Глава 1 / часть 2

Второй же – визирь Заир аль-Хикмет, – недаром был прозван сарацинами Мудрым: на его невозмутимом лице невозможно было прочесть его мысли и тем более владеющие им эмоции, если, конечно, они когда-то и владели им – он был слишком мудр, чтобы поддаваться их власти даже внутри себя. Именно он показался Пелерину тем, к кому можно обратиться, как к равному, и Пьер, поняв устремлённый на него красноречивый взор господина, громко произнёс, мельком взглянув на султана, но обращаясь скорее к его советнику:

– Мы пришли с миром! И с просьбой…

Глухое эхо разнесло по залу прозвучавший у стен смех, и Пелерин почувствовал холодный ужас – осознание, что в погоне за миражами он совершил чудовищную ошибку!..

– Невероятно, до какой глупости может дойти человек, обделённый умом! – по-арабски произнёс Халиб, чуть поклонившись в сторону султана, будто прося позволения взять слово.

Сарацины засмеялись, поддерживая важного сановника, а чужеземцы оглянулись в поисках своих переводчиков, Гайтана и Махмуда. Доминик же, не дожидаясь разъяснений, вдруг громко произнёс:

– Смеяться над тем, кто не понимает сказанного на чужом языке, может только трус, боящийся говорить прямо в лицо.

Звонко прозвучав сквозь окружающий шум, слова его застыли уже в полной тишине. Халиб побагровел, а через мгновение волна негодования окатила зал. Многие сгоряча схватились за палаши, и было очевидно, что же должно произойти дальше… если бы не раздавшийся голос владыки, одной своей интонацией заставивший удержать клинки в ножнах:

– Мои воины ещё не забыли о потерях в недавней битве. Не стоит бередить их раны словами, особенно, если желаете просить.

Теперь жаром гнева обдало чужеземцев. Доминик хотел было ответить, что и с их стороны потери были немалыми, но он заставил себя промолчать и проглотить прозвучавшее с насмешкой слово.

– Да, у нас есть просьба! – сказал он. – И если это спасёт человеческие жизни, то что может быть лучше таких прошений?!

– Чего же вы хотите?

– В те злосчастные дни, когда город сменил флаги, здесь остались пленные, за которых не было заплачено. Желаем их выкупить!

По залу пронёсся шёпот изумления и негодования.

– И почему вы думаете, что я не прикажу отрубить ваши головы со столь безумными мыслями? – султан Юсуф смотрел слишком невозмутимо, и Пелерин ощутил закипающий гнев от мысли, что всё было напрасно.

– Вы отпустили много пленных, которые заплатили за свою свободу, и даже тех, у кого не было возможности это сделать… – сдержавшись, спокойно произнёс он. – Вы цените человеческую жизнь и не станете впустую окроплять этот мир и нашей кровью!

– Но безумие – предполагать, что вы сумеете хоть кого-то отыскать! И тем более – надеяться уговорить жителей продать вам своих рабов, – пожал плечами владыка, почти равнодушно откинувшись на спинку трона, но продолжая пронзительно всматриваться в чужеземца, который казался отчаянно смелым для своей юности. Или же слишком нахальным…

– У нас с собой достаточно золота… – уклончиво ответил тот. – Так что просим лишь позволения беспрепятственно ходить по городу и говорить с людьми, чтобы найти свои семьи и друзей.

В зале воцарилась тишина – визири склонились к повелителю, и сарацины, видя, что тот обдумывает решение, затихли, не осмеливаясь шептаться. Доминик тоже напряжённо следил за беседой, слов которой не слышал. Заметив, каким взглядом владыка обменялся с Заиром аль-Хикметом, он подумал, что день этот для них вполне удачен: сначала их пропустили во дворец и они предстали перед султаном, а теперь, казалось, и прошение их будет удовлетворено. «Всё складывается как нельзя лучше!..», – решил он. Но как только внутри него промелькнуло это понимание, заставляя поверить в немыслимую удачу, мысли его сразу изменили своё направление… И внезапно он понял, что думает совсем об ином, о чём много раз уже размышлял во время этого странствия: о том, как всё же это глупо – не жалея своей жизни, ринуться туда, где, скорее всего, её захотят уничтожить!

«Имею ли я право так легкомысленно поступать с собой, со своей прошлой жизнью, со временем, которое мне отпущено?», – помрачнев, задумался он. Он не мог знать заранее, будет ли способен хоть чем-то помочь, отправляясь в этот путь, но имел ли он право в это верить?.. Члены его отряда, набранные Пьером, были опытными воинами, и никто иной в здравом рассудке не решился бы сюда прийти! – не сейчас, когда память о битве столь свежа. Конечно, если хотел остаться в живых… Так желал ли жить он сам? Или всё, что произошло, было лишь частью коварного плана его собственного ума, пытающего избавить его от горькой тоскливой жизни?..

Он поднял опущенную голову и снова всмотрелся в султана и советников. Он не хотел больше ни секунды размышлять о том, почему пришёл сюда! Теперь это было слишком страшно – всё страшно: внезапно осознать, что на самом деле не хочешь жить, вот так, как есть; или же, наоборот, желая жить, понять, что сейчас твоя жизнь висит на волоске и зависит от решения других людей…

– Владыка позволяет вам отправиться в город и обращаться к жителям! – произнёс Заир аль-Хикмет, поклонившись султану и сделав пару шагов в сторону чужеземцев. – Особым приказом они будут предупреждены о вашем появлении. Можете беседовать с ними, узнавать про ваших соотечественников, которые, возможно, остались здесь в качестве рабов. После, если кого-то найдёте и нынешний хозяин раба будет согласен продать его, вы вместе с ними должны будете снова предстать перед великодушными очами повелителя. Если же договориться с жителями у вас не получится, то и рабов выкупить вы не сможете!

Отряд довольно зашумел. Сарацины шептались, обсуждая услышанное, – то с одной, то с другой стороны можно было разобрать поздравления в адрес чужаков, но их было не так много. Основное мнение по этому вопросу, которого придерживалось большинство, было красочно написано и на лице визиря Халиба: он был недоволен, если не сказать – разъярён; в глазах его сверкали молнии, он даже, нервно покусывая чёрный ус, отступил чуть назад, чтобы его ярость не была случайно замечена владыкой.

Повелитель же щедро приказал выделить чужеземцам комнаты во дворце. Командиры стражи получили свои распоряжения, и последующие недели отряд сопровождало несколько мамлюков, которые следили, чтобы всё шло согласно приказу.

Чтобы ускорить поиски, чужеземцы разделились – одни искали на окраине, другие – в сердцевине города. Со второй группой ездил и Доминик. Здесь же были верный Пьер, отправившийся в это путешествие, чтобы составить ему компанию, старый солдат Жан Эрнет, мечтающий найти свою жену, Джосселин, у которого, пока он был в сражениях, в городе оставалась невеста, и тамплиеры. Последним было всё равно, где и кого искать, – они отправились в это странствие, только чтобы при удобном случае убить султана. В тот день, когда они впервые оказались во дворце, их окружало слишком много вооружённых арабов, и теперь они выжидали более подходящего момента. А чтобы не выделяться среди собратьев и не вызывать лишних подозрений, отправлялись на поиски вместе с ними.

Каждый день они прочёсывали улицы – стучались в ворота, приветствовали жителей и пытались выяснить, нет ли в их доме тех, кто был пленён после битвы за Уршалим ал-Кудс. Вероятность найти хоть кого-то была мала, но надежда оставалась, и каждый новый день они без устали продолжали искать.

– А в этом доме когда-то жила моя невеста, – указав на высокий белокаменный забор и дверь с маленьким окошком, искусно украшенную резьбой, Джосселин немедленно спешился. Так же поступили и его спутники, но мамлюки, скучно следуя за ними, в этот раз следовать их примеру не торопились: переглянувшись, они остались сидеть верхом, очевидно, ожидая, что сейчас снова отправятся в путь, как и главный начальник стражи Селим, следивший за действиями чужеземцев с неприятным интересом.

Конечно, сопровождать их было совсем не его делом – для этого хватало проводников и простых стражей, но у него был приказ самого Халиба!.. Визирь рассчитывал, что главный мамлюк выполнит его поручение лучше, чем другие, и сумеет узнать о чужаках что-нибудь, способное изменить благодушное мнение султана.

– О, здесь живёт уважаемый человек! – произнёс старый Абан – один из проводников, отлично знающих город и его жителей. Он даже поклонился, будто надеясь, что этот уважаемый господин сейчас его слышит или видит. И тут же чуть не подпрыгнул от неожиданности: Джосселин схватил молоток и ударил по двери. И, не дождавшись ответа, нетерпеливо ударил ещё несколько раз.

Вскоре послышались шаги; маленькое окошко отворилось, и на них с интересом уставился молодой человек. Заметив мамлюков султана, он, чуть помедлив, отворил дверь. На нём были белые парчовые одежды, какие не стыдно было бы одеть и зажиточному торговцу, но это был лишь слуга.

– Что нужно?

– О, пожелать благополучия уважаемому Казиму ибн Малику, да вознаградит небо его добрую душу… – по-арабски начал Абан, но Доминик его перебил:

– Отведи нас к своему господину!

– Хозяин не захочет сегодня видеть чужаков. Стучите завтра! – равнодушно пожал плечами молодой Муса и попытался закрыть дверь. Это ему не удалось – Джосселин резко придержал её, и Пелерин многозначительно добавил:

– И всё же проводи нас к нему! Тем более, мы исполняем волю султана…

Муса посмотрел на раболепно улыбающегося Абана, который только развёл руками, и на отряд чужеземцев вперемешку с султанскими мамлюками. Слухи давно облетели город, и жители знали, что владыка позволил чужакам задавать вопросы, потому он всё-таки их пропустил.

Большая дворовая территория была красочной – посередине белела чистая каменная дорожка, ведущая прямо к дому, с двух сторон окружённому цветущими садами. Мраморный, покрытый узорами, он был очень красив и, несомненно, принадлежал богатому человеку, и мамлюки, нерешительно замершие у входа в дом, очевидно, знали, кому именно… Этого не знали, да и не хотели знать, чужеземцы – вполне спокойно они остались с мамлюками во дворе дожидаться Джосселина, Пьера и Пелерина, которые прошли внутрь вслед за Мусой.

Тот провёл их в шикарный зал, впрочем, Доминик лишь мельком оглянулся вокруг и, не обратив внимания на красоту и изысканность обстановки, сосредоточил взгляд на хозяине.

Казим ибн Малик был весьма хорошо сложен, но черты его лица казались грубыми. Даже сейчас, когда, сидя на золоченой тахте, он с удовольствием выбирал из выложенных на блюде красных гроздей самые спелые виноградины, выражение его нельзя было назвать мягким и тем более красивым. На нежданных посетителей внимания он не обратил, продолжая угощать ягодами маленькую смышлёную обезьянку, привезённую им из Хита. Казалось, ничто не смогло бы оторвать его от столь приятного занятия, но когда он услышал слова гостей, то долго раскатисто смеялся, напрочь забыв о лакомстве и суетливой любимице.

– Ваша невеста? В этом доме?!..

Джосселину этот смех не понравился, и он гневно повторил:

– Да, здесь жила моя невеста, Бернадет. Отвечайте: где она теперь?

– Незваный гость! – зло уставился на него араб. – Умерьте-ка пыл, а то прикажу слугам выкинуть вас далеко за ворота!

– Мы не хотели причинить вам неудобств! – попытался сгладить назревающую ссору Пелерин. – Те, кого вы привезли из других мест, нас не интересуют, но покажите прислугу, нанятую в этом городе, – мы убедимся, что здесь нет тех, кого мы ищем, и уйдём!

Эти слова разгневали Казима ещё больше, и на его крик примчались слуги, кто с кочергой или дубинкой, а кое-кто – и с ножом! Но и Пьер не оплошал, и на его призыв в дом вбежали спутники, ожидавшие во дворе. Тамплиеры, никогда не отказывавшиеся размяться в бою, особенно с сарацинами, сразу приняли воинственную позу, и разгневанный хозяин тут же понял, на чьей стороне сила.

Дубинки и ножи были опущены, прислуга выстроилась в ряд. Пленённых после битвы среди них не оказалось, как и среди закрытых чадрами служанок: никто не отозвался на призыв, девицы Бернадет среди них не было. Казим указал гостям на дверь, и, возможно, на этом столь неудачное знакомство с ним было бы закончено, если бы не следующие слова Джосселина:

– Мы должны увидеть наложниц!

Услышав это, оглянулись даже тамплиеры: сразу стало ясно, что настоящей бури не миновать, и она началась тут же!