Вас когда-нибудь швыряли в холодную воду? Нет, в ледяную?Неожиданно, после тепла, после яркого солнца сразу в воду и так, чтоб на днопошла и все тело сковало. Не выплыть, не пошевелиться.
У меня было точно такое же ощущение. Я в ледяной воде, и мненикогда не выбраться наружу. Мелкими пазликами все картинки
В субботу утром я не вышла к завтраку…так и осталась лежать набоку, подтянув ноги к груди, ощущая себя совершенно раздавленной. Нет смысла нив чем. Ни в этих уроках, ни в моих изменениях, ни во мне самой. Эллен зашла ко мнев одиннадцать утра и громко хлопнула в ладоши.– Бонжур! В чем дело? Что за траур?
Он взял меня прямо там у какой-то двери, пахнущей краской, вполумраке, в тишине, наполненной нашим рваным дыханием, моими и его стонами. Менятрясло от страсти. Ни разу, даже в самые долгие наши занятия сексом со мной непроисходило ничего подобного, а сейчас я словно обезумела. Целовала его бешено,сильно, цеплялась за волосы, оплетала ногами и руками, пригвожденная к двери,приподнятая им под колени, с отодвинутыми в бок трусиками.
Я его не ждала. Даже больше – я не хотела, чтобы он приезжал. Нехотела увидеть и сойти с ума снова, передумать, унизительно захотеть остаться.Гитлер вывозил мои вещи понемногу, так, чтобы их отсутствие не бросилось вглаза. Эллен часто открывала мой шкаф и проверяла его содержимое. Иногдавыбрасывала оттуда вещи, которые ей начинали казаться неподходящими. Вначале ядолго думала и не хотела брать украшения, подаренные Айсбергом, а потом решила,что это плата. Я тоже с ним не патоку ела с ложки. Я заслужила и честнозаработала каждый из его подарков. И имею право оставить их себе и поступить сними так, как мне захочется.
Я прошла таможню! Прошла! Меня никто не остановил, никто ничего неспросил. Вместе с толпой я сдала багаж. Предварительно забрала в ячейке деньги,вещи и новые документы с приглашением от работодателя. Оно было красивооформлено на двух языках, с печатью и подписями и так же круглым штампомконсула. Мои новенькие документы пахли краской и приятно шелестели в руках. Нафото я…и не я. В темном парике с синими линзами. Меня зовут Маргарита, и мнедвадцать два года. Не знаю, зачем Гройсман добавил мне возраст, но это не имелозначения. Впереди меня ждала самая настоящая свобода.
Меня привезли в какое-то здание. Я не видела ни улицы, ни самогодома. Мне завязали глаза. Брыкаться и кричать я перестала. Меня сковало ужасом.Я находилась в состоянии шока. Поблизости раздавались голоса, женский смех, скрип кроватей имузыка. Теперь я точно знаю, какие звуки слышны в аду.
– Купите меня, пожалуйста. – нервно дергая пуговицу на платье, понимаю, что могу ее оторвать, и Королевишна мне голову открутит. Это ее платье, и мне его дали на один вечер. – Я хочу уехать с вами.Мужчина поднял голову от ноутбука и посмотрел на меня, чуть прищурив синие, очень холодные глаза. Какие же они отталкивающие, с темной, пугающей глубиной. Такие же безразличные и опасные, как океан. Лицо практически ничего не выражает. Только взгляд цепкий и хищный, такой, наверное, бывает у очень опасных и извращенно богатых людей. Взгляд, под которым хочется съежиться, стать маленькой и незаметной. Наверное, его подчиненные содрогаются, когда он на них смотрит. Мне почему-то казалось, что у него очень много подчиненных. Возможно, он военный. Генерал. Даже сидя в кресле, мужчина очень ровно держал спину. Я посмотрела на руку с бокалом и заметила толстое обручальное кольцо на безымянном пальце. Стало невыносимо стыдно, и к щекам прилила вся кровь, но я уже не могл
– Дрянь! Здесь пыль, ты не видишь? Пыль! Вот здесь и здесь!Отчим провел толстым пальцем по краю двери, показывая мне легкий серый налет и, схватив меня за затылок, изо всех сил толкнул вперед, так, что я ударилась о дверной проем плечом и молча представила, как синяк расползается по нежной коже. Не в первый и не в последний раз. Лучше молчать, пока этот изверг не разошелся совсем, пока не вошел в раж и не схватил ремень. Отчим скор на расправу, долго думать не будет.– Сучка неблагодарная! – замахнулся и ударил по щеке. Ему всегда нравилось бить по лицу. Как бы я не закрывалась, он обязательно попадал по лицу. – Я тебя кормлю, пою, я тебя, тварь такую, терплю…а тыыыы! Чтоб языком все вылизала! Чтоб все здесь сверкало, как кошачьи яйца! Не то шкуру спущу! Жаль, не слушал никого, не отдал тебя в детдом, когда Дарья умерла, а надо было. Че волком смотришь? Пошла убирать! Быстро! Думаешь, если морда смазливая, я тебе ее не расквашу? Могу в у
– Если с платьем что-то случится прибью, поняла?Кивнула, глядя на себя в зеркало, чувствуя, как мелко пальцы подрагивают, и хочется повернуться, оттолкнуть Королевишну Раису и бежать. На улицу, в дождь, куда угодно от них. Но вместо этого я волосы укладываю сзади в узел и продолжаю смотреть сама себе в глаза.– Сейчас пойдешь в зале прислуживать, а потом с Чумаковым в номер двадцать пять, там все для вас приготовлено. Утром он тебя увезет в свою квартиру. И спасибо скажи, что пристроили тебя, мерзавку. Такому человеку хорошему отдали. Доброму. А могли и выгнать, и кем бы стала? Скурвилась бы, сбл*довалась. Таким, как ты, место на вокзале или у дороги. Волосы эти, пакля кудрявая, не вычесать, и глаза наглые. Вечно смотрит, хочет чего-то. Княжна, блин. Только фамилия от матери – Княжева, а так – деревенская курва Маруська. И не мни о себе! Гроша ломанного не стоишь.Обидно стало так, что изнутри обожгло. Я никогда у них ничего не просила и