III
Мои записки ведутся в некотором беспорядке, который, наверное, отражает известный беспорядок моих мыслей. Разговоры с Леной я упомянул и хотел было уже привести для примера один, да вот, отвлёкся на разъяснение своих мотивов. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Лена была поклонницей старых сентиментальных фильмов, как русских, так и зарубежных, и, помнится, один из разговоров у нас начался с того, что она меня спросила, нравится ли мне американская актриса Одри Хепбёрн.
— Ни одного фильма с ней не помню! — признался я.
Лена принялась перечислять. Из длинного списка мне оказался знакóм только «Как украсть миллион», виденный лет десять назад.
— Актриса там правда симпатичная была, — согласился я.
— Что там просто «симпатичная», Владимир Николаевич! Красавица! Неужели Вы как мужчина не оценили?
— Я же говорю Вам: я десять лет назад этот фильм видел!
Лена вздохнула:
— А я такой, как она, никогда не буду…
— Что так? — улыбнулся я. — Такой, как она, не будете, потому что будете собой. Зачем Вам кем-то другим становиться? Вы — красивая девушка…
— Ай, Владимир Николаевич! — откликнулась Лена с досадой. — Зачем Вы это?
— Что, не верите мне?
— Не верю.
— Если Вы в это не верите, то и другие не поверят.
— А зачем? Я про… Вас-то удивляюсь, как так случилось, что Вы мной… увлеклись, если Вас это слово, конечно, не обижает. Вы, наверное, просто… просто из жалости поначалу на меня поглядели.
— Н-неправда.
— А почему Вы запнулись?
— Потому что… да откуда же мне знать! Зря Вы гонитесь за голливудскими идеалами, Лена!
— Разве я гонюсь? Кажется, я всё делаю, чтобы показать, что за ними не гонюсь! А Одри Хепбёрн — совсем не образец голливудских идеалов, если Вы её имели в виду. И всё же мужчины, которые её знали, её любили всю жизнь. Вот Грегори Пэк, например. На её похоронах он читал стихотворение Тагора. Говорят, нельзя было без слёз это слушать…
— Вы так рассказываете, будто сами там были!
— Смешно, да? У меня тусклая жизнь, Владимир Николаевич. Вот и пытаюсь чем-нибудь расцветить. Ищу всякие бантики, ленточки цветные, вроде таких душещипательных историй. Сама при том знаю, что пошлость…
— Ну, Тагор — не пошлость, положим. А Вы любите Тагора? И поэзию вообще?
— Нет! Разочаровала Вас, да? Но не люблю. Я не люблю, когда красивости больше, чем смысла. Да и вообще, если бы любила, то любила бы только очень избирательно. Если бы, например, Пастернака любила, то только одно стихотворение из него. Про февраль…
— «…Достать чернил и плакать»?
— Да, именно. Потому что это моё состояние, иногда. Хочется просто плакать, плакать! Без всяких чернил. И без всяких стихов. Не бойтесь, это всё проходит. И вообще в этом ничего особенного нет: я себя просто жалею. Сейчас, конечно, когда Вы появились, уже меньше…
— Я вот думаю: можно Вас поцеловать?
— А я думаю: может быть, пока не стóит? Вдруг Вы во мне разочаруетесь? И окажется, что я у Вас этот поцелуй украла. А я ничего не собираюсь красть. Я учительница, а не воровка.
Заодно уж припомню, что разговоров на политические темы, волновавшие меня, да и, наверное, всякого мужчину, Лена не любила: при таких разговорах она пугалась, смолкала.
— Я ничего не понимаю в политике, — говорила она виновато-испуганно. — Это такое сложное дело, что как ни поверни, никогда не будешь прав. А учительница не должна ошибаться, особенно начальных классов, Владимир Николаевич! И разве от меня в политике что-то зависит? А если нет — зачем об этом даже думать?
IVВ начале декабря моя мама отмечала День рождения. Оля, услышав про событие, загорелась желанием поехать вместе со мной; у неё, мол, уже и идеи подарка есть. Да и вообще, что я имею против того, чтобы она, Оля, познакомилась с моей мамой? А я и впрямь против ничего не имел, кроме… ну, Вы понимаете. Но озвучить этого было нельзя, оттого на День рождения мы приехали вместе.Оля вручила свой подарок, принялась хлопотать, нарезая салаты и стряпая на стол. Да, пожалуй, хорошо, что я её с собой взял: кроме нас двоих, никто и не явился. Дядя Николай, мамин брат, обещался приехать, но, как на беду, его сына, маминого племянника, задержали на службе, у самого же дяди Николая машины не было, а без машины до маминого коттеджного посёлка зимой было вовсе никак не добраться. Без Оли мама совсем бы заскучала! Да и я, признаться, тоже. Хотя, если уж говорить про избегание скуки, про занятие для ума, то с Леной я бы охотнее беседовал…В какой-то мо
VТридцатое декабря (понедельник) 2013 года было в том календарном году последним рабочим днём. Строго говоря, работали мы и утром вторника, но всем же прекрасно известно, что тридцать первого декабря не работа, а видимость одна, так что вторник можно было и не считать. В понедельник в четыре часа в школьной столовой за сдвинутыми столами собрался трудовой коллектив: традиция, как известно, давняя, советская. Умеренно выпивали, закусывали; «тамада», в качестве которого трудилась новый завуч по воспитательной работе, разбитная тётка средних лет, объявляла подготовленные педагогами «номера», всё непритязательное, самодеятельное, конечно: сценки, или шутливые песенки, или частушки какие-нибудь. Я тоже выступил с номером, а именно прочитал юмореску — образчик армейского юмора, предсказуемо начинающуюся со всем известного «Здесь вам не тут, здесь вас быстро отвыкнут водку пьянствовать и безобразия нарушать», доходящую до сюрр
VIЯ не успел ответить: в дверь позвонили. Я открыл дверь — ввалились дядя Николай с сыном Артёмом, оба довольные, уже немного подшофе (когда хоть и где успели «клюкнуть»?). Они, дескать, ехали мимо и увидели, что свет горит, так вот, не хочу ли я к ним присоединиться, и (поглядев через моё плечо на Олю), э-э-э, девушка тоже? Потому что, во-первых, метель, к утру наметёт ещё, и на своём «Фольксвагене» я рискую сесть на брюхо, а на внедорожнике не рискую. И, во-вторых, праздник, а если я за рулём и если завтра буду возвращаться, то что ж, и рюмки себе в праздник не позволю? Ну как за ночь алкоголь не выветрится?— А ты, Артём, как будешь решать ту же самую проблему? — уточнил я с сомнением. Двоюродный брат засмеялся в голос, показывая крупные здоровые зубы.— Я ведь на служебной, Вовка! — с удовольствием пояснил он.И то верно: едва ли сотрудникам ГАИ придёт на ум останавливать тёмно-синий
VII— Ты можешь перебраться на кровать, — сухо сказала мне Оля рано утром.— М-м-м, — промычал я и продолжал спать.Проснулся я в итоге позже всех и когда вышел к общему завтраку, меня встретили шутливыми комментариями.— Я не высыпаюсь, — пояснил я хмуро. — Не знаю, Артём, как ты, а я в будни не высыпаюсь.Хотел добавить ещё что-то, но воздержался: меня всё равно никто не слушал. Дядя Николай завладел общим вниманием, рассказывая что-то потешное.Позавтракали — и все собрались в город. И то: «УАЗ-Патриот» даже для пятерных просторен.По пути Артём вдруг, ни к селу ни к городу, принялся рассказывать «случай»: историю о том, как его коллега «накрыл» заведующую детским садом и успешно превратил доследственную проверку в уголовное дело. Та самая заведующая как будто подделала протокол родительского собрания. Казалось бы, нарушение невеликое,
VIIIСлучай, который невидимая собеседница своими ловкими пальчиками вытащила на свет Божий, был не то чтобы постыдным, но настолько, воистину, странным, что я предпочёл его запрятать в самый дальний уголок своей памяти, чтобы никогда о нём не вспоминать. Но сейчас, не вспомнив его, я не могу повествовать дальше.Я только закончил первый курс и наслаждался каникулами. Возвращаясь одним летним вечером с Дня рождения приятеля (Лина болела и на вечеринку не пришла, а без неё мне быстро стало тоскливо и скучно), я сел в автобус на одно из мест ближе к водителю. Читал я какую-то индусскую книгу в русском переводе, кажется, «Евангелие Рамакришны» (Рамакришна, как известно, был учителем Вивекананды). Рядом со мной вначале было свободное место, но вот, на одной из остановок рядом сел мужчина.— Что Вы читаете? — спросил он.Я молча показал ему обложку книги.— А, Евангелие! — улыбнулся он смущённо. —
IXТак что пусть Оля отворачивает от меня свою симпатичную мордашку, пусть! До неё ли мне было!Оказавшись дома, я отправился в ванную комнату и открыл краны, чтобы наполнить ванную горячей водой. «Протекает стояк, верно, — отметилось в уме. — Надо мастерам звонить…»Мысли мои, конечно, были не вокруг стояка.Я выключил свет в ванной комнате, выключил телефон и, погрузившись в воду, некоторое время привыкал к этому безмолвному тёплому покою. Затем мысленно произнёс:«Ты здесь?»«Да», — отозвалась моя собеседница.«Кто Ты, всё же, и как мне называть Тебя?»«Я — Утренняя Заря Твоей жизни».«В смысле идеалов юности? Кажется, была апсара по имени Утренняя Заря…»«Кажется».«Может быть, мне называть Тебя Авророй?»«Если хоч
XПогода была отличной, до вечера — ещё далеко, так что я решил прогуляться. Заодно пройтись по магазинам, присмотреть новые перчатки, а то старые уж совсем худые.Я весело шёл, когда Аврора обратилась ко мне:«Прости, что напоминаю… Можно мне иногда воплощаться полностью?»«Полностью — владея телом?»«Да! Когда Тебя никто не видит… Как сейчас, например…»«Попробуй», — улыбнулся я.И едва я успел мысленно произнести это «Попробуй», как центр моего внимания переместился: вот основным «я» уже была Аврора, а «я» обычный оказался простым наблюдателем. Этот наблюдатель с изумлением отметил, что у меня изменилась походка. Даже посадка головы стала чуть иной. Я был молодой девушкой, идущей по городу. Девушке было жарко в меховой шапке, она сняла её. Поглядела, прищурившись, на солнце, улыб
XIВо второй день нового года я сделал единственную прагматически полезную вещь, а именно позвонил в некую сантехническую фирму с незатейливым названием «Регион-Сервис» и договорился о замене стояка в ванной комнате. Всё остальное время я беседовал с Авророй. Меня отчасти забавляло это; впрочем, «забавляло» — не вполне точное слово. Мне было приятно то, что моё одиночество нарушилось, что я обнаружил такого внимательного, чуткого, расположенного ко мне собеседника. (Странно говорить про одиночество, если есть «невесты», но, во-первых, и появились они недавно, во-вторых, попробуй ещё поговори с ними!) Случай с Андреем меня не столько напугал, сколько позабавил: сердиться на Аврору я уже перестал, да и вначале не так уж рассердился. Мне пришло в голову вести дневник и записывать эти диалоги, но моя собеседница взмолилась о том, чтобы я этого не делал.«Почему?» — спросил я.«Как Ты