На площадку, которую освободили танцующие, медленно, театрально подтягивая ноги, выходит фигура в чёрном. Мешковатая одежда, мягкие, будто кошачьи, повадки, полумаска цвета чернёного серебра… Местная знаменитость? Этого ещё не хватало! Теперь продраться сквозь толпу будет ещё труднее.
Юноша начинает ритмично двигаться, и взгляд мой помимо воли всё чаще обращается к танцору. Сердце замирает так сладко, словно мне снова двенадцать и я в хип-хоп группе, носком балетки невольно отбиваю ритм, всё более увлекаясь рисунком танца. Сложные многогранные движения, идеальная отработка, полный контроль над телом. Поддавшись магии танца и не в силах отвести взгляд от парня, испытываю эйфорию. Неподражаемо! Ощущаю, как по щеке покатилась слеза и, мгновенно собравшись, смахиваю её. Расчувствоваться из-за прекрасного танца, когда сестра может быть в опасности? Как глупо!
Озираюсь в поисках Леси, подпрыгиваю, пытаясь рассмотреть хоть что-то жёлтое. Сердце пропускает удар: вон она! Уже у самого выхода. А вдруг тот мужик тоже её заметил? Пытаюсь протиснуться между людьми, но те стоят чрезвычайно плотно и, наслаждаясь выступлением, ритмично двигаются, словно один большой организм. Я ощущаю трение о потные тела и тычки со всех сторон при каждой попытке. Отчаявшись, решаюсь пройти через площадку, на которой идёт выступление. Выскакиваю и, щурясь в свете софитов, растерянно замираю. В какой же стороне выход? Проклятые прожекторы!
Крики стихают, и я ощущаю тысячи взглядов, прикованных ко мне, словно это неприятная щекотка. Стою, а по спине уже медленно ползёт капля холодного пота. Зачем я это сделала? Как теперь быть? В свете софитов стою, ощущая себя голой в простой одежде и без макияжа. Слыша смешки и свист, съёживаюсь, но, ощутив, как моего локтя касается тёплая ладонь, поднимаю голову.
Тот самый танцор. На лице улыбка, глаза влажно мерцают в прорезях полумаски. Кивает и, отпустив меня, поворачивается, поднимает руку, мягко совершает телом волнообразное движение, заканчивает его, акцентируя резким рывком ноги. Сердце моё замирает: я знаю эту связку!
Парень отступает и, коротко кивнув, поднимает руку ладонью вверх, словно приглашая меня на танец. Сердце моё начинает отбивать сумасшедший ритм, дыхание замирает. Я, словно под гипнозом, поворачиваюсь и волной ухожу в партер, усложняя связку, резко выбрасываю руку, передавая очередь партнёру. Он улыбается и, подхватывая ритм, входит в новую связку. Её я тоже знаю! Кровь моя закипает, в голове становится пусто, а сердце наполняется давно забытой радостью. Всё вокруг перестаёт существовать, остаётся лишь музыка, наши тела и ритмичные движения…
Музыка смолкает, и зал взрывается аплодисментами. Крики и свист приводят меня в чувство. Да что я творю! Вырываю ладонь из руки партнёра по импровизации и, вытягивая шею, ищу канареечное платье сестры. Жёлтого пятна не видно, и я отчаянно продираюсь к выходу. У двери замираю и, оглянувшись, перевожу дыхание: откуда тот парень знает эти связки? Это же было невероятно давно! Встряхиваю волосами — какая разница? — и распахиваю дверь.
Очутившись в тёмной подворотне, понимаю, что это не тот выход. Наверно, запасной. Дверь за мной захлопывается, раздаётся щелчок замка: в клуб мне уже не вернуться. Судорожно рассматриваю серые стены, цветные подтёки на асфальте, тёмно-зелёные мусорные баки, закрытые на цепь ворота из сварной сетки. Слышу стон, и сердце замирает. Бросаюсь туда, но вместо сестры вижу троих парней.
— Вы тут девушку не видели? — торопливо спрашиваю. — Светлые волосы, жёлтое платье…
Они смотрят на меня, но взгляды парней пусты. Замечаю, как в руках одного остро сверкает игла, а плечо другого, на вид лет шестнадцати, обмотано резиновой лентой, и сердце, кажется, проваливается в желудок. Отступаю, но с языка слетает:
— Немедленно брось это! — Голос мой дрожит, срывается на фальцет. — Или я вызываю полицию…
— А! — оживляется один из парней и, казалось, только сейчас заметив меня, поднимается: — Мамочка явилась!
— Держи её, — криво ухмыляется второй. — Повеселимся!
Первый хватает меня за локоть, я вскрикиваю от резкой боли в руке, пытаюсь вырваться, но тут подскакивает и второй. Чувствуя на теле липкие руки, кричу, но холодная ладонь закрывает мне рот. Ощущая кожей их рваное дыхание, содрогаюсь от омерзения. Раздаётся треск ткани, грудь сжимают чьи-то пальцы. Мотаю головой, пытаюсь укусить руку, зубы скользят по потной коже.
Гадкий смех, мерзкие комментарии, меня прижимают к холодной стене, бетон царапает кожу плеч. Ощутив противные прикосновения к бёдрам, сучу ногами, пытаясь не дать стянуть с себя шорты. Ощущаю жуткое прикосновение металла и замираю от ужаса, одни из парней разрезает ткань шорт. Паника сжимает горло, в висках стучит кровь. Хотела вернуть сестру, а сама теперь на грани того, чтобы стать изнасилованной малолетками! Незащищённую промежность трогает прохлада, и я, отчаянно вырываясь, пинаю руку того, что с ножом. Раздаётся звон упавшего металла. Кричу изо всех сил.
— Твари! — вторит мне чей-то голос.
Руки, удерживающие меня, исчезают, и я отползаю, поспешно тяну вниз край превратившихся в юбку шорт. Удерживая разодранную футболку, с трудом перевожу дыхание и смотрю на гадов. Их уже четверо… Но один, кажется, не из компании подонков. Размахивая руками, словно мельница, он обрушивается на насильников. С изумлением узнаю того самого танцора.
Но вот мой спаситель пропускает удар и падает. С ужасом смотрю на сжавшееся тело, едва различимое меж мельтешения ног: его же забьют до смерти!
Шарю по карманам, в панике оглядываюсь: где мой сотовый? Выпал? Замечаю, как дверь в клуб медленно закрывается. Кто-то выглянул, но, испугавшись драки, сбежал. Ещё секунда, и путь к спасению будет отрезан! Подрываюсь с места так, словно от этого зависит моя жизнь. Возможно, так и есть. А жизнь моего спасителя точно! Одним прыжком, словно супермен, преодолеваю пару метров до двери и просовываю пальцы в уменьшающуюся щель, от боли в прижатых костяшках сжимаю зубы. Успела! Поднимаюсь на колени и, не обращая внимания на ободранную об асфальт кожу, распахиваю дверь и кричу изо всех сил:
— Пожар! Спасайся кто может! — От ужаса умудряюсь перекричать музыку. — Пожар! Пожар! Звоните ноль один!
Раздаётся испуганный визг, мой крик вторится, троится, и вот уже из клуба в панике выбегают люди. Отползаю в сторону, чтобы не быть раздавленной и, дрожа всем телом, приваливаюсь к стене. Подонки бросились наутёк, а на асфальте, прижимая руки к лицу, едва шевелится мой спаситель. Смеюсь, а по щекам текут слёзы: живой! Из клуба, крича, вываливаются люди, в подворотне становится людно. Хватаю кого-то за брюки:
— Помогите!
Меня поднимают, и я стыдливо прижимаю к голой груди разодранную футболку, одёргиваю штанины разрезанных шорт. Танцор тоже медленно, держась за стену, встаёт и, покачиваясь, отчаянно вертит головой. Наши взгляды встречаются, и парень отталкивается от стены. Хромая и расталкивая людей, подбегает ко мне и, схватив за руки, хрипит:
— Нина, как ты? Они ничего не успели сделать? Нина!
Я изумлённо смотрю на своего спасителя: откуда он знает моё имя? Народ волнуется, раздаются крики. Кто-то просит вызвать пожарных, кто-то полицию. Вздрагиваю: только не это! Мама узнает, и дело закончится сердечным приступом. Громко прошу:
— Не нужно никого вызывать. Пожара нет! Простите.
— Но на вас же напали! — гудит мужской голос справа.
Поворачиваю голову и вижу человека в форме. Охранник? Мрачно отвечаю:
— Те подонки сбежали. И если только у вас тут нет камер, то привлечь их к ответственности не удастся.
— Нет камер, — искренне огорчается мужчина.
Пожимаю плечами: разумеется! Он поспешно стягивает пиджак и накидывает мне на плечи, благодарно улыбаюсь, охранник виновато ретируется. Толпа быстро редеет, я облегчённо вздыхаю. За руку тянет тот самый танцор.
— Нина, с тобой всё в порядке?
Осторожно трогает моё плечо, поворачиваюсь к спасителю:— Кто же ты? Откуда меня знаешь? — Протягиваю руку и, стянув гладкую пластиковую полумаску, скриплю зубами: — Ванька? — Бросаю серебристый пластик на асфальт с такой злостью, что тот разлетается на куски.— С ума сошёл?! Зачем полез?Ваня бледнеет, пальцы рук сжимаются в кулаки:— А мне нужно было просто стоять и смотреть?!Ощутив слабость, опускаюсь на корточки и, глядя на его содранные в кровь костяшки пальцев, ворчу:— Дурак! Если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы не смогла посмотреть в глаза твоей матери. — Поднимаюсь и, схватив соседа за запястье, тащу к двери. — Отвезу тебя в больницу.Он вырывается, опускает глаза:— Не надо. Я в порядке.Нетерпеливо рычу:— В порядке?! А если у тебя перелом рёбер? Не прощу себе…— Это я себе не прощу, — упрямо говорит тот и, посмот
Отпирает дверь и ныряет в черноту квартиры, загорается свет, и я медленно прохожу в прихожую. Знакомый с детства запах Ваниной квартиры окружает меня, я словно вновь погружаюсь в прошлое. Сосед тщательно прикрывает дверь, щёлкает замок. Ваня торопливо идёт в комнату. До меня доносится его напряжённый голос:— Хочешь принять душ?Ёжусь, ощущая себя неловко, но киваю:— Хорошая идея.Он выходит навстречу, суёт мне в руки трикотажные шорты и футболку.— Тебе должно подойти. Всё чистое.Киваю и разворачиваюсь в сторону ванной комнаты. Забота соседа приятна, но ощущение неловкости не покидает. Может, дело в том, что он видел меня полуголой, да ещё в такой жуткой обстановке. Вздыхаю, обхватив себя руками, закрываю глаза и, подставив лицо под прохладные струи, представляю, как вода смывает с тела чужие прикосновения. Саднят ободранные коленки, ноет плечо. Осторожно вытираю капли вокруг ранок и натягиваю одежду Вани. Свои вещи скла
Ваня медленной сладкой пыткой целует мои плечи, рука его ныряет под футболку, пальцы нежно проводят по ареоле соска, сжимают его. Опускаю руки, проводя ладонями по упругим мужским ягодицам, прижимаюсь к Ване всем телом и, ощутив силу его возбуждения, шепчу:— У тебя есть презерватив?Он отстраняется, испытующе смотрит на меня, губы подрагивают. Ощущая лёгкое разочарование, выдыхаю:— Ничего. Можно и иначе…Ныряю пальцами в его брюки, но Ваня резко отстраняется и, неожиданно рассмеявшись, подхватывает меня на руки. Испуганно пискнув, обхватываю его шею, смотрю в искрящиеся радостью глаза.— Есть! — кивает он и подмигивает: — Много.Несёт меня в свою комнату, аккуратно опускает на односпальную кровать и, сев рядом, наклоняется. Не отрывая от моего лица взгляда, проводит пальцами по щеке, отводит волосы, трогает губы.— Я так счастлив…Голос его дрожит, прерывается. Ладонь накрывае
Раздаётся стук в дверь, в кабинет заглядывает Люда:— Нина Ивановна, к вам Фёдор Петрович. Есть времечко принять?Поджимаю губы и смотрю на помощницу весьма красноречиво. Уж кто-кто, а Люда должна знать, есть ли у меня времечко. Сама сутра притащила стопку папок из соседнего кабинета — Дарья Васильевна в больницу загремела с истощением. Прямо с суда и увезли на скорой! Ещё две судьи в отпусках. Рычу сквозь зубы:— Разумеется, Людочка! Времени у нас с тобой предостаточно, так ведь?Сдерживаю желание посоветовать в следующий раз включить мозги и сказать прилипчивому депутату, что я на планёрке, ведь Фёдор Петрович в приёмной может услышать. Но вижу по лицу помощницы, что та поняла намёк. Сегодня ей не удастся уйти с работы раньше меня, даже если небо рухнет на землю. А там и до утра недолго, так что ночевать будем вдвоём на кожаном диванчике приёмной…Помрачневшая Люда исчезает, и в кабинет важным павлином вступает Фёдо
Я бросаю взгляд на закрытую дверь: охранник точно видит, что происходит, носудя по всему, помощи от Павла ждать не стоит. Струсил ли он или же в сговоре с этими? Неважно. Как всегда, рассчитывать я могу лишь на себя. Отвечаю холодно:— Лучше вызовите мне такси. Мой телефон сломан.— Ваш телефон! — виновато восклицает Фёдор Петрович, увлекая меня к машине. — Я вам компенсирую его стоимость, и ещё подарю! — расщедрившись, восклицает он: — Два!— Такси, Фёдор Петрович, — понижаю тон ещё на пару градусов.Что толку, если я попытаюсь сопротивляться или кричать? Ночь, вокруг никого, передо мной два здоровых мужика, каждый из которых в два раза больше меня. Мой единственный шанс — держать себя в руках. Если скачусь в истерику, этот змей получит желаемое. Пока Фёдор Петрович меня ещё немного уважает (насколько это возможно с его стороны по отношению к женщинам), и за это изо всех сил нужно держаться.
Открываю глаза и смотрю на белый потолок, перевожу взгляд на осунувшееся лицо матери. Она спит, сидя на стуле, и, покачиваясь, вздрагивает во сне. Сердце моё болезненно сжимается, касаюсь сморщенной кисти:— Мама…Она распахивает глаза и впивается в мою ладонь:— Ниночка, как ты? — Не дожидаясь ответа, качает головой: — Как ты нас напугала! Разве можно так себя загонять? А я говорила, что нужно вовремя с работы уходить, высыпаться, питаться нормально.— Мам, — перебиваю. — Что случилось? Почему я здесь?— А ты не помнишь? — поднимает она брови и вздыхает: — Ты в обморок упала, когда домой возвращалась. Так напугала! Прямо у подъезда нашли. Хорошо, сосед ночью покурить вышел. Скорую вызвали. Не просыпалась пять часов. Я уж молилась, молилась.Открывается дверь, заходит медсестра. Ставит поднос на тумбочку, звенит чем-то, пахнет лекарствами, через приоткрытуюдверь из кори
Выхожу из больничной палаты, поправляю сумочку на плече, закрываю дверь. По светлому коридору ко мне неторопливонаправляется врач.—Ни-и-ина-а-а! — растягивая слоги,восклицает он. — Ты что же, решиласбежатьне попрощавшись? Разве у нас было так плохо?— Что вы, Симон Лазаревич, — улыбаюсь с искренней симпатией, — за эти три дня я так отдохнула и выспалась, будто на самый модный курорт съездила! Буду рекомендовать ваше отделение как отличное место для восстановления сил. Недалеко и очень экономично.— То есть мне ждать косяка исхудавших судей с признаками крайнего истощения? — усмехается Симон.Пожимаю ему руку: такой хороший дядька! Отличный специалист и невероятно душевный человек! Как мало людей, которые не скатились в банальный цинизм из-за профессии. Задумываюсь, а я к какому типупринадлежу? Сумела ли я, каждый день сталкиваясь с людской болью, сохранить открытое сердце и нез
Пока говорю, Леся молчит и, сжимая губы добела, не отрывает напряжённого взгляда от дороги. Я замолкаю и жду вопросов. Естественно, они будут. Леся встревожена, напугана, но, как всегда в критических ситуациях, моя маленькая сестрёнка держится так, что позавидует и железная леди. Поэтому мне не страшно пускать её за руль, как она думает, просто я ревную свою крошку. И к тому же Леся не знает, что деньги, которые я давно откладываю якобы себе на отпуск, пойдут на первый взнос за автомобиль мечты моей сестры. Как раз к её дню рождения.Нас подрезает крутая иномарка с затемнёнными стёклами, но Леся молча и аккуратно уводит машину от столкновения (на лице сестры и мускул не дрогнул), включает поворотник и косится на меня. Слышу единственное слово:— Сотрясение?— Нет, — отвечаю и улыбаюсь, когда сестра сбавляет скорость до положенной. — Я прошла полное обследование. Со мной всё в порядке, можешьпроверить медкарту.— Сдалась