ПРОЛОГ
———
Ключ не подходил. Код из четырёх цифр, который мне сообщили в письме, не подходил к шкафчику, где меня, по словам управляющего гостиницей, ждал ключ от моего номера. Я беспомощно стояла перед решёткой на уровне подвала, рюкзак за плечами. На часах было девять утра, контора открывалась в полдень, и предстояло мне гулять три часа по магазинам, если только срочно не найдётся никакого решения…
(«Контора», «управляющий» — мои не самые убедительные попытки русификации, потому что не называть же, в самом деле, an office — офисом и an administrator — администратором, так ведь по-русски не говорят? Да нет, наверняка именно так и говорят, уже двадцать лет назад были в ходу все эти словечки, если только мода на них не прошла. Или прошла уже эта мода? Поживёшь вот так три года вдали от родины — и полностью теряешь чувство актуального языка. Или «актуального языка» — тоже англицизм? Горюшко моё горькое, зачем вообще ты взялась писать этот свой дневник по-русски, писала бы сразу по-английски, не смешила бы людей…)
А вдруг меня обманули, и плакали мои денежки? Маловероятно, конечно: через hotels.com обманули? Хотя кто ж их там знает, а вперёд-то я уже заплатила…
В коридоре за решёткой зажёгся свет: некий дяденька в пиджаке, местный постоялец, выходил из своего номера. Запер дверь, подошёл к решётке.
— Простите! — обратилась я к нему, улыбаясь так любезно, как только могла. — Я — новый постоялец, и администратор дал мне код, чтобы забрать ключ из этого маленького чёрного шкафчика. А он, кажется, не подходит …
Дяденька оглядел меня с головы до ног. Остался довольным, улыбнулся. Спросил:
— Вы ему пытались позвонить?
— Я звонила — он недоступен…
Дяденька шагнул к настенному ящику, оказавшись плечом к плечу со мной — мне пришлось сделать шажок назад.
— Это, значит, код, который вам дали… Ну, допустим, он ошибся в одной цифре…
Ловкими пальцами он стал крутить последнее из четырёх колёсиков. Я прикусила губу: могла бы и сама догадаться! Где же эта моя хвалёная русская смекалка? Живёшь в стране, где всё предсказуемо, и сама расслабляешься.
На десятой попытке механизм щёлкнул.
— Пожалуйста… Вы ведь знаете, как найти ваш номер?
— Да: это номер с зелёным ромбом на двери. Спасибо, правда! — сказала я искренне.
— Был рад, не за что. Так-то они тут неплохие, эти номера. Ой… — дверца отказывалась закрываться. — Я его, кажется, сломал…
— У вас не будет проблем из-за меня? — испугалась я. — А то давайте я им скажу, что это я сломала.
— Нет, с чего бы? — искренне удивился мой избавитель. — Это же их вина, а не наша. Просто дайте им знать. Извините, побегу!
Ещё раз белозубо улыбнувшись, он легко взбежал по девяти ступенькам лестницы. Лязгнула короткая, до пояса, калитка лестничного колодца.
Вот так вот познакомишься с приятным человеком, а он тут же убегает. Впрочем, отношения — это последнее, что мне сейчас нужно. Сразу на… экая ты грубая, Алиска!
Интересно, а в России мне помог бы случайный человек с такой же закавыкой? И ведь даже документов не спросил: вдруг я мошенница, воровка? От региона, наверное, зависело бы. В Петербурге — легко. А в провинции какая-нибудь Зинаида Ильинична всю бы душу из меня вынула: кто я, да к кому, да откуда? Или какой-нибудь сорокалетний Павел Степанович, скривившись и отводя глаза, пробубнил бы: ничем не могу помочь, через три часа откроется офис, у них и спрашивайте. Впрочем, это ведь не значит, что они добрее нас. Приветливее, обходительнее — это да. В сытой и благополучной стране несложно быть приветливым, да и не Бог весть какая это добродетель. (Или всё же добродетель?) Гипотетические Зинаида Ильинична и Павел Степанович просто не отошли ещё от ужаса девяностых. Бог даст, пройдёт ещё двадцать-тридцать лет, и мы сами такими станем… или не станем. Так, а насколько я себя сейчас имею право относить к этому «мы»? Хороший вопрос, правда? От одного берега отошла, к другому не пристала. И жаловаться некому. Как там пелось в той песенке?
Ты сама и виновата,
А никто не виноват.
Тра-ля-ля-ля-ля — ля-ля-ля — ля-ля-ля…
———Ещё вчера я и вообразить себе не могла бы, что, бросив всё, оставив Эрику целый шкаф своего барахла, поеду в столицу ночным автобусом. И в мыслях не было! Нет, занималась я совсем другим: расхаживая в маленьком чёрном платье — декольте, нитка жемчуга на шее — между гостей вернисажа с бокалом шампанского в руке, приветливо-лицемерно улыбаясь малознакомым и незнакомым людям, я искала глазами Эрика, который после того, как я обнаружила его в постели с Маноэлой, почти вовсе перестал появляться дома. На сами работы я даже не глядела: мазня-мазнёй. Я бы и лучше сделала. (И делала, кстати: полгода назад на этом же самом месте был мой вернисаж.) В этот раз выставлялись работы Мугабы. Мугаба был другом Эрика, таким же, как и я, художником с рабочей визой, только посвежее и помоложе. Если Эрик уже не придёт, может быть, отыскать хотя бы виновника торжества и призвать к ответу? Правда, даже по сталинским законам сын за отца не отвечает, а
———В ресторане наш разговор продолжился. В ожидании горячего я рассказала сэру Гилберту мою немудрящую и такую, наверное, типичную историю: мою влюблённость в Эрика на последнем курсе Мухинки; мою скоропалительную эмиграцию; мои не слишком убедительные попытки творческой деятельности на новом месте; мои случайные заработки; мои мытарства с получением вида на жительство (наш заключённый во Франции брак оказывался не вполне действительным, верней, всё зависело от Эрика, которому нужно было поставить три подписи и который по разным причинам всё никак не мог их поставить); моё растущее разочарование при виде того, как мой любимый человек собирается оставаться вечным мальчиком до седых волос; мою попытку откладывать деньги самостоятельно, занимаясь не самым безупречным промыслом на чёрном рынке искусства; наше растущее отчуждение — очень вежливое, впрочем, без единой грубости с его стороны; мою жалкую улыбку при виде недавней безобразной сцен
———Занеся свои скромные покупки «домой», я отправилась в офис «Эй-энд-Би Групс», который имел отдельный вход, не подвальный, а прямо с улицы. Понятия не имею, как расшифровывалось «Эй-энд-Би» в их названии, так и не удосужилась узнать. «Проживание и завтрак»? Завтрака они, впрочем, не давали, не было и намёка на общую столовую.— Привет! — приветствовал меня администратор, симпатичный высокий мулат.— Привет, я бронировала номер вчера. Я новый постоялец из номера с зелёным ромбом на двери.— Вы, наверное, Элис. Вы всё же попали внутрь? Извините, ошибся в коде, так неловко! А вы почему не позвонили?— Я вошла; я звонила! — запротестовала я, разом отвечая на оба вопроса. — А после один джентльмен помог мне открыть ящичек — и он его, наверное, сломал…— Без проблем, мы починим.Так просто! Нет, я о
———Справившись с нехитрым обедом («Что тут есть?!» — могла бы я воскликнуть вслед за героем «Кавказской пленницы»; правда, тому было нечего пить), я снова залезла в кресло и, наверное, больше часу просидела в каком-то оцепенении.Вот, у меня есть близкая моему сердцу музыка, о которой я могу говорить. Есть студенты, которым интересна она и мои разговоры о ней — или, может быть, просто интересна я сама как диковинный зверь из далёкой страны, где живут Vladimir Putin, matryoshkas и babúshkas. Беда только в том, что все эти годы я не прикасалась к этой музыке, убрала её на дальнюю высокую полку своей души как очень дорогой и хрупкий бабушкин сервиз, в который ты боишься наливать горячий чай повседневности. Мне почти больно было думать о том, что сервиз нужно снять с полки и выставить на всеобщее обозрение.Может быть, отказаться от курса, отключить телефон?Нет, дурно. И потому дурно
ГЛАВА ПЕРВАЯУважаемые юные леди, уважаемые юные джентльмены, уважаемые другие, я рада вас видеть. Меня зовут Элис Флоренски. Я — ваш приглашённый преподаватель по курсу «Русская неклассическая музыка второй половины XX века». Я собираюсь прочитать вам девять или десять лекций, после каждой из которых будет семинарское обсуждение материала. Свой выбор песен, о которых будут читаться лекции, я объясню позже, до поры до времени позвольте вас просто уверить в том, что каждая из этих песен определённо заслуживает вашего внимания.Я до сих пор не знаю, как должно происходить ваше оценивание. Думаю, в конце вы напишете тест. Впрочем, это — спецкурс, поэтому крайне вероятно, что в конце вы просто сдадите устный зачёт, или даже у нас не будет никакого контроля по этому материалу. Ваша активность на семинарах будет учитываться при выставлении итоговой оценки. Всё это ещё нужно уточнить. Обещаю уточнить это как можно скорее
~— Вы выглядите именно как Алиса в Стране Чудес, моя хорошая! — шестидесятилетняя женщина за столом директора в бледно-жёлтой блузке с V-образным вырезом осветилась улыбкой. Наверняка она имела в виду мою причёску и волосы до плеч, и ещё мою длинную юбку до середины голени, и белую блузку, вот это вот всё; кстати, лет десять назад я чёлки не носила. Да и два года назад: что я только не выделывала со своими волосами два года назад… Я невольно коснулась волос, тоже улыбаясь:— Видите, миссис Уолкинг, я уже достаточно стара, чтобы прекратить эксперименты с причёской… Вы ведь Миссиc Уолкинг?Миссиc Уолкинг кивнула. Через её cтол мы пожали друг другу руки, верней, просто соединили их и слегка встряхнули, как тут и принято пожимать руки.— Садитесь, не робейте, — предложила директор. Она мне явно нравилась, и не только своей приветливостью. — Вы сегодня в центре внимания, вам известно? Я тоже была
*Я родилась в том же году, когда Советский Союз перестал существовать. Первые шестнадцать с небольшим лет своей жизни я провела в Лютово, достаточно крупном селе ***ской области в Европейской части России. В селе имелась средняя общеобразовательная школа, которую я и посещала до конца десятого класса.Эту часть своей жизни я сама не воспринимала всерьёз. Были в ней и подростковые влюблённости, и радость, и горькие обиды, и открытия, но в целом я очень тосковала, живя в деревне и много если четыре раза в год выбираясь в областной центр. Автобус до города шёл всего час, отправляясь три раза в день. Много это или мало — час? К шестнадцати годам своей жизни я стала экспертом в знании о том, что час — это ужасно. Час — обманчивая географическая близость, которая сегодня дарит тебе надежду, а завтра ты понимаешь, что в твоём дне с его рутиной нет этого часа (верней, двух-трёх часов). Может быть, к концу недели… Этот конец недели никогд
~Я откашлялась:— Кхм… знаешь, Патрик, я живу в этом районе, думаю, что без всяких сложностей окажусь дома через три минуты, так что на этом месте мы можем попрощаться.— Само собой, — откликнулся Патрик. — Странно только, почему мы покрыли всё это расстояние пешком, учитывая, что у вас вон прямо тут станция метро.— Да вот, вспоминала годы своего взросления, — дружелюбно улыбнулась я. — Место, где жила, отца и так далее.— Я ведь вам был для этого не нужен, верно?Какие всё же молодые люди одинаковые: одинаково прямолинейные, прямо до грубости. Впрочем, что жаловаться? Я сама была такой. Вслух я сказала:— Да, но… видишь ли, Патрик, дорогуша, этот миссис Уолкинг хотела, чтобы ты меня в целости и сохранности довёл домой. Я её об этом не просила.— Не просили? — поразился парнишка. — Ч-чёрт! Что за глупая ситуация снова! Извините