Из записей корабельных журналов: «Издалека окутанный туманом Черный утес всегда казался мореплавателям зловещим местом, парящим над землей в хмурых облаках.
Капитаны держали свои суда подальше от этого проклятого утеса, боясь напороться на колючие рифы и погибнуть прежде, чем опомнятся от ужасающего столкновения. Поговаривали, что Черный утес всегда был прибежищем морской колдуньи, но вот уже много лет ее никто не видел, однако слухи о ней продолжают бродить по землям Сорфмарана. Местные старожилы еще помнили наказ колдуньи: "Беря у моря дары, отблагодари и не оскорбляй темные воды потрохами мертвых".
Поэтому рыбаки держали лодки с сетями подальше от воды, чистили улов на суше, а остатки сжигали в огне, чтобы не гневить колдунью и ее питомцев — морских чудовищ, затаившихся в северных водах. Ведь у самых нерадивых море могло не только отобрать заработок и жизнь, но и проклясть. Стихия отворачивалась от людей за неуважение, лишая благодати».
Умбра
Когда Эриде впервые доложили о разводе Нокте , она рассмеялась и продолжала хохотать так долго, что слуги начали испуганно поглядывать на госпожу, впервые видя ту смеющейся. Королева испытала удовлетворение и радость. Ее предсказания сбылись: непутевая сестра встала на путь одиночества, и лелеемое счастье малышки Нокте обернулось горем.
«Никто не утешит, не обнимет, она совершенно одна», — думала Эрида о младшей сестре.
— Так тебе и надо, ты наконец-то получила по заслугам, — повторяла королева, восседая на коралловом троне. Сквозь полупрозрачный купол-потолок пробивались солнечные лучи, заставляя чешую, облегающую тело Эриды, сверкать.
— Что прикажете, моя королева? — К ней подплыл черноволосый тритон. Мышцы перекатывались под его бледно-голубой кожей. В волосах светлела проседь, полуночно-синие глаза неотрывно смотрели на русалку.
— Хозяин северных границ, Эреб . Ты обитаешь ближе всего к Черному утесу, пусть кто-нибудь из твоих сыновей несет дозор именно там и каждый день присылает мне доклады об изгнаннице. — Временами мысли о Нокте заставляли холодное сердце Эриды замирать. Королева стискивала трезубец и нашептывала:
— Ты никогда сюда не вернешься, не позволю. — Эрида не искала встреч с Нокте, не пыталась ей помочь. Чары морской колдуньи невозможно снять, и русалка прекрасно об этом знала, как и о своем долге перед подводным народом.
Королева — пример для всех. Если она позволит предательнице вернуться в свое сердце, тритоны Кораллового совета усомнятся в мудрости и силе своей повелительницы.
В Умбре пол наследника не имел значения. После смерти отца, даже когда трезубец уже был в ее руках, Эриду не оставляли волнения перед теми, кто не ожидал увидеть ее на троне. Недоброжелатели тайно надеялись, что древние артефакты — корона и трезубец — испепелят избранную, но этого не произошло. Эрида правила жестко, властно, но справедливо. Она сослала всех недовольных на северные границы, где в самых темных уголках морской пучины обитали опасные и древние чудовища. Один плавник невиданного монстра сумел бы накрыть коралловую столицу тенью или вовсе стереть ее с морского дна. Благодаря матери Эриды воины северных границ научились управляться с тварями. Однако стоит Эриде оступиться в правлении, и она погибнет, как и ее мать.
— Рядом с замком предательницы?! — опешил Эреб, выдернув королеву из задумчивости.
Не такого назначения он ждал для себя и своих отпрысков. Тритон непроизвольно оскалился, но Эрида впилась в него почерневшими глазами, встопорщив за спиной иглы полупрозрачного плавника. По основанию трезубца пробежали алые всполохи вен, артефакт раскалился до красна в руке королевы. Орудие, как и корона, избрало свою носительницу и обжигало любого недостойного.
Русалка перевела взгляд на предплечье Эреба с выжженной трезубцем отметкой предателя.
— Работа для изгнанников с себе подобными, — Эрида улыбнулась.
Тритон получил свою отметину за то, что не сумел уберечь покойную королеву Адаманду . Во время осмотра северных границ мать Эриды со стражниками угодила в гнездо штейнов. Яд от щупалец мутировавших цианей быстро распространился по телу, заставляя плоть леденеть. Подмога опоздала, в живых остался только Эреб, принеся королю замерзший кусочек от плавника Адаманды. До самой смерти отец носил тот на цепочке и был погребен с ним в жерле подводного вулкана.
Эреба с семьей сослали на северные границы и разрешили вернуться, лишь когда Эрида стала королевой. Тритон показал себя с лучшей стороны и надеялся, что сыновей ждет славная участь.
— Будь благодарен и не требуй большего, это задание пустяковое. Вижу, ты надеялся, что я подпущу тебя к государственным делам или замку человеческого короля? — Эрида вновь рассмеялась, стукнув трезубцем о подножку трона, в чьих темных недрах сверкнула пара желтоватых глаз. На свет выплыли черные мурены, обвили хвост Эриды, потерлись об него вытянутыми мордочками и повернулись к Эребу.
Тритон стиснул зубы, видя перед собой питомцев морской колдуньи. Та приходилась Эриде и ее сестрам родной теткой. Она помогла младшей из принцесс покинуть Умбру и заменила хвост на ноги. Никто не знал, жива ли старая бестия или пучина поглотила ее останки. Люди видели морскую пену, но не знали, что все это частицы мертвых тритонов и русалок.
— Я благодарен, что вы позволили некоторым из моих сыновей охранять южные воды, сменяя друг друга, а сам останусь, где мне и полагается, — процедил Эреб, склонив голову. Они с королевой находились в тронном зале вдвоем, но даже если он пожелает на нее напасть — проиграет. Пока трезубец при Эриде, русалка защищена. Тритон не станет рисковать ради гордыни. Там, за коралловыми дверями, его ожидают двое сыновей. И вот-вот из южных вод должен вернуться третий.
— Поскорее отправь их в дозор, а сам возвращайся на границы и не показывайся, пока я не призову тебя.
— Слушаюсь, моя королева. — Эреб прижал ладонь к груди, зацепив несколько торчащих чешуек поверх застарелого шрама от щупалец штейнов, и, подавив болезненный спазм, поклонился.
Эрида проводила взглядом его конечности с полупрозрачными плавниками. Когда дверь плотно закрылась, впустив в зал вереницу пузырьков, королева устало прикрыла глаза.
Практически все жители Умбры были рождены с рыбьими хвостами, и лишь те, кто обитал у северных границ, начинали по неизвестным причинам мутировать, превращаясь в двуногих тритонов, как Эреб, его сыновья и стражники, вызывая отторжение у сородичей. Ходили слухи, что подобные изменения несли с собой бесплодие. В организме тритонов переставала вырабатываться спирита, а тело русалок отвергало вещество, из которого создавались жемчужины икринок, и те не прикреплялись к их животу. Беременных жительниц можно было узнать по подобию ожерелья, которое они носили на бедрах или поверх пупка. Со временем жемчужина, а то и две-три начинали расти, пока сквозь перламутр защитной оболочки не проглядывала головка плода. В назначенный срок жемчужину срезали с живота русалки и разбивали кинжалом, выкованным в недрах подводного вулкана. Только столь прочное орудие и могло разбить защитную оболочку, высвободив новую жизнь. Так на свет появилась Эрида, ее сестры и все жители Умбры.
Мурены подплыли к свободной руке королевы, и та почесала каждую по длинному склизкому телу, нашептывая:
— Тетушка, твои уроки не прошли даром. — Русалка была единственной, кто помнил о морской колдунье только хорошее.
Когда Адаманды не стало, отец надолго заперся в своих покоях, перепоручив дела советникам, над которыми Эрида взяла шефство и, пока король не пришел в себя, негласно правила Умброй (тетушка хорошо ее подготовила).
— Я не виню тебя за Нокте, она поплатилась за свою наивность и любопытство, но, если ты все еще жива, не попадайся мне на глаза… — Желтая радужка мурен недобро блеснула, и питомцы скрылись под троном.
Черный утес Из окна замка была видна противоположная скала со светлеющими крыльями мельницы. Порыв ветра с шорохом крутил лопасти. Поблизости из густой высокой травы выглядывали мягкие шерстяные бока овец. От служанки Агнес Нокте узнала, что мельницей владеет один старик: когда-то ему не повезло, и море отвергло его, но он не смог расстаться с пучиной и выстроил над ней дом, стал молоть муку, разводить овец и продавать шерсть. Нокте видела его силуэт из окна, но ни разу не приближалась, стараясь не уходить далеко от замка, будто боялась утратить и без того хрупкую связь со стихией. Мельницу освещало солнце, пробиваясь сквозь разрывы в дождевых тучах, но над Черным утесом по-прежнему шел ливень, оглушающе барабаня по черепице и с шумом стекая вниз. Тонкий луч коснулся лежащей на подоконнике бледной женской руки, но даже он не сумел бы согреть ее по-русалочьи холодную кожу. Облака стали истончаться, постепенно расплываясь и показывая кусочки ясного неба, будто небоскло
Под удивленными взглядами Агнес и Бастиана Нокте выпила полную чашу воды, затем вторую и, утирая капли с подбородка, посмотрела на моллюсков, качнула головой и ушла к себе. Повар отбросил очередную пустую раковину в мусорное ведро и тяжело вздохнул: — Почистили — и хватит, она снова ничего не будет. По глазам видно! — Они со служанкой уже научились различать желания безмолвной госпожи. Агнес ополоснула нож и ответила: — Этого следовало ожидать. Ладно, поужинаем вдвоем. — Кряхтя, служанка поднялась, колени хрустнули. Агнес поковыляла из кухни следом за госпожой, но, заглянув к Нокте в спальню, увидела ту лежащей на постели. К девичьим ногам прилип черный песок. Каждый день Агнес приходилось вытряхивать простыни, но лучше она будет продолжать выполнять свою работу, лишь бы госпожа не слегла с жаром. Каждую болезнь служанка переживала как собственную. Сердце замирало при виде мечущейся в горячечном бреду Нокте. «Бедняжка. Никто не знает,
Черный утес. Шестнадцать лет назад В тот весенний день Йоханес лежал на холме, греясь под редкими солнечными лучами, пробивающимися сквозь хмурые тучи. Он покусывал травинку, лениво глядя на стадо овец: желтоватые, светло-серые клубочки шерсти пощипывали сочный клевер, усеявший весь холм. Время от времени животные блеяли друг на друга, будто переговариваясь, и старались оттеснить собратьев от самых лакомых участков травы. Йохан ненавидел Черный утес и мечтал покинуть его, вырваться из затхлости вечного тумана и отправиться на юг, где всегда было по-летнему тепло, быстрее созревал урожай, пахло лавандой и персиками. Люди из столицы доставляли продукты на продажу в деревни Черного утеса. Весна на севере запаздывала, а летом становилось едва ли теплее. Большую часть года стояла вечно хмурая погода, в воздухе витали ароматы сырости и тлена, ночной холод заставлял околевать даже под теплыми овечьими шкурами. В особо сильные морозы рыбаки находили в морских пещерах
Сомбра Кладбище затонувших кораблей, разбившихся о скалы возле Черного утеса, стало пристанищем для отщепенцев морского народа. Замок из кораблей пиком торчал над бездной, из которой поднимались пузырьки воздуха. Там, в глубоких пещерах, крепко спали древние чудовища. Ни один морской житель не сумел бы до них доплыть: или заледенел бы в холодной воде, или был бы сожран скорыми на расправу серпенсами — те таились в норах, как чайки на скале, сверкая в темноте горящими огоньками глаз. Деревянный бастион Сомбры, окруженный колючими фиолетовыми кораллами, напоминал огромный галеон с многочисленными шипами-мачтами и развивающимися водой парусами, в чьих складках любили укрываться аквапилы. Тритонов они не трогали, скользя по ткани и сливаясь с деревом. Серпенсы кружили под свисающими над пропастью якорями, молодые особи устраивались на них и дремали. За провалом виднелись розоватые поля — на первый взгляд безобидные, но изрытые подземными тоннелями со штейнами — е
Агнес приблизилась к заставленному пустыми кубками столу и откашлялась, привлекая внимание госпожи. Нокте подняла на нее взгляд, заполнившие серую радужку черные зрачки сузились, девушка склонила голову на бок и слабо поморщилась. После второго трупа ее стала мучить бессонница, к которой добавились частые головные боли и невероятная жажда. Она вновь утратила аппетит, а после длительной ходьбы накатывали приступы тошноты. — Госпожа, пойдемте, я должна кое-что вам показать, — пробормотала Агнес, поманив за собой. Нокте отложила перо, пропустила между страниц дневника ленту и, сделав последний глоток воды из очередного кубка, последовала за служанкой. Они миновали коридоры, увешанные обветшалыми, утратившими краски гобеленами, спустились по лестнице в подвал, а оттуда в винный погреб. Агнес указала на узкую черную дверь в глубине помещения и зажгла свечу в стоящем на полу фонаре. Кислый запах вина смешивался с сыростью, тленом. В отблесках свечи Нокте видела мес
Агнес успела схватить госпожу за руку, прежде чем та пошла ко дну. Поднатужившись, служанка вытянула девушку на пристань. Времени, чтобы позвать на помощь Бастиана, не было. — Помоги отнести госпожу в спальню, — взмолилась она, обернувшись к незаметно подплывшему Хаосу. Любопытство того стала удачей для старухи. Тритон ощетинил плавники, зашипел и, смерив служанку презрительным взглядом, нырнул, скользнув к выходу из грота. От пристани отделилась волна и, накрыв тело Хаоса, заморозила конечности, окружила плотным водяным шаром и подняла в воздух. — Выполняй, что приказано, и, возможно, я помогу тебе узнать, кто убийца твоих братьев, — прохрипела Агнес, держа над собой сжатую в кулак когтистую руку. Помолодевшие пальцы высеребрила чешуя. На лице разгладились морщины, вернув ему прежнюю холодную красоту. Черные локоны рассыпались по плечам, украсив своей роскошью невзрачное платье. Морская колдунья перенесла водяной шар на мостик и разжала пальцы. С шум
Закрыв на окне скрипнувшую решетку, Хаос поплыл к краю скалы. Через один из незастекленных иллюминаторов он увидел отца, нависающего над заваленным документами столом, сколоченным из досок. Если бы не эссенция из слизи морских червей, дерево давно бы разрушилось. Над раковиной с чернильницей, привязанные за плавники к привинченному стула, колыхались цератии , освещая «удочками» развернутые листья ламинарии с докладами. Эреб нервно барабанил когтями по столу, время от времени поглядывая на черный шарик — Нафаивель (названный в честь глаз морского чудовища, убитого королем Потидэем ), вставленный в коралл-подставку. Главы Имбры и Сомбры связывались и общались между собой с помощью глаз. Третий был у королевы, а четвертый исчез вместе с морской колдуньей. Из тела Нафаивеля Потидэй также создал костяную стену, отделив друг от друга Сомбру и Умбру. Хаос видел шевеление отцовских губ, но не различал слов. Приблизившись к широкому окну, он вплыл в кабинет. Эреб скривился, б
Йоханес Колдунью привлекла смелость Йоханеса и его красота. Часами они могли разговаривать о мечтах пастуха. Он даже не заметил, как рассказал русалке о своих страхах, жизни с отцом которого так любил. Но его стремления могли осуществиться лишь в столице Сорфмарана - Вайле. Колдунья разрешала ему приходить в свой грот, называя тот крошечным уголком их радости. Однажды русалка встретила Йохана сменив привычный облик на человеческий. В ту ночь им было не до разговоров. Она влюбилась в пылкого юношу, который не боялся ее природы и жаждал знаний. Когда колдуньи не было, он проводил время в гроте наедине со старинными фолиантами, изучал, запоминал. Особенно все, что касалось магии, хоть и не сумел бы никогда научиться колдовать. По словам русалки – это было подвластно лишь морскому народу, хранящему в своих телах магическую энергию или жемчужины. Последнее особенно заинтересовало пастуха. Вслух, он мечтал стать тритоном и быть с любимой, но даже она не сумела бы с