Закрываю папку и откидываюсь на спинку кресла. Десятое дело отписано! Тру горящие — словно песок попал! — веки и зеваю так широко, что хрустят челюсти. Беру сотовый и смотрю на светящиеся в темноте цифры: полпервого ночи. Слышу урчание желудка, невольно морщусь: опять забыла поужинать! Теперь стану ночной жрицей —буду есть ночью. Поднимаюсь, ноющие колени едва разгибаются, и, сунув стопы в пушистые тапочки, выхожу из своей комнаты. Увидев светлый прямоугольник стеклянной кухонной двери, вздрагиваю. Со стороны спальни родителей доносится богатырский храп отца, а это значит только одно.
— Эта девчонка! — шепчу зло.
Открываю дверь на кухню и слышу приглушённую, чтобы не мешать отцу, музыку. Мама, облокотившись спиной о стену, сидит за столом, веки её опущены, рот приоткрыт. Из маленького грязно-жёлтого приёмника доносятся отрывистые выдохи, словно кто-то убегает, и мрачная мелодия. Мама вздрагивает, резко выпрямив спину, смотрит на меня и облегчённо вздыхает:
— Напугала.
— Детектив слушаешь? — хмыкаю. Усаживаюсь на табурет и, устало упираясь в стол локтями, подаюсь вперёд. — Леська опять где-то шляется?
Мама слабо улыбается и виновато, словно это она принудительно послала дочь в ночной клуб, опускает глаза. Ухмыляюсь и набираю на сотовом сестру. Мама ни за что не ляжет, пока дочь не вернётся, и упрашивать бесполезно. Выход только один — дать Леське хорошего пенделя, чтобы летела домой аки на крыльях!
В трубке длинные гудки, затем короткие. Терпеливо набираю снова и снова: в клубе музыка такая, что услышать звонок просто нереально. Но это и не нужно. Когда Леська захочет сделать очередное селфи, то увидит пропущенные вызовы. И в зависимости от того, сколько их будет, зависит скорость, с которой она прискачет домой. Набираю, кажется, в десятый раз.
— Нинка! — раздаётся в трубке радостный голос. Сестра кричит не потому, что думает, что я глухая, просто она сама уже почти ничего не слышит. На фоне гулкого «тыц-тыц» Леська орёт: — Зачем звонишь?
Поднимаюсь и, быстро ретировавшись на лестничную площадку, осторожно прикрываю за собой дверь так, чтобы замок не защёлкнулся.
— Угадай! — хмыкаю. — Время хочу узнать! Не подскажешь?
— С кем треплешься? — слышу мужской голос.
— Сестра моя! — отвечает Леська.
— Зови сюда! — орёт мужик, и я вздрагиваю: это точно не Ванька!
— Ага! — смеётся Леська. — Она приедет! С ОМОНом!
— Тогда завязывай! — грубо рявкает мужчина.
По спине моей ползут ледяные мурашки. Судя по голосу, он намного старше Леськи. Сестра пьяно хохочет, и я, сменив тактику, вкрадчиво интересуюсь:
— Похоже, тебе весело. Что за клуб? Надеюсь, это нормальное заведение, а не какой-нибудь притон?
Сестра смеётся:
— Нинка, это же «Голд»! Как можно обозвать притоном самый модный клуб города?
Вздыхаю с облегчением и уточняю:
— А Ванька с тобой?
— Ванька? — рассеянно переспрашивает Леська, и у меня холодеет затылок. — Не-а… Мне пора!
Слышу в трубке короткие гудки, а сердце просто грохочет. В ночной тишине многоквартирного дома кажется, что стук его услышит даже мама! Я осторожно захожу в квартиру и, подхватив из хрустальной вазы ключи от машины, засовываю в карман шорт удостоверение и сотовый. Приоткрываю дверь на кухню и, звякнув ключами перед собой, как можно спокойнее говорю:
— Мам, я за Лесей. Она позвонила, сказала, что такси не может поймать. Не жди нас, ложись спать!
Мама молча смотрит на меня, черты её смягчаются, взгляд полон благодарности. Киваю и торопливо выбегаю из квартиры. Зная, что Леська в безопасности, мама, скорее всего, ляжет спать и утром пойдёт на работу более-менее выспавшаяся. Сбегаю по ступенькам и распахиваю железную дверь. Короткий скрип и звучный хлопок остались позади, а я бегу к своей крошке. На ходу нажимаю на пульте кнопку, пикает отключённая сигнализация. Распахнув дверцу, плюхаюсь на сидение и тут же выстраиваю маршрут на навигаторе. Это Леська наизусть знает все клубы города, а мне, дни и ночи прикованной к работе, придётся повозиться, чтобы найти этот так называемый модный «Голд»!
Кручу руль и выныриваю из спального района на широкую улицу, наполненную ночными огнями и рекламой так, что возникает ощущение, будто окунаешься в безумный танец тысячи новогодних ёлок. Навигатор показывает всего пять километров, но я нажимаю педаль газа до упора, смело обгоняя другие авто. Очень уж не понравился мне грубый голос мужика. И где Ванька? Соседский мальчишка с серьёзным лицом, который часто приходил к нам в гости и смотрел грустными серыми глазами. Они с Леськой неразлучны, кажется, лет с пяти. С тех самых пор, как мне приходилось после школы сидеть с ними обоими до позднего возвращения кого-либо из мам.
Навигатор сообщает, что я на месте, и я давлю на тормоз, высматриваю среди бесчисленного количества машин где бы припарковаться, но мест нет. Стоянка перед зданием, сияющим миллионом разноцветных огней, просто забита. Действительно модный клуб. У входа замечаю длиннющую очередь. Вот блин!
Останавливаю машину на обочине, заглушаю двигатель. Схватив ключи, выскакиваю и нос к носу сталкиваюсь с полицейским.
— Здесь парковаться не положено! — раздражённо рявкает тот. — Уберите машину!
— Я на пять минут, — в спешке бросаю я, но страж порядка хватает меня за локоть.
Вижу каменное выражение его лица, обречённо вздыхаю, сую руку в задний карман шорт и вынимаю корочки мирового судьи. Раскрываю перед его глазами и тоном нежной куртизанки говорю:
— Я на пять минут! Но если вы нетерпеливы, можете поступать так, как вам заблагорассудится!
Мужик меняется в лице: щёки его напоминают спелый помидор, вытаращенные глаза, кажется, сейчас вывалятся из орбит. Оставляю его размышлять о том, что понадобилось судье в ночном клубе, и бегом пересекаю улицу. Плевать, что в неположенном месте, в ушах звучит грубый голос: «Тогда завязывай!», и тревога за сестру растёт с каждой минутой.
Двигаюсь прямиком к здоровенному мужику, голова которого, кажется, растёт сразу из накачанных плеч. Охранник окидывает меня таким взглядом, словно я ошиблась не то что заведением, а миром. Ну конечно! В «Голд», судя по одежде желающих попасть в клуб, принято являться в дизайнерских платьях, и моя однотонная футболка явно не вписывается в дресс-код. Вздыхаю и снова раскрываю корочки:
— Я по срочному делу!
Охранник кивает и, не обращая внимания на возмущённые выкрики из очереди, пропускает. Открываю дверь, и невероятный шум оглушает меня, вибрирующие басы сбивают ритм сердца, влажная духота заставляет дышать глубже и чаще. Проталкиваясь среди танцующих, пытаюсь рассмотреть стройную фигурку сестры. У Леси не так уж много нарядов, очень надеюсь узнать её, даже оказавшись в этом безумном хаосе.
Вот слева! Канареечно-жёлтое платье, длинные светлые волосы, мужчина средних лет рядом. Это она? Бросаюсь к парочке, как вдруг люди, словно воды, расходятся передо мной, разделяя Леську и её грубого спутника. Сестра теряется в толпе, а мужик замирает, беспомощно рассматривая толпу злым взглядом.
Облегчённо вздыхаю, радуясь, что сестра улизнула от опасного субъекта, как тут же снова начинаю переживать за глупышку и выискиваю в толпе её ярко-жёлтое платье. Музыка звучит уже другая, ведущий что-то вещает, но я не прислушиваюсь к словам, пытаясь пробраться сквозь толпу в сторону, где исчезла Леся. Гул нарастает: люди кричат, раздаётся дикий пронизывающий свист и тонкий зубодробильный девичий визг. Оглушённая, вздрагиваю и оборачиваюсь в ту сторону, куда смотрят все.
На площадку, которую освободили танцующие, медленно, театрально подтягивая ноги, выходит фигура в чёрном. Мешковатая одежда, мягкие, будтокошачьи, повадки, полумаска цвета чернёного серебра… Местная знаменитость? Этого ещё не хватало! Теперь продраться сквозь толпу будет ещё труднее.Юноша начинает ритмично двигаться, и взгляд мой помимо воли всё чаще обращается к танцору. Сердце замирает так сладко, словно мне снова двенадцать и я в хип-хоп группе, носком балетки невольно отбиваю ритм, всё более увлекаясь рисунком танца. Сложные многогранные движения, идеальная отработка, полный контроль над телом. Поддавшись магии танца и не в силах отвести взгляд от парня, испытываю эйфорию. Неподражаемо! Ощущаю, как по щеке покатилась слеза и, мгновенно собравшись, смахиваю её. Расчувствоваться из-за прекрасного танца, когда сестра может быть в опасности? Как глупо!Озираюсь в поисках Леси, подпрыгиваю, пытаясь рассмотреть хоть что-то жёлтое. Сердце пропускает удар: во
Осторожно трогает моё плечо, поворачиваюсь к спасителю:— Кто же ты? Откуда меня знаешь? — Протягиваю руку и, стянув гладкую пластиковую полумаску, скриплю зубами: — Ванька? — Бросаю серебристый пластик на асфальт с такой злостью, что тот разлетается на куски.— С ума сошёл?! Зачем полез?Ваня бледнеет, пальцы рук сжимаются в кулаки:— А мне нужно было просто стоять и смотреть?!Ощутив слабость, опускаюсь на корточки и, глядя на его содранные в кровь костяшки пальцев, ворчу:— Дурак! Если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы не смогла посмотреть в глаза твоей матери. — Поднимаюсь и, схватив соседа за запястье, тащу к двери. — Отвезу тебя в больницу.Он вырывается, опускает глаза:— Не надо. Я в порядке.Нетерпеливо рычу:— В порядке?! А если у тебя перелом рёбер? Не прощу себе…— Это я себе не прощу, — упрямо говорит тот и, посмот
Отпирает дверь и ныряет в черноту квартиры, загорается свет, и я медленно прохожу в прихожую. Знакомый с детства запах Ваниной квартиры окружает меня, я словно вновь погружаюсь в прошлое. Сосед тщательно прикрывает дверь, щёлкает замок. Ваня торопливо идёт в комнату. До меня доносится его напряжённый голос:— Хочешь принять душ?Ёжусь, ощущая себя неловко, но киваю:— Хорошая идея.Он выходит навстречу, суёт мне в руки трикотажные шорты и футболку.— Тебе должно подойти. Всё чистое.Киваю и разворачиваюсь в сторону ванной комнаты. Забота соседа приятна, но ощущение неловкости не покидает. Может, дело в том, что он видел меня полуголой, да ещё в такой жуткой обстановке. Вздыхаю, обхватив себя руками, закрываю глаза и, подставив лицо под прохладные струи, представляю, как вода смывает с тела чужие прикосновения. Саднят ободранные коленки, ноет плечо. Осторожно вытираю капли вокруг ранок и натягиваю одежду Вани. Свои вещи скла
Ваня медленной сладкой пыткой целует мои плечи, рука его ныряет под футболку, пальцы нежно проводят по ареоле соска, сжимают его. Опускаю руки, проводя ладонями по упругим мужским ягодицам, прижимаюсь к Ване всем телом и, ощутив силу его возбуждения, шепчу:— У тебя есть презерватив?Он отстраняется, испытующе смотрит на меня, губы подрагивают. Ощущая лёгкое разочарование, выдыхаю:— Ничего. Можно и иначе…Ныряю пальцами в его брюки, но Ваня резко отстраняется и, неожиданно рассмеявшись, подхватывает меня на руки. Испуганно пискнув, обхватываю его шею, смотрю в искрящиеся радостью глаза.— Есть! — кивает он и подмигивает: — Много.Несёт меня в свою комнату, аккуратно опускает на односпальную кровать и, сев рядом, наклоняется. Не отрывая от моего лица взгляда, проводит пальцами по щеке, отводит волосы, трогает губы.— Я так счастлив…Голос его дрожит, прерывается. Ладонь накрывае
Раздаётся стук в дверь, в кабинет заглядывает Люда:— Нина Ивановна, к вам Фёдор Петрович. Есть времечко принять?Поджимаю губы и смотрю на помощницу весьма красноречиво. Уж кто-кто, а Люда должна знать, есть ли у меня времечко. Сама сутра притащила стопку папок из соседнего кабинета — Дарья Васильевна в больницу загремела с истощением. Прямо с суда и увезли на скорой! Ещё две судьи в отпусках. Рычу сквозь зубы:— Разумеется, Людочка! Времени у нас с тобой предостаточно, так ведь?Сдерживаю желание посоветовать в следующий раз включить мозги и сказать прилипчивому депутату, что я на планёрке, ведь Фёдор Петрович в приёмной может услышать. Но вижу по лицу помощницы, что та поняла намёк. Сегодня ей не удастся уйти с работы раньше меня, даже если небо рухнет на землю. А там и до утра недолго, так что ночевать будем вдвоём на кожаном диванчике приёмной…Помрачневшая Люда исчезает, и в кабинет важным павлином вступает Фёдо
Я бросаю взгляд на закрытую дверь: охранник точно видит, что происходит, носудя по всему, помощи от Павла ждать не стоит. Струсил ли он или же в сговоре с этими? Неважно. Как всегда, рассчитывать я могу лишь на себя. Отвечаю холодно:— Лучше вызовите мне такси. Мой телефон сломан.— Ваш телефон! — виновато восклицает Фёдор Петрович, увлекая меня к машине. — Я вам компенсирую его стоимость, и ещё подарю! — расщедрившись, восклицает он: — Два!— Такси, Фёдор Петрович, — понижаю тон ещё на пару градусов.Что толку, если я попытаюсь сопротивляться или кричать? Ночь, вокруг никого, передо мной два здоровых мужика, каждый из которых в два раза больше меня. Мой единственный шанс — держать себя в руках. Если скачусь в истерику, этот змей получит желаемое. Пока Фёдор Петрович меня ещё немного уважает (насколько это возможно с его стороны по отношению к женщинам), и за это изо всех сил нужно держаться.
Открываю глаза и смотрю на белый потолок, перевожу взгляд на осунувшееся лицо матери. Она спит, сидя на стуле, и, покачиваясь, вздрагивает во сне. Сердце моё болезненно сжимается, касаюсь сморщенной кисти:— Мама…Она распахивает глаза и впивается в мою ладонь:— Ниночка, как ты? — Не дожидаясь ответа, качает головой: — Как ты нас напугала! Разве можно так себя загонять? А я говорила, что нужно вовремя с работы уходить, высыпаться, питаться нормально.— Мам, — перебиваю. — Что случилось? Почему я здесь?— А ты не помнишь? — поднимает она брови и вздыхает: — Ты в обморок упала, когда домой возвращалась. Так напугала! Прямо у подъезда нашли. Хорошо, сосед ночью покурить вышел. Скорую вызвали. Не просыпалась пять часов. Я уж молилась, молилась.Открывается дверь, заходит медсестра. Ставит поднос на тумбочку, звенит чем-то, пахнет лекарствами, через приоткрытуюдверь из кори
Выхожу из больничной палаты, поправляю сумочку на плече, закрываю дверь. По светлому коридору ко мне неторопливонаправляется врач.—Ни-и-ина-а-а! — растягивая слоги,восклицает он. — Ты что же, решиласбежатьне попрощавшись? Разве у нас было так плохо?— Что вы, Симон Лазаревич, — улыбаюсь с искренней симпатией, — за эти три дня я так отдохнула и выспалась, будто на самый модный курорт съездила! Буду рекомендовать ваше отделение как отличное место для восстановления сил. Недалеко и очень экономично.— То есть мне ждать косяка исхудавших судей с признаками крайнего истощения? — усмехается Симон.Пожимаю ему руку: такой хороший дядька! Отличный специалист и невероятно душевный человек! Как мало людей, которые не скатились в банальный цинизм из-за профессии. Задумываюсь, а я к какому типупринадлежу? Сумела ли я, каждый день сталкиваясь с людской болью, сохранить открытое сердце и нез
Я смотрю, как Костя покачивается, как блестят его глаза, и понимаю, что сделала очередную глупость. Надевая туфлю, спрашиваю:— Когда вы ели в последний раз?— Вчера, — охотно отвечает он. — Утром выполнял поручения, чтобы отпустили в увольнительную, в обед бегал, искал командира… Надо было подписать бумагу. А ужин… — Он бросает жадный взгляд на стол: — Надеялсяперекуситьна свадьбе.— Горе луковое, — тащу его за руку к столу и усаживаю. Быстро накладываю в первую попавшуюся тарелку всё подряд, пихаю в руку мужчины. — Закусывайте быстрее! И побольше! — Он начинает жевать, а я сажусь напротив и, подперев рукой голову, смеюсь: — Не думала, что такой мускулистый и крупный мужчина «поедет» с одной маленькой туфельки…— Туфелька не такая уж маленькая, — жуя, замечает Костя.— Тридцать седьмой размер! — возмущаюсь я.
Ухмыляюсь: это он зря. Я лишь хотела наказать его, а теперь ещё и поиздеваюсь. Шанса не упущу и отыграюсь за испорченные новенькие туфли, в которых совсем не планировала ходить по гальке, чтобы нести молодым шампанское в роще невест. Это была работа свидетеля! Как и ещё сотня дел, которые мне пришлось переделать за Костика.Коварно улыбнувшись, нахожу фонограмму забытой песни, которую в юности обожала моя сестра. Свидетель наверняка и не слышал о такой. Протягиваю Косте один из двух микрофонов, а сама поворачиваюсь к гостям.— Как вы знаете, почти у каждой пары есть особенная песня, — с нежностью глядя на сестру, говорю я. — И у наших молодожёнов она, конечно же, тоже. Я приглашаю жениха и невесту на первый танец!Конечно, я рассчитывала сделать это гораздо позже, даже договорилась с певцом, что он исполнит эту композицию, но… Не считая того, что я сейчас повеселюсь, наблюдая за Костей, как он будет пытаться коверкать английские слова и
Сюрприз для ОлесиЯ смотрю на Нину, и сердце сжимается от любви. Какая же сестра красивая! Ангел… Ну ладно, очень строгий ангел с мечом правосудия в руках. Это платье ей так идёт! Невзирая на то, что молодые совершенно наглым образом устроили первую свадебную ночь в дороге, всё равно Нина — само совершенство! После того как я, матерясь, поправила макияж и причёску. И теперь, сидя за свадебным столом, я молча наслаждаюсь происходящим.Ваня нежно смотрит на жену, держит её руку, не отпуская ни на секунду. Даже в туалет водил сам, благо согласился постоять у двери. Я умильно качаю головой: совершенно непробиваемый парень. И да… Я чуточку завидую сестре. Её счастью, её удаче. В неё влюбился такой замечательный человек. Уверенный, сильный, настойчивый. Он и раньше был таким, а после армии эти черты ещё и усилились. Узнав, что Ваня родной сын уважаемого офицера, я не удивилась. Стало понятно, в кого у парня такое стремление
Я просыпаюсь и, зевая, сладко потягиваюсь. В комнате темно и тихо, лишь тикают часы. Приподнимаюсь и оглядываю пустую кровать, вколыбельке дочки тоже нет. Улыбаюсь и, сунув стопы в тапочки, топаю в другую комнату. Так и есть!Муж, развалившись на диване, похрапывает, а дочка, раскинув ручки и ножки, тихонечко посапывает на его животе. Прислоняюсь к косяку и любуюсь идиллией. Ваня, словно почувствовав мой взгляд, просыпается и, щурясь, смотрит на меня.— Доброе и очень раннее утро, любимая. Танька ночью проснулась, я её покачал тут, чтобы тебя не будить. И она меня усыпила.Голос его спросонок звучит чуточку хрипло, и это очень заводит. По телу моему будто молния пробегает, между ног становится жарко и влажно, дыхание сбивается. Я прислоняю указательный палец к губам и тихонькокрадусь к сладкой парочке, осторожно беру ребёнка на руки и несу в спальню, укладываю в колыбельку и, убедившись, что дочкакрепко спит, возвращаюсь.На ходу с
Моей жених смеётся и подхватывает меня на руки:— Не понравилось? А я слышал, ты мечтала о стриптизёре-пожарном!— Ты что делаешь? — ахаю я и стягиваю ворот халата на шее. — Плохая приметаувидеть невесту до свадьбы!— Правда? — искреннеудивляется Ваня. — Мне кажется, плохая примета не видеть ту, на ком собираешься жениться. Мало ли коговстретишьу алтаря! Сюрприза можно и не пережить.— Да я не о том, — смущаюсь я. — Нельзя видеть наряд невесты.— Наряд? — Ваня перестаёт улыбаться, взгляд его темнеет. Шепчет: — Ты собралась замуж выходить в этом? Весьма необычно! И уж точно незабываемо.Кивает на виднеющуюся подвязку. Я одёргиваю халатик и мотаю головой.— Нет, конечно. То есть да, но будет ещёиплатье.Поглядываю на шкаф, который, хвала всем богам, закрыт. Ваня опускает меняи, удерживая за талию одной рук
В комнату влетает растрёпанная фурия, и я вздрагиваю:— Кто ты? И куда дела мою сестру?— Очень смешно! — фыркает Олеся и пытается пригладить взъерошенные от волнения и нервных метаний волосы. Окидывает меня возмущённым взглядом: — Ты ещё не одета?!— Это как посмотреть, — ухмыляюсь я и бросаю горделивый взглядв большое зеркало. — Бельё, которое подарила мне сестрёнка, такое красивое, что я думаю — может, мне так к жениху выйти?— Издеваешься? — Олеся запускает пальцы в свои волосы, и мне становится ясно, что с причёской у неё будет бардак, пока я не выйду из дома. — Там выкуп уже вовсю идёт! Девчонки продержат сватов как можно дольше, нет проблем! Но ты же не хочешь опоздать на регистрацию? Или передумала замуж выходить?— Хм, — глажу чуточку выступающий животик. — Тут без вариантов, если тебе дорог друг детства. Папа до сих пор на Ваню волком смотрит, как ви
Рогов замирает, в распахнутых глазах его замечаюудивление, по моим пальцам струится горячая кровь. Лжедоктор не видит гвоздя, принимая хрипы раненого за любовные стоны, продолжает лыбиться. Я тихо выдыхаю, радуясь, что помню лекции по самообороне и не промахнулась с ударом, нашариваю у Рогова пистолет. Надеясь, что преступник не заметит, взвожу курок.Но звук получается слишком громким, а тело Рогова сползает с дивана. Лжедоктор напрягает руку, и я, понимая, что не успею выстрелить первой, замираю на миг. Звук выстрела, и я недоумеваю — боли нет. Преступник же, прижав руку к груди, падает, а в окна и вдверь врываются люди в масках. Я недоумённосмотрю на подбегающего ко мне Ваню, роняю пистолет и, прижав руки к губам, сдерживаю рыдание.Ваня падает передо мной на колени, быстро ощупывает.— Нина, Нина! — кричит. — Ты не ранена?— Смотри, — шепчу немеющими губами. — Он убит. Это твой отец…
Ругаю себя, что так опрометчиво доверяла оборотню в погонах. Идеальная репутация и нарочитая неподкупность восхищали меня. Сейчас же, думая об этом, поражаюсь, как могла не замечать очевидного? Нет идеальных людей! Их не существует. А если ты встречаешь такого, то стоит насторожиться: человек, который играет в доброго супергероя — отличный актёр,и только. Но Степан Деомарович, судя по рассказу Василия, долгие годы оттачивал своё мастерство, неудивительно, что я поддалась очарованию «защитника». А защищал Рогов лишь свои интересы, сейчас я это осознаю.Иду медленно, опускаюсь на тот самый продавленный диван, поднимаю взгляд на расположившегося напротив оперативника. Степан Деомарович смотрит своими тёмными блестящими глазами — такими обманчиво добрыми и честными! — и улыбается. А у меня мороз по коже ползёт, и волосы на затылке льдом стягивает. Не выбраться нам отсюда! Точно не выбраться!— Что-то хотите мне сказать, Нина Иванов
Холодею при мысли, что мне на самом деле очень повезло. Что могло помешать оперативнику, например, «случайно» задеть меня пулей так, что я бы за несколько минут истекла кровью? Уверена, для опытного оперативника не составило бы труда это сделать. Я была в двух шагах!— Иван отличный парень, — неожиданно меняет тему Василий. — Веришь ли, как увидел его в военкомате, сразу узнал. У меня сердце кольнуло, хотя никогда не жаловался на эту мышцу. — Вздохнул и тихо продолжил: — Будто на себя в молодости посмотрел. Поговорил с кем надо, чтобы ему один хороший человек предложил особую службу.— Подождите, — хмурюсь я. — Говорите, что впервые увидели Ваню в военкомате?— Да, — отвечает Василий. — В тот день я приехал в ваш город, чтобы встретиться с Мершиковым, но столкнулся с этим парнем. — Он замолкает на мгновение, слышу вздох. — Словно в зеркало посмотрел и не смог снова отвернут