День был в разгаре, когда Доминик Пелерин, наконец, вырвался из полосы леса, казавшегося бесконечным. Вскоре он заметил и первые хибары вдалеке и подъехал ближе, желая расспросить о здешних местах. Но жители подходить к нему не спешили. Лишь когда он достал туго набитый кошель, у него появилось немало собеседников, и, послушав несколько занятных историй, он узнал, что приближается к новому для своих странствий месту: впереди его ожидал Виндзор.Он снова пришпорил коня и теперь остановился, только когда добрался до крепостной стены. У ворот города, который должен был приветствовать его шумом и жизнью, его встретила необычная тишина – единственными, кого он здесь увидел, были лишь два стража. Они и рассказали, что это праздничный день: жители собрались на площади, ожидая, когда проедет королевский кортеж. Сами же они должны были день-деньской стоять на посту, и приезд незнакомца показался им свежим глотком в душный длинный день. Впрочем, и с ним им побеседовать не удалось

Второй же – визирь Заир аль-Хикмет, – недаром был прозван сарацинами Мудрым: на его невозмутимом лице невозможно было прочесть его мысли и тем более владеющие им эмоции, если, конечно, они когда-то и владели им – он был слишком мудр, чтобы поддаваться их власти даже внутри себя. Именно он показался Пелерину тем, к кому можно обратиться, как к равному, и Пьер, поняв устремлённый на него красноречивый взор господина, громко произнёс, мельком взглянув на султана, но обращаясь скорее к его советнику: – Мы пришли с миром! И с просьбой… Глухое эхо разнесло по залу прозвучавший у стен смех, и Пелерин почувствовал холодный ужас – осознание, что в погоне за миражами он совершил чудовищную ошибку!.. – Невероятно, до какой глупости может дойти человек, обделённый умом! – по-арабски произнёс Халиб, чуть поклонившись в сторону султана, будто прося позволения взять слово. Сарацины засмеялись, поддерживая важного сановника, а чужеземцы оглянулись в поисках своих пер

Долгожданный день, наконец, настал! – трудные поиски были окончены, султаном был назначен приём. И многие из отряда впервые беспокоились о благополучном завершении своей миссии – ведь страшнее сделать неверный шаг, когда труд почти вознаграждён, чем когда ещё не приложены усилия.Пелерин же был крайне опечален – солдат Жан Эрнет, которому он пытался помочь, в обратный путь с ними не собирался. И дело было не в том, что он разыскал свою жену и оставался с ней здесь – нет, ему удалось найти о ней лишь память: только жёлтые барханы, под которыми почила его несчастная Амели, не выдержавшая тяжёлой работы на новых господ. Увидев их, он лишился рассудка: в припадке ярости от душевной боли кинулся на ближайшего сарацина, но напоролся на его палаш…Теперь Доминик не находил себе места, всё время думая об одном: что это он предложил Жану Эрнету вернуться сюда. Имел ли он право ещё тогда, в той таверне, противиться воле небес, разъединивших Жана с

Чужеземцы шагали в сопровождении конвоя. Руки их были связаны, оружие отобрано, а арабов, идущих рядом, было так много, что рассчитывать на то, что удастся отбиться и сбежать, было невозможно.Грубые шутки сарацин, ухмылки на одних лицах, строгость и озлобленность, замершая на других… Доминику всё это сейчас казалось каким-то несуществующим, будто теперь, когда его мир перевернулся с ног на голову, всё вокруг внезапно стало неестественным, всё вокруг… И только ничего не изменилось на самом дне его души, там, где лежали важные воспоминания и глубокая боль.«Последняя память о нём, последняя… – подумал он, вспоминая взгляд давнего друга, Онфруа, когда они прощались, как выяснилось позже – навсегда. И, уловив в себе новую мысль, Пелерин вдруг помрачнел, хотя казалось, что в этой ситуации, когда он должен был находиться уже на грани мрака, это было невозможно. – И я предаю её, его память… – он говорил, что нужно бор

Заир с нетерпением ожидал, когда султан Юсуф позволит ему войти.Было слишком раннее утро, чтобы можно было вот так просто заявиться к господину и попросить об освобождении одного из заключённых в темницу чужеземцев. Но он не был трусом и потому, как только узнал, что владыка бодрствует, отправился к нему.Вскоре его позвали внутрь, и, мысленно подбирая нужные слова, он вошёл в покои.– Что-то важное, друг мой?Настроение господина было весьма хорошим, и Заир решил, что это добрый знак.– Милости пришёл просить!– Ты так редко обращаешься ко мне с просьбами, что я даже заинтригован. Прошу, говори, – удивлённый Юсуф указал на сиденье напротив и хлопнул в ладоши – в комнате тут же появились служанки. Бесшумно они поставили на стол поднос с кофейником и, налив в две чашки дымящийся ароматный напиток, тут же вышли.– Прошу, говори! – повторил он, видя, что советник не решается начать.Тот п