Сережку с противозачаточным заклинанием Акио подарил ей сразу после завтрака.
- Привез тебе подарок из Тэйдо, - пояснил он с кривой улыбкой в ответ на ее вопросительный взгляд. – Давай надену.
Боль кольнула мочку, и в ухе расцвел золотой цветок с крохотными каплями бриллиантовой «росы» на листьях.
Мия взглянула в зеркало, ощущая странную горечь. Она не чувствовала в себе готовности стать матерью, но этот подарок задел и даже обидел. Как напоминание, что Мия должна знать свое место – место наложницы. А рожать детей ему будет жена из знатного рода…
А потом Акио ушел, оставив Мию почти на весь день. Встреча с советниками, начальником стражи, главой купеческой гильдии, срочные прошения, обеспечение армии, непонятная задержка налогов из северных поселений. У дайме много дел.
Девушка слонялась по замку, чувствуя себя еще более неприкаянной, чем до его возвращения. Юрико пыталась развлечь ее музыкой и чтением стихов, но Мия была рассеяна, почти не слушала, отвечала невпопад, то и дело кидала быстрые взгляды за окно, а когда дайме появился на заднем дворе, и вовсе высунулась почти по пояс.
Она со смутной обидой следила, как Акио направляется стремительным шагом от казарм к хозяйственным складам, как суетится и приплясывает вокруг него господин Масуда собственной низкорослой персоной. В одно мгновение дайме остановился и поднял голову. Мия шарахнулась от окна и налетела на стену.
- Госпожа, что случилось?! – испугалась Юрико.
- Ничего.
Мия снова прокралась к окну и выглянула так, чтобы ее нельзя было заметить со стороны двора, но Акио уже ушел.
- Вы смотрели на господина? – догадалась служанка. – Я тоже иногда так делаю. Он такой, такой… Только всегда сердится, если замечает. Говорит, чтобы не пялилась и шла работать, - Юрико восторженно вздохнула. – Ах, госпожа, вы счастливица…
Мия фыркнула. Под наивным взглядом служанки ее взяла неожиданная досада, и девушка поклялась себе, что больше не взглянет лишний раз в сторону дайме. Пусть он занимается своими делами, а она будет заниматься своими.
Но дел у Мии не было.
У майко или гейши много обязанностей, и почти нет прав. Жизнь наложницы оказалась зеркальным отражением прежней жизни. От Мии никто ничего не требовал, и сотни слуг Инуваси-дзё были готовы исполнить любую прихоть девушки по первому слову. Только пожелай.
Но чего желать, когда она сыта, одета изысканней придворной дамы? Когда к ее услугам множество музыкальных инструментов, свитки с романами и поэмами, рукоделие, если госпожа наложница пожелает им заняться или любое другое развлечение, которое приличествует знатной женщине?
А Мие было скучно.
Она не привыкла к излишку свободного времени. Безделье, которым так кичились иные высокорожденные, угнетало девушку. Ей не хватало дружеского общения и участия. Юрико, при всей ее доброжелательности, не уставала подчеркивать, что она не ровня госпоже. Мия задумчиво ковыряла иголкой вышивание и вздыхала, вспоминая резковатую, импульсивную Кумико или веселого Дайхиро.
Где они теперь?
Девушка попробовала вернуться к танцам – занятие, которое всегда дарило ей особую радость, но оказалось, что в замке нет музыкантов. Госпожа Масуда предложила вызывать артистов из Асикавы, но Мия представила, сколько суеты поднимется, как будут бегать и готовить зал для занятий служанки, как отправят посыльных в город, привезут музыкантов – их ведь и поселить где-то нужно. Весь замок будет знать, что госпожа наложница занимается танцами, еще и подглядывать начнут, обсуждать…
Представила все это – и отказалась.
Плохо было, что Мия сама не понимала до конца, что ей позволено как наложнице и в каких пределах. И мысленно сравнивала себя с бесполезной красивой безделушкой в жизни дайме.
Не с кем было поговорить, не к кому обратиться. На холодном неласковом Эссо вовсю бушевала весна, и казалось, что жизнь проходит мимо, касаясь лица краешком рукава. Снова вернулось тоскливое чувство беспомощности, ощущение, что Мия ничего не решает в своей судьбе.
И ведь не на что жаловаться! Одета, обута, сыта. Слуги обращаются к ней, как к знатной даме, мужчина рядом – предмет тайных воздыханий половины женщин острова. А она опять несчастна.
Неблагодарная!
Кроме Мии, в Инуваси-дзё не было бездельников. Каждый житель замка от служанки, драившей полы, до дайме занимал свое место в четко отлаженном механизме. И на фоне этой всеобщей занятости девушка особо остро ощущала свою бесполезность и ненужность.
Единственную свою обязанность – отдаваться господину – Мия не могла воспринимать, как обязанность. Обязанность – что-то скучное, неприятное, но необходимое. Она же дарила ласки искренне, с наслаждением. Таяла под поцелуями, хмелела от его низкого хриплого голоса, подчинялась, готовая исполнить любое его желание. И с восторгом ловила выражение блаженства на его лице, когда они становились единым целым.
Он был страстным и неутомимым любовником. Властным, но заботливым. Секс с ним открывал ей новые, неизведанные грани собственной чувственности. Мия не узнавала себя, такой изобретательной и бесстыдной она становилась в его объятиях.
Но стоило ему утолить голод, как Акио снова замыкался. Это ранило, обижало почти до слез. Мия знала, что не имеет права претендовать на большее, он и так давал ей куда больше, чем может ожидать наложница от самурая. И все же от его холодности было больно.
После близости он часто дарил подарки. Мия принимала их – наложнице нельзя не принять подарок своего господина. Но девушка не могла избавиться от унизительного чувства, что он только что заплатил ей за секс.
Как гейше.
Она прятала драгоценности в шкатулку и мечтала забыть о них. Благо, дайме не требовал, чтобы Мия носила подаренные украшения.
Акио Такухати все так же вызывал у нее противоречивые чувства. Они жили рядом, спали в одной постели, занимались сексом, но оставались чужими друг другу. Бывало, что он почти демонстративно не замечал Мию. Тогда ей хотелось уйти, сбежать, навсегда покинуть проклятый Эссо, забыть его холодную красоту и его повелителя. В иные минуты дайме напротив смотрел на нее так, будто на свете нет ничего интересней и значимей Мии. Тогда она ощущала себя самой прекрасной и желанной женщиной в мире. И это тоже пугало, потому что было самообманом.
Энергия и ритм жизни дайме завораживали. Казалось, Акио знал по именам и в лицо всех солдат в армии и слуг в замке, помнил, кому и когда отдал какое распоряжение, кто справился, а кто проявил себя не лучшим образом.
Он вставал в пять утра, шел на двухчасовую тренировку, потом выливал на голову ведро ледяной воды, переодевался и до обеда успевал побеседовать со всеми советниками, просителями и подчиненными, вникнуть в каждую проблему и решить ее в своей обычной манере – быстро и жестко. После обеда приходило время бумаг. Акио разбирал бесконечные прошения, жалобы и предложения. Потом еще одна тренировка, легкий ужин и несколько коротких часов перед сном, которые он мог посвятить себе.
Родовая магия словно накладывала свой отпечаток на личность Акио Такухати. Мия чувствовала опасливое восхищение перед его страшной силой – силой холодных северных штормов и ледяного ветра. Трепет перед умением быть непреклонным, решать любые задачи, давить, гнуть и ломать других людей.
Порой ей казалось, что первым человеком, которой изведал эту силу дайме и подчинился ей, был он сам. Тот незнакомец, который иногда мелькал за высокомерной и отстраненной маской.
Она хотела бы увидеть его, узнать поближе. Заслужить доверие. Но как Мия ни пыталась, все ее попытки наталкивались на стену, которую Акио возвел вокруг своей души.
Одержимость усиливалась с каждым днем. Потребность видеть Мию, слышать ее голос приобретала размер болезненной мании. В минуты просветления Акио с ужасом понимал, что готов сделать почти что угодно, лишь бы вызвать на ее лице счастливую улыбку.Болезнь. Сумасшествие.Войдя в помещение, он первым делом инстинктивно искал глазами свою наложницу. Вглядывался в лицо, когда она спала, словно силился запечатлеть навсегда в памяти эти черты. Она бывала веселой, хмурой, серьезной, иногда даже сердитой, но всегда бесконечно милой. И грозный дайме Эссо стискивал зубы и отводил взгляд, пережидая приливы неконтролируемой мучительной нежности.В надежде избавиться от наваждения он уходил в дела и тренировки. Старался не обращать на нее внимания, чтобы не выдать случайно позорной слабости. И только в мгновения, когда она была в его объятиях, Акио давал волю постыдному и сладкому чувству. Ласкал ее, выцеловывая каждый пальчик, каждую клеточку тела, разбирал волосы по прядкам,
- Простите, - Мия всхлипнула и заревела.Акио сжал кулаки и выругался, беспомощно глядя на рыдающую девушку. Прошелся по комнате, усмиряя гнев, снова опустился на татами рядом.- Мия…Она шарахнулась от протянутой ладони. Мужчина тяжело выдохнул и привалился к стене.- Чего ты хочешь, Мия? - с болью в голосе повторил он. – Чего тебе не хватает?- Простите…- Это я уже слышал. Будем считать, что простил, - он выдохнул несколько раз, успокаиваясь. – Итак, - голос зазвучал равнодушно и жестко. – Почему ты рыдаешь в чулане? И почему шарахаешься от меня? Разве я не клялся не причинять тебе вреда?Она сглотнула и постаралась взять себя в руки. Гнев дайме пугал, но бесстрастный тон ранил сильнее. Всякий раз, когда Акио становился таким отстраненным и высокомерным, у Мии появлялось ощущение, что она бьется всем телом в глухую стену.Зачем? Для чего пытаться стать близкой с мужчиной, которому эта близость
- Господин… - Мия нерешительно застыла на пороге кабинета. Соседняя со спальней комната, в которой дайме хранил архив, переписку, карты, своды законов, многочисленные свитки по экономике и военному делу. Обычно именно здесь после обеда он разбирал письма и бумаги. Мия до сих пор была в этой комнате лишь однажды, в самый первый день.Акио сидел за столиком, просматривая какое-то донесение, и делал пометки на листе рисовой бумаги.- Иди сюда.Она робко подошла и опустилась на татами рядом со столиком. Непривычно было, что Акио больше не гонит ее и не отмахивается.- Сейчас закончу, - сказал он, не отрывая глаз от бумаги. – Подожди.Изящная кисть казалось слишком маленькой для его руки. Меч смотрелся в ней куда уместнее.Мия опустила взгляд на беспорядочные черточки, которыми он пятнал белизну бумаги. При виде такой записи преподавательница каллиграфии из «Медового лотоса» схватилась бы за сердце. Иероглифы торчали вкри
- Вот, значит, как, - Джин Хо Ланг-И аль Самхан выглядел спокойным, но Куросу все равно сглотнул.Вся внешняя разведка знала, что старший принц не из тех, кто впадает в бессмысленную ярость. Вот только Куросу также понимал, что будь на месте Джина император, тот, не раздумывая, велел бы отрубить агенту Ёшимитсу голову.Горе гонцам, несущим дурные вести.- Ваше высочество, у меня не было выбора…- Вижу, - Джин задумался, побарабанил пальцами по краю лакированного столика. – И с тех пор о Мие ничего не слышно?- Старший Такухати выкупил долг и объявил о награде за поимку своей наложницы.Расслабленная ладонь сжалась в кулак. В комнате резко стало жарко, словно кто-то растопил пустой очаг на полу.- На-лож-ни-цы? - медленно произнес принц незнакомым и опасным голосом. Глаза его вспыхнули погибельной зеленью.Куросу снова сглотнул и мысленно попрощался с мечтой о долгой старости в окружении внуков. Пожалуй, теперь аген
В книжном хранилище было светло и пусто. Шкафы по стенам, заполненные свитками и книгами, столик с набором для каллиграфии в центре – ничего лишнего.Мия медленно открыла створки ближайшего шкафа, прошлась пальцами по кожаным переплетам. Где-то здесь, среди множества трактатов, ответы на ее вопросы. Знать бы, где искать их…- Госпожа наложница что-то хотела?Голос из-за спины заставил ее подпрыгнуть и обернуться.На первый взгляд незнакомец показался ей юношей, почти мальчишкой. Обряженный в черные одежды, со смешной плоской шапочкой на голове. Его глаза закрывало непонятное украшение. По крайней мере, Мия предположила, что два круглых черных камня – это именно украшение. Солнце переламывалось в гранях, играло на гладкой поверхности. У девушки создалось неприятное ощущение, как будто на нее смотрят глаза гигантского насекомого. Стало интересно – как он видит хоть что-то с такими накладками на глазах?Усилием воли переведя в
Болезнь усиливалась, но ему внезапно стало все равно. Как наркоман, курильщик опия, перешедший какой-то рубеж, он уже не стыдился и не стеснялся своего порока.И Мия была рядом…Он засыпал, обнимая ее и просыпался, чувствуя на шее теплое дыхание. Целовал ее – всю, везде, каждый пальчик, каждый изгиб ее совершенного тела, брал снова и снова, наслаждаясь ее стонами. Повторял какие-то глупые, смешные признания – позорная слабость для самурая, но желание произнести их было сильнее стыда.Труднее всего было в первый раз. Тогда Акио словно разделился надвое. И одна его половина жаждала быть нежным с Мией, а вторая издевалась над этим желанием.Он боялся. Боялся, что Мия рассмеется в ответ, и тогда ему захочется убить ее. Но девушка вспыхнула от счастья и пробормотала в ответ такое же наивное и глупое, бесконечно важное для него признание.Отцвела сакура, в двери стучалось короткое северное лето. А повелитель Эссо чувствовал себя самым
- Кто это, господин?Статуэтка пряталась на полке, в окружении писем и приказов. Округлая вырезанная из кости миниатюра изображала девочку. По виду совсем ребенок, лет десять-двенадцать. Худенькая, с резкими скулами, еще по-детски угловатая, как неоперившийся птенец. Девочка сжимала в руках цветок и застенчиво улыбалась.- Моя сестра – Хитоми, - Акио подошел сзади и обнял Мию за плечи. – Она сейчас в Тэйдо, но скоро вернется домой. Я надеюсь, вы подружитесь.- В Тэйдо? И ваш брат тоже там?- Да. Что тебя удивляет?- Разве это не опасно?- С чего ты решила, что в столице опасно?Девушка напряглась. Вот он – шанс! Она уже несколько дней думала, как бы начать этот разговор.Лишь бы дайме не рассердился…Он стал совсем другим в последние дни. Разговаривал с Мией ласково, подшучивал. И часто улыбался – не кривой высокомерной улыбкой, а какой-то новой, незнакомой. Она делала Акио моложе и привлек
- Госпожа, вы настоящая красавица!В ответ на искреннее восхищение старшей фрейлины Тэруко только кивнула. Довольно холодно, но женщина не заметила раздражения принцессы, как не замечала его весь бесконечный день, пока девушку готовили к праздничному ужину.- Уверена, он влюбится в вас с первого взгляда, - восторженно продолжала фрейлина.- Хватит, Мадока! Займись делом.Женщина обиженно поджала губы, и Тэруко укорила себя за несдержанность.По сравнению с иными дамами при дворе Мадока была вовсе не так уж плоха. Да, сплетница, а кто не сплетничает? Разве что Хитоми. Зато в старшей фрейлине не было двуличия и подлости, отличавшей большинство навязанных Шином «подружек». Вырастившая трех дочерей, дородная, словоохотливая и по-домашнему уютная, она напоминала принцессе курицу наседку. И, похоже, искренне воспринимала всех окружающих незамужних девушек, как своих цыплят.- Ну поглядите же на себя, госпожа!Принцесса нахмурила