ГЛАВА ВОСЬМАЯ. НЕЛЬЗЯ РАССЛАБЛЯТЬСЯ!

Ивета

Поездка на соседнюю ферму даром не прошла. Почти каждую ночь я просыпалась от собственного крика: даже во сне меня постоянно преследовал металлический запах крови, который до тошноты ощущался на кончике языка; передергивало от вида капающей слюны. Они ползли по машине, тянули руки и, казалось, они меня вот-вот схватят… Даже после пробуждения на меня накатывала паника от воспоминаний приближающихся горящих жаждой крови глаз и бешеной ярости упырей, которые рвались ко мне.

В такие моменты к дивану подходил хозяин, который, казалось, совсем никогда не спал, давал мне выпить чего-то теплого и, засыпая, я ломала голову над вопросом, кричала я вслух или мне это только приснилось.

Почти три недели постоянно ела и спала. Хозяин будил меня каждые три часа, навязывая что-то съедобное. Отказаться было нельзя, он следил за мной с холодным вниманием.

Дни шли за днями. Я старалась есть побольше, чтобы вырваться из вынужденного заточения. Спать уже не хотелось, но его это не интересовало. «Ты должна есть, и все!»… или «Ты все съела?» — Все, о чем он говорил со мной за это время.

Наконец, я не выдержала и спросила, рассчитывая на удачу. Ну, не убьет же, раз так заботится.

— Вы как-то сказали, что вам угрожают вирусы, что вы имели в виду?

Дело было вечером, он сидел и как всегда что-то смотрел и высчитывал за своим столом. Я привычно лежала на диване, укрытая тонкой меховой шкурой.

— Они угрожают всем, тебе в том числе… — раздраженно отрезал он, не отрываясь от своего занятия.

Я поежилась, пожалев, что спросила. Когда я и думать забыла о вопросе, Георг внезапно сказал:

— Упыри очень подвержены бешенству. Сознание, тем более самоконтроль, исчезают полностью, остаются только алчущие крови инстинкты.

— А если их удовлетворить, то есть сытно накормить бешеного, разум возвращается? — робко спросила я, не рассчитывая на ответ.

— Пытливый ум, — хозяин, не поднимая глаз от монитора, усмехнулся. — Тебе этого никто не скажет, так как никто проводить подобные опыты не станет, чревато… Но, я думаю, что обильное питание не поможет. Сколько людей погубили внезапные вспышки бешенства у упырей… Казалось, питание — куда уж сытнее, но в разумное состояние ни один из взбесившихся не вернулся.

Мы замолчали. Я — раздумывая над его ответом, он — занимаясь своими делами. Наконец решилась спросить:

— Вы знаете, что имел в виду Ганс, когда говорил о женщинах упырях? Я не поняла.

— Знаю… — и замолчал, с насмешливым лукавством посмотрев в мою сторону.

Выдохнув для смелости, я отважилась продолжить:

— А мне узнать можно?

Он рассмеялся.

— Любопытная дочь Евы… можно. После того как половина населения земного шара, переболев неизвестным вирусом, изменилась, архонт, постепенно прибрав власть к своим рукам постановил всех женщин, как элемент нестабильности, уничтожить.

— Как это?

— Они обосновали это тем, что в измененном виде, «упырином» как сказали бы некоторые, женщины стали неудержимы, страшны в своей измененной природе: ни материнского инстинкта, ни жалости, одни эмоции и голод.

— Они на самом деле стали такими страшными?

Георг раздраженно отмахнулся:

— Тогда все были страшными… Как по мне, они просто уничтожили конкурентов. Людей уже тогда катастрофически не хватало, а тут такой повод серьезно проредить число потребителей крови.

Я хотела спросить, что значило Гансовское: «сделать охранникам девочку», но Георг будто почувствовав это, мгновенно пресек расспросы:

— Превратить человека в упыря. И хватит говорить на эту тему! А то заведешь ты меня в анатомические дебри.

Что он имел в виду, я не поняла, но расспрос прекратила.

Георг скорчил недовольную гримасу:

— Не кисни… еще немного, и ты будешь гулять. К весне, скорее всего, окончательно поправишься. Доктор обещала, что вот-вот изготовит нужное лекарство. И сможет подстегнуть твой обмен веществ, заставив работать в нормальном режиме.

— Ей были нужны какие-то особые ингредиенты… — грустно напомнила я. Мне так лежать надоело, сил не было терпеть!

— Это не твоя забота! — ворчливо оборвал хозяин, и я не рискнула больше говорить. — Спи!

Послушно легла и отвернулась к стенке дивана.

Георг закончил что-то записывать, выключил свет и вышел.

Я осталась в полной тишине наедине со своими вопросами, но уснуть не успела, за дверью в коридоре раздался громкий шум. В доме к ночи, как правило, никого не оставалось, охрана и Корбан были в бетонных переходах, Милана и прочие давно спали у себя. Тогда кто мог так кричать? Я приподнялась на локте, раздумывая, стоит ли выходить или нет…

Но решать мне не понадобилось, в резко распахнутую дверь с шумом дверь ворвался сначала сам хозяин, а за ним, преследуя, в кабинет влетела разъяренная Красотка.

— И что? Что дальше? Сколько это может продолжаться?! — Вопила она, видимо продолжая задолго начатый разговор.

Георг включил освещение. Тут девушка остановилась и вопросительно изогнула изящную бровь, затем окинула меня холодным, оценивающим взглядом. Она представляла собой воплощенное совершенство — безукоризненная кожа, блестящие прямые волосы, точеная фигура, уверенность в себе, которой у меня никогда не было.

Расценив меня как нечто несущественное, она вернулась к разговору.

— Я хочу в город. Я хочу выезжать! Мне надоело сидение на одном месте!

Подняв брови в ожидании ответа, я повернулась к молчащему Георгу.

С легким отстранением наблюдая, как он, пытаясь сдерживаться, поджал губы, я впервые для себя отметила, что у Георга большой рот, с узкой верхней губой и пухлой нижней, и смотрелся он очень мужественно. В редкие моменты, когда хозяин улыбался, поджимая верхнюю губу, вид был столь добродушный, что это выглядело немного забавно, но чаще, особенно в гневе и раздражении, его рот вытягивался во всю длину, губы превращались в тонкие полоски, и тогда в его лице не оставалось и намека на мягкость. Небольшие темные глаза моего внимания не привлекали, я полностью сосредоточилась на движении его рта, словно его губы жили свой жизнью.

Георг перевел дыхание и, подходя к столу и усаживаясь на свое место, ответил как можно спокойней:

— Что дальше? Ничего. Хочешь, я продам тебя первому желающему?

— Продашь? — Вопль гнева перешел в визг. — Продашь?! Ты обещал меня беречь! Как это продашь?!

При том, что со стороны ее крики и бешенство смотрелись отвратительно, я заранее была на ее стороне. Во-первых, ненавижу упырей. Во-вторых, я их всегда ненавидела, ненавижу и буду ненавидеть. В третьих, до этого момента Красотка была всегда спокойной и даже излишне спокойной, если не сказать равнодушной. Значит, он ее обидел. И обидел сильно.

Георг совсем успокоился, словно не услышал ее вопля. Он нажал на кнопку, стоявшей на столе небольшой рации и рявкнул:

— Зайди!

Его рука все еще лежала на спинке сиденья, но сам он подался вперед и положил другую руку на стол. Видя невозмутимость хозяина, Красотка еще сильнее взбесилась. Она подскочила к столу, схватила и запустила в него коробку с карандашами, в которую Георг педантично складывал тонко отточенные разноцветные палочки.

Хозяин легко увернулся, и коробка со всем содержимым с грохотом рассыпалось по полу.

 — Э-э! Ты знаешь, сколько они сейчас стоят?! — возмутился Георг. Красотка ответить не успела, в кабинет влетел запыхавшийся Корбан. Растерянно оглядев хозяина, он молча уставился на Красотку, словно не зная как к ней подступиться. Но Георг пристально посмотрел на Корбана и коротко кивнул головой в мою сторону.

Заметив меня на диване, Корбан с облегчением расплылся в улыбке:

— Мне как раз фильм не с кем посмотреть было. Пошли ко мне!

Не дожидаясь ответа, он подхватил меня вместе с одеялом, закинул на плечо, вышел из кабинета и спустился вниз. Притащив в какую-то комнату без окна, стряхнул куль со мной на диван.

— Ты же у меня никогда не была, Веточка-Иветочка? — Корбан деятельно осмотрел свои мрачные запыленные владения.

В ответ я натянуто улыбнулась, опасаясь шевелиться.

Он зажег небольшой светильник с живым огнем.

— Заварю тебе чая, — весело предложил Корбан, — и найду тебе что-нибудь поесть, ты все-таки моя гостья. У меня вообще с гостями здесь туго, а с гостьями и подавно. Так чего тебе хочется?

— Хватит просто чая, — тихо отозвалась я, смущенная его последними словами. Гостья? Это странно неловко и удивительно... и добавила. — Есть я не хочу… Спасибо.

— Но ведь надо. Только немного подожди... — Настаивал он.

Отойдя в угол комнаты, где стоял стол, заваленный каким-то оружием, бронежилетами и прочими малознакомыми мне предметами. Корбан расстегнул и стащил через голову толстый вязаный свитер, — отчего его короткие темные волосы стали дыбом, — и скомканным бросил поверх горы из наваленных вещей.

— Я не ждал его вызова, но все к лучшему… — улыбнулся он, явно раздумывая, чем бы угостить гостью. Он засунул дрова в плиту, стоящую в противоположном от стола углу, и развел огонь, на который поставил чайник. Потом откуда-то из недр стола достал большую фарфоровую чашку, запыленную как все кругом.

Минуту подумав, он помыл ее водой с того же чайника, что только что ставил на огонь.

От его хлопот мне было очень неловко, но я не сдержала улыбки, наблюдая за его действиями. Хотя спроси у меня, что вызвало эту улыбку, я бы не ответила, так как сама не понимала. Наши взгляды на миг встретились. Он легко, но очень выразительно пожал плечами и тоже улыбнулся.

— Это все из-за редкости важных посетителей… Вот будешь заглядывать ко мне чаще, все будет как надо… — подмигнув, добавил он.

— Хозяин запретил сюда ходить, — мягко пояснила я.

— Ко мне можно. Моя комната прямо перед входом в подвалы, можно зайти, не удаляясь вглубь переходов. — Отмахнулся Корбан. — У меня такая шикарная коллекция фильмов, а смотреть не с кем.

Я кивнула, изучая его внешность. Темные волосы, темные глаза, белая кожа — внешне, воин был гораздо привлекательней Георга, не говоря о том, что он был выше и шире в плечах. Крупный ровный нос, близко расположенные глаза, гармоничный рот. Всегда и веселый и добродушный с девушками… Теперь я понимала отчего Светик так сходила по нему с ума.

Мои размышления прервал его голос:

— Не знаю, чувствовать себя польщенным или оскорбленным под таким изучающим взглядом… — усмехнулся Корбан.

Я очнулась, покраснела, быстро покачала головой, потом робко отозвалась:

— Простите, просто задумалась.

— Ну вот, только я начал надеяться... — усмехнулся он, наливая кипяток в чашку. — Держи… — Корбан хотел вручить горячую чашку мне, но потом предусмотрительно отставил ее на деревянный подлокотник дивана:

— Пусть чуть остынет, а мы будем валяться на диване, отдыхать и набираться мудрости, ведь давно известно, что лень — это подсознательная мудрость. — Он лукаво подмигнул. Потом нажал на что-то валяющее среди вещей. На стене загорелся огромный монитор.

— Моя ценная добыча… Уговорил Георга установить мне типа для наблюдений, к нему даже электричество подвели, но потом сделали отдельный наблюдательный пункт. А это осталось мне… — похвастался он. Хотя я из его рассказа мало что поняла, но кивнула и робко улыбнулась, разделив его радость.

Корбан плюхнулся рядом, комментируя будущий фильм:

— Это мой любимый фильм в детстве был, фантастика… сама увидишь…

Я еще раз кивнула, вперившись в экран.

Сначала мелькавшие на экране картинки казались мне полной бессмыслицей, а пояснения Корбана: «ну… тогда все ездили на таких машинах», «тогда все пользовались такими телефонами», «тогда играли в такие игры» или «были такие магазины, куда все ходили за едой» — не сильно помогали разобраться с возникающими вопросами. Но постепенно я начинала понимать, что происходит на экране монитора.

Полностью погрузившись в показываемую историю, я не заметила, когда сюда вошел Георг.

— Успокоил? — не сводя с друга довольного взгляда, насмешливо поинтересовался Корбан. На что главный упырь, скривившись, апатично отмахнулся, молча плюхнулся на диван рядом с Корбаном и, отпихнув друга в мою сторону, развалился, сложив руки на животе.

— А твоя холостяцкая берлога не меняется… — пробурчал Георг, брезгливо рассматривая слой пыли на мебели и полу.

— Ну дык… Мы с чистотой нежно любим друг друга, но по причине постоянной занятости, к моему большому прискорбию, наши с ней встречи слишком редки, — подмигнул скорее мне Корбан.

Мне не хотелось отрываться от истории, разворачивающейся на экране, где человек-робот сделанный из жидкого металла, выбравшись из-под гигантской машины, как раз обретал плоть, догоняя героев. Но Георг, видимо видевший эту историю не раз, вновь лениво обвел обстановку взглядом и, заметив мою кружку, насмешливо поинтересовался у Корбана:

— А где мой чай? — Он фыркнул, складывая мощные руки на груди.

Корбан нахмурился и проворчал:

— Какой хлопотный гость… Потом будет твой чай… Все будет.

Я хоть много чего не понимала, но сейчас ясно почувствовала себя здесь лишней. В коротком ответе Корбана ясно услышала недоговоренное им: «сейчас ее проводим и выпьем». Немного знакомая с их бытом я понимала, что они будут пить совсем не чай. Еще я не понимала, зачем им стесняться меня? Тем более, я здесь не по своей воле.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь разговором героев на экране. Хорошая машина отдала жизнь, чтобы спасти человека, что само по себе было удивительно и выглядело полной неправдой. Я понимала, что эта история была придумана давным-давно, когда все было по-другому, но все равно она во мне вызывала досаду от того, что подобное окончание выглядело совсем сказочно. Ну, кто позволит сломать ценную вещь ради жизни презренного скота?! Тем более жертвовать свою жизнь ради человека? Нелогично.

Фильм кончился.

Корбан понимающе мне улыбнулся и включил следующий, но, не успев разобраться в новой истории, я уснула. Да, это было глупо и непростительно — расслабляться рядом с упырями, но видимо это было действие лекарств, что колола мне врач.

В общем, дальше я отключилась и ничего больше не помнила.