Глава 2

Черный утес

Из окна замка была видна противоположная скала со светлеющими крыльями мельницы. Порыв ветра с шорохом крутил лопасти. Поблизости из густой высокой травы выглядывали мягкие шерстяные бока овец. От служанки Агнес Нокте узнала, что мельницей владеет один старик: когда-то ему не повезло, и море отвергло его, но он не смог расстаться с пучиной и выстроил над ней дом, стал молоть муку, разводить овец и продавать шерсть. Нокте видела его силуэт из окна, но ни разу не приближалась, стараясь не уходить далеко от замка, будто боялась утратить и без того хрупкую связь со стихией. Мельницу освещало солнце, пробиваясь сквозь разрывы в дождевых тучах, но над Черным утесом по-прежнему шел ливень, оглушающе барабаня по черепице и с шумом стекая вниз.

Тонкий луч коснулся лежащей на подоконнике бледной женской руки, но даже он не сумел бы согреть ее по-русалочьи холодную кожу. Облака стали истончаться, постепенно расплываясь и показывая кусочки ясного неба, будто небосклон облили водой и все темные краски смылись.

Нокте видела рыбаков, вытягивающих лодку из бушующей воды. Быстро переставляя ноги, мужчины тянули засоленные, облепленные водорослями веревки, пока волны не перестали лизать корму. Утянув лодку под самодельный навес, рыбаки разожгли костерок и устроились вокруг, согреваясь.

Пламя нехотя разгоралось, вспыхивая искрами между истлевших досок и влажных веток. Нокте даже уловила запах жареных креветок, но аппетит так и не пришел. Она давно перестала нормально питаться. Даже любимые персики не вызывали аппетита, а ведь во время замужества Нокте считала их лакомством. Сейчас оранжево-красные плоды лежали на блюде рядом с наполненным водой серебряным кубком и источали легкий цветочный аромат. Девушка очень много пила, вызывая у служанки недовольство.

Крики чаек заставили Нокте вздрогнуть. Белокрылые птицы пронеслись мимо окна, устремившись к утесу под мельницей, где вили гнезда.

В туманные дни скалы и вовсе было не видать. Ближе к утесу песок сменялся широкими каменными плитами, расчерченными черными венами провалов, где ютились мелкие крабы и зацепившиеся за водоросли моллюски. Во время прилива камни скрывались под водой, и в отлив можно было найти приоткрывшиеся раковины с жемчугом.

Ветерок скользнул через окно, обдал щеку Нокте дождевыми каплями и всколыхнул страницы лежащего на столе дневника. Девушка посмотрела на исписанную за ночь бумагу и нахмурилась, помня каждое слово. Кому и что может рассказать немая? Только морю — своими прикосновениями. И бумаге — чернилами:

«Многие верят в счастливый конец истории русалочки и принца, но никто не знает о том, что было после.

Я действительно вышла замуж и стала королевой Сорфмарана, но так и не сумела родить супругу наследника. Король с законной женой, неспособной продолжить его род.

На протяжении двух последующих лет все мои беременности заканчивались выкидышами, операциями. И королевский целитель высказал супругу опасения о моей неспособности к деторождению. Глупо было надеяться, что, получив колдовством ноги, я сумею стать полноценной человеческой женщиной. Тело отторгало плод раз за разом, пока целитель не запретил пытаться. В тот день моя судьба была предопределена.

Я удалилась от двора, оказавшись в маленьком замке Черный утес, где когда-то встретила свою любовь. Супруг велел мне поправлять здоровье морским воздухом, прогулками. Соблюдать все предписания целителя, чтобы вернуться и подарить долгожданного младенца. Будто мне во дворце не хватало моря или воздуха?

Первые два месяца в ссылке я надеялась, что супруг ненадолго отойдет от дел и сумеет меня навестить, успокоит. На шестой месяц надежда угасла, а на седьмой гонец доставил мне документ о разводе. После подписания я перестала вспоминать короля, даже не называла его имя в собственных мыслях.

Государь и его чувства не принадлежат себе. О какой любви может идти речь? Щедрость бывшего супруга не знала границ. Он оставил за мной Черный утес, немногочисленную прислугу, которая была подле меня до нашего брака, и пожизненное содержание.

До Черного утеса новости доходят очень медленно, но столь яркое событие людская молва не смогла бы обойти: в день, когда гонец вернулся с документами в столицу, король женился во второй раз, и его новая супруга оказалась уже беременна.

Мне не нужно было знать деталей, я чувствовала, — она-то и подарит Сорфмарану наследного принца, а я умру здесь — бездетная, одинокая, не в силах вернуться в темные глубины Умбры.

По ночам звездное небо манит своими просторами, а накатывающие на песчано-каменистый берег волны шепчут утешения. В погожие дни, во время штиля пучина молчит, и мне приходится гадать, что же она хочет мне сказать. Ни один шторм не проходил без моего присутствия. Не страшась холода и болезней, я стою в воде, обдуваемая пронизывающими тело ветрами, а дождь смывает с моего лица солоноватые капли, унося в морскую воду. Брызги холодят разгоряченные от лихорадки ладони, пока тьма не погружает меня в свои объятья. Я провожу в горячечном бреду несколько дней и вновь возвращаюсь к воде. Старая Агнес ворчит, запрещает ходить к морю, но не смеет встать на пути, когда ноги сами несут меня к родной стихии. Временами мне кажется, будто я вижу коралловые башни Умбры. Где-то там, на глубине, правит Эрида. Сердце отца не смогло выдержать моего бегства к людям. Морской народ обратился против меня — я предательница, монстр хуже тех, что тритоны заточили на северной границе. Лишь море не оставило свою заблудшую дочь, продолжая приветствовать штормами и усыплять мирно накатывающими волнами. Если бы только я могла вернуться домой… стать прежней».

Нокте почесала ступню и скривилась от боли. Сколько времени прошло после колдовства, а она по-прежнему ходит по земле как по осколкам стекла. Каждый шаг — боль.

«Сестра была права: я поставила на чашу весов слишком многое и проиграла. Почему я не так дальновидна, как ты, Эрида?» Внимание девушки привлекло странное поведение чаек, кружащих над черным рифом. Птицы набрасывались на нечто скрытое от взгляда Нокте, унося в своих клювах какие-то кусочки. Забыв о боли, девушка выбежала из спальни, скользнула по винтовой лестнице мимо несущей чистое белье Агнес и спустилась на первый этаж. Служанка что-то кричала ей в след, но Нокте не слышала.

«Может быть, где-то поблизости произошло кораблекрушение и к камням прибило жертву? Или же напало чудовище?» Едва не столкнувшись с поваром, держащим объемную корзину со свежими морепродуктами, девушка сбежала по крутым ступеням к пляжу.

— Ну и торопыга! — фыркнул повар, прижимая корзину к мощной груди и входя в наполненную ароматами специй кухоньку. Как он ни пытался угодить госпоже, та равнодушно встречала все его кулинарные изыски.

— Совсем оголодала девка, — зайдя к нему, проворчала Агнес и открыла окошко, выпустив на улицу облачко пара. — Только недавно болела и снова босая. О, море! Дай мне сил пережить ее очередную болезнь.

Повар довольно крякнул, высыпав моллюсков в таз с проточной водой и усевшись на низкий табурет с ножом:

— Оставь ее, госпоже девятнадцать лет, а за плечами такая ноша. Не каждая выжила бы после стольких выкидышей. Может, оно и к лучшему, что король с ней развелся, оставил здесь и перестал мучить. Если не сумела подарить наследника, то к чему истязать? — Мужчина нахмурился, ловко вскрывая раковины.

Агнес качнула головой, щурясь, чтобы разглядеть госпожу:

— Так-то ты все верно говоришь, но все же знают, чего им стоила эта любовь. А на деле что? Вот ты бы смог ради русалки жить под водой, Бастиан? — Служанка обернулась к повару — тот посасывал кровоточащий палец.

— Если бы на месте русалки оказалась моя покойная Хариэт, без промедления пришел бы к колдунье и отдал себя со всеми потрохами, но не случилось. — Он поджал пухлые губы, надул румяные щеки. На висках седели некогда рыжие бакенбарды.

— Давай, что ли, помогу, — вызвалась Агнес, махнув на море: «Все равно ничего не вижу. Это у Нокте зрение как у ястреба: все разглядит, особенно ночью». — Хоть бы не заболела русалочка наша, — взмолилась служанка, придвинув к Бастиану другую табуретку. Вдвоем они быстро управятся. «Может, и госпожа нагуляет аппетит к ужину».

Комкая в руке намокший подол, Нокте пробралась между торчащими камнями. При виде нее чайки с шумом разлетелись в разные стороны. Остро пахло водорослями и тухлой рыбой. Девушка нахмурилась. «Почему здесь витает запах смерти?»

На Черном утесе люди строго соблюдали древние предписания морской колдуньи, и все об этом знали. Нокте доводилось видеть мертвых людей: те раздувались, синели или бледнели от долгого нахождения в воде. Нынешний запах настораживал, заставляя стук сердца болезненно отдаваться в груди.

Цепляясь за выступ, Нокте выглянула из-за очередного камня. От напряжения рука онемела, но девушка продолжила держаться. Перед ней лежало распотрошенное тело тритона. Темная чешуя поблекла, перестав сверкать на солнце. Плавник раздвоенного хвоста колыхался от накатывающих волн. Желтоватая пена забилась в открытый рот, где угнездились крабы, щелкая клешнями по растрескавшимся мужским губам. Широко распахнутые, некогда черные глаза заволокло пеленой. Водоросль болталась у разбитого виска, прикрывая веки зеленовато-синей повязкой.

Очень давно, когда тетушка обучала ее колдовскому ремеслу Нокте видела сородичей изнутри. О людях же девушка читала в книгах королевского целителя, внимательно просматривала картинки. На тритоне не было защитного панциря, как у стражников северных границ, но Нокте знала — он один из них. Девушка внимательно разглядывала мутировавший хвост, схожий с человеческими конечностями. «Принесло ли его сюда течением или это чудовища постарались? Человек не мог этого сделать». Нокте спрыгнула к тритону. Отпихнула с его бока наглую чайку, убрала водоросль и закрыла мертвые глаза. Однажды Агнес сделала то же самое со старым моряком, сказав, что там, куда уплыла его душа, глаза ему еще понадобятся. На плечо тритона опустился серый мотылек. С затрепетавших крыльев на высохшие чешуйки слетела светлая пыльца. В Сорфмаране этих насекомых считали предвестниками смерти, теми, кто забирает души всех живых существ. Они всегда оказывались на телах покойных.

В Умбре мертвых заворачивали в широкие листья ламинарии и уносили к жерлу подводного вулкана. Преступников отдавали на съедение чудовищам. Лишь дозорные знали, с каким удовольствием их собратья по караулу скармливают жертву монстрам, внимательно наблюдая, как от них остаются одни косточки, а вырванные позвоночники всплывают на поверхность, разбиваясь о скалы Черного утеса.

Жители морской деревни научились создавать из костей мертвых тритонов и русалок прочные гребни, заколки, украшения, домашнюю утварь и косметические, целебные средства. Ничто не пропадало. Однако убить морского жителя люди не могли, свято соблюдая договор, заключенный после войны, когда прапрадед Нокте едва не разрушил землю штормами. Двуногие недооценили водную стихию, как и кровожадность старого тритона-короля.

Нокте не могла похоронить мертвого как подобает. Она обернулась к замку, оглядела утес — ей не от кого ждать помощи.

Скалу огибала тропинка, омываемая волнами и ведшая к каменной чаше с горячим источником. Черный утес располагался рядом с подводным вулканом, но тот был так глубоко под водой, что его тепло дотягивалось лишь до чаши, нагревая воду. Окружавшее ее море оставалось холодным, обидчиво ударяясь о каменистое отгораживающее чашу возвышение. Вдоль скалы к источнику тянулась узкая полоска суши. Во время прилива ту заливало, перекрывая путь к горячей «ванне». Прилив не пугал Нокте, как и возможность оказаться отрезанной от берега на всю ночь. Песок там всегда приятно холодил ступни. Путь уходил вниз, и волны достигали колен, мочили платье, но позволяли Нокте пройти к чаше. Белесый пар поднимался над мутно-бирюзовой водой. Девушка и сейчас видела его из-за скалы. Незримое дно чаши прочерчивали многочисленные расщелины шириной с указательный палец. Нокте любила лежать под водой, чувствуя всем телом обволакивающие невидимые щупальца горячих потоков, поднимающихся кверху.

Сейчас ей очень хотелось пробиться сквозь дно источника, отнести тритона к вулкану и проститься. Она не услышала, как сильная волна подобралась сзади и, окатив с головы до ног, унесла в своих объятьях мертвое тело. Нокте вытянула руку, но опоздала. Тритона поглотила черная пасть бесшумно подплывшего чудовища, чье тело слилось с водой.

«Даже это ты отнимаешь у меня, считаешь, я не достойна его похоронить?» — мысленно всхлипнула девушка, обратившись к стихии и дрожа от холода. Насквозь мокрое платье неприятно липло к телу, ветер бил в лицо, заставляя зубы стучать. Обхватив плечи руками, Нокте села на корточки и уткнулась лицом в колени, безмолвно кривя рот от горя, но слез не было. Если бы в этот миг чудовище вернулось, она бы обрадовалась ему, но монстры не нападали — только внимательно следили за той, которая еще русалкой сумела их приручить. Не раз после возвращения в Черный утес, девушка чувствовала на себе их незримые взгляды, видела среди волн перекатывающиеся иглами плавники морских чудовищ. Ветер доносил до нее зловоние останков, гниющих в клыкастых ртах. Для своего народа Нокте стала монстром хуже тех, что обитали здесь, в северных водах. Может быть, поэтому чудовища ее не касались: считали своей.

Плеск воды заставил девушку поднять взгляд. Она успела заметить, как в воде скрылся отливающий синевой плавник живого тритона. Северные стражи следили за ней. Она знала об этом. «Эрида ни за что бы не упустила случая позлорадствовать». Нокте поднялась и, одернув прилипший к ноге подол, стала взбираться на камень.

Чернильно-черный взгляд проводил предательницу до замковой лестницы. В темных зрачках таилась злоба.