Отпирает дверь и ныряет в черноту квартиры, загорается свет, и я медленно прохожу в прихожую. Знакомый с детства запах Ваниной квартиры окружает меня, я словно вновь погружаюсь в прошлое. Сосед тщательно прикрывает дверь, щёлкает замок. Ваня торопливо идёт в комнату. До меня доносится его напряжённый голос:
— Хочешь принять душ?
Ёжусь, ощущая себя неловко, но киваю:
— Хорошая идея.
Он выходит навстречу, суёт мне в руки трикотажные шорты и футболку.
— Тебе должно подойти. Всё чистое.
Киваю и разворачиваюсь в сторону ванной комнаты. Забота соседа приятна, но ощущение неловкости не покидает. Может, дело в том, что он видел меня полуголой, да ещё в такой жуткой обстановке. Вздыхаю, обхватив себя руками, закрываю глаза и, подставив лицо под прохладные струи, представляю, как вода смывает с тела чужие прикосновения. Саднят ободранные коленки, ноет плечо. Осторожно вытираю капли вокруг ранок и натягиваю одежду Вани. Свои вещи складываю в стопку и решаю утром всё сжечь. А вот пиджак нужно отдать в химчистку да вернуть сердобольному охраннику.
Выхожу из ванной комнаты, взгляд натыкается на Ваню, который, сидя на диване, пытается смазать спину кремом от ушибов. Вздыхаю и, сунув рваные вещи в пакет от лекарств, присаживаюсь рядом с соседом, беру из его пальцев тюбик:
— Я помогу.
Смотрю на обширный синяк между лопаток, и сердце сочувственно сжимается. Опускаю глаза и, выдавив немного крема, осторожно прикасаюсь к повреждённой коже. Ваня судорожно дёргается, на его напрягшейся спине отчётливо проступают мышцы.
— Больно? — тихо спрашиваю я. — Прости.
Стараюсь распределить крем как можно нежнее, но Ваня продолжает вздрагивать от каждого прикосновения. Плечи его вздымаются всё чаще. Он с шумом выдыхает и странно косится на меня. Поднимаюсь и осматриваю его плечи, замечаю кровоподтёк на боку и, осторожно опустившись на корточки, прошу:
— Выпрямись, я намажу и тут.
Касаюсь повреждённого бока, Ваня впивается в край дивана побелевшими пальцами.
— Боюсь, сломано ребро, раз тебе так больно, — озабоченно бормочу я и, смазав царапины, понимаю глаза на его лицо: — Может, всё-таки отвезти тебя в больницу?
Он смотрит на меня сверху вниз, кадык на его шее дёргается, взгляд темнеет.
— Нет, — хрипло отвечает Ваня. Отворачивается и глухо добавляет: — Всё в порядке.
— Какой храбрый мальчик, — невольно улыбаюсь.
Ваня резко поворачивается, лицо его искажается, словно от вспышки гнева:
— Я давно уже не мальчик!
Резко подаётся вперёд так, что наши носы едва не соприкасаются, и так же неожиданно замирает, не сводя с меня пристального взгляда. Смотрю на его выступающие скулы, волевой подбородок, приоткрытые губы и, ощутив, как начинают заливаться краской щёки, отворачиваюсь. Бормочу:
— Действительно…
Осознаю, что нахожусь в опасной близости от весьма привлекательного лица полуголого мужчины, и поспешно поднимаюсь. Ваня тоже вскакивает, выхватывает тюбик из моих пальцев и, надавив на плечи, заставляет сесть на диван:
— Моя очередь оказывать первую помощь.
Опускается передо мной на колени и, склонив голову, осторожно смазывает ободранные коленки. Морщусь от ноющей боли, но терплю. Ваня поднимает голову и смотрит на мою грудь, тут же отводит взгляд и говорит:
— Я видел, что плечо тоже ободрано…
Поворачивает меня и осторожно поднимает футболку. Добравшись до плеча, легко прикасается к болезненному месту. Вздрагиваю от холодного крема, Ваня легонько дует на ранку. Ощутив горячее дыхание, вскакиваю и, одёрнув край футболки, нарочито весело говорю:
— Спасибо! Я пойду. Если Леся ещё не спит, скажу ей, что ты дома и в порядке. Чтобы не придумала, что ты ушёл из клуба с какой-нибудь красоткой!
Ваня поднимается, и при взгляде на его широкую мускулистую грудь невольно отступаю. Сердце начинает биться быстрее. Да что со мной? Это же Ваня, соседский мальчик! Друг моей младшей сестрёнки.
— Это будет правдой, — говорит он, и его голос непривычно вибрирует. — Ведь я ушёл из клуба с очень красивой женщиной.
По спине ползут мурашки, я нервно хватаю вещи и без лишних слов разворачиваюсь к выходу, но он снова останавливает меня. Растерянно смотрю на его пальцы, удерживающие запястье, а Ваня торопливо произносит:
— Леся помогла мне сегодня, потому что она мой самый лучший друг. — Поднимаю глаза на его взволнованное лицо. Ваня кивает. — Потому что она знает о моих чувствах. Давно уже знает!
Сердце замирает, пакет выпадает из рук. Может, это и не месть вовсе? От догадки волоски на руках встают дыбом.
— Я что, — растерянно уточняю, — нравлюсь тебе?
Ваня притягивает меня к себе и, обняв второй рукой, прижимается губами к моему рту. Смотрю на его закрытые веки, замечаю, как скользит вдоль носа прозрачная слеза. Тело бросает в жар, в голове сумбур. Как же так?
Ваня отрывается от моих губ, его горячее дыхание касается уха:
— Хочу тебя.
Тело моё словно молнией пронзает, руки дрожат. Отталкиваю его, лицо Вани становится напряжённым, словно он ждёт пощёчины. Сжав челюсти, вырываю руку и, повернувшись, хватаю ручку двери. Он обнимает меня со спины, горячие мужские ладони прижимаются к животу, рваное дыхание касается шеи.
— Что мне делать? Я в отчаянии, — шепчет Ваня. — Я ведь в армию ухожу. Как подумаю, что не смогу целый год тебя увидеть, так сердце разрывается. Решил признаться. Хотел показать, чего достиг, чтобы ты гордилась мной! Но план с треском провалился. Ты пострадала, а я… дурак!
Пальцы безвольно соскальзывают с ручки, сердце замирает, по венам, кажется, разливается огонь. Поворачиваю лицо и, встретившись взглядом с Ваней, облизываю враз пересохшие губы. Он медленно с шумом выдыхает, руки его напрягаются, голова опускается. Ощущаю, как он медленно проводит губами по моей шее, и замираю, не в силах пошевелиться.
Ободрённый молчанием, Ваня нежно прикусывает мочку уха, у меня вырывается судорожный вздох. Медленно проводит тёплой ладонью по плечу, зарывается пальцами в волосы и, сжав кулак, требовательно наклоняет мою голову набок и впивается в шею жадными губами, оставляя на коже саднящий засос.
Дрожа всем телом, пытаюсь поймать его губы, но Ваня наклоняет мою голову в другую сторону, проводит языком по коже, нежно покусывает шею. Внутри словно разгорается пламя, сжимаю колени, ощущая растущее желание, обхватываю руками голову Вани, притягиваю к себе, ловлю короткий поцелуй.
Ваня резко отстраняется и, развернув меня, рывком прижимает своим телом к двери. Застонав, сжимаю его напряжённые плечи и, осыпая лёгкими поцелуями гладкую мускулистую грудь, теряю последние капли самообладания. Снова пытаюсь поймать его губы, но, ощутив, как волосы мои вновь в его хватке, подчиняюсь и запрокидываю голову, подставляя шею. Вырывается стон, руки обвиваются вокруг его талии, терпкий мужской аромат кружит голову.
Ваня медленной сладкой пыткой целует мои плечи, рука его ныряет под футболку, пальцы нежно проводят по ареоле соска, сжимают его. Опускаю руки, проводя ладонями по упругим мужским ягодицам, прижимаюсь к Ване всем телом и, ощутив силу его возбуждения, шепчу:— У тебя есть презерватив?Он отстраняется, испытующе смотрит на меня, губы подрагивают. Ощущая лёгкое разочарование, выдыхаю:— Ничего. Можно и иначе…Ныряю пальцами в его брюки, но Ваня резко отстраняется и, неожиданно рассмеявшись, подхватывает меня на руки. Испуганно пискнув, обхватываю его шею, смотрю в искрящиеся радостью глаза.— Есть! — кивает он и подмигивает: — Много.Несёт меня в свою комнату, аккуратно опускает на односпальную кровать и, сев рядом, наклоняется. Не отрывая от моего лица взгляда, проводит пальцами по щеке, отводит волосы, трогает губы.— Я так счастлив…Голос его дрожит, прерывается. Ладонь накрывае
Раздаётся стук в дверь, в кабинет заглядывает Люда:— Нина Ивановна, к вам Фёдор Петрович. Есть времечко принять?Поджимаю губы и смотрю на помощницу весьма красноречиво. Уж кто-кто, а Люда должна знать, есть ли у меня времечко. Сама сутра притащила стопку папок из соседнего кабинета — Дарья Васильевна в больницу загремела с истощением. Прямо с суда и увезли на скорой! Ещё две судьи в отпусках. Рычу сквозь зубы:— Разумеется, Людочка! Времени у нас с тобой предостаточно, так ведь?Сдерживаю желание посоветовать в следующий раз включить мозги и сказать прилипчивому депутату, что я на планёрке, ведь Фёдор Петрович в приёмной может услышать. Но вижу по лицу помощницы, что та поняла намёк. Сегодня ей не удастся уйти с работы раньше меня, даже если небо рухнет на землю. А там и до утра недолго, так что ночевать будем вдвоём на кожаном диванчике приёмной…Помрачневшая Люда исчезает, и в кабинет важным павлином вступает Фёдо
Я бросаю взгляд на закрытую дверь: охранник точно видит, что происходит, носудя по всему, помощи от Павла ждать не стоит. Струсил ли он или же в сговоре с этими? Неважно. Как всегда, рассчитывать я могу лишь на себя. Отвечаю холодно:— Лучше вызовите мне такси. Мой телефон сломан.— Ваш телефон! — виновато восклицает Фёдор Петрович, увлекая меня к машине. — Я вам компенсирую его стоимость, и ещё подарю! — расщедрившись, восклицает он: — Два!— Такси, Фёдор Петрович, — понижаю тон ещё на пару градусов.Что толку, если я попытаюсь сопротивляться или кричать? Ночь, вокруг никого, передо мной два здоровых мужика, каждый из которых в два раза больше меня. Мой единственный шанс — держать себя в руках. Если скачусь в истерику, этот змей получит желаемое. Пока Фёдор Петрович меня ещё немного уважает (насколько это возможно с его стороны по отношению к женщинам), и за это изо всех сил нужно держаться.
Открываю глаза и смотрю на белый потолок, перевожу взгляд на осунувшееся лицо матери. Она спит, сидя на стуле, и, покачиваясь, вздрагивает во сне. Сердце моё болезненно сжимается, касаюсь сморщенной кисти:— Мама…Она распахивает глаза и впивается в мою ладонь:— Ниночка, как ты? — Не дожидаясь ответа, качает головой: — Как ты нас напугала! Разве можно так себя загонять? А я говорила, что нужно вовремя с работы уходить, высыпаться, питаться нормально.— Мам, — перебиваю. — Что случилось? Почему я здесь?— А ты не помнишь? — поднимает она брови и вздыхает: — Ты в обморок упала, когда домой возвращалась. Так напугала! Прямо у подъезда нашли. Хорошо, сосед ночью покурить вышел. Скорую вызвали. Не просыпалась пять часов. Я уж молилась, молилась.Открывается дверь, заходит медсестра. Ставит поднос на тумбочку, звенит чем-то, пахнет лекарствами, через приоткрытуюдверь из кори
Выхожу из больничной палаты, поправляю сумочку на плече, закрываю дверь. По светлому коридору ко мне неторопливонаправляется врач.—Ни-и-ина-а-а! — растягивая слоги,восклицает он. — Ты что же, решиласбежатьне попрощавшись? Разве у нас было так плохо?— Что вы, Симон Лазаревич, — улыбаюсь с искренней симпатией, — за эти три дня я так отдохнула и выспалась, будто на самый модный курорт съездила! Буду рекомендовать ваше отделение как отличное место для восстановления сил. Недалеко и очень экономично.— То есть мне ждать косяка исхудавших судей с признаками крайнего истощения? — усмехается Симон.Пожимаю ему руку: такой хороший дядька! Отличный специалист и невероятно душевный человек! Как мало людей, которые не скатились в банальный цинизм из-за профессии. Задумываюсь, а я к какому типупринадлежу? Сумела ли я, каждый день сталкиваясь с людской болью, сохранить открытое сердце и нез
Пока говорю, Леся молчит и, сжимая губы добела, не отрывает напряжённого взгляда от дороги. Я замолкаю и жду вопросов. Естественно, они будут. Леся встревожена, напугана, но, как всегда в критических ситуациях, моя маленькая сестрёнка держится так, что позавидует и железная леди. Поэтому мне не страшно пускать её за руль, как она думает, просто я ревную свою крошку. И к тому же Леся не знает, что деньги, которые я давно откладываю якобы себе на отпуск, пойдут на первый взнос за автомобиль мечты моей сестры. Как раз к её дню рождения.Нас подрезает крутая иномарка с затемнёнными стёклами, но Леся молча и аккуратно уводит машину от столкновения (на лице сестры и мускул не дрогнул), включает поворотник и косится на меня. Слышу единственное слово:— Сотрясение?— Нет, — отвечаю и улыбаюсь, когда сестра сбавляет скорость до положенной. — Я прошла полное обследование. Со мной всё в порядке, можешьпроверить медкарту.— Сдалась
Целую маму, обнимаю отца: они так переживали за меня! Папа совсем бледный, надо бы его в санаторий отправить. Посматриваю на сестру: кажется, подарок на день рождения будет не такой шикарный, как бы хотелось. Мама, чтобы не напоминать мне о неприятном происшествии, переключается на сестру. Леське достаётся за рискованный с точки зрения мамы шаг. Родители переживают, что она теперь живёт отдельно. Вздыхаю и иду на кухню.— Всё нормально, — говорит Леся в ответ на мамины причитания. — Мне не десять лет. Соседка адекватная, район спальный, институт рядом. Ты хочешь, чтобы ради твоих пирогов я вернулась, снова ютилась в одной комнатке со старой девой и тратила по три часа на дорогу?— Это кого ты тут старой девой назвала? — беззлобнотяну её за нос.Сестра охает, смеётся, высвобождает нос. Мама качает головой и, не переставая ворчать, уходит к отцу. Леся тут же стирает улыбку с лица и, посматривая на дверь, садится рядом. Отодвигая
Нет, не в порядке. Я только что думала, что случившееся, возможно, дело рук Ивана. Нет, это безумие какое-то! Если я сейчас же не поговорю с мамой парня, то просто свихнусь! Выхватываю Леськин смартфон и, не обращая внимания на её возмущённый возглас, выбегаю из кухни. Если я правильно рассчитала рабочий график соседки, она должна быть дома. Жму на звонок.— Нина, — устало улыбается тётя Таня с порога. — Что такое?Ощущаю лёгкий укол совести при виде распахнутого халата, из-под котороговыглядывает кружевная ночнушка. Растрёпанные волосы и слегка опухшие глаза: мама Вани спала.— Извините, но мне необходимо с вами поговорить.— Заходи, — распахивает она дверь.Вступаю на порог и словно на миг погружаюсь в ночь, которую хранила в своём сердце. Окутывает смесь стыда и лёгкого возбуждения. У меня было не так много мужчин, чтобы судить, но… Ваня действительно умелый любовник. За этот год я пыталась встреч