Доминик успела дойти по коридору до первого поворота, когда встретила Пьера. Тот шагал бодро и, очевидно, тоже неплохо отдохнул. Увидев его, она обрадовалась тому, что может, наконец, поделиться своим возмущением, но на некотором расстоянии позади него заметила незнакомого сарацина и постаралась взять себя в руки.
– У тебя осталась кольчуга? – негромко спросила она.
Вопрос Пьеру показался странным, и он даже усмехнулся:
– Моя кольчуга? Конечно! А кому бы она тут понадобилась?
– Вот и я думаю – кому? – тихо добавила она. – У меня исчезло всё – меч и плащ, и остальные вещи…
– Похоже, здесь свои правила… – понимающе кивнул он и осторожно указал глазами в сторону араба, – кажется, вон тот пришёл сюда следом за мной: когда я выходил из комнаты, он был за дверью…
– Думаешь, следит?
– А за тобой?
– Вряд ли! – недоверчиво усме
Вещи, как Доминик и пообещали, действительно вернулись к ней в этот же день – все, кроме одной: был уже поздний вечер, потому она не стала выяснять, отчего не принесли обратно её меч. Она даже успела подумать, что, возможно, ей никогда больше его и не вернут, и просто решила на следующий же день уйти из дворца пораньше на прогулку, чтобы лица служанок не напоминали ей об огорчениях дня прошедшего. Но утром, когда она ещё не успела оставить покои, к ней зашёл Заир с предложением показать красоты дворца.– Пожалуй, я не прочь… – ответила Доминик. – Только сегодня я собиралась в другое место.– Куда?– Мне надо к Онфруа, – ответила она.В своё время, когда они с Заиром были в Виндзоре, они много беседовали, и она рассказывала ему о своём друге, о том, как он был ей дорог и что, вынужденной странствовать в поисках кое-чего, о чём она не упоминала, Доминик пришлось его покинуть; и она больше никогда не видела ег
Доминик вернулась обратно, в свои покои. Здесь было всё также шумно, суетились служанки, и она укрылась от навязчивого внимания в спальне.Отдохнув немного на мягкой свежей постели, скучающим взором Доминик осмотрела уже знакомый интерьер, и взгляд её остановился на шкатулке, стоящей на столе. Подойдя и с интересом протянув руку, она вдруг лишь осторожно провела по ларцу пальцем, и на лице её проявилось какое-то сомнение или разочарование, а, может, и растерянность… Такая, которая возникает, когда через много лет прямо перед собой внезапно видишь то, что считал безнадежно утерянным, то, что когда-то было важным для тебя и дорогим…И ведь было время, – пусть уже слишком давно, в двадцать первом веке, где её звали именем Эрика, – когда она очень любила красивые вещи! И будь сейчас здесь та девушка, теперь такая далёкая, она уже прыгала бы от счастья просто держать в руках столь изысканную вещь, просто находиться рядом с ней! Но Эрики больше не б
Третью ночь подряд Доминик мучил один и тот же сон, один и тот же… – она стояла на асфальте меж двух дорог… И вновь выбирала не ту! Тогда она просыпалась в холодном поту, а лоб был горяч, будто его подпалили огнём… И сейчас, как вчера, как и днём раньше, как и тогда, много лет назад, когда этот сон впервые приснился ей, она, открыв глаза, продолжала видеть перед собой эту дорогу… Ту, что принесла ей эту новую страшную жизнь, в которой она всё пыталась дождаться того момента, когда вернётся в свой настоящий, родной век.Резко Доминик поднялась и ушла из спальни, будто стремясь сбежать оттуда, где видела этот сон, так взбудораживший её мысли. Она походила из комнаты в комнату, не обращая внимания на служанок, но легче не становилось – перед глазами, как назло, продолжала маячить эта дорога, и ничем нельзя было её сдвинуть, будто она явилась мстить за ошибки и былую молодость!..Она вернулась в пустую спальню и, подсев к столу, нере
Эта поездка ударила по Доминик так, как она и сама не ожидала – вновь прочувствовав тот злосчастный день, она как будто снова окунулась в безнадежное море отчаяния. Ей больше не хотелось ничего, и она даже перестала есть – так сильно она желала вернуться обратно и так горько было заново осознать, что окружающее на самом деле явь, которую она не выбирала.Доминик ослабела. Казалось, что жизнь потихоньку утекает из неё, но это просто она сама – не хотела жить, здесь, в этом веке, потому что безнадежно любила своё время.Одной ночью, очнувшись от бредового состояния, которое в последние дни не оставляло её, она услышала рыдания.– Ох, госпожа, боролись бы вы! – тихонько причитала Бухзатан, сидя у её ног. – Всемилостивый дал вам жизнь, а вы ничего не кушаете и оттого угасаете! Захочет ли он подарить вам райский край, если вы так не дорожите первым его подарком?..В голове Доминик вдруг заметались мысли, которые когда-то был
Скучающая Доминик продолжала упрямо просиживать время в покоях и иногда лишь выходила просвежиться в сады, окружающие дворец. И через некоторое время она уже почти смирилась с мыслью отправиться в город вместе с мамлюками. Конечно, вынужденные сопровождать госпожу в её капризе проехаться по городу они могли быть ей только помехой, но другого выхода, похоже, не предвиделось…– Госпожа! – оторвав её от размышлений, перед ней склонилась Бухзатан, и Доминик, рассеянно оглянувшись, отметила, что вокруг ничего не изменилось: служанки продолжали раскладывать образцы тканей, хотя в комнате и так почти не осталось свободного места. Сочные изумрудные, золотые с багрянцем, огненные с замысловатыми узорами, красно-багровые оттенки, усыпанные драгоценными камнями и золотой вышивкой, сияли, вбирая в себя лучи солнца, пробивающегося сквозь резные окна.– Такое великолепие! Госпожа будет так прекрасна в наряде из этой ткани! – старшая служанка благоговей
«Нет ничего хуже солнечного дня, который принадлежит не тебе – не ты в нём, не ты можешь улыбнуться лучам и погреться их теплом, не ты можешь попросить сиять в твою сторону. Когда над тобой только чёрная туча, готовая в любой момент утопить тебя в горьких слезах… Когда ты сама – как эта горестная туча…».Доминик поспешно стёрла слёзы, услышав, что в соседней комнате появилась Бухзатан. «Сейчас она заглянет и сюда, чтобы узнать, проснулась ли я… Если увидит, что проснулась, начнёт задавать вопросы, елейным голосом желать радости и благополучия в этот день и предполагать, как я его проведу…», – мелькнула у неё мысль, и, торопливо откинувшись обратно на постель, она накрыла голову подушкой – единственное убежище в отведённых ей комнатах, способное дать одиночество!.. А капли продолжали стекать и впитываться в послушную ткань – неугомонные слёзы, приспешники памяти, заставляющей внутренний взор внов
Вернувшись к себе, Доминик мысленно продолжала сетовать на то, что не понимает теперь Заира. Впрочем, она быстро успокоилась. «Ну, не нравится им Пьер, так не нравится, что ж тут сделаешь! – решила она. – Не нравится Гильберт, который хотел убить султана, так он сам же в этом и виноват, тем более что до сих пор мечтает о мести…». Но когда разговор с Заиром отошёл на задний план, она сразу вспомнила о том, что занимало её в библиотеке. «Столько текстов, информации, мудрых изречений!.. И ничто не может помочь!..», – подумала она с тоской и снова помрачнела.Медленные и очень ядовитые мысли потихоньку заполняли мозг, не желая оставлять её в одиночестве. Доминик не могла контролировать их, не могла помешать им делать своё чёрное дело, и они вновь и вновь наполняли её тоской и мучительным страхом от того, что она не может ничего изменить!..Она могла лишь одно – присесть к столу и попытаться вылить выраженные словами чу
В зале была Аими – слуги отправились доложить о её приходе госпоже, и ей оставалось только ждать. Но ей, такой юной, было здесь так страшно – никогда раньше она не видела таких больших помещений, столько мрамора, столько света и столько вещей. С испугом и восторгом она осматривалась, сжав маленькими ручками небольшую корзинку.Конечно, девочка пришла сюда не одна, а с Сарикой, но её во дворец не пустили. Впрочем, сама она и не рассчитывала, что попадёт внутрь, но не могла не прийти, чтобы поблагодарить за присланного им лекаря ту, которая, как она знала, сейчас живёт здесь. Она хотела передать, если получится, для неё корзинку с финиками – всеми, что оставались на единственном дереве, украшавшем их маленький двор. Но Заир, которому докладывали обо всём, касающемся госпожи, посчитал, что девочку во дворец лучше пропустить – он решил, что благодарность маленького существа принесёт Доминик особую радость, а то и сделает кое-что получше: детская искренност