Георг
— Они сегодня все взбесились что ли? Прибить готов… Всех!
Корбан недовольно покачал головой:
— А зря, надо было девчонку спокойно выслушать. Что же там такое произошло, что она готова унижено просить за однорукого. Это ведь не Красотка, Ивета для зрелищности рыдать не будет. Хотя кто ее знает…
Я устало отмахнулся, да уж, Красотка — та еще актриса. Сегодня для разнообразия выдумала историю с пропажей украшений, мается от нечего делать и достает окружающих своими затеями.
Корбан продолжал на нее ворчать:
— Так чего эта краля сюда пожаловала?! Скучно стало, развлечений ищет? И Миланку прихватила для солидности… вот же стерва. Завтра эти сороки наплетут селянам невесть что, и те детей больше на уроки к Ивете не отпустят…
— Это сейчас это не столь важно, — в душе соглашаясь с Корбаном, с досадой отмахнулся я, прерывая бессмысленный разговор. — Сегодня над северной стеной у леса сбили беспилотник. И как хитро запустили… из-за деревьев, прямо над стеной, — без специальной аппаратуры не заметишь.
— Вот, и до нас добрались… — Корбан устало покачал головой. — А я пришел сказать, что нашел топливо. Тут в сутках езды, на кровь меняют… в районе Старого города. Но как теперь ехать? Страшно ферму оставлять.
— А что делать? Будто у нас есть выбор! В любом случае, если это единственное предложение по топливу, нам только и остается ехать на свой страх и риск, пытаясь купить что есть. Может, если наберем топлива сколько нужно, тогда сразу все и закончим? — Да, я уступал свои позиции по книгам и лекарствам, которые раньше твердо отстаивал и до этого, и на такие зыбкие условия изменения нашего плана никогда не соглашался.
— А как же книги? — язвительно заметил Корбан.
Я повернулся к нему и устало спросил:
— У нас что, есть выбор? Если получится, достанем и книги и лекарство и что сможем найти необходимого. А если нет… успеть бы людей спасти!
— Ладно… Я бы на твоем месте Миланку предупредил, чтобы не болтала о Ивете много… На этом этапе занятия прекращать нельзя.
Я кивнул. Сейчас этим займусь.
Ивета
Я сидела на кровати с ногами, подтянув к себе колени, и бессмысленно смотрела в одну точку. Внутри меня будто все умерло. Даже стыд перед Жоржем. Я словно вновь оказалась в питомнике, где для меня главным и радостным событием была смерть.
По лестнице кто-то спускался. В мою дверь постучались. Это мог быть только Корбан. Ни Георг, ни Милана себя этим не утруждали.
Мне никого не хотелось видеть. Тем более слушать или говорить. И я знала, что если не отвечу, он входить не станет, но из уважения к нему пришлось отозваться.
— Входите.
Корбан вошел и сел на единственный стул.
— Веточка-Иветочка… Ты плачешь?
Я быстро вытерла щеки и отрицательно покачала головой. По сути, я давно уже не плакала. И слезы заметила только после его слов.
— Звать тебя посмотреть фильм сейчас бессмысленно. — Это был не вопрос. Я только молча кивнула, не желая говорить.
Горло болело от крика, и вообще было ощущение, что я долго и страшно кричала, в груди и выше все болело, словно горло было разворочено раскаленным ножом.
— Понимаю. Но, в общем, хотел расспросить тебя о Жорже. Что такое там произошло?
Я пожала плечами. Отстраненно размышляя над тем, а что, собственно, такого страшного случилось, что я развела столько шума? Упыри есть упыри. Они те, кого я ненавижу и всегда ненавидела. Просто теперь буду знать, что они, не меняя своих свойств, делятся на два вида: те, кто ведет себя откровенно, не скрывая своей упырячьей натуры, и те, кто прикидываются нормальными. Неизвестно кто из них хуже…
— Так ты мне расскажешь? — У Корбана явно кончилось терпение ждать моего ответа. — Я, конечно, просмотрю все данные с камер, но мне интересно услышать тебя.
— Лучше спросите Марину… — тихо через силу отозвалась я.
— И ее спрошу. Но боюсь тебя расстроить, Жоржа вернуть невозможно. Он ушел в лес, и где теперь его искать никто не знает.
Опять кивнула, отведя взгляд.
Корбан вздохнул и встал со стула.
— Ладно…вижу говорить ты сейчас не в настроении… — произнес он после паузы, — тогда позже все обсудим, хорошо?
Я подняла на него глаза, пытаясь понять, что он думает на самом деле.
Как относиться к Корбану, не знала. Я слышала, он был груб с охранниками. Он упырь, и во всем слушает Георга. Но в отношении меня и прочих женщин, проживающих на ферме, Корбан был добрым. Я даже не могла заставить себя на него злиться и ненавидеть, как остальных упырей.
Да, еще он всегда не любил и очевидно для всех игнорировал Красотку, но чем вызвано такое отношение, я не знала.
Я слезла с кровати и, провожая, тихо произнесла:
— Спасибо. — Это спасибо было за все: за понимание, поддержку, за попытки шутками развеять грусть, и за то, что не дал окончательно разочароваться в окружающем мире. — Спасибо…
Корбан устало улыбнулся и вышел.
После его визита мне отчего-то стало легче. От этого облегчения я вновь почувствовала себя виноватой. Тут надо запомнить происшедшее с Георгом как урок на всю жизнь и никогда не ослаблять своей ненависти и недоверия к упырям, а я…
Но обдумать я не успела, дверь распахнулась и в комнатку ворвалась Милана.
— Не спишь? А мне так за тебя досталось! — с порога возмущенно начала выговаривать она.
Я молча села на кровать с ногами и принялась возиться с одеялом, расправляя его. Злости на нее не было. Милана, по сути, добрая, просто не утруждает себя размышлениями. И идет вслед за своими эмоциями, как пушистое перекати-поле за ветром.
Но сейчас говорить ни с кем не хотелось, и я надеялась, что моя невнимательность поможет побыстрее закончить наше общение.
— Мне такого хозяин пообещал, если я расскажу кому о том, что здесь случилось! Вишь как! Заступается за тебя!
— Тогда не рассказывайте… — устало отозвалась я, мысленно покачав головой.
— Но как же… — потеряно отозвалась Милана. — Как же не рассказывать?
Такая мысль на самом деле ее потрясла. Если бы были силы, я бы улыбнулась. А так только покорно кивнула, и устало повторила:
— Тогда все им расскажите…
— Но он обещал сослать Казимира рубить лес за забором!.. — вскинулась она, словно я лично угрожала ее милой кровиночке.
— Тогда не знаю, расскажите только тем, кто не передаст ваш рассказ хозяину… — также безразлично отозвалась я. Только определяйтесь поскорее, я устала и ничего знать не хочу.
Когда Милана в расстроенных чувствах, наконец меня покинула, закрывая за ней дверь, я молилась о том, чтобы никого больше сюда не завело.
Я была Милане благодарна, это она ухаживала за мной, купала, носила еду, заботилась, как могла. Она простая и искренняя, хотя такое иногда сложно переносить, я на нее не злилась. В отличие от Георга, которого теперь воспринимала не иначе как образец упыря-лицемера, который не только пьет кровь в прямом смысле слова, но еще и наживается на людях, делая вид, что они его заботят.
К сожалению, жизнь быстро показала, что я была довольно сильно неправа.
Ивета Все началось со следующего утра, когда Милана сообщила, что Георг и Корбан, прихватив нескольких охранников, на рассвете уехали за топливом в Моронг, в прошлом небольшой городок на востоке от фермы, теперь называемый Старый город.Наливая мне чай, Милана продолжала:— Там уже и домов, наверно, не осталось, да и Скертонг-озеро обмелело, а может уже и высохло…Я с облегчением выдохнула, радуясь тому, что какое-то время не увижу хозяина.— …Туда день, там день, и обратно день. Значит, приедут скоро, — складывая нарезанный хлеб в глиняную миску, продолжила размышление вслух Милана.Доев кашу, я вздохнула:— Озеро… это ведь красиво… Я никогда их не видела.Накрыв миску кусочком ткани, Милана отмахнулась:— Ладно тебе, тут за забором озера, одно в другое вливается, а за ними море… — раздраженно фыркнула Милана. —
ГеоргДобрались в Мораг мы быстро. То ли повезло, то ли мороз оперативно сработал: все, что растаяло вчера, сегодня ярко блестело и сочно потрескивало под гусеницами вездехода.— Если бы можно было бы переночевать… Тут раньше такая шикарная рыбалка была… — вздохнул Корбан, с тоской провожая взглядом зеркальную поверхность огромного озера.— Нельзя… Надо все исполнить максимально быстро. Вообще не хотелось Большой Переход устраивать в зимний мороз, но, кажется, иначе не выйдет…— Большой Переход… неужели мы дожили, даже не верится! — совсем невесело усмехнулся Корбан. И тут же озабоченно добавил:— А кто беспилотники засек?— Кнут… Значит, скоро и основные силы подтянутся.Вновь уставившись в окно, Корбан только молча кивнул.Пока все складывалось удачно: путь занял не сутки, а восемнадцать часов, вездеход ехал по з
Ивета И тут все закрутилось.По коридору начали бегать охранники, громко отдавая приказы, топая ногами и хлопая дверьми. То и дело где-то включалась сирена. Но звучала она недолго и приглушенно, словно отчитываясь, что защита работает и охрана настороже.Теперь на нас с доктором никто не обращал внимания, словно мы вдруг стали невидимыми, что лично меня только радовало.Марина вернулась к монитору, выискивая остальные «странные» машины. Кнут, выстроив отряды в коридоре, внимательно наблюдал, как его помощники достают из длинных ящиков и торопливо раздают охране броню и дополнительные боеприпасы.Я следила за этими подготовками со стороны, чувствуя себя здесь и сейчас совершенно бесполезной. Охранники бегали, помощники суетились, Кнут отдавал приказы, Марина полностью сосредоточилась на наблюдении… Через пять минут она нашла еще одну боевую машину недалек
План, что и говорить, был превосходный: простой и ясный, лучше не придумать. Недостаток у него был только один: было совершенно неизвестно, как привести его в исполнение. Л. Кэррол. «Алиса в стране чудес» ГеоргЧто такое боль?Я с трудом закрыл глаза, веки стали тяжелыми, почти неподъемными…Вес век, замедление мысли… и боль — все так субъективно... Наверное, как и смерть…Хотя нет, смерть в такой момент, когда остается только сильная боль, это неплохо. Да, боль невыносимая, с радостью сменяю ее на смерть, вот только вряд ли кто хочет меняться. Боль есть боль. Сильная несильная…Какими формулами можно рассчитать это? Нельзя объективно измерить уровень боли извне. И неважно, чем она обусловлена, даже если только кажется, что она нестерпимая, всеобъемлющая… Единственный способ узнать — спросить.Если
Карпе дим. Лови момент (лат)ИветаНа следующее утро из кровати я выползала с большим трудом: голова кружилась, на плече и правой руке болели оставленные льдом порезы.Вчера Марина предлагала зашить самые глубокие из них, но я отказалась, уверив ее, что мне и тряпичных повязок хватит. Хотя, судя по кровавым разводам на постели, не хватит. Всю ночь так болело несчастное тело, что я боялась пошевелиться. Но даже это не помогло: все равно раны открылись, и кровь полностью промочила повязки и ночную рубашку, мою единственную драгоценную, застиранную до прозрачности и волшебной непередаваемой мягкости и потрясающей тонкости, ночную рубашку, которую мне еще осенью подарила Милана.Это меня расстроило еще больше.Сейчас даже стирать не могла, малейшее напряжение мышц и раны открываются снова. Но вчера я не могла позволить Марине р
Ехали мы долго. Санька уверено вел машину, видимо неплохо ориентируясь в этом лесу, и моя помощь до утра не понадобилась.Жорж пытался меня разговорить, повторив глупую шутку, как верная служанка рвалась спасти хозяина, но я молча покачала головой не собираясь беседовать. На третьей попытке он махнул на меня рукой и, устроившись на свернутом плаще, как на подушке, наконец, уснул.Санька, бодро вглядываясь в темноту, уверенно вел машину, постепенно упокоившись, я тоже уснула.Утром мы все проснулись от того, что постоянно рычащая и трясущаяся машина вдруг остановилась.Санька раздраженно потер пальцами центр лба, и устало добавил:— Ну, все, умывайтесь, перекусывайте, а я спать.Я тут же обернулась, но никого кроме меня слова Саньки не удивили. Жорж выглядел раздраженным ранней побудкой, завернувшись в свой плащ, отвернулся и продолжил спать. Резар лениво потягивался, а Лекка смотрел на свой плащ-подушку с непередаваемой т
Ивета Скрестив руки на груди, я старалась явно не дрожать от холода. После теплой машины на морозном ветру не спасал даже комбинезон с включенной тепловой поддержкой. Марина несколько раз предлагала мне жилет из грубой шкуры, но он был настолько тяжелым, что я сразу отказалась, теперь же мне это казалось такой глупостью. Тяжелый… какая мелочь.Пока я пыталась адаптироваться к морозу, Жорж вновь взялся командовать, нагло указывая Резару, что тому надо взять с собой.— Ты, черный, берешь пакеты с кровью… А ты, мелкий…— А не пошел бы ты… чего командуешь, без году неделя, а уже в командиры…— проворчал Резар, демонстративно забрав из ящика мешок с лекарствами. Лекке пришлось брать на себя запасы крови. Опасаясь, что они могут вновь сцепиться, после относительно спокойной реакции Резара я с облегчением перевела дух, хорошо хоть он явно держал себя в руках, в отличие от Жоржа,
Мы миновали два дома хорошо подходящих под укрытие, но остановиться не могли, словно пытаясь удалиться от страшного места как можно дальше.Резар шагал впереди, я за ним, отставая на шаг. Вдруг откуда-то сверху из уцелевшего трехэтажного дома, разогнав тишину, раздалась громкая очередь.Мы дернулись вбок, уходя от обстрела, и нелепо повалились на снег непонятной кучей конечностей. В таком неудобном положении я с трудом могла дышать и едва соображала.Несколько мгновений мы не шевелились. Меня полностью распластало под ним, но кое-что я постепенно осознала, что вся заляпана кровью.Это была не моя кровь. Резара ранили.— Там «гнездо*»… пулемет… пулеметный расчет… — Он медленно поднял руку и показал на верхний этаж дома. Я равнодушно кивнула, пытаясь уяснить, как сильно Резара ранили.*Имеется в виду пулеметное гнездо.Пока мы залегли за углом и стали для врагов недосягаемы. Но
Ивета— Уходи скорее! Так будет правильно! — Выглядывая из-за угла в сторону ворвавшихся в подвал, шептал мне Лекка. — Укройся там, где говорила. А я их задержу… Лишь бы стену не снесли, тогда никто и ничего не успеет! — продолжал он, пытаясь убедить меня.Я хмуро смотрела на него. Его надо отсюда увести, смысл стрелять в толпу из одного карабина? Героем хочет стать посмертно? Так теперь с этим все «в порядке», изворачиваться не успеешь.— Их много, целая штурмовая группа, они хорошо вооружены, а ты один, только с карабином, без запаса патронов. Зачем эта бессмысленная смерть? Не глупи, Лекка! Пошли со мной пока есть время! Пока они в темноте рыскают по коридорам и комнатам. Здесь никто не выживет! Будешь ты воевать или нет. Соберем стариков и укроемся все вместе.— Здесь никто не выживет? Я знаю. Но так хоть умру как человек. Я не хочу сбежать, чтобы после жить как черв
Спустились вниз и открыли дверь. Здесь света не было, а после светлой ночи мне и вовсе казалось, что вокруг густая темнота.Через некоторое время глаза привыкли к полной темноте и в ней стали заметные наши едва понятные силуэты. Лекка взял меня за руку, с беспокойством взглянул мне в лицо.—Рука у тебя холодная как лед.— Я места себе не нахожу… не знаю почему. Вдруг стало так страшно!— А смысл силы тратить на волнение? — Он рассмеялся. — Хочешь, я побуду с тобой, когда все разъяснится?Отказываясь, я покачала головой. Если все разъяснится, помогать мне уже не надо.— Это же ты отвозил бойцов в Старый город? Значит, двое суток ты в пути и не хочешь спать?— Это мелочи, потом высплюсь, — небрежно отмахнувшись, отозвался Лекка.— Как говорила Марина, «Здоровьем нельзя заразить, а вот обратно — сколько угодно», ты просто не знаешь, что, если тако
ИветаДождь без остановки шел два дня, залив всю округу. Вот только никто этому не радовался. Тех, кому безумно нужен весенний дождь здесь уже не было, они плыли по морю в далекие края, а Георг сказал, что небольшие лужи в лесу никого из упырей не остановят.Я выполнила приказ, принесла запасы в капсулу безопасности, как называл эту комнату Георг. Захватила шкуру, подушки и теплые платки и оставила все там. Заодно запасла свечи и книги.Красотка, как и было приказано, больше из комнаты не появлялась, только по убывающим запасам еды в холодильной комнате, я могла догадаться, что она иногда выходит подкрепиться. Я стала приносить и оставлять там готовую еду, которую надо было только разогреть на кухне.Эти два дня я готовила, используя те знания, которым научила меня Милана, и ходила к старикам, чтобы помочь им по хозяйству. С нами остались три бабушки: Анка, Злата и Ивона и один старичок: Демир. Я помогала им со стиркой и убо
ИветаСегодня я была готова Георга расцеловать.После вчерашнего панически боялась мрачного уныния, скорби, и просто не представляла, что можно с этим делать! А Георг, проснувшись, безмятежно улыбался. Наверно выспался.Я искупалась и переоделась в новую рубашку и зеленый сарафан, которые мне перед отъездом вручила Светик.Она его придумала, сшила и сама украсила крупными деревянными бусинами, и очень хотела, чтобы у меня на память что-то осталось. Я вообще весьма разбогатела, так как почти все мои ученики мне что-то подарили. В моей спальне теперь кругом сидели вязаные лошадки, зайчики, котята и прочие шерстяные зверушки. Они занимали стол, стул и подоконник. Там же стояла пара деревянных изделий из разряда: «догадайся, что автор имел в виду».Я чуть не обидела Анджея, опрометчиво назвав его лошадку гусем. Потом пояснила, что буду звать его великолепного коня красиво: «Гордый Гусак&
ИветаГеорг закончил что-то писать, вложил записку в холщовый пакет размером с книгу. Подошел к шкафу и добавил в него какие-то тюбики и тяжелый мешочек. Потом повернулся ко мне и, завязав кончики на собранном пакете, сказал:— Ты готова? Поехали?— Да.Мы вышли из дома, обошли заросли орешника за кованой скамьей, и подошли к стене. Там был накрытый дерном черный вход, который вел за стену. Правда, сейчас он был раскрыт, раскопан и расширен для того, чтобы можно было провести крупное животное. Но в обычное время я никогда бы и не подумала, что тут что-то есть.Быстро миновав проход под стеной, внизу казавшийся комнатой в землянке, мы оказались в лесу. Рядом с выходом стоял маленький вездеход.— Садись.Я влезла внутрь и устроилась на переднем сидении, ожидая в нем увидеть знакомого водителя, не сразу вспомнив, что упыри в операции не учувствуют. Георг, дождавшись, пока
Я ушла, но вместо своей комнаты медленно пошла по дорожке к дому Марины.Мне хотелось ее поддержать… да и расставаться с ней не хотелось, за этот год она стала мне близкой, почти родной. Я полностью доверяла ей, а мне делать это очень сложно.— Привет, — я заглянула в ее домик, оглядывая опустевшую комнату в поисках людей.Дом изнутри было не узнать: пустые стены, почти полное отсутствие мебели, и вездесущих коробок и мешочков с травами на стенах. И посередине на длинной натертой воском до блеска лавке сидела Марина в длинном сером сарафане, и сосредоточенно что-то у себя в блокноте отмечала.— Две минуты… — Она вернулась к записям и, что-то у себя рисуя, затем тихо добавила. — Всех отсюда выставила, чтобы в тишине сосредоточится и ничего не забыть… но тебя хотела увидеть, потому просто немного подожди.Я кивнула и тихо присела рядом с ней.Мне нравилось ее общество. Я могла сколько угодно т
ИветаУтро последнего дня на ферме началось до рассвета. Люди еще в темноте сгоняли скот и через подкоп под стеной выводили его в лес. Куда дальше двигаются стада, я не знала, но из окна видела, что сначала шли коровы, потом козы и овцы, а последними гнали лошадей. Их взяли мало, и только лучших, на развод. Большая часть табуна осталась здесь. Им отделили часть укромного места с загонами в дальней части фермы за рекой, заслоненной лесом и зарослями. В течение лета животные могли существовать там автономно, так как стена давала защиту от естественных врагов, а подножного корма было в достатке.Там же остались старые быки и коровы, которых оставили в живых, потому что на обработку мяса не хватило соли, а везти их с собой смысла не было.После животных шли мужчины с вещами.Все, что они несли, было упаковано и аккуратно уложено на носилки: коробки были сложены одна на другую, поверх них лежали чисто выделанные шкуры и полные уз
ГеоргЯ на сходке не присутствовал, хотел, чтобы люди сами решили, что к чему. Зато я смотрел запись.Слушая, о чем говорили люди до собрания, я с легким отвращением наблюдал как легко многие поддаются на глупые, но уверено произнесенные провокации. Я покачал головой.После изгнания Красотки в поселок, слухи о нашей связи с Иветой начались с новой силой. Просматривая запись, прислушался, что говорил в кругу стариков старый Александр:— … И не говори, Тим. Ласка и кошке приятна, а она вона как крутится вокруг хозяина. Небось, ему тоже ласки да доброты хочется, золото-то не прижмется и пожалеет, — щедро заливая свои слова фальшивой жалостью, постоянно оглядываясь на дверь, заявил он. Боится, что я внезапно войду? Я хмыкнул. Вот же, безмозглый тип. Боится, а болтать не перестает.— Но с чего этого червяка вместо красавицы ставить? Вот не понимаю… — качал головой его
ИветаОчнулась я утром от странного уже позабытого ощущения, что на меня кто-то смотрит.Открыла глаза. У двери, сложив руки на груди, стоял Георг и не сводил с меня внимательного взгляда.—Как ты?— Хорошо, — невозмутимо отозвалась я, поднимаясь с подушки.Даже, если очень плохо, что я могла бы ему ответить? Пожаловаться, что все болит? Поплакаться что мне безумно страшно? Что жуткий страх сменяется ощущением невыносимой тошноты? Чего он от меня ждет?Хозяин понимающе кивнул. Потом вдруг сказал:— Очень сожалею, что взял тебя с собой. Не знаю, чем я думал тогда, видимо длительный недосып сыграл свою роль, но я не раз пожалел об этом.На миг застыла — странно, как раз сожаления о поездке у меня нет. Да и смысла о чем-то жалеть не вижу. Я мягко покачала головой:— Думаю, что вы все правильно сделали. Это было разумно и оправдано. Кто