Осторожно трогает моё плечо, поворачиваюсь к спасителю:
— Кто же ты? Откуда меня знаешь? — Протягиваю руку и, стянув гладкую пластиковую полумаску, скриплю зубами: — Ванька? — Бросаю серебристый пластик на асфальт с такой злостью, что тот разлетается на куски.— С ума сошёл?! Зачем полез?
Ваня бледнеет, пальцы рук сжимаются в кулаки:
— А мне нужно было просто стоять и смотреть?!
Ощутив слабость, опускаюсь на корточки и, глядя на его содранные в кровь костяшки пальцев, ворчу:
— Дурак! Если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы не смогла посмотреть в глаза твоей матери. — Поднимаюсь и, схватив соседа за запястье, тащу к двери. — Отвезу тебя в больницу.
Он вырывается, опускает глаза:
— Не надо. Я в порядке.
Нетерпеливо рычу:
— В порядке?! А если у тебя перелом рёбер? Не прощу себе…
— Это я себе не прощу, — упрямо говорит тот и, посмотрев на меня исподлобья, добавляет: — Это моя вина!
Брови мои лезут на лоб:
— Что?! Ты-то тут при чём? Это всё из-за Леськи! Найду — уши откручу! Модный клуб? Да она больше и шага из дома не ступит после десяти. Как подумаю, что эти подонки могли на неё напасть, сердце останавливается!
Шарю по пустым карманам в поисках телефона, оглядываюсь и замечаю тёмный прямоугольник у мусорного бака. Поднимаю и, убедившись, что сотовый работает, набираю сестру. Леська, не давая мне и рта раскрыть, тараторит:
— Да дома я, дома! Наслаждайся!
Только собираюсь расписать Леське весёлую жизнь, которая наступит у сестры с этого дня, как та отключается.
— Вот мелкая! — рычу. — Устроила мне ночь экстрима! Хорошо, что дома… Ух!
Сжимая в руках телефон, пытаюсь придумать для сестры наказание помучительнее. Ваня, тронув себя за бок, тихо охает. Вздрагиваю:
— Едем в больницу!
— Нет, — упрямо отвечает тот. И тихо спрашивает: — Можешь подвезти меня до дома?
Иронично щурюсь:
— Чтобы твоя мама в обморок упала от такого счастья?
— Она в командировке, — бурчит Ваня.
Осматриваю его.
— Хорошо, что в маске был, лицо почти не пострадало. — Осторожно трогаю кровоподтёк на шее, Ваня замирает, кусает нижнюю губу. Вздыхаю и, поднимая с асфальта выпавшие во время борьбы удостоверение и ключи от машины, говорю: — Ладно. По пути заедем в аптеку.
Захожу в распахнутую дверь, мгновенно оглушает музыка. Темнота и яркие вспышки заставляют сердце биться быстрее, вокруг ритмично двигаются разгорячённые тела, меня задевает кто-то, с плеча соскальзывает пиджак, грудь оголяется. Неожиданно горло сжимает страх, ужас пережитого возвращается вмиг, паника холодит вены. Меня окружают чужие потные тела, а в памяти возникают противные руки, рваное дыхание насильников. Не в силах дышать, застываю на месте, лицо словно покрывается коркой льда…
На затылок ложится тёплая ладонь, Ваня прижимает меня лицом к своей груди. Чувствую его руку, вдыхаю запах парфюма, который сама подарила на восемнадцатый день рождения соседа, сердце продолжает биться, дыхание восстанавливается. Ваня, закрывая моё лицо, ведёт меня сквозь безликую толпу. Шум тает позади, свежесть ночного воздуха приносит облегчение, отстраняюсь от парня.
— Спасибо.
Он кивает, смущённо отводит глаза, поспешно продеваю руки в рукава, запахиваюсь в пиджак охранника и быстро иду к своей машине. Понимаю, что прижималась к соседу слишком сильно, и тот явно чувствовал неловкость от прикосновения к моей оголённой груди. Стыд царапает нервы, но тут же тает в растущей злости.
Сейчас просто жажду встретить полицейского, который, вместо того чтобы ловить подонков, разгоняет паркующихся, но охранника правопорядка нигде не видно. Разочарованно вздыхаю и, радуясь, что пиджак охранника скрывает мне ноги почти до середины бедра, усаживаюсь на водительское сидение. Можно вести машину, не сверкая промежностью. Ваня молча садится рядом, избегая встречаться со мной взглядом. Шепчет:
— Прости.
Яростно давлю на ручник, рычу:
— Вот заладил! Ты тут ни при чём. И вообще… Ты же спас меня! Если бы не ты…
— Если бы не я, ты бы не попала в беду, — тихо, но уверенно, говорит Ваня. Поднимает лицо, глаза его влажно блестят: — Это я попросил Лесю сделать так, чтобы ты пришла в «Голд».
Замираю в растерянности:
— Зачем?
Молчит, отводит взгляд. Вздыхаю и завожу машину, выруливаю на полупустую дорогу, мимо летят огни ночного города. Ваня сидит, насупившись, не отрывает от окна напряжённого взгляда. Посматриваю на него, хмыкаю:
— Знаешь, я на минуту словно перенеслась в прошлое. Ещё недоумевала, откуда ты знаешь те связки.
— Ты сама меня научила, — не поворачиваясь, бурчит Ваня.
— Я не учила, — насмешливо улыбаюсь я. — Когда приходилось нянчиться с вами, отрабатывала движения, а ты сам повторял за мной, как мартышка. Забавно вспомнить!
Он поворачивается, пронзает странным взглядом:
— Забавно?
Недоумевающе смотрю на него, пожимаю плечами:
— Не хотела тебя обидеть. Леся говорила, что ты занимаешься танцами, но я и предположить не могла, что ты так увлечёшься. — Поворачиваю машину к вывеске, на которой изображён крест: — Кажется, начинаю понимать. Ты хотел показать мне, чего добился? — Нажимаю на тормоз, кручу руль и, поглядывая в зеркало, припарковываюсь. — Только зачем было заманивать меня в клуб? Подойти и пригласить на выступление ниже твоего достоинства?
— Хотел сюрприз сделать, — бурчит Ваня.
Горько усмехаюсь:
— Сюрприз удался! Прикуплю, пожалуй, что-нибудь от нервов.
Выцарапав пару купюр и мелочь из подстаканника, выскакиваю из машины и быстрыми шагами направляюсь в аптеку. Выбирая лекарства, думаю о Ваньке. В детстве я часто смеялась над мальчишкой и его попытками повторить за мной сложные связки. Сейчас понимаю, что перегнула палку. Запало в душу ребёнка желание доказать, что может. Вот и доказал. Много лет упорно трудился и достиг хорошего уровня, а я давно забыла обо всём. Колюче шевельнулась совесть. Схватив пакет с лекарствами, возвращаюсь к машине, смотрю на молчаливо сидящего парня, вздыхаю:
— Извини.
— За что? — поднимает глаза тот.
— Не думала, что тебя так заденут мои слова. — Сажусь в машину и тепло улыбаюсь ему: — А ты молодец! Круто танцуешь. Считай, что доказал мне, что можешь, и отомстил за неверие и насмешки. Признаю своё полное поражение.
Ваня смотрит на меня, уголки его губ опускаются. Пожимаю плечами, завожу машину. Ну что я опять не так сказала? Сосед молча отворачивается, дорога до дома проходит в напряжённом молчании. У двери в квартиру протягиваю пакет:
— Смажь синяки.
Отводит мою руку:
— Ты и сама пострадала.
Приподнимаю брови:
— У нас дома есть аптечка. Не переживай, я о себе позабочусь. Спокойной ночи. И… спасибо. Как бы там ни было, ты спас меня.
Сую пакет ему в руки и разворачиваюсь. Ваня берёт меня за руку.
— Нина. — Окидывает меня выразительным взглядом. — А если твои увидят?
Вздрагиваю: если мама решила дождаться меня, то вряд ли будет в восторге от моего вида. Ваня кивает:
— Я найду тебе что-нибудь.
Отпирает дверь и ныряет в черноту квартиры, загорается свет, и я медленно прохожу в прихожую. Знакомый с детства запах Ваниной квартиры окружает меня, я словно вновь погружаюсь в прошлое. Сосед тщательно прикрывает дверь, щёлкает замок. Ваня торопливо идёт в комнату. До меня доносится его напряжённый голос:— Хочешь принять душ?Ёжусь, ощущая себя неловко, но киваю:— Хорошая идея.Он выходит навстречу, суёт мне в руки трикотажные шорты и футболку.— Тебе должно подойти. Всё чистое.Киваю и разворачиваюсь в сторону ванной комнаты. Забота соседа приятна, но ощущение неловкости не покидает. Может, дело в том, что он видел меня полуголой, да ещё в такой жуткой обстановке. Вздыхаю, обхватив себя руками, закрываю глаза и, подставив лицо под прохладные струи, представляю, как вода смывает с тела чужие прикосновения. Саднят ободранные коленки, ноет плечо. Осторожно вытираю капли вокруг ранок и натягиваю одежду Вани. Свои вещи скла
Ваня медленной сладкой пыткой целует мои плечи, рука его ныряет под футболку, пальцы нежно проводят по ареоле соска, сжимают его. Опускаю руки, проводя ладонями по упругим мужским ягодицам, прижимаюсь к Ване всем телом и, ощутив силу его возбуждения, шепчу:— У тебя есть презерватив?Он отстраняется, испытующе смотрит на меня, губы подрагивают. Ощущая лёгкое разочарование, выдыхаю:— Ничего. Можно и иначе…Ныряю пальцами в его брюки, но Ваня резко отстраняется и, неожиданно рассмеявшись, подхватывает меня на руки. Испуганно пискнув, обхватываю его шею, смотрю в искрящиеся радостью глаза.— Есть! — кивает он и подмигивает: — Много.Несёт меня в свою комнату, аккуратно опускает на односпальную кровать и, сев рядом, наклоняется. Не отрывая от моего лица взгляда, проводит пальцами по щеке, отводит волосы, трогает губы.— Я так счастлив…Голос его дрожит, прерывается. Ладонь накрывае
Раздаётся стук в дверь, в кабинет заглядывает Люда:— Нина Ивановна, к вам Фёдор Петрович. Есть времечко принять?Поджимаю губы и смотрю на помощницу весьма красноречиво. Уж кто-кто, а Люда должна знать, есть ли у меня времечко. Сама сутра притащила стопку папок из соседнего кабинета — Дарья Васильевна в больницу загремела с истощением. Прямо с суда и увезли на скорой! Ещё две судьи в отпусках. Рычу сквозь зубы:— Разумеется, Людочка! Времени у нас с тобой предостаточно, так ведь?Сдерживаю желание посоветовать в следующий раз включить мозги и сказать прилипчивому депутату, что я на планёрке, ведь Фёдор Петрович в приёмной может услышать. Но вижу по лицу помощницы, что та поняла намёк. Сегодня ей не удастся уйти с работы раньше меня, даже если небо рухнет на землю. А там и до утра недолго, так что ночевать будем вдвоём на кожаном диванчике приёмной…Помрачневшая Люда исчезает, и в кабинет важным павлином вступает Фёдо
Я бросаю взгляд на закрытую дверь: охранник точно видит, что происходит, носудя по всему, помощи от Павла ждать не стоит. Струсил ли он или же в сговоре с этими? Неважно. Как всегда, рассчитывать я могу лишь на себя. Отвечаю холодно:— Лучше вызовите мне такси. Мой телефон сломан.— Ваш телефон! — виновато восклицает Фёдор Петрович, увлекая меня к машине. — Я вам компенсирую его стоимость, и ещё подарю! — расщедрившись, восклицает он: — Два!— Такси, Фёдор Петрович, — понижаю тон ещё на пару градусов.Что толку, если я попытаюсь сопротивляться или кричать? Ночь, вокруг никого, передо мной два здоровых мужика, каждый из которых в два раза больше меня. Мой единственный шанс — держать себя в руках. Если скачусь в истерику, этот змей получит желаемое. Пока Фёдор Петрович меня ещё немного уважает (насколько это возможно с его стороны по отношению к женщинам), и за это изо всех сил нужно держаться.
Открываю глаза и смотрю на белый потолок, перевожу взгляд на осунувшееся лицо матери. Она спит, сидя на стуле, и, покачиваясь, вздрагивает во сне. Сердце моё болезненно сжимается, касаюсь сморщенной кисти:— Мама…Она распахивает глаза и впивается в мою ладонь:— Ниночка, как ты? — Не дожидаясь ответа, качает головой: — Как ты нас напугала! Разве можно так себя загонять? А я говорила, что нужно вовремя с работы уходить, высыпаться, питаться нормально.— Мам, — перебиваю. — Что случилось? Почему я здесь?— А ты не помнишь? — поднимает она брови и вздыхает: — Ты в обморок упала, когда домой возвращалась. Так напугала! Прямо у подъезда нашли. Хорошо, сосед ночью покурить вышел. Скорую вызвали. Не просыпалась пять часов. Я уж молилась, молилась.Открывается дверь, заходит медсестра. Ставит поднос на тумбочку, звенит чем-то, пахнет лекарствами, через приоткрытуюдверь из кори
Выхожу из больничной палаты, поправляю сумочку на плече, закрываю дверь. По светлому коридору ко мне неторопливонаправляется врач.—Ни-и-ина-а-а! — растягивая слоги,восклицает он. — Ты что же, решиласбежатьне попрощавшись? Разве у нас было так плохо?— Что вы, Симон Лазаревич, — улыбаюсь с искренней симпатией, — за эти три дня я так отдохнула и выспалась, будто на самый модный курорт съездила! Буду рекомендовать ваше отделение как отличное место для восстановления сил. Недалеко и очень экономично.— То есть мне ждать косяка исхудавших судей с признаками крайнего истощения? — усмехается Симон.Пожимаю ему руку: такой хороший дядька! Отличный специалист и невероятно душевный человек! Как мало людей, которые не скатились в банальный цинизм из-за профессии. Задумываюсь, а я к какому типупринадлежу? Сумела ли я, каждый день сталкиваясь с людской болью, сохранить открытое сердце и нез
Пока говорю, Леся молчит и, сжимая губы добела, не отрывает напряжённого взгляда от дороги. Я замолкаю и жду вопросов. Естественно, они будут. Леся встревожена, напугана, но, как всегда в критических ситуациях, моя маленькая сестрёнка держится так, что позавидует и железная леди. Поэтому мне не страшно пускать её за руль, как она думает, просто я ревную свою крошку. И к тому же Леся не знает, что деньги, которые я давно откладываю якобы себе на отпуск, пойдут на первый взнос за автомобиль мечты моей сестры. Как раз к её дню рождения.Нас подрезает крутая иномарка с затемнёнными стёклами, но Леся молча и аккуратно уводит машину от столкновения (на лице сестры и мускул не дрогнул), включает поворотник и косится на меня. Слышу единственное слово:— Сотрясение?— Нет, — отвечаю и улыбаюсь, когда сестра сбавляет скорость до положенной. — Я прошла полное обследование. Со мной всё в порядке, можешьпроверить медкарту.— Сдалась
Целую маму, обнимаю отца: они так переживали за меня! Папа совсем бледный, надо бы его в санаторий отправить. Посматриваю на сестру: кажется, подарок на день рождения будет не такой шикарный, как бы хотелось. Мама, чтобы не напоминать мне о неприятном происшествии, переключается на сестру. Леське достаётся за рискованный с точки зрения мамы шаг. Родители переживают, что она теперь живёт отдельно. Вздыхаю и иду на кухню.— Всё нормально, — говорит Леся в ответ на мамины причитания. — Мне не десять лет. Соседка адекватная, район спальный, институт рядом. Ты хочешь, чтобы ради твоих пирогов я вернулась, снова ютилась в одной комнатке со старой девой и тратила по три часа на дорогу?— Это кого ты тут старой девой назвала? — беззлобнотяну её за нос.Сестра охает, смеётся, высвобождает нос. Мама качает головой и, не переставая ворчать, уходит к отцу. Леся тут же стирает улыбку с лица и, посматривая на дверь, садится рядом. Отодвигая