~
Я откашлялась:
— Кхм… знаешь, Патрик, я живу в этом районе, думаю, что без всяких сложностей окажусь дома через три минуты, так что на этом месте мы можем попрощаться.
— Само собой, — откликнулся Патрик. — Странно только, почему мы покрыли всё это расстояние пешком, учитывая, что у вас вон прямо тут станция метро.
— Да вот, вспоминала годы своего взросления, — дружелюбно улыбнулась я. — Место, где жила, отца и так далее.
— Я ведь вам был для этого не нужен, верно?
Какие всё же молодые люди одинаковые: одинаково прямолинейные, прямо до грубости. Впрочем, что жаловаться? Я сама была такой. Вслух я сказала:
— Да, но… видишь ли, Патрик, дорогуша, этот миссис Уолкинг хотела, чтобы ты меня в целости и сохранности довёл домой. Я её об этом не просила.
— Не просили? — поразился парнишка. — Ч-чёрт! Что за глупая ситуация снова! Извините снова — вот вечно из-за вас я попадаю в дурацкие ситуации!
Я рассмеялась грудным смехом:
— Нет, Патрик, ты успешно справляешься с этим сам. До свиданья!
…Закончив обедать, я задумалась: что делать дальше? Как что: работать над лекциями, конечно! Не нужно мне никаких мальчиков, буду учёным аскетом, мадам профессор. Вот, в частности, самое время, прежде чем писать новый материал, немного поработать над старым. Миссис Уолкинг посоветовала мне славный способ: начитать собственную лекцию на диктофон, а после — прослушать себя через наушники. При необходимости — повторить всё вместе и второй, и третий раз.
Полноценного диктофона у меня не было, но в сумке сыскался внешний микрофон со стандартным разъёмом, который можно было подсоединить к телефону, а прищепкой микрофон цеплялся к одежде. Забравшись в кресло, я добросовестно начитала собственную лекцию. Получилось двадцать три минуты с небольшим. Странно: говорила я перед классом, по ощущениям, минут сорок! Ну, так ведь живая жизнь всегда сложнее своей стерильной имитации…
Пока я записывала лекцию, за окном пошёл снег. Так, небольшой снежок, который на асфальте, конечно, сразу стает… Я вдруг поняла, что мне зябко, особенно сидеть без движения. Обогреватель под окном не спасал, и я решила-таки растопить камин.
Зря я хвалилась мулату, что, мол, жила в доме с дровяной печью! За столько лет навык растеряла и сначала напустила дыму в комнату, пока не сообразила сделать две вещи: открыть окно, а также взять прямоугольную пластиковую салфетку под еду с обеденного стола и приспособить её для раздувания. Тут дело пошло веселей, образовалась тяга, и вот у меня уже в камине плясал огонёк. Правда, перемазалась в угле. Надо будет в окрýге поискать какие-нибудь брикеты из прессованного мусора. Может, брикеты подешевле будут, а то шутка ли: четыре фунта за три кило! Вот уж действительно что называется «бросать деньги на ветер»…
Вновь забравшись в кресло, которое пододвинула к огню как можно ближе, я сменила микрофон на наушники и принялась следить за собственной лекцией на предмет интонационных и фонетических нелепостей. Слушать монотонный голос — очень усыпляющее занятие, а уж когда полулежишь перед огнём в уютном кресле-шезлонге — и подавно… Первое время я ещё пыталась бороться со сном, попеременно глядя то на огонь, то на собственное отражение в зеркале (оно висело слегка под углом к полу), а потом почувствовала, что куда-то проваливаюсь, лечу в тёмном пространстве, полностью освобождённая от веса тела, беззаботная, молодая…
○…И с хлюпаньем шлёпнулась в грязь!Я встала, стряхивая с себя эту безобразную грязь, потом очистила рукавом осколок зеркала, который блеснул под ногами. Попробовала рассмотреть себя: да уж, ну и вид у меня был, однако! Резиновые сапоги до самого колена, кургузая юбчонка, на теле — натуральный ватник, на голове — косынка из дешёвого ситца в глупый горошек. Чёлка вот тоже куда-то пропала… Да что там чёлка! Определённо, из зеркальца я на себя смотрела озадаченная, перепачканная и семнадцатилетняя.Сон, конечно, но какой реалистичный! Цвета и звуки — как в жизни, да и запахи — ох уж запахи…Вокруг меня, куда ни кинь глаз, расстилалось под низким серым небом унылое поле, каким оно бывает сразу после пахоты, когда пройдёт хороший дождь. (Мелкий дождь, едва стоило о нём подумать, действительно припустил. Ещё его только не хватало…) Земля выглядела неплодородной: труха, пыль, унылый серозём, кото
ГЛАВА ВТОРАЯУважаемые студенты, я рада видеть вас снова. Сегодняшний разговор будет посвящён бардовскому движению, а также песне «Вещая судьба» Александра Розенбаума.Вы наверняка знаете, что в средневековой британской культуре бардом называли рассказчика историй, стихотворца, сочинителя музыки и даже, может быть, устного историка и специалиста по генеалогии — такого человека нанимал покровитель, например, монарх или дворянин, чтобы увековечить память предков этого покровителя и прославить его, покровителя, собственные труды. Говоря проще, бард был поэтом и певцом, профессиональным занятием которого являлось сочинять и петь строфы, славословящие героические деяния князей и воинов. Это первичное прочтение термина не мешает видеть в барде министреля: человека, который в средние века потешал публику. Начиная с шестнадцатого века этот последний термин стал означать профессионального развлекателя, поющего песни и играющего на музыкальных инс
~~ Наши занятия проходили в не очень большой аудитории, широкой и короткой, имея в виду, что маркерная белая доска за моей спиной была на длинной стене. По обе стороны от прохода стояло три ряда столов, за каждым из которых теоретически помещалось четыре студента, итого аудитория могла вместить двадцать четыре слушателя — «избыточная мощность» для группки, записавшейся на мой спецкурс. Патрик в этот раз никуда не выбежал, сидел и слушал с нервным вниманием, порой приоткрывая рот, так что я всё время собиралась предложить ему спросить, что он хочет, и один раз почти это сделала, — но нет, поймав мой взгляд, он отводил глаза, а ради человека, который на тебя не смотрит, прерывать лекцию вроде и совсем неуместно. Итак, Патрик никуда не убежал, но некоторая ротация всё же произошла. Во-первых, примерно на половине моего монолога дверь открылась, и в класс бесшумно вошёл сэр Гилберт. Я так по-ребячески обрадовалась ему, что вся разулыбалась и уже хотела пом
**Православная женская гимназия в областном центре оказалась, против ожидания, не таким уж «кислым» местом, какой я её вначале воображала, будучи, правда, заранее согласной на всё что угодно, лишь бы прочь из Лютово! То есть да, с внешней точки зрения всё было вполне предсказуемо и тоскливо: длинные унылые коридоры, высокие сводчатые потолки, высокие окна с широченными подоконниками, на которых вы, на ваше усмотрение, могли с подружкой сидеть хорошим весенним деньком, обмениваясь секретами, или стоять в полный рост глухой осенней ночью, думая, не шагнуть ли из окна третьего этажа. Третьего — потому что спальни были на третьем этаже: полуказарменного-полубольничного типа, по шесть, восемь, а где и по двенадцать коек в одном помещении, для личных вещей имелась прикроватная тумбочка. Общежитие, кстати, предоставлялось только иногородним. Спальни занимали почти весь третий этаж (в конце коридора — туалеты, душ и прачечная), классы и огромный
~~— Приехали, мэм!Вот так вот: расвспоминаешься — а тебе на самом интересном месте: «Приехали, мэм!» Спасибо, что уж там…Поблагодарив кэбмена через интерком, я вышла и направилась прямиком в «Японский ресторан "Аку Саса"» в пяти метрах от входа в «Эй-энд-Би Групс». На прямо уж настоящий ресторан этот «ресторан» по московским меркам не тянул, но тем и лучше.Заказав суши, мисо-суп, креветок, цыплёнка терияки на шампуре и жасминовый чай (и куда мне столько? — ем как не в себя! — ладно, на ужине сэкономлю), я достала телефон и принялась набрасывать в «блокноте» письмо для Наташи: захотелось ей рассказать о моей здешней жизни. Остановилась, лишь когда поняла, что сейчас действительно напишу такое письмо, да и отправлю, чего доброго. Ну не глупость ли, скажите? Зачем ей знать о моей здешней жизни, кому моя жизнь интересна? Мне самой-то она не очень интер
○○Я всё же испугалась: в этот раз провал совершился совсем неожиданно. Или просто минуты засыпания выпали из памяти?Я оказалась там, где, собственно, и ожидала: в поле, поросшем короткой травой, к счастью, сухом, без всякой грязи. И на том спасибо… Оглядеться как следует по сторонам я не могла: вокруг меня сгущалось молоко тумана — тоже ожидаемо. Зеркальце отразило меня семнадцати- или, возможно, восемнадцатилетнюю, в простом чёрном пальто со старомодным меховым воротником, рыжим. (Пальто пришлось кстати: воздух был холодным, хотя в целом материальность и вес тела здесь чувствовались несколько меньше, чем в Нижних Грязищах.) Ярко-рыжими в этом мире оказались и мои волосы, которые я всегда считала auburn [золотисто-коричневый, рыжевато-каштановый, (тёмно-)русый, медный], хотя насчёт точного цвета я бы не поручилась: света не хватало. Свет в этом мире был таким, какой на Земле бывает летом очень рано, часа в три утра. Правда, туман сам по себ
ГЛАВА ТРЕТЬЯУважаемые студенты, сегодняшний разговор посвящён военным песням, как в Советской России, так и в России сегодняшнего дня. Одну из этих песен мы разберём более подробно. Но прежде чем мы обратимся к этой песне, я должна сказать несколько слов о самом жанре.Что такое для вас военная песня? Может быть, марш, вдохновляющий солдат не сбавлять шаг на переходе, что-то наподобие «Марша британских гренадёров»? Или это — весёлая народная песенка, что-то вроде «Женишься ли ты на мне, солдатик?»? Или это — сентиментальное сочинение в духе «Мы встретимся снова», британской песни 1939 года, которую сделала известной певица Вера Линн, то есть нечто, находящее отклик в сердцах солдат, идущих в бой, как и в сердцах их близких и любимых? Или это — антивоенная песня, открывающая нам то, как жестока война, что-то в стиле «Дитя войны» [ирландской рок-группы] «Кренбериз&raqu
~~~Есть много способов семинарской работы со студентами. Вы можете спрашивать желающих или по списку, или, к примеру, использовать детскую считалку, чтобы определить следующего, или взять маленький резиновый мячик и дать его первому отвечающему, чтобы он потом сам передал мячик кому угодно. Все эти способы, увы, не работают, если студент упрямо отказывается отвечать. С Патриком на третьем семинаре случилось именно это: ближе к концу моей лекции он вырвал из блокнота лист бумаги и принялся писать. Мы перешли к обсуждению, а он всё писал, на любую попытку узнать его мнение по тому или иному вопросу отделываясь фразой вроде:— Извините, я бы пропустил этот вопрос.Это не вызвало никакой реакции на первом вопросе, но к второму появились улыбки, а к третьему и приглушённые смешки. Конрад демонстративно-комично попробовал вытянуть шею, чтобы заглянуть в эту записку — Патрик прикрыл её рукой, что, конечно, спровоцировало новое веселье.