Share

Глава 5. Женские страсти

Тревожные мысли вредят сну сильнее кофеина. Электронные часы зеленым неоновым светом показывали без четверти пять, а мне так и не удалось уснуть. За эту долгую ночь я успела поразмышлять о многом, но каждая мысль, так или иначе, сводилась к Денису. Мне не давали покоя слова отца, что сосед говорил обо мне. Но что такого серьезного он мог сказать, если родители так переживают? Я не верила, что мой новый знакомый мог плохо обо мне отозваться, поэтому убедила себя, что мама, как всегда, преувеличила, рассказывая об этом отцу. Но стоило успокоиться по этому поводу, я снова стала переживать о том, что будет утром. Вдруг Денис меня выдаст, как тогда я буду общаться с родителями? Нет, я не жалела о поступке, но боялась гнева мамы и еще больше отца. Но и тут я смогла себя уверить, что они ни о чем не узнают. А вот унять сердце, стучащее так сильно, что отдавалось болью в груди, не получилось. Кажется, я впервые влюбилась по-настоящему…

Как и любая семнадцатилетняя девушка, я не понаслышке знала, что такое симпатия к юноше. Правда, это чувство прочно ассоциировалось с чем-то нехорошим. Мне было десять, когда в класс по скрипке пришел Дима. Он был похож на ангела: кудрявые светлые волосы и голубые глаза с огромными ресницами полумесяцами. Тогда я впервые почувствовала, как перехватывает дыхание от одного упоминания его фамилии на перекличке в начале занятия, как приятное тепло разливается на душе, если он посмотрит в мою сторону, как дрожат руки, принимая от него конфетку. Я многого не понимала, но точно знала, что это и есть влюбленность. Тогда я совершила большую ошибку: не имея настоящих друзей, поделилась своими чувствами с мамой. Она не поняла меня, сказала, что я маленькая, чтобы влюбляться, а подобные мысли только отвлекают от нужных занятий. По настоянию отца, меня перевели в другой музыкальный класс, а я еще долго мучилась угрызениями совести, когда встречалась с Димой в коридоре.

Только сейчас, вновь почувствовав симпатию к парню, я поняла, что в чувствах нет ничего предосудительного. Разве любовь может быть чем-то плохим? Правда, то, что я испытывала к Денису, разительно отличалось от детской влюбленности в Диму.

Мне удалось уснуть только к семи утра… Думая о Денисе, вспоминая его лицо, голос, тело, я не могла найти себе места на жесткой кровати. Воздух в комнате казался спертым. Я открывала балконную дверь, но тут же замерзала так, что не спасало даже теплое одеяло. Стоило оставить открытой лишь форточку, я снова задыхалась. Во мне зарождалось нечто новое, не похожее на все изведанное мной ранее и, благодаря книгам, я знала, что это… Желание. Понимая, что поступаю неверно, отвратительно, грязно, я сделала то, что никогда раньше не пробовала.

Слабый свет ночничка осветил душное пространство под одеялом, и я открыла книгу на той самой странице*, которая заставила меня покраснеть, когда я читала этот самый момент…

<i>В монастыре ей, несомненно, не разъяснили, каким разнообразным опасностям может подвергнуться робкая невинность и что именно она должна охранять, чтобы ее не застигли врасплох. Ибо, собрав все свое внимание и все силы на защиту от поцелуя, который был лишь отвлекающим маневром, все прочее она оставила незащищенным. Как можно было не воспользоваться этим! Поэтому я переменил направление удара и тотчас же занял позиции. Тут мы оба едва не погибли: девочка, перепугавшись по-настоящему, подняла было крик. К счастью, голос ее заглушили слезы. Она схватилась также и за шнурок звонка, но мне удалось вовремя задержать ее руку. </i>

Мое воображение рисовало фривольную сцену соблазнения опытным мужчиной наивной юной девушки. Я представляла, как коварный виконт, пользуясь поцелуем проникает под легкую сорочку Сесиль, касаясь ее там, где никто никогда не касался…

<i>Не знаю, был ли красноречив мой тон, но жесты мои, во всяком случае, красноречием не отличались. Какой оратор может притязать на изящество в положении, когда одна его рука — рука насильника, а другая — рука любви? Если вы ясно представляете себе это положение, то согласитесь, что оно по крайней мере благоприятствует нападению. Но ведь я совершенный несмышленыш, и, как вы сами говорите, последняя простушка, пансионерка может обращаться со мной как с младенцем.</i>

Картинка стала до неприличия яркой, а я дрожащей рукой проникла под пижамные штаны, и до боли закусила губу, чувствуя влагу, говорящую о моем бесстыдстве.

<i>Тогда я обвил ее несмелые руки вокруг своего тела, а своей рукой любовно прижал ее к себе, и поцелуй мой был действительно принят, принят самым настоящим, самым исправным образом, так что даже с любовью нельзя было бы сделать это лучше.

Такая добросовестность заслуживала награды, поэтому я тотчас же исполнил ее просьбу. Рука моя отдернулась, но, не знаю уж, как это получилось, — сам я очутился на ее месте. Вы полагаете, что тут я стал стремителен, пылок — не правда ли? Ничего подобного. Уверяю вас, у меня появился вкус к медлительности. Раз ты уверен, что придешь к цели, для чего торопиться в пути? </i>

Книга соскользнула с моего живота, куда я ловко пристроила ее, чтобы читать. Свет фонаря погас где-то между простынею и одеялом, в то время как я жадно глотала воздух, выбравшись из своего маленького шалашика, и продолжала трогать себя там, где не должна была… Только теперь я представляла на месте литературных героев себя и Дениса, и мысли мои становились откровеннее книжных строк. Вдруг я почувствовала нечто такое сильное, что чуть не вскрикнула в голос. Мое тело, покрытое испариной, выгнулось, а рука замерла.

Никогда раньше мне не было так стыдно. Я чувствовала себя мерзкой, грязной, неправильной. Как я могла? Кто я теперь после этого? Горячие слезы бежали по щекам, а тело словно протыкали миллионы тонких маленьких иголок, но при этом меня одолела такая сильная, но приятная усталость. Я взглянула на часы — шесть пятьдесят две. Через час встанут родители, а я и глаз не сомкнула. Видимо, мои мысли были кем-то услышаны, и почти сразу я заснула.

<center>***</center>

— Алиса! Милая, пора вставать!

Нежный мамин голос будто выдернул меня из какой-то глубокой темной пропасти. Было так тяжело открыть глаза, а голова казалась чугунной. Так случалось, если я заболевала, но в этот раз причиной был недосып.

— Алисочка, уже половина десятого, проспишь дольше — сегодня не ляжешь нормально. Вставай и умывайся, завтрак на столе, — мама стояла в дверях комнаты и уже была собрана к выходу. Это и заставило меня тут же подняться.

— Хорошо, мам, иду. А ты уходишь куда-то? — мне показалось, что мой голос дрогнул, но мама этого не заметила.

— Нет, дорогая, но у нас с отцом есть одно дело. Это здесь, недалеко.

Я прекрасно понимала, о каком деле идет речь, поэтому, невзирая на дикую головную боль и легкую тошноту, рванула в ванную. К сожалению, даже ледяная вода не помогла. Я выглядела так, словно действительно заболела. Темные круги под глазами и мертвенно бледная кожа, на которой даже веснушки казались зеленоватыми, делали меня похожей на чудовище. А сейчас меньше всего хотелось выглядеть плохо, ведь такой меня может увидеть Денис… Хотя не об этом нужно было тревожиться.

Когда я вышла из ванной, родителей уже дома не было, а из подъезда доносились громкие голоса. На то, чтобы переодеться, не было времени, и я в пижаме, за которую потом обязательно влетит от мамы, пошла в коридор и прильнула к глазку.

На площадке стояли мои родители, полицейский и Денис. По разговору я поняла, что соседу не верили, что никакой собаки у него нет, и хотели пройти в квартиру с обыском, но он не пускал.

— Как вы объясните, что ваша собака напала на Елисееву Элеонору Викторовну? — строго вопросил представитель правопорядка.

— Собака не нападала на мою соседку. Это соседка напала на меня, а пес просто вступился. Тем более, он не причинил этой дамочке вреда, — совершенно спокойно ответил Денис.

— Не причинил вреда?! У меня чуть разрыв сердца не случился! — завопила мама, чуть ли не переходя на ультразвук.

— У меня есть справка, из которой следует, что собака неагрессивна, — продолжил парень, не обращая внимания на возглас нервной соседки, — вам показать?

— Справка? Ты о чем, парниша? Какая на хрен справка? — полицейский явно не отличался культурой речи, и даже мои родители поморщились от такого обращения.

— Я вам уже сказал, что этот пес мне не принадлежит. Я работаю помощником заводчика в питомнике, а Пирс неудачный приплод добермана. Мне нужно было отвезти его к ветеринару и временно обеспечить уход. Поэтому собака жила у меня несколько дней.

— Давай справку, — пробасил полицейский, и Денис скрылся в квартире.

— Вы должны взыскать штраф за содержание опасного животного в квартире. Если он привел больное животное, тогда это угроза для жильцов, — стала нашептывать мама, но из-за излишней эмоциональности шептать тихо у нее не получилось.

— Хорошо, сейчас разберемся, — недовольно ответил страж закона. Он явно злился, что в воскресное утро его вытащили ради такой ерунды, тем более что вызов оказался ложным.

Денис вышел через пару минут со справкой и мобильным телефоном. Он протянул бумагу офицеру, и тот стал внимательно ее изучать.

— Тут сказано, что животное неагрессивно и не может напасть. Привит. Не является носителем заразы для человека и других животных. Из-за удаления голосовых связок собака не лает, поэтому не будет шуметь, — не отрывая глаз от справки, проговорил полицейский.

— Если вы мне не верите, я дам вам номер заводчика. Позвоните, и вам подтвердят, — Денис стал копаться в своем телефоне, а потом протянул его офицеру.

— Сейчас узнаем. Со своего только позвоню, — мужчина в форме достал старенький, кажется, еще кнопочный, сотовый. — Добрый день, офицер Чаплыгин, УВД Покровское.

Полицейский замолчал, слушая ответ, а я только заметила, что до крови прокусила загрубевшую кожицу указательного пальца. Дурная привычка — грызть ногти и заусенцы, когда переживаю.

— Скажите, у вас работает Власов Денис Сергеевич?

Власов Денис Сергеевич… Красивая фамилия и очень ему подходит. Улыбнувшись своим мыслям, я посмотрела на парня. Казалось, его совершенно не заботило, что происходит вокруг. На его лице не дрогнула ни одна мышца. Видимо, потому, что Денис все просчитал и знал, что офицеру подтвердят подлинность справки, что оправдают содержание собаки в квартире, что мои родители останутся в дураках.

— Чтобы больше от соседей жалоб не получали, — грубо кинул офицер и, отвернувшись от Дениса, нажал кнопку вызова лифта.

Парень ничего не ответил и молча ушел к себе в квартиру, а мои родители стали наперебой извиняться перед полицейским. Я же, почувствовав облегчение, что все закончилось благополучно, пошла на кухню, чтобы не выдать родителям своей слежки. Вот только остывший омлет не вызвал аппетита, а запах фруктового чая снова нагнал тошноту. Завтрак отправился в мусорное ведро. Когда родители вернулись, я домывала тарелку. Они тут же прошли на кухню еще раз со мной поздороваться, но как только увидели меня, замерли на пороге.

— Алиса, детка, ты как себя чувствуешь? — заволновалась мама и, подойдя ко мне, положила ладонь на лоб. — Не горячая.

— Все нормально, — ответила я и слабо улыбнулась, но почувствовала сильное головокружение и негромко простонала.

— Что случилось, дочка? — нахмурился отец.

— Неважно себя чувствую. Голова болит и кружится, — призналась я.

— Наверное, опять давление упало. Идем в комнату.

К сожалению, я действительно иногда мучилась от низкого давления, но сейчас все усугублялось ужасной бессонной ночью, переживаниями и чувством вины за свой грязный поступок. Мама усадила меня на диван, а папа закрепил рукав тонометра. Давление оказалось катастрофически низким, поэтому мама напоила меня крепким кофе и отправила отдыхать, надеясь, что к вечеру полегчает, но мое состояние не изменилось.

— Алиса, хочешь завтра остаться дома? — учтиво поинтересовался папа, словно я не его родная дочка, а чужой человек, которому он предлагает чашку чая.

— Паш, у нее ЕГЭ в конце года, а ты хочешь, чтобы дочь прогуливала? — нахмурилась мама.

— Цыц! — рявкнул отец, не поворачиваясь к жене. — Алиса, ну так как?

— Я бы осталась… — тихо проговорила я.

— Ладно, милая, один день пропустить можно, — сдалась мама, понимая, что осталась в меньшинстве.

На самом деле я знала, что утром мне станет лучше и можно будет идти в школу, но родителям соврала. В голове созрел безумный, отчаянный план заявиться к Денису, как только мама и папа уедут на работу. У меня даже был повод — узнать про Пирса.

Оставшись одна в комнате, я укуталась в одеяло и вышла на балкон, устроившись в своем любимом кресле. Сентябрь все больше напоминал осень и холодным ветром врывался в застекленную лоджию. По Яузскому бульвару, как и всегда, прохаживались люди, а машины толпились, образовывая небольшую пробку на перекрестке. Еще совсем недавно я с любопытством наблюдала за городской жизнью, для меня это было чем-то сродни развлечению, но сейчас это занятие казалось совершенно неинтересным. Все мое внимание сосредоточилось на голом, необжитом балконе с пустыми кашпо, где когда-то Карповы выращивали душистый табак. Я ждала, что на балкон выйдет Денис. Он же курит и, скорее всего, делает это не в комнате. Мысленно я продумывала стратегию поведения, когда это произойдет. Но на улице уже смеркалось, в шестнадцатой квартире зажегся свет, а Денис так и не показался.

Одеяло уже не согревало, и ноги совершенно заледенели, несмотря на то, что на мне были надеты теплые носки. Отчаявшись увидеть соседа, я уже собиралась уходить, как все-таки его балконная дверь открылась. Денис вышел в одной футболке, и мне за него стало холодно. Он прикурил сигарету и выбросил вниз спичку. Было так непривычно видеть курильщика без зажигалки…

Меня сосед не заметил. Он вроде бы внимательно смотрел, как гнутся ветви деревьев на ветру, но, казалось, был где-то не здесь. Стало так интересно узнать, о чем он думает… Сбросив с себя одеяло, я высунулась на улицу, надеясь таким образом привлечь его внимание. Мне было стыдно самой помахать рукой, поэтому я надеялась что так, он сам меня заметит. Но Денис даже не повернул голову в мою сторону. Тогда я высунулась еще сильнее и все же помахала, но и это не привлекло внимания парня. Позвать его я не решилась, боясь, что родители услышат, и тут поняла, какая же я глупая: на улице темно, а в моей комнате не горит свет. Денис просто не видел меня в темноте. Я быстро забежала в спальню, щелкнула выключателем и вернулась на балкон, вот только соседа уже не было.

Было обидно, но я лелеяла мысль, что завтра сама приду к Денису, увижу его, мы поговорим и даже договоримся общаться. Конечно, втайне от моих родителей. Да, мне нечего предложить парню, кроме разве что своего хорошего отношения, но разве это плохо? В глубине души я надеялась отнюдь не на дружбу, но о большем могла только мечтать.

Я проснулась рано утром, как обычно вставала в школу. Только родителям не выдала своего пробуждения, чтобы меня не заставили идти в школу. Пока мама и папа были дома, я тихо читала книгу, но стоило двери хлопнуть, как тут же поспешила в ванную. Я умылась и причесалась, но когда стала плести косу, яркой вспышкой в памяти всплыла фраза Дениса, что ему нравятся мои распущенные волосы… И я волнами уложила их на плечи. Но этого мне показалось мало. Как самая настоящая преступница, я залезла в мамину косметичку и достала тушь. Мои пушистые длинные ресницы с рождения очень светлые, поэтому почти не выделялись на лице. Мои глаза стали в миллион раз выразительнее, когда подкрасила их маминой «Шанелью». Такой я себе нравилась по-настоящему. Пусть и не красотка, но точно симпатичная, жаль только одежда была слишком невзрачной.

Говорят, когда девушка чувствует себя привлекательной, она становится увереннее. Возможно это и так, но только не в моем случае. Я долго не могла решиться выйти на лестничную площадку. Отрепетированная ночью речь вдруг вылетела из головы, ладошки от волнения вспотели, а кончики пальцев ног, напротив, заледенели. Набрав в легкие побольше воздуха, я закрыла глаза, веря, что так смогу успокоиться. Жжение в легких сработало катализатором, и я, не медля ни секунды больше, вышла и позвонила в квартиру напротив.

Казалось, что время тянулось бесконечно. Минуты стали резиновыми и вместо того, чтобы кончаться, растягивались в неимоверно длинные нити. Я позвонила снова, но мне никто не открыл. Конечно, я должна была это предвидеть. Ведь Денис говорил, что работает, поэтому вполне логично, что в восемь утра понедельника его не было дома. Только почему-то это объяснение совсем не успокоило. Я расплакалась, как маленькая девочка, напрочь забыв про свой первый в жизни макияж. До вечера просидев в коридоре в надежде, что Денис вернется раньше моих родителей, я так и не дождалась соседа, а когда в половине одиннадцатого ложилась спать, в шестнадцатой квартире свет все еще не горел.

Прогуливать уроки дальше мне никто не позволил, поэтому каждый день, придя со школы, я усаживалась на балконе и наблюдала за квартирой напротив. Конечно, днем Дениса не было, но и вечером он не возвращался. Можно было подумать все, что угодно, но только у меня в голове возникали самые страшные мысли. Я боялась, что мать сдержала слово и выжила из дома нового соседа. В пятницу вечером за ужином, набравшись смелости, я решила прямо спросить родителей про Дениса.

Related chapters

Latest chapter

DMCA.com Protection Status