написать приказ и ознакомить с ним под роспись ответственных лиц, даже со вторым не возникало особых сложностей, так как поручения оказывались для сотрудник
VIIУчебный год для педагога начинается с торжественной линейки, а для директора школы он начинается с приёмки. Приёмка — специальная процедура, во время которой особая комиссия из органа управления образованием оценивает готовность учреждения к новому учебному году. Уйму самых разных вещей требуется подготовить к приёмке и массу изъянов устранить, не говоря уже о том, что все документы должны быть в идеальном порядке. Последние дни перед приёмкой 2010 года я в школе засиживался до августовских сумерек. И всё же кое-что прошляпил. Акт приёмки, разумеется, подписали, но вот комиссия попеняла мне на то, что на пищеблоке вверенного мне образовательного учреждения котлы используются алюминиевые. А такие котлы, как известно, для детского здоровья вредны. И не ссылайтесь нам на советский опыт: тогда иное творили от бедности, а другое по неразумию. Что про ваши котлы Роспотребнадзор скажет?И не поспоришь: действительно вредны. На ноябрь 2010 год как раз б
VIIIМне остаётся в рамках первой части рассказать совсем немногое, тем более, что второй, третий и четвёртый год моего директорства я помню не так отчётливо, как первый. Работа несколько приелась мне, в любом случае, она перестала требовать напряжения всех сил. Я, правда, добился кое-каких успехов, если вообще на должности директора можно говорить об успехах, ведь эти успехи со стороны незаметны. Я «выбил» из департамента образования крупную сумму на капитальный ремонт крыши, которую моя предшественница на этом посту получить не могла, хотя крыша потекла уже при ней. Я заменил в учреждении старые и ржавые водопроводные трубы, так называемые «стояки», на полипропилен. Я успешно прошёл плановую проверку Роспотребнадзора и избежал штрафа, да и с Государственным пожарным надзором отделался только предписанием, которое выполнил в указанные сроки. Я навёл отчётливый порядок в документации. Я подстёгивал молодых учителей к активной аттестации и
Часть вторая. БолезньIВ последний год моего директорства (осенью прошлого календарного года) невесты у меня всё-таки появились. Именно так, во множественном числе, целых две. Будь мои воспоминания фарсом, здесь был бы повод посмаковать это обстоятельство. Будь они мемуарами Казановы, это был бы повод для похвальбы. Но читатель не дождётся ни смакования, ни похвальбы: я просто не могу притвориться о бывшем, что его не было. Да, уже прошедшем, не настоящем, конечно!Но обо всём по порядку. В сентябре нежданно-негаданно из подведомственной мне школы уволилась Анна Иванкевич, учитель начальных классов, та самая разбитная выпускница педагогического колледжа, которая следовала частушке «Перед мальчиками иду пальчиками, перед старыми людьми иду белыми грудьми», с нагоняя которой за излишнюю фамильярность и началось моё настоящее врастание в директорскую кожу. Беда! Но, к своему удивлению, я быстро смог закрыть
IIИтак, моё ухаживание не отвергли, но и продвигалось оно черепашьим шагом. Стандартный и несколько старомодный набор из посещений кафе, театра и пеших прогулок был принят благосклонно, но наедине мы никогда не оставались, а уж о поцелуях пока и речи не шло. Какие там поцелуи, если Лена наедине всё продолжала меня называть на «Вы» и «Владимиром Николаевичем»! Соответственно, я к ней обращался так же и звал «Еленой Алексеевной», иное намекало бы на барство. Я не спешил, мне эта старомодность нравилась. Может быть, имело смысл поспешить, потому что, по-улиточьи продвигаясь с первой невестой, я умудрился на всех парах налететь на вторую.А верней, она на меня.К Покрову уже выпал снег, и на стадионе «Шинник» к концу октября залили каток. Коньки можно было взять напрокат. Я лет пятнадцать не стоял на коньках, но в детстве и ранней юности катался на них с удовольствием. Секцию борьбы я к тому времени давн
IIIМои записки ведутся в некотором беспорядке, который, наверное, отражает известный беспорядок моих мыслей. Разговоры с Леной я упомянул и хотел было уже привести для примера один, да вот, отвлёкся на разъяснение своих мотивов. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Лена была поклонницей старых сентиментальных фильмов, как русских, так и зарубежных, и, помнится, один из разговоров у нас начался с того, что она меня спросила, нравится ли мне американская актриса Одри Хепбёрн.— Ни одного фильма с ней не помню! — признался я.Лена принялась перечислять. Из длинного списка мне оказался знакóм только «Как украсть миллион», виденный лет десять назад.— Актриса там правда симпатичная была, — согласился я.— Что там просто «симпатичная», Владимир Николаевич! Красавица! Неужели Вы как мужчина не оценили?— Я же говорю Вам: я десять лет назад этот фильм видел!Лена в
IVВ начале декабря моя мама отмечала День рождения. Оля, услышав про событие, загорелась желанием поехать вместе со мной; у неё, мол, уже и идеи подарка есть. Да и вообще, что я имею против того, чтобы она, Оля, познакомилась с моей мамой? А я и впрямь против ничего не имел, кроме… ну, Вы понимаете. Но озвучить этого было нельзя, оттого на День рождения мы приехали вместе.Оля вручила свой подарок, принялась хлопотать, нарезая салаты и стряпая на стол. Да, пожалуй, хорошо, что я её с собой взял: кроме нас двоих, никто и не явился. Дядя Николай, мамин брат, обещался приехать, но, как на беду, его сына, маминого племянника, задержали на службе, у самого же дяди Николая машины не было, а без машины до маминого коттеджного посёлка зимой было вовсе никак не добраться. Без Оли мама совсем бы заскучала! Да и я, признаться, тоже. Хотя, если уж говорить про избегание скуки, про занятие для ума, то с Леной я бы охотнее беседовал…В какой-то мо