Share

Глава 2 / часть 2

Доминик подскочил, поправляя на голове шлем и осматриваясь, пытаясь понять, не заметил ли кто-нибудь его секундного превращения… Конечно, на миг лицо юнца увидел напряжённо следивший за боем хозяина Хафиз, но сейчас его интересовал только господин, к которому он тут же бросился вместе со слугами. Казим был ранен, но жив, и они кинулись перевязывать его рану. Остальные же, по-видимому, удивлены ничем не были. Более того – казалось, что они даже и не следили за их борьбой! Все глядели совсем в другую сторону, и Доминик тоже повернулся. И похолодел от ужаса! – на полу у трона, у ног повелителя, лежал окровавленный Гильберт; другие два тамплиера пытались вырваться из рук стражи. Последний был у ног визиря: Халиб ещё раз с силой воткнул палаш в уже бездыханное тело… Сам он теперь даже преобразился: стал строгим, вытянутым, как струна; глаза его горели, на губах не было даже намёка на усмешку… Впрочем, через несколько мгновений он стал прежним. Оглянувшись, он убедился, что в зале больше ничего не изменилось, и на лице его мелькнула ядовитая радость от произошедшего.

Султан грозно высился над корчащимся от боли Гильбертом. Рука тамплиера была разрезана острой дамасской сталью до самого плеча, и из раны, не переставая, хлестала кровь. Лицо его, искажённое болью, быстро бледнело, и вскоре он потерял сознание.

– Уберите! – указал на него стражам Халиб, едва сдерживая широкую довольную улыбку.

– Благодарите небо, что владыка невредим! – сквозь зубы процедил начальник стражи Селим, когда тамплиеров потащили к дверям. – Иначе вы потеряли бы жизнь в страшных мучениях! А теперь просто умрёте…

– И этих заберите! – оскалился советник, таким разгорающимся взглядом смотря на остальных чужеземцев, будто взор его подпитывался видом их нежданной беды.

Он заметил, как Заир аль-Хикмет склонился к владыке и, очевидно, просил смягчить принятое решение, но тот молчал. Означало это лишь одно – пересмотрено оно не будет, по крайней мере, прямо сейчас, и всех чужаков теперь отправят в темницу.

– Как глупо!.. – услышал Пелерин и оглянулся: Пьер смотрел на него, и во взгляде его была огромная печаль.

– Не сожалей обо мне! – качнул он головой. – Ужасно лишь, что ты пошёл за мной, ведь небу сразу было известно, что это мой последний путь… Жаль, что ты встал на него.

В глазах верного друга мелькнуло что-то, похожее на боль или же жалость к такому безучастию к собственной судьбе, и Доминик вдруг подумал, что, должно быть, произнёс ложь – что в действительности ему тоже должно быть жаль себя… Засомневавшись на миг, он попробовал понять, что же на самом деле ощущает, но внезапно осознал, что не чувствует ничего. «А что – я?.. – подумал он, и в душе его было глухо: как будто в неё не проходили окружающие шумы, горечь провала, обиды на неудачу и страх грядущего. – Из-за меня они здесь, из-за моей веры в слухи, что султан великодушен… А точно ли это было моей верой? Может, глаза мои специально не хотели видеть очевидного, прикрываясь мыслями про великодушие и мудрость других, а ум желал просто привести меня к концу, как к освобождению от мук и боли, которые могли бы ещё когда-то появиться в моей судьбе? Так было ли во мне это знание – что я иду к концу, специально? Тогда это моя слабость… и моя вина…».

В голове Доминика шумело. Локти его сдавила стальная хватка мамлюков, и со всей резкостью он понял, что настаёт последний момент, когда ещё можно хоть что-то сделать. Опасливо скользнув взглядом по визирям, он громко произнёс, обращаясь к владыке:

– Стражники не поняли вашего приказа: они хватают тех, кому вы обещали свободу!

Его голос прозвенел неожиданно, и на миг в зале стало тихо – с изумлением на него сейчас глядели даже его собратья. Только султан Юсуф бесстрастно посмотрел на юношу. Из-под маски на него глядели упрямые глаза. Было в этом взгляде и что-то странное: в нём как будто ничего не изменилось – не прибавилось отчаяния и ужаса от надвигающейся судьбы. Или он и до того был заполнен ими?..

– Вы обещали отпустить тех, за кого нам удастся заплатить, – сказал Доминик. – Они все – здесь, перед вами!

– Какое нахальство! – с ненавистью процедил Халиб.

Владыка усмехнулся. Его забавляли это упрямство и наивность.

– Что ж, их я отпущу, как обещал, но вас казню.

Пелерин задумался. Он хотел жить?.. Это был важный вопрос, очень важный, но думать об этом он сейчас не мог! – он понимал только, что его жизнь, какой бы горькой она ему не казалась, станет ещё горше, если он будет знать, что из-за него погибли люди.

– Отпустите их, – повторил он, и начальник стражи Селим, заметив жест повелителя, указал мамлюкам, чтобы они увели из залы людей, за которых был получен откуп.

Халиб смотрел на Пелерина мрачно. Ему бы хотелось, чтобы тот не глядел так гордо, так упрямо, не опуская перед владыкой взор! Ему бы хотелось, чтобы он страдал и чтобы в его глазах были видны отчаяние и страх!.. Но ни одна мышца не дрогнула на нижней, открытой части лица юноши и не всколыхнула замершее на нём бесстрастие.

– А мои спутники? – спросил Доминик, и Юсуф твёрдо ответил:

– Они – воины, они должны были понимать, куда шли.

Теперь он на миг побледнел, и Халиб был почти вознаграждён за своё ожидание! Он впился взглядом в ненавистное лицо, пытаясь насытиться мелькнувшей в глазах Пелерина болью, когда рядом с ним провели Пьера, потом Джосселина… Жака, искавшего своих сыновей, Эммануила, вернувшегося за матерью… Одного за другим его спутников уводили в другую судьбу, не ту, за которой они сюда приехали, и Доминик ощутил, как внутри него всё сжимается от холодного отчаяния…

Впрочем, вскоре он был уже не так бледен, но мрачен. И всё же даже сейчас он казался странно спокойным – будто уже погибал, и оттого это не трогало его так сильно, как следовало бы.

Сарацины с одобрением следили за тем, как выводят чужеземцев, а взгляд Заира то и дело возвращался к Пелерину, стоящему перед султаном, – страж не торопился его увести, не получив позволения владыки.

– И вы не будете просить за себя? – к нему снова повернулся повелитель.

– А нужно?

Не все, услышав негромкие слова, почуяли их горечь, и по залу пролетело негодование. Но Доминику было всё равно – перед ним уже пронеслась его жизнь там, в другом веке, где он был самим собой, где ничего не знал о сражениях и таких частых смертях, как здесь. И, внезапно ощутив, как же сильно изболелась его душа по его миру, он вдруг подумал: что, если этот конец, который, очевидно, ожидал его теперь впереди, конец этой чужой и такой странно страшной жизни, – это и есть тот выход, который подготовило ему небо? Что, если ему нужно без страха переступить этот порог, чтобы снова возродиться там, где он на самом деле должен быть?.. Разве мог он сейчас молить о пощаде, разве мог он сейчас позволить восстать в себе страху, когда его самого-то здесь и быть не должно было?..

– Вы так горды?

– Скорее глуп. Или слаб, чтобы ценить жизнь такой, какая она есть, – странно ответил он.

– А какая она? – заинтересовался владыка.

– Омытая кровью с самого рождения.

– Кровь – это и есть жизнь.

– Это если она внутри, а не когда люди убивают друг друга.

– А вы хотите жить? – султан пронзительно смотрел в его глаза, пытаясь понять, почему в них нет страха, который он так часто видел у тех, кто умирал – в бою и в плену.

– Конечно! – твёрдо ответил Доминик, и он на самом деле верил в это. Он действительно очень хотел жить, пусть и не здесь, не в этом веке…

– Тогда попросите меня об этом, – снова повторил Юсуф. Но Доминик молчал, не в силах просить за себя, потому что его спутников уже увели, и он знал, что их не отпустят.

– Какой наглец! – с нескрываемой ненавистью сказал Заиру Халиб.

Заир аль-Хикмет промолчал. Он был озадачен иным – он ощущал нечто странное: будто сам он находится во тьме глубокого колодца и слышит знакомый голос, но, сколько ни всматривается вверх, не может увидеть лица… Ему казалось, что он уже когда-то слышал этот голос – звонкий и юный, но одновременно скрывающий и какое-то разочарование: когда-то давно – так, что воспоминание, если оно действительно существовало и было настоящим, а не выдумкой этой минуты, просто расплывалось, окутанное туманом времени. А звук голоса был таким знакомым!.. Но лицо юноши было закрыто, и Заир, встревоженный этими странными ощущениями, почему-то не решался отдать приказ снять с него шлем…

Он так и не понял, что обеспокоило его, когда мамлюки, наконец, подтолкнули Пелерина, чтобы теперь действительно отвести в темницу. Его лицо всё также было холодно и бесстрастно, и Халиб, проводив его долгим взглядом, вдруг тоже направился к двери, знаком приказав паре стражей следовать за собой.

Related chapters

Latest chapter

DMCA.com Protection Status