Share

Часть 2 - Глава 3

III

Мои записки ведутся в некотором беспорядке, который, наверное, отражает известный беспорядок моих мыслей. Разговоры с Леной я упомянул и хотел было уже привести для примера один, да вот, отвлёкся на разъяснение своих мотивов. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Лена была поклонницей старых сентиментальных фильмов, как русских, так и зарубежных, и, помнится, один из разговоров у нас начался с того, что она меня спросила, нравится ли мне американская актриса Одри Хепбёрн.

— Ни одного фильма с ней не помню! — признался я.

Лена принялась перечислять. Из длинного списка мне оказался знакóм только «Как украсть миллион», виденный лет десять назад.

— Актриса там правда симпатичная была, — согласился я.

— Что там просто «симпатичная», Владимир Николаевич! Красавица! Неужели Вы как мужчина не оценили?

— Я же говорю Вам: я десять лет назад этот фильм видел!

Лена вздохнула:

— А я такой, как она, никогда не буду…

— Что так? — улыбнулся я. — Такой, как она, не будете, потому что будете собой. Зачем Вам кем-то другим становиться? Вы — красивая девушка…

— Ай, Владимир Николаевич! — откликнулась Лена с досадой. — Зачем Вы это?

— Что, не верите мне?

— Не верю.

— Если Вы в это не верите, то и другие не поверят.

— А зачем? Я про… Вас-то удивляюсь, как так случилось, что Вы мной… увлеклись, если Вас это слово, конечно, не обижает. Вы, наверное, просто… просто из жалости поначалу на меня поглядели.

— Н-неправда.

— А почему Вы запнулись?

— Потому что… да откуда же мне знать! Зря Вы гонитесь за голливудскими идеалами, Лена!

—  Разве я гонюсь? Кажется, я всё делаю, чтобы показать, что за ними не гонюсь! А Одри Хепбёрн — совсем не образец голливудских идеалов, если Вы её имели в виду. И всё же мужчины, которые её знали, её любили всю жизнь. Вот Грегори Пэк, например. На её похоронах он читал стихотворение Тагора. Говорят, нельзя было без слёз это слушать…

— Вы так рассказываете, будто сами там были!

— Смешно, да? У меня тусклая жизнь, Владимир Николаевич. Вот и пытаюсь чем-нибудь расцветить. Ищу всякие бантики, ленточки цветные, вроде таких душещипательных историй. Сама при том знаю, что пошлость…

— Ну, Тагор — не пошлость, положим. А Вы любите Тагора? И поэзию вообще?

— Нет! Разочаровала Вас, да? Но не люблю. Я не люблю, когда красивости больше, чем смысла. Да и вообще, если бы любила, то любила бы только очень избирательно. Если бы, например, Пастернака любила, то только одно стихотворение из него. Про февраль…

— «…Достать чернил и плакать»?

— Да, именно. Потому что это моё состояние, иногда. Хочется просто плакать, плакать! Без всяких чернил. И без всяких стихов. Не бойтесь, это всё проходит. И вообще в этом ничего особенного нет: я себя просто жалею. Сейчас, конечно, когда Вы появились, уже меньше…

— Я вот думаю: можно Вас поцеловать?

— А я думаю: может быть, пока не стóит? Вдруг Вы во мне разочаруетесь? И окажется, что я у Вас этот поцелуй украла. А я ничего не собираюсь красть. Я учительница, а не воровка.

Заодно уж припомню, что разговоров на политические темы, волновавшие меня, да и, наверное, всякого мужчину, Лена не любила: при таких разговорах она пугалась, смолкала.

— Я ничего не понимаю в политике, — говорила она виновато-испуганно. — Это такое сложное дело, что как ни поверни, никогда не будешь прав. А учительница не должна ошибаться, особенно начальных классов, Владимир Николаевич! И разве от меня в политике что-то зависит? А если нет — зачем об этом даже думать?

Related chapter

Latest chapter

DMCA.com Protection Status