Последние августовские выходные обычно бывают наполнены ностальгией по уходящему лету. Пусть днем еще жарко, но вечер своей прохладой напоминает о приближении осени. Природа готовится к долгому летаргическому сну, сбрасывая первые пожухлые тополиные листья, и даже солнце светит как-то по-другому — устало и обреченно. Во дворах шумят дети, вернувшиеся из лагерей, с дач или от бабушек. Они стараются за последние пару дней нагнать все то, что не успели летом — нагуляться, набегаться, наговориться. У подземного перехода толпятся старушки, наперебой предлагая втридорога свои гладиолусы: «Бери, дочка, в магазине дороже!» А если ты школьник, к тому же выпускник, крайние выходные лета имеют особое значение, ведь это последние дни детства, за которыми потянутся учебные будни, экзамены и взрослая жизнь. Хочется остановить время и пустить его вспять, чтобы снова и снова наслаждаться прекрасной летней свободой и чувствовать вкус беззаботности. У меня же не было и сотой доли этих чувств…
Мы с мамой больше часа плелись в пробке на подъезде к Москве, не только нам пришла в голову мысль вернуться в город раньше в преддверии первого сентября. Солнце нещадно палило, и даже мощный кондиционер не спасал от странного флегматичного состояния, которое возникает в знойную погоду. Я смотрела в окно, болея за старенький форд в соседнем ряду, так отчаянно пытающийся объехать пробку по обочине, но постоянно терпящий фиаско от фиата, едущего по правилам и из принципа не впускающего нарушителя ПДД в свой ряд. Если бы не этот затор, мы давно приехали бы домой, о чем ежеминутно напоминала мама, считая, что этим можно что-то изменить. А мне было все равно, разве что хотелось поскорее выбраться из автомобиля, пронизанного мерзким химическим освежителем. Я с детства страдаю от укачивания, и этот запах только сильнее испытывал мой вестибулярный аппарат, но мама ничего не хотела слышать.
— Алиса, надень немедленно обувь! Не хватает еще, чтобы ты ехала с грязными ступнями. Вечно тянет что-нибудь учудить, — недовольно сказала женщина, бросив взгляд на мои босые ноги.
— Хорошо, мама, — я натянула дачные чешки и снова отвернулась к окну.— Что из тебя получится? Когда же за ум возьмешься? — досадливо проговорила она и тут же забыла про свое недовольство, как только увидела, что затор немного рассосался.Каждый раз, когда маме что-то не нравилось, она качала головой и, всплеснув руками, задавала риторический вопрос, из серии произойдет ли чудо, чтобы ее дочь наконец стала человеком. А я все семнадцать лет своей жизни искренне не понимала, что должна делать, чтобы ей угодить.
У родителей я появилась поздно. Всю молодость мама и папа трудились, не покладая рук, чтобы обеспечить себе и будущим детям место под солнцем, а когда это место появилось, времени на то, чтобы родить ребенка оказалось не так много. Маме удалось забеременеть в тридцать семь, когда папе уже перевалило за сорок. Как часто бывает у зрелых родителей, единственную дочь окружили такой опекой, что не оставили никакой возможности на самостоятельность. С раннего детства за меня решали все: что надеть, чем питаться, куда ходить и на что смотреть. И если отец мог изредка поинтересоваться моими вкусами, то мать на корню пресекала всякое вольнодумство.
У меня не спрашивали, хочу ли я играть на скрипке, когда в четыре года привели первого преподавателя. Не интересовались, нравится ли выступать на публике, когда в шесть купили пышное платье, в котором я играла Брамса перед папиными коллегами. В тот вечер я дико нервничала, потому что мама всегда делала замечания моей игре, и я не знала, как сыграть так, чтобы важные гости отца остались довольными. Как ни странно, никто из суровых усатых мужчин и их тучных спутниц не отругал меня. Напротив, я слышала только похвалу, чему радовалась, как настоящий шестилетний ребенок, быть которым мне запрещалось. Только вечером мама сказала, что я вела себя неподобающе: бегала, как дворовая девчонка, а не сидела смирно на стульчике, как истинная дочь своего отца.
Мама всегда гордилась тем, что ее супруг — профессор известного Московского вуза, человек уважаемый и респектабельный, забыв о том, что и он когда-то был бедным молодым доцентом. Также она не помнила, что сама не всегда была партнером в известном адвокатском бюро, а начинала преподавателем права в обычной средней школе. Но какая разница, что было в прошлом, когда в настоящем Елисеевы — известные в важных кругах люди. И их единственная дочь обязана им соответствовать.
Моя жизнь всегда была подчинена строгим правилам, установленными родителями. Другого я не знала или просто не умела. Мой день всегда был строго расписан. В детстве за его распорядком следила няня, которая занималась мной с шести месяцев, когда мама вышла из декрета. Приятная пожилая Нина Ивановна как огня боялась моих родителей, поэтому никогда не нарушала их указаний, даже если я умоляла ее не отводить меня на скрипку.
— Нет, Алисочка, как же мы пропустим занятия? Что я скажу Элеоноре Викторовне и Павлу Васильевичу вечером? — причитала няня.
— Нина Ивановна, ну пожалуйста… — канючила восьмилетняя я, — пойдемте гулять в парк, как вчера?— Вчера был выходной, а сегодня — нет. Ты же не хочешь, чтобы меня уволили?Это был победный аргумент. Я очень боялась, что Нину Ивановну уволят, ведь она была самым близким мне человеком. Даже бабушку и дедушку я не любила так, как ее. Это случилось, когда мне исполнилось тринадцать. Родители посчитали, что я достаточно взрослая, чтобы самой добираться до школы и музыкального класса. Репетиторы, которых мне наняли по всем основным предметам, несмотря на то, что я была круглой отличницей, приходили на дом.
Я перестала горевать по Нине Ивановне через пару месяцев после ее увольнения, потому что только так смогла вкусить запретный плод — свободу. Конечно, она была относительной. Мой распорядок дня не изменился, правила не стали мягче, а за их соблюдением все также строго следили и мама, и папа, но у меня появились бесценные два с половиной часа, когда я шла от дома до школы, из школы в музыкальный класс и снова домой. Все это время я была предоставлена себе и могла делать что-то такое, о чем не узнали бы родители. Нет, я не курила, не пробовала алкоголь и не встречалась с мальчиками. В некотором смысле, мне удавалось совершать преступления пострашнее: зайти в книжный магазин и купить на сэкономленные от школьных обедов деньги книгу легкомысленного содержания. Вся домашняя библиотека и обязательный для прочтения список проходили строгую родительскую цензуру, поэтому мне приходилось проявлять смекалку, чтобы пронести домой томик подростковой литературы.
Книги открывали мне другой мир, наполненный чувствами, эмоциями и переживаниями. Любовь, дружба, вражда… Я безумно хотела пережить нечто подобное в реальности, но не могла, сидя в четырех стенах. С каждым годом во мне росло желание попробовать на вкус свободу, но я безумно боялась ослушаться родителей. К сожалению, мне было не с кем даже обсудить свои запретные желания. За все школьные годы у меня не появилось ни одного настоящего друга.
Я хорошо общалась с одноклассниками, но, если в начальных классах почти все общение происходило в школе на переменах, в старших — ребята ходили гулять, собирались в кафе, ездили на экскурсии, я стала синим чулком. Мне запрещалось праздно проводить время, только пару раз отец с матерью отпустили меня в театр и музей. А я безумно завидовала своим одноклассникам, особенно на следующий день после поездки, когда все только и обсуждали курьезный случай в автобусе или веселую давку в гардеробе.
Еще больше от ребят я отдалилась в десятом классе, когда главными темами разговоров у девочек были косметика, прически, платья, а мальчики стали засматриваться на девочек. Я не была дурнушкой, но в отличие от ухоженных одноклассниц с модными стрижками, в коротких школьных платьях и на каблуках, выглядела совсем неприметно. Каждое утро, в обязательном порядке, я заплетала копну своих рыжих волос в тугую косу, полностью убирая волосы назад, открывая веснушчатое лицо; надевала привычную темно-синюю школьную форму со строгой юбкой до колен или ниже, если холодно; ботинки на плоской подошве или совершенно лишенные намека на женственность сапоги. Родители не терпели яркой одежды, как и обуви на каблуках, а я мечтала почувствовать себя девушкой… При таком раскладе любой нормальный человек решил бы, что я странная. Именно так и думали мои одноклассники, и даже то, что я всегда давала списывать и помогала на каждой контрольной, не помогало наладить общение.
— Алиса, я оставлю тебе деньги, завтра сама купишь букет Нелли Федоровне, — сказала мама, выворачивая на нашу улицу.
— Хорошо. Розы, как обычно?— Да, но только смотри, чтобы были свежими. В том году спустила пять тысяч на веник.Возможно, будь на моем месте кто-нибудь другой, слова мамы могли бы задеть, но я уже привыкла к постоянным замечаниям. Завтра я пойду в цветочный магазин в торговом центре, выберу дюжину роз только-только распустившихся, но все равно услышу от родителей, что могла бы отобрать лучшие цветы. Но несмотря на излишнюю строгость, чопорность и холодность, родители меня любят, пусть со стороны и незаметно, но я это всегда чувствовала.
— Почти приехали. Я боялась, что не успеем к ужину, — мама слегка улыбнулась, но тут же нахмурилась. — Это еще что такое?
Я посмотрела вперед и увидела во дворе дома перед нашим подъездом потрепанную газель, откуда несколько крепких восточных мужчин доставали диван. Мы жили внутри бульварного кольца, в просторной трехкомнатной квартире сталинского дома. Наше жилье было еще одним поводом для гордости родителей, ведь позволить такие хоромы смогли не сразу, и переехали сюда только пять лет назад. Наш дом считался образцово-показательным на улице и в первую очередь благодаря соседям, потому что строился специально для заселения инженерами, профессорами и госслужащими, состоявшими на хорошем счету у партийной верхушки. Практически все жильцы были людьми обеспеченными, поэтому старая газель и сомнительного вида грузчики совершенно не вписывались в общую картину.
— Мне кажется, кто-то переезжает, — озвучила я мысль, которую мама явно не хотела признавать.
— Переезжает? Подобным образом? Дорогая, мне кажется, что этот грузовичок ошибся адресом. И ты только посмотри на этот диван! Это же клопиный дом!Тем временем, двое мужчин крепко взялись за несчастную мебель и стали вносить диван в подъезд. Им придерживал дверь какой-то парень, из машины мне не удалось его рассмотреть, но я предположила, что это их водитель, пока не увидела за рулем газели другого восточного мужчину.
Мама притормозила у подъезда, как делала всегда, чтобы я вышла, но в этот раз не разблокировала дверцы машины. Она внимательно рассматривала газель и тучного мужчину, что курил на водительском сиденье. Я же смотрела на парня у подъезда. Он больше не придерживал дверь, а просто стоял под козырьком, изучая доску объявлений. У меня промелькнула безумная мысль, что он никакой не рабочий, а самый что ни на есть хозяин несчастного дивана, но я быстро отогнала ее. Нет, это невозможно. Он никак не похож на будущего жильца нашего дома. На вид ему было лет восемнадцать-девятнадцать, среднего роста, довольно крепкий, с темными волосами, зачесанными на один бок, а с другого выбритыми и огромной красочной татуировкой на руке. Незнакомец был ярким примером «плохого мальчика», героя большей части моих запретных книг.
— Алиса! Ты совсем меня не слушаешь! — резкий мамин голос вернул к реальности.
— Прости, задумалась, — виновато проговорила я.— Я сказала, что не хочу отпускать тебя одну пока здесь эти личности. Вместе заедем на парковку…— Мам, ну чего ты боишься? Не съедят меня. Тем более, когда я хожу в школу, то по пути встречаю и не таких личностей, — выделила я последнее слово маминым тоном.— Алиса, час от часу не легче.— Мамочка, я домой. Меня укачало в дороге, очень хочу освежиться, может, станет легче.— Опять это укачивание. Хорошо, иди домой, — сдалась мама и разблокировала дверцы автомобиля.Пользуясь разрешением, я пулей выскочила из машины и, кивнув маме, пошла к подъезду, тут же оказавшись в поле зрения незнакомца. Он нагло рассматривал меня, совершенно не стесняясь, что я это замечу. Но не это заставило меня покраснеть. Его взгляд… От него становилось до невозможности обидно. Парень смотрел с такой жалостью, словно я прокаженная. Я подошла к подъездной двери с единственным желанием, поскорее войти, но только стоя под домофоном, поняла, что мои ключи остались в большой сумке в машине.
— Ключей нет? — поинтересовался незнакомец, все также внимательно наблюдая, как я роюсь в маленькой сумочке с Микки Маусом.
— Нет, — тихо ответила я, боясь поднять на него взгляд.— Живешь тут? — доставая связку ключей и прикладывая магнитный к домофону, спросил парень.— Да. Живу.— Ясно. Заходи, если хочешь. Квартиру я тебе, конечно, не открою…— Спасибо, — перебила я и проскочила в подъезд.Я жила на четвертом этаже, но часто поднималась по лестнице. И в этот раз не изменила себе, правда, хотела идти пешком еще и потому, что нужно было успокоить барабанившее сердце. Я чувствовала, что совершила нечто преступное, заговорив с незнакомцем. Если мама или папа узнают… Но откуда? Не расскажет же им этот парень.
Квартиру мне открыл отец, он вернулся с дачи еще вчера, потому что сегодня нужно было срочно выйти на работу. Несмотря на домашний вид, футболку и спортивные штаны, папа, как всегда, был серьезным.
— Мама в гараже? Нужна моя помощь? — пропуская меня в квартиру, поинтересовался он.
— Да, папочка. Мы привезли огурцы. Донесешь сумки?— Хорошо. Скоро вернусь.Когда отец ушел, я решила выглянуть в окно кухни, выходящее во двор. Не знаю почему, но мне было любопытно узнать, стоит ли внизу этот парень. Он был все еще там, протягивал что-то водителю, после чего газель с шумом выехала со двора. Проводив взглядом машину, парень не спеша поплелся на детскую площадку и, устроившись на карусели, закурил. Не знаю почему, но я не сводила с него глаз, пока он не заметил меня в окне. Парень, словно почувствовав мой взгляд, посмотрел на окна, а я, испугавшись, спряталась за шторку, но снова попалась, когда спустя какое-то время выглянула проверить, не ушел ли он. Незнакомец будто ждал, когда я покажусь, и довольно улыбнулся, только заметив меня. Сердце пропустило удар. Стало стыдно за свое любопытство, выставила себя дурой… Я отошла от окна и села за стол, как услышала звонкий мамин голос.
Уже несколько лет в Москве штрафовали за курение на детских площадках, и если где-то на подобный проступок могли закрыть глаза, то в нашем доме нет. Мама громко, на весь двор, отчитывала парня и грозилась написать заявление в полицию. Я опять подбежала к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как незнакомец подходит к родителям и, демонстративно выпуская дым, с пальца кидает окурок в урну.
— А затушить, молодой человек? — крикнула в спину удаляющемуся парню моя мать. — Из-за таких, как вы, происходят пожары!
Незнакомец не обернулся, он быстро зашел за дом, а мои родители, нагруженные вещами, поплелись к подъезду. Я была уверена, что больше его не увижу, и от этого почему-то стало грустно. Для кого-то это могло бы показаться глупостью, но для меня короткий диалог с незнакомцем стал чем-то вроде приключения.
Включив чайник и поставив на стол чашки, я пошла в коридор, чтобы встретить родителей, но когда они вошли в квартиру, то даже не заметили меня. Мама громко возмущалась, а папа во всю ей поддакивал.
— Что случилось? — не удержалась я, и родители, наконец, меня заметили.
— Этот оборванец, которого мы видели, когда приехали, теперь наш новый сосед! — возмущенно заявила мама.— Сосед? — переспросила я.— Да, Алиса! И это еще не все, он переехал в шестнадцатую квартиру…Шестнадцатая квартира находилась в нашем подъезде на четвертом этаже, прямо напротив нашей. Получалось, что незнакомец не просто переехал в наш дом, он жил на нашей лестничной клетке. Значит, еще не раз я с ним столкнусь.
В каждой школе существуют свои неизменные традиции, так в нашей каждое первое сентября ученики выпускных классов встречали первоклашек и под всеобщие аплодисменты заводили в школу. Конечно, чтобы все прошло как надо, одиннадцатиклассников собирали тридцать первого августа и проводили инструктаж. Я ждала этот день не меньше моих одноклассников, правда, для них это был повод встретиться после долгих каникул, рассказать как и где провел лето, а для меня это возможность ненадолго вырваться из-под надзора родителей.—Мам, если после репетиции ребята решат погулять, можно…—Алиса, ну какой гулять? Завтра школа! —мама поставила передо мной тарелку с завтраком и села напротив. —Если твои одноклассники не готовятся к школе, то это не значит, что тебе следует брать с них пример.—Но у нас будет только линейка и классный час. Мне же не делать уроки? —я не оставляла своих попыток достучаться до мамы,
В этом году первое сентября выдалось безумно жарким. Солнце палило с самого утра, не оставляя и следа от ночной прохлады. Я приняла чуть теплый душ и с мокрыми волосами вышла на кухню, где завтракали родители. Папа уже уходил, а вот мама решила задержаться и подвезти меня в школу. Сегодня у нее было назначено слушание, но оно будет только в двенадцать, поэтому мамочка решила пойти со мной на линейку, как десять лет назад, когда вела в первый класс. И мне это было чертовски приятно с одной стороны, но с другой— заставляло сильно переживать, ведь я обязательно снова напортачу…—Алиса, кушай скорее и волосы сушить. Ты же не пойдешь с мокрой косой,— ласково проговорила мама, накладывая мне в тарелку омлет.—Мам, можно я пойду с распущенными? Или уберу их как-нибудь по-другому?—Вот закончишь школу, поступишь в институт и тогда можно, а пока ты школьница, ни к чему кокетничать,— строго сказала
Если цветок растет в оранжерее под пристальным вниманием заботливых хозяев, он вырастет здоровым и красивым, но совершенно не приспособленным к уличной жизни. Ему будут неведомы морозы и засуха, бури и ветер, снегопады и проливные дожди. Я бы сравнила себя с таким цветком. Казалось, самое страшное, что может произойти— это неверный ответ на экзамене, за что потом влетит от родителей. Именно поэтому, когда малознакомый парень с внешностью настоящего преступника скрутил меня на лестничной клетке и силой уволок к себе в квартиру, закрыв дверь изнутри на замок, я не просто испугалась, а испытала самый настоящий шок.—Рыжая, ты что, язык проглотила? Что вы удумали со своей психованной матерью? —прошипел парень, медленно приближаясь, вжимая меня в стену.—Это не мы,— с трудом выговорила я и отвела взгляд, боясь смотреть в горящие яростью глаза. —Моя мама это придумала, чтобы ты съехал.Денис отжался
Тревожные мысли вредят сну сильнее кофеина. Электронные часы зеленым неоновым светом показывали без четверти пять, а мне так и не удалось уснуть. За эту долгую ночь я успела поразмышлять о многом, но каждая мысль, так или иначе, сводилась к Денису. Мне не давали покоя слова отца, что сосед говорил обо мне. Но что такого серьезного он мог сказать, если родители так переживают? Я не верила, что мой новый знакомый мог плохо обо мне отозваться, поэтому убедила себя, что мама, как всегда, преувеличила, рассказывая об этом отцу. Но стоило успокоиться по этому поводу, я снова стала переживать о том, что будет утром. Вдруг Денис меня выдаст, как тогда я буду общаться с родителями? Нет, я не жалела о поступке, но боялась гнева мамы и еще больше отца. Но и тут я смогла себя уверить, что они ни о чем не узнают. А вот унять сердце, стучащее так сильно, что отдавалось болью в груди, не получилось. Кажется, я впервые влюбилась по-настоящему…Как и любая семнадцатилетняя девушка, я н
Во многих московских квартирах кухня играет особую роль. В отличие от западных стран, у нас не заведено иметь столовую, а в зале, как правило, принимают гостей. Обычные семейные обеды и ужины проходят на кухнях. Именно это место, согретое теплом неостывшей плиты, пронизанное разговорами о прошедшем дне и наполненное аппетитными ароматами приготовленных блюд, становится для многих любимым. Наша уютная кухонька не стала исключением. Мы с родителями традиционно собирались вместе на ужин, а по выходным— и на завтрак с обедом. Здесь делились нашими проблемами, новостями на работе и учебе и просто были семьей. Иногда мне казалось, что за тарелкой наваристого супа мои суровые родители оттаивают, становятся ласковее, отзывчивее и ближе. Я знала, что вызову их гнев, спросив про Дениса, но решила сделать это за ужином, надеясь, что на сытый желудок, задобренные сладким чаем, они не станут слишком сильно меня ругать и, может быть, честно расскажут, имеют ли отношение к исчезновению
Холодный свет луны проникал в комнату через незанавешенное окно. Я специально не стала закрывать шторы, чтобы перед сном полюбоваться звездным небом. Не будь в моей комнате балкона, я бы забралась на подоконник и, чтобы прогнать бессонницу, стала бы считать бесконечные звезды. Но пока я могла лишь наблюдать за их слабым мерцанием сквозь рамы застекленного балкона. Мне больше не было больно оттого, что Денис решил провести эту ночь вне дома. В конце концов, он взрослый, самостоятельный, а главное, свободный парень. Я прекрасно понимала, что не пара ему хотя бы потому, что еще маленькая. Он сам сравнил меня с восьмиклассницей, а ему наверняка нужна девушка с опытом. Пусть так, главное, чтобы он был счастлив, я же могу любить его издалека, довольствуясь тем, что не являюсь для него пустым местом. Да, я его полюбила и теперь нисколько не сомневалась в этом. Может быть, еще слишком рано, может быть, я слишком юна, но у меня не было и мысли, что мое чувство не достаточно глубокое. Я точно
Интересно, что чувствует преступник, собравшийся на свое первое серьезное дело, зная, что, если поймают, наказание будет куда серьезнее простого штрафа? Наверное, все зависит от смелости человека, от его характера и причины, которая толкнула на такой поступок. Стоя на обочине Покровского бульвара, я чувствовала себя такой преступницей. Денис пошел за машиной и должен был с минуты на минуту забрать меня, а я думала лишь о том, что еще есть время отказаться от безумной затеи, за которую обязательно влетит от родителей. От волнения вспотели ладошки, хотя я была без перчаток, а на улице уже заметно похолодало.Старая темно-синяя «копейка» остановилась рядом со мной, и передняя дверь со стороны пассажирского сиденья открылась. Денис мне улыбнулся и снова ровно сел за руль. Почему-то я совершенно не ожидала, что мне достанется место рядом с водителем, и была готова ехать сзади с кем-то из друзей соседа. Эти парни мне не понравились, и дело даже не в том, что они встрети
Я практически не чувствовала своих плеч, спина пронзительно ныла, а шея затекла настолько, что невозможно было сглотнуть. Пальцы невыносимо болели, словно с них содрали кожу. Мне казалось, что еще чуть-чуть, и я упаду в обморок. Но, может быть, это станет моим спасением? Последние движения смычком, и гостиная погрузилась в тишину.—Алиса, продолжай! —сухо сказала мать, внимательно наблюдая за моей пыткой.—Я больше не могу, мам…—Продолжай!После того, как я отказалась сознаваться родителям, где и с кем была, они решили выудить правду другим способом. Заставили играть на скрипке до тех пор, пока нерадивая дочь не сообщит в подробностях, почему надолго пропала, а главное, с кем провела время. Ни мать, ни отец не подумали на Дениса. В отличие от меня, они совершенно забыли про нового соседа, которого с того самого жуткого скандала больше не встречали. У папы даже появилась догадка, что Денис намеренно избег
Как часто первое впечатление о человеке бывает обманчивым? Весельчак, с которым так здорово проводить время, не всегда может стать настоящим другом, а другой, хмурый и нелюдимый тип, поддержит в трудную минуту. Как часто за красивой оболочкой скрывается пустота, а за уродством— глубокий внутренний мир, окунувшись в который, уродство перестает быть таковым? Как часто мы ошибаемся в людях, делая выводы по первому знакомству? Но кто виноват в наших упущениях? Порой проблема в нас, вечно спешащих, не находящих времени остановиться и подумать, а случается, что виноваты те, о ком мы нехорошо думаем. Мы с Костей были убеждены, что Матвей негодяй, и прийти к такому выводу нам помогли его суровость, холодность, расчетливость и нелюдимость. Никудышный отчим, слишком строгий муж, он был груб с нами и неприветлив с собственной падчерицей. Но под этим непробиваемым панцирем оказался глубоко несчастный человек, посвятивший свою жизнь единственной женщине, которая так и не ответила в
За окном стояли предрассветные сумерки. Устало светили фонари, в которых уже не было особой нужды. Редкие автомобили проносились по пустым дорогам. По Яузскому бульвару брели домой сонные пешеходы. Денис сидел на лавочке и смотрел на темные окна бывшей Алисиной квартиры. Он прекрасно знал, что сейчас ему нужно быть не здесь. Лисенок может проснуться и увидеть, что его нет рядом. После того, что случилось этим вечером, она может надумать бог весть что, а ведь теперь ей нельзя переживать. Вчера, когда она вернулась домой, Денис сразу понял, что что-то случилось. Ее красные опухшие глаза горели лихорадочным блеском, на бледном веснушчатом лице появился румянец, который возникал всегда, когда любимая сильно волновалась. Почему-то первой мыслью было, что ее кто-то обидел. Может быть, на новой работе? Денис крепко сжал кулаки и был готов немедленно бежать разбираться с обидчиком. —Нет, никто,— промямлила Алиса. —Дело касается нас. Дениса окатило х
Мы все любим играть в героев, но не многие из нас ими остаются при настоящей опасности. Когда жизнь висит на волоске, когда малейший неверный шаг грозит трагедией, геройство куда-то испаряется. Но ведь жизнь— это самое дорогое, что есть у человека, и разве можно осуждать за желание ее сохранить? Бывают и иные ситуации, когда беда нависает над близким и дорогим человеком. Это становится настоящей проверкой истинных чувств. Моя любовь к Денису в очередной раз проходила проверку на прочность. Забывая обо всем на свете, думая лишь о его безопасности, я не сразу осознала, что он назвал Алексея своим отцом.—Ну что, Матвей, не рад старому другу? —усмехнулся мужчина.—Сволочь! —процедил Иванов. —Это ты?! Ты убил мою жену?!—Можно сказать, сделал тебе одолжение,— с издевкой ответил Сергей.—Тварь! —Матвей хотел рвануть к мерзавцу, но его неожиданно ос
Небольшое помещение со светлыми стенами. Слабый запах антисептика. Негромкий шум работающего ноутбука и гулкое биение моего сердца. Время словно замедлилось, а те несколько шагов, которые преодолела Мила, чтобы взять меня за руку, показались километровой дистанцией.—Алиса! Не молчи! Мой папа вернулся?! Где он?! Он приехал за мной?! —девчонка трясла меня за руку, но я будто оцепенела.—Мила, успокойся. Алиса только предположила,— вмешалась Катюша, но Красовская ее не слушала.—Алис! Да что с тобой?!—Мил, я не знаю. Это только моя догадка, просто все сходится… —пролепетала я.—Да что сходится?!Я понимала, что рано или поздно она узнает правду. Да, возможно, я ошиблась, и мой сосед не Красовский, но все было слишком складно, чтобы сомневаться. Мила, хотя была еще подростком, могла трезво мыслить и, когда нужно, держалась стойко. Она имела право зна
Каждый человек может оказаться в неловкой ситуации, например, поскользнувшись в гололед и неуклюже растянувшись на глазах прохожих. Но незнакомые люди, скорее всего, не придадут значения вашему конфузу, пройдут мимо, а через пару минут и вовсе забудут. Другое дело оказаться в неловкой ситуации перед своим другом. Но вот в чем странность— порой нам бывает неудобно не от собственного проступка, а от того, что мы становимся свидетелем того, что не предназначалось нашим глазам. Я не должна была чувствовать неловкость, тем не менее смутилась, когда увидела Костю с отчимом Милы.—Элис? —растерялся Воронов. —Что-то случилось?—Нет, но нам нужно поговорить,— ответила я.—Алиса, здравствуй. Надеюсь, Мила не доставляет хлопот? —вежливо поинтересовался Матвей, хотя прекрасно знал мой ответ.—Нет, она умница.—Что ж, мне пора. Всего хорошего,&m
Самые близкие люди— это наша семья. Но, к сожалению, не для всех это так. У моего Дениса остался только один родной человек— дядя, брат его матери. Казалось бы, после трагедии, унесшей жизни Сергея и Марины Власовых, два Дениса— дядя и племянник, должны были найти друг в друге поддержку, но этого не случилось. В чем причина того, что взрослый мужчина отправил одиннадцатилетнего мальчика, сына родной сестры, в детский дом? Неужели семейные ссоры оказались превыше человеческого сострадания? Неужели, из-за давних обид можно с легкостью отказаться от ребенка, в котором течет родная кровь? Когда я узнала историю Дениса Суворова, во мне возникли два одинаково сильных чувства— жалость к своему возлюбленному и презрение к его дяде. Именно поэтому, увидев его на нашем пороге, я не смогла гостеприимно улыбнуться и всем своим видом показала, что этот человек мне неприятен.—Что тебе нужно? —нахмурился Денис.&m
Общая беда может примирить даже врагов. Мои отношения с Андреем с самого начала не складывались. Я всегда ему не нравилась, а он, кроме неприязни, вызывал во мне страх. Сейчас все прошлые обиды ушли на задний план. Я даже простила тот случай, когда парень пытался споить Дениса, чтобы Лена смогла его соблазнить. Андрей доказал, что в первую очередь он друг Власова, и все остальное теперь было неважно.—Рыжая, не кипишуй. Ден сказал, что уедет до вечера?—Да. Сказал, что у него какие-то дела.—Может, так оно и есть. Нужно ждать его дома, а если не объявится до ночи, тогда начнем переживать.—А вдруг что-то случилось?—Если бы случилось, мы бы узнали. Если он недоступен, значит, может быть действительно занят.Андрей кивнул официанту, который приносил нам чай, положил ему в карман пятьсот рублей и попросил сразу позвонить, если Власов появится во «Фьюжне».—Слуша
Чтобы получить прочную, износостойкую сталь, ее необходимо закалить, то же должно произойти с человеком, чтобы его характер стал твердым. Мой характер был отнюдь не стальным. Несмотря на все те неурядицы, что воспитывали во мне взрослого человека, я все еще была трусихой. Услышав от Дениса, что его бывшая будет на ресторанной премии, я стушевалась. Мое желание сопровождать Власова мигом испарилось, но я не успела возразить…—Лисенок, не смей говорить, что не пойдешь! Ты моя девушка и мне важно <i>твое</i> присутствие!—Думаешь, это хорошая идея? Денис, как ты себе представляешь меня и Лену за одним столиком?—Она знает, что я буду с тобой, а значит, понимает, на что идет. Если Лена хочет видеть нас вместе, пусть смотрит в свое удовольствие…—Это жестоко!—Нет, Алиса. Она должна в конце концов понять, что мы вместе, что я выбрал тебя и пора оставить нас в покое.&mdas
Говорят, человек становится взрослым, когда готов брать на себя ответственность и достойно ее нести. Была ли я готова взять на себя ответственность за Милу? Нет. Однозначно нет. Совсем недавно я сама жила с родителями, а мои первые самостоятельные шаги были настолько несмелыми, что вряд ли получилось далеко продвинуться. Решиться на то, чтобы перевезти к себе шестнадцатилетнего подростка, которому нужен присмотр взрослого, настоящего взрослого, было безумием. Но еще большим безумием стало бы, если я позволила девчонке остаться с Матвеем.Мы привезли Красовскую к нам домой на Яузский. Всю дорогу малышку тошнило. Стоило машине немного проехать, как выпитый алкоголь дал о себе знать. Выбора у нас не оставалось, и приходилось тормозить по первому требованию, чтобы Мила успела выбежать на улицу до «извержения вулкана». Добравшись наконец до дома, под недовольным взглядом консьержки, мы отнесли Красовскую наверх. Точнее, эту функцию взял на себя Викинг, правда, малышка