6 Топлюхин пруд

– Кстати, а что за странное название? – подозрительно спросила Рыжая.

Местечко, куда они направлялись,  давно не давало ей покоя.

– Ну, слушай, ещё одну байку расскажу!  – добродушно отозвался Ворон. – Как обычно со страшным финалом.

Жил тут года три назад один почтенный эрр. Была у него мельница, хозяйство всякое и молодая жена. Красивая, любимая, а кроме того, ещё года не прошло, как она родила ему долгожданного сына.  У самого-то мельника голова давно побелела, и отнюдь не от муки. Но трудился он как бык в поле. Всё, чтобы любимая жёнушка как сыр в масле каталась! Да и будущему наследнику хотел оставить такое состояние, чтобы тот его после смерти не попрекал. Не покладая рук, мельник этот в  поле за лесом хлеб выращивал, а потом сам его и молол, и  увозил в Митувин продавать…

На горизонте тучи собирались в сизую стаю. Солнышко стремительно катилось к горизонту. Настя ехала бок о бок с Эливертом, глядела искоса, слушала очередную историю и где-то на задворках сознания подсчитывала, сколько же  увлекательных рассказов  ей уже поведал этот  вроде бы презирающий менестрелей человек.

– И  вот, в один прекрасный день (крайне удачный для торговли, но весьма не удачный для всего прочего!) мельник отправился как обычно на рынок. Ему  повезло продать всю свою муку разом  – подвернулся какой-то прожорливый богатей! На радостях тот купил подарков жёнушке и поспешил домой.

 Ну и, видать, не вовремя явился! Пошёл ставить лошадей, а там, на сеновале, какой-то молодчик ублажает его ненаглядную. Разум у бедолаги помутился от ревности. Взял он топор, неудачно подвернувшийся ему под руку, да и зарубил обоих полюбовников. Потом утащил то, что осталось, и выбросил в пруд. Но на этом не успокоился!

Видно, прозрение нашло на старика – поглядел на спящего малютку, да и не усмотрел в нём ничего своего. «Эх, и сына жена нагуляла!» – решил мельник. И так ему опостылело всё тотчас! Взял он колыбель,  мешок зерна, пошёл на берег. Да и утопил бедное дитя, а потом и сам в воду сиганул, вместо камня привязав на шею мешок  с пшеницей.

– О, Небеса! Эливерт, у тебя есть хоть одна сказка со счастливым концом?

– Конец не может быть счастливым. Всякая жизнь завершается на смертном одре. А что там может быть счастливого? Нет уж, конец – есть конец!

Но это ведь не сказка! История правдивая. И место это назвали Топлюхин пруд после того, как четверых мертвяков выловили из него…

– Слушай, но если этот мельник всех убил – кто же рассказал, как дело было? – возразила Романова.

– Ясно-понятно, по следам разобрались. Лошадь он не распряг, в сарае всё в крови, топор валяется, шмотки жены рядом.  Молодуха эта с любовником голышом в пруду плавали. Мельник  тоже  не глубоко утоп, с мешком на шее. А потом и колыбель нашли у плотины на дне. Он туда камней нагрузил. Скотина! А тело младенца к берегу прибило. Были те, кто в очевидное верить не хотел. Говорили, кто-то убил счастливое семейство и следы замёл. Некоторые даже болтали, что какая-то нечисть их пожрала. Но, поверь, Рыжая, страшнее человека зверя нет!

С тех пор на мельнице никто не жил. Место вроде неплохое, но дурная слава никого туда не пустила. Даже путники там останавливаются только самые отчаянные, если уж дальше ехать вовсе нельзя – непогода застанет, к примеру. Говорят, что призрак мельника до сей поры бродит там по ночам. Выходит из озера, босоногий, бледный, в тине, и шлёпает на мельницу, оставляя мокрые следы. Ищет кого-бы ещё утопить в пруду. А в новолуние и убитые им являются на берег. И вся история повторяется снова и снова, лес наполняется криками и стенаниями. Сегодня, кстати, новолуние… Все здравомыслящие люди обходят это место стороной, и лишь безумные смельчаки рискнут заночевать на брошенной мельнице.

Настя прыснула смехом, хоть история и получилась невесёлой:

– А мы с тобой – смельчаки? Или всё-таки просто безумные? Ты мне на кой это всё рассказал?! Чтобы я к тебе под бочок спать легла, спасаясь от покойного мельника?

– Я это к тому, что мы будем в стороне от людей и дорог. А нам это сейчас на руку, если всё-таки в Ялиоле не успокоятся и попробуют нас изловить. Маловероятно, конечно! Но бережёного Мать Мира бережёт! Вот и всё, что я хотел. Но местечко я тебе, пожалуй,  всё-таки нагрею… – мечтательно закончил атаман.

***

Добрались до мельницы засветло.

Но уже вечерело. Сизые сумерки  ютились под сводом небольшого леса, по которому пролегала узкая дорога, поросшая бурьяном и разбитая. Природа быстро возвращала своё: отвоёванное людьми пространство за три года поросло быльём  и грозило ещё через пару лет превратиться в непроходимую глушь. Зато сам лес радовал  глаз! Ещё издали Настя заметила изумрудный островок посреди бледного однообразия равнины, словно буйно расцветший  оазис в мёртвой  пустыне.

 Дорога вынырнула из зарослей орешника на берег ручья, повеяло сыростью и прохладой.

Тут Насте и открылся  вид на Топлюхин пруд во всей своей мрачной красе. Бывают такие места, от которых мороз по коже, но при этом ты понимаешь, что это и есть истинная красота. Что-то трагичное и горькое в каждом мазке застывшего живого полотна. Что-то тёмное и мрачное в упавших на землю тенях. Есть какое-то бессильное  отчаяние в поникших ветвях деревьев, что-то зловеще притягательное  в застывшем зеркале вод. Что-то магическое, завораживающее, как будто время остановилось, чтобы навеки  сохранить это непередаваемое ощущение великолепия. 

А какой унылой тоской несёт от пустого дома! Некогда в нём бурлила жизнь, наполняя его светом и пробуждая его собственную душу. Настя всегда старалась держаться подальше от брошенных домов. Ей даже на кладбище было уютнее!  Оставленные дома похожи на бродячих собак – нечеловеческая тоска застыла в пустых глазницах тёмных окон, словно упрёк всем живущим. Тоска и могильный холод.

Пейзаж, представший сейчас путникам, как раз был из разряда этаких пугающих готических полотен. Тёмная водная гладь Топлюхина пруда, как чёрный опал в обрамлении изумрудных зарослей, поблёскивала где-то в глубине золотистыми искрами. Сложенная когда-то искусственная запруда из камней и брёвен по сей день удерживала в повиновении эти воды. Лишь  небольшая их часть  неистово вырывалась в специально оставленные шлюзы  и устремлялась дальше весёлым каскадом по камням, поросшим мхом. Но ниже поток слабел, замедлялся и превращался в унылую заболоченную лужу, поросшую ряской и камышами.

Проложенный по кромке плотины  узкий  настил из нескольких брёвен позволял перебраться на другой берег пруда. Выглядел он достаточно надёжно, но Эливерт всё равно придержал Ворона, прежде чем ступить на это сомнительное строение. Оглядел мостик, свесившись в бок с седла, и только потом осторожно повёл жеребца вперёд.

– Медленно езжай! Бревна скользкие, – предупредил он Дэини.

Но Искра в подсказках не нуждалась – она была на редкость умной лошадкой и  сразу поняла, как следует ступать.

Отсюда, с запруды, уже хорошо была видна сама мельница. Мрачное строение, слегка обветшалое, но всё ещё гордо возвышающееся на самом берегу. Одно небольшое окно его смотрело в лес, а высокое крыльцо-терраса протянулась вдоль берега. Огромное колесо с почерневшими от воды лопастями  размером не уступало самой мельнице.

Дальше  виднелись  какие-то не то столбы, не то колья. Нестройным рядком они исчезали в кустах, в изобилии покрывавших небольшой холм, начинавшийся прямо  за мельницей.  С другой стороны к строению притулился покосившийся навес. Бревенчатый настил, вроде того, по которому они ехали, построенный  на манер пирса над самой водой, частично сохранился у самого мельничного колеса и у резного крыльца.

Местечко было, конечно, атмосферным! Настя успокаивала себя тем, что всё дело в самовнушении и рассказанной Эливертом страшилке, но всё-таки первое впечатление от брошенной мельницы можно было описать как слегка пугающее.

Поэтому она искренне обрадовалась, когда атаман заговорил. Запруда осталась позади, они вновь сошли на твёрдый берег, и теперь можно было без опаски глазеть по сторонам.

– Видишь эти шесты там? – Эл махнул рукой в сторону покривившихся столбов.

– Надеюсь это не виселицы? – скривилась Романова, в ожидании очередной пугающей байки.

– Это жёлоб был. Там в лесу, под холмом, бьёт несколько мощных ключей, их вода и питает пруд. Когда мельница работала, ручей по жёлобу бежал и падал на колесо. Оно вращалось и перемалывало зерно. Потом растащили всё на дрова одинокие ненормальные путники, вроде нас.  Никогда на мельнице не была?

– Нет конечно! Я за хлебом в магазин бегала, – Настя отвлеклась от страхов и разглядывала с интересом деревянное строение, до которого оставалось несколько шагов.

Эл обернулся, приподнял бровь.

– Ну, это вроде рынка…  Лавка! Так точнее будет, – пояснила она. – Знаешь, а мне тут даже нравится! И искупаться можно, да?

– А утонувшего мельника не боишься? – хмыкнул Эливерт, спрыгивая с седла.

– Вечно ты всё испортишь! – покривилась Настя. – Не боюсь я никаких призраков. Я в них не верю! 

Тоже хотела спрыгнуть, но атаман с чего-то вдруг решил ей руку подать и помочь. Настя не стала отказываться и, лишь соскользнув  в его объятия, догадалась, в чём, видимо, крылся подвох.

 Он, впрочем, отпустил сразу же и, отдав ей повод,  продолжил:

– Тут и без мельника не поплаваешь. Вода слишком холодная! Говорю же, родники там бьют. А кругом лес. Не прогревается. Замёрзнешь враз!

Теперь Настя разглядела, что обветшалое строение было как будто двухэтажным. Оно опиралось на толстые сваи, и под самим домом располагался сарай или скорее загон. Потому что, когда Эливерт открыл двухстворчатые двери, Настя увидела внутри тюки сена и что-то вроде стойла.

– Это нашим лошадкам, – улыбнулся он.

И увёл  тех внутрь, невзирая на протесты Искры. Кобыла как раз приглядела  несколько сочных зелёных кустов и уходить от них не желала.

Настя тем временем осматривала пологий берег, дырявый навес, какие-то бочки, и низкое корыто, врытое в землю неподалёку от крыльца – наверное, раньше из него скот поили, а теперь там скопилась дождевая вода и охапка гнилых листьев.

Высокое резное крыльцо, красивое, как в княжеском тереме, сохранилось лучше всего.

– Пойдём! – пригласил Эливерт. – Заценишь наши  с тобой хоромы! Это даже не трактир… Это замок!

Они поднялись на террасу, нависавшую над водой. И Настя, оглядев удивительную панораму берега, готова была согласиться.

 «По крайней мере, на виллу с бассейном это точно потянет!»

Атаман толкнул тяжёлую дверь, та поддалась, распахнулась со скрипом.

– Милости просим, миледи!  – разбойник отвесил поклон, и Настя шагнула внутрь.

В просторной  светлой горнице было пустовато.  В центре длинный стол и широкая скамья. В одном углу огромный закопчённый  камин. В другом –  пушистая охапка сена.

– Ну, глянь только! На каком постоялом дворе так устроишься? Я буду спать здесь. А тебе настоящее королевское ложе достаётся!

Назвать широкие нары у стены, напротив очага, «ложем», да ещё и «королевским»  – тут надо было подключить воображение. Но Насте   часто приходилось спать вообще на голой земле, так что это действительно была роскошная постель, тем более что на ней ещё и какой-то тюфяк сохранился. Довольно мягкий на вид и  даже мышами непопорченный.

–  Тут, в самом деле, здорово! – Настя улыбнулась, снимая плащ. – Сыровато только…

– От воды тянет. Надо очаг растопить! Станет сухо и тепло.

Эливерт скрылся за перегородкой, отделявший основную часть комнаты от…

Кстати, а что там?

Голос его долетал теперь приглушённо:

 – А то ещё погода портится! Сегодня ночью будет дождь…

– Сегодня ночью будет дождь…  Да что-то ты ему не рада! Чтоб не случилось, не стряслось – я буду рядом![1] –  промурлыкала себе под нос  Настя песенку из своей прошлой жизни, и следом за Эливертом  заглянула за ширму.  – Ух ты!

На миг Рыжей показалось, что она оказалась внутри гигантских часов.  Какие-то шестерёнки, круги, подвесы, балки, механизмы. И всё это выглядело просто фантастически! Романова действительно никогда не бывала на настоящей старинной мельнице. И даже сейчас, в нерабочем состоянии и запустении, всё это производило впечатление. Девушка застыла с открытым ртом, как ребёнок перед новогодней ёлкой.

– Да! Вот, собственно,  сама мельница, – Эливерт открыл крышку  какого-то потайного лаза и теперь нагребал оттуда охапку дров. – Это вот жернова, они зерно и размалывают. Ворот, цепь на нём – мешки поднимать наверх. А там жёлоб…

– Эл, я примерно понимаю. Не порти сказку! – Настя осторожно  потрогала гигантский каменный круг.

Эливерт стоял рядом, смотрел на неё чуть снисходительно, но с доброй   улыбкой.

– А там что, наверху? – девушка заприметила узкую крутую лестницу в углу.

– Тоже жилая комната.  Но лучше туда не ходи!

У Насти глаза стали круглыми от испуга:

– Только не говори, что он их там! Эл, ты же сказал – в сарае! Там что, кровища до сих пор?

– Рыжая, какой ты ещё ребёнок! – умилённо покачал головой атаман. – Там крыша прохудилась. И всю осень вода бежала прям на лестницу. Она подгнила из-за этого. Полезешь наверх и шею свернёшь! Оно мне надо?

Эливерт ушёл растапливать камин, а Настя ещё пару минут стояла, заворожённо глядя на поразившую её конструкцию.

Когда она вышла в горницу, Эливерт возился у очага. Она присела на краешек стола, наблюдая за тем, как он разводит огонь. Атаман заглянул внутрь, проверяя дымоход, потом поленом сгрёб в сторону горку золы. И, наконец, принялся аккуратно складывать поленья, одно за другим, размерено, не торопясь. Настя смотрела на движения его рук: выверенные, спокойные, никакой суеты, ничего лишнего. Это завораживало посильнее устройства загадочных шестерёнок и жерновов. Даже не скажешь, что этот хозяйственный  неспешный мужчина в один миг может стать  опасным,  стремительным, неуправляемым, как лесной пожар!

«И чего я на него так взъелась тогда? Подумаешь – поцеловал! Он меня от этих уродов спас. Заслужил один поцелуй принцессы!  И вообще, это вышло случайно. Не совладал с эмоциями… Зашкалило! Накрыло! Он же был тогда, как взведённый курок! Да я и сама хороша!»

 Анастасия как зачарованная не сводила взгляда с его рук, вспоминая  прикосновение тонких пальцев к её коже.  Не могла оторваться  от созерцания этих точёных плеч,  задумчивого лица. Каким оно становится без привычных ухмылок и шутовских масок!

«У тебя очень красивый мужчина!» – слова Фамиры всплыли в памяти сами собой.

Нет, не у тебя. Очнись, Настёнок! Вы же взрослые люди. Так не веди себя, как дитя! Поцеловались и забыли. Впереди дорога дальняя, не усложняй жизнь ни себе, ни ему. Или тебе нравится эта игра? Ну, признай, тебя забавляет это! Вот он – такой сильный, дерзкий, непокорный – а ты его почти приручила! Он открывает тебе душу. И не боится поворачиваться к тебе спиной. А ведь у него есть основательный повод не верить людям… Особенно, женщинам! Разве тебе не льстит эта власть? А что ещё? Что, кроме этого?

Да ничего! Просто красивый мужчина.

Странная красота, её ни сразу замечаешь. Но разглядев… Слишком красивый, чтобы взять и отвести взгляд!

Эл почувствовал это спиной – её пристальное внимание, отголоски мыслей. Обернулся, чуть удивлённо, не понимая:

– Что?

Одним скользящим  движением выпрямился в полный рост, словно перетёк расплавленный металл, застыл, как кобра, перед броском. В серых стальных глазах ожидание, недоумение, надежда…

– Ничего! – Настя нервно улыбнулась. – Пойду… По берегу погуляю…

Она стремглав метнулась к выходу, проскочила  под самым носом у озадаченного атамана. Тот проводил её долгим взглядом, постоял ещё немного и, наконец, вернувшись к камину, зажёг огонь.

«Дура! Какая же ты дура! – мысленно ругала Настя саму себя, решительно шагая к тёмной кромке воды. – Думать надо, на кого и как смотришь! Контролировать себя. Нашла с кем в игры играть! Этот  парень всегда готов. Ему только повод дай! Хотя он и без повода… Тоже всегда готов. Плевать ему на поводы. Ему не повод, ему доступ к телу нужен. Блин, ведь сама смеялась над всеми этими курицами, что к нему так и липнут! Ах, Эливертик, дорогой! Посмеялась? Впредь наука тебе будет – не надсмехайся над скудоумными! Сама от них недалеко ушла.

И на что попалась-то? На жалость! Лучшая приманка женщины. Послушала его сегодня, посочувствовала. И всё! Мне уже не хочется его убить. Любить хочется. Утешить бедного! Ведь он такой славный, а никто это не знает толком, не понимает его. Блин, ну, какая же дура!»

Грязь громко хлюпнула под ногой. Настя остановилась. Она уже почти до запруды дошагала. С досады на саму себя топала, не разбирая дороги, пока не залезла в какое-то болото. Настя огляделась, ища пути отступления. Да уж, болото – так болото! Вон как глубоко чьи-то следы  отпечатались!

Чьи-то следы? Откуда им тут взяться? Снова хлюпнула грязь под ногой. Не её ногой.

 Настя замерла на месте. В недоумении она смотрела на смутно знакомое бородатое лицо, отразившееся в чёрной глади Топлюхина пруда. «Откуда я его знаю?  Где-то точно видела! Только… темно было, – эта нелепая мысль успела прийти ей в голову за секунду до того, как Настя успела осознать и испугаться:  – В Кривом переулке, за «Золотым гусем»!»

***

Не иначе сглазил кто-то Романову! А как ещё объяснить эту чёрную полосу неудач, обрушившихся на бедную девушку? Ведь расскажи кому, не поверят. Второй  раз за два дня! Опять её жизнь висит на волоске.

Настя силилась сосчитать, сколько их всего. Но незнакомые  мрачные рожи  всё время перемещались, мельтешили, пока её куда-то тащили волоком, потому   она никак не могла сосредоточиться. Ей казалось – вокруг целая армия.

 Пока её не били, но всё время швыряли, хватали, пихали,  и её безуспешные попытки хоть как-то сопротивляться результата не дали. Наконец безумное движение закончилось. В густых зарослях ивняка  её  поставили на ноги, скрутив  руки за спиной.

На какое-то мгновение Рыжая  получила возможность отдышаться и осознать, что произошло. Понимание ситуации повергло её в полнейший ужас. Тогда, во тьме ночного Ялиола, ей тоже было страшно, но только теперь стало ясно, что такое настоящее отчаяние. Она тогда даже не успела сообразить, что надо от неё грабителям. А вот сейчас она очень хорошо понимала, кто эти люди,  и чего они хотят.  И сколько их тоже догадывалась…

У Насти подкосились ноги, когда она рассмотрела незнакомца, шагавшего вразвалочку прямиком к ней. Она прежде никогда его не встречала, и никто ей не описывал этого человека. Но сейчас  она могла бы побиться об заклад, что знает его имя.

А ещё она знала, зачем он пришёл – за новой кровью, которой ему всегда будет мало! Потому что навстречу ей шагало ненасытное чудовище. Он даже заговорить не успел, а Настя уже поняла – вот теперь влипла по-настоящему! Из этих рук живой ей  не вырваться!

– Ну-с! Покажите, что за новую зверушку завёл себе Эливерт?

Голос незнакомца был полон яда. Вот он выглядел как раз так, как в понимании Романовой должен был выглядеть предводитель банды. Невысокий, вроде и не жирный, но крепкий, широкий, плотный, квадратный какой-то. Светлые волосы с проплешинами. Неприятные маленькие глазки. Взгляд колючий, с прищуром. Широкий нос,  капризно изогнутый  рот, зубы кривые, рыжеватая щетина. В самом деле, похож на старого хряка! И, самое главное, выражение глубочайшего презрения ко всему миру, брезгливой маской застывшее  на обветренном лице. 

– Гляньте, какая славненькая! А волосы! Видно, Ворон золотишко не только в кошеле любит. А мы ей хотели перо под ребра… Дурачьё! Хорошо, что Ог не успел! Разве можно такую в расход!  Я думаю, ты нам ещё сумеешь быть полезной, да?  Рыбку завсегда лучше на живца ловить! Тогда можно и что-то покрупнее, посолиднее выудить. Ну, а если дело не пойдёт, и никто не клюнет, так и мы не побрезгуем. Вон у меня  голодных  сколько! Как думаешь, всех выдержишь? Ночка тебя сегодня ждёт долгая.

Он протянул мускулистую руку с короткими толстыми пальцами, собираясь вытащить кляп из её рта.

– Кричать же не будешь? – почти добродушно спросил  этот мерзкий  тип. – Ты же понимаешь, даже если он бросится тебя спасать, всё равно не успеет. Только пискнешь – убью сразу! Мы тут, а Ворон твой пока прилетит… Да, и полетит ли? Я бы вот не стал. Ты, конечно,  девочка ладная, птичка золотая, такую всякий захочет. Но настолько, чтобы шкурой своей рисковать? Новую девку завсегда найдёшь, а новую жизнь на ярмарке не купишь! Я бы не пошёл за тобой. А он? Как думаешь, бросит тебя твой атаман пропадать или сдастся?

Кляп наконец-то вынули, но Рыжая молчала. Кричать действительно было бесполезно. Всё было бесполезно!

 Она не верила  в то, что Эливерт оставит её в беде. Она бы никогда в это не поверила! Чёрт возьми, такого просто не может быть, чтобы он бросил её умирать! Да ещё так страшно – среди этих грязных псов.

Но, даже если он попытается ей помочь, что он сможет? Их  должно быть двенадцать человек – он один. Сначала убьют его, а потом  её. И они оба всё равно погибнут. Но как же так?! Должен же быть выход!

 Не в этот раз, Настя! Сегодня ты умрёшь! Причём так, что будешь жалеть о том, что тебя не зарезали тогда по-быстрому за трактиром.

– Зная Эливерта, я даже не надеюсь, что он придёт раньше, чем мы начнём применять особые методы убеждения. А мне, если честно, не хотелось бы завести дело слишком далеко… Бывают последствия необратимые. К примеру, ты можешь лишиться своих красивых глаз или нежных пальчиков,  ручки  или даже двух, пока мы будем ждать того волшебного мига, когда в трусливой душе Ворона пробудится благородный  герой! А на что ты мне потом без глазок и ручек? Я же не извращенец.  Что скажешь, ты достаточно ценная наживка, а? Что будет сильнее: его привязанность к тебе или его страх предо мной? Он  ведь боится, да?

– Ворон никого не боится! – с вызовом бросила в лицо этому гаду Настя.

Она сейчас сама была готова в это поверить. Ей надо было верить хотя бы в Эливерта. Потому что от собственной смелости уже не осталось даже тени. Надо было говорить дерзко,  гордо подняв подбородок, стоять натянутой стрункой, расправив плечи, несмотря на сведённые за спиной руки,  и не отводить взгляда. Потому что это был единственный шанс не сломаться окончательно, не впасть в истерику, не потерять себя!

– Боится, – покачал головой тот. – Потому что знает меня. И ты боишься тоже. Ты ведь тоже знаешь, кто я? Знаешь, как меня называют?

– Свиньёй, кажись! – хмыкнула Романова, пытаясь изобразить одну из презрительных гримас Эливерта.

Секач замахнулся неторопливо и наотмашь ударил  её по губам. Не так чтобы очень сильно, но в голове зазвенело, в глазах  радужные круги заплясали, и во рту тотчас появился солоноватый привкус крови.

Опять по несчастной  головушке! Впору было потерять сознание. Но падать в обморок в компании этих головорезов, было ещё страшнее, чем оставаться в сознании. Хотя, очень может быть, что скоро  она будет мечтать  о том, чтобы забыться и не чувствовать, что с ней творят.

Словно подтверждая эту мысль, Лахти покачал головой:

– Зубастая, значит?  Смелая! Ты не торопи время! Успеешь ещё, всё успеешь. И смелую из себя построить, и порыдать, и покричать! А потом будешь умолять только об одном, чтобы мы дали сдохнуть поскорее  твоему атаману, и тебе самой! Но мы спешить не станем. Я слишком долго его искал! А тебе просто не повезло, золотая девочка! Жаль, да ничего  не поделаешь! Ну что, пойдём проверять, действительно ли ты золотая? Сколько ты стоишь в глазах Эливерта?

Прокравшись по лесу, они обошли мельницу со стороны холма. Звонкие ручьи, весело подпрыгивая на камнях, торопливо бежали  вниз по склону.  И это журчание  заглушало шаги разбойников, и без того острожных, как волки.

Лахти что-то шепнул похитившему её бородачу. Он и ещё один,  из шедших впереди,  свернули в сторону и направились к сараю,  притулившемуся позади мельницы.  Остальные двинулись к бревенчатому пирсу – прокравшись по нему, можно было оказаться у самого крыльца. «Решили окружить дом и отрезать пути к отступлению!» – догадалась Настя.

Девчонка насчитала их семеро. Получалось, что всего в шайке  девять человек.  Не сходилось как-то…

Кляп ей вернули, а вот руки так и не связали. Но с двух сторон Настю конвоировали молодчики, один вид которых отбивал желание куда-нибудь ринуться. Деревянный настил, узкий и местами довольно скользкий от набегавших волн, не позволял идти группой. И шайка быстро вытянулась в цепочку. А один из двух бандитов, тотчас вывернул ей руку, так что очень захотелось взвыть. Осторожно, как крысы,  они пробирались мимо мельничного колеса,  всё ближе к террасе и входу в дом.

Настя шла понуро, как замученный работой мул. Она понимала, что все дьявольские речи Лахти имели только одну цель – напугать её, повергнуть в отчаяние. И ему удалось добиться своего!

Он вообще мог ничего не говорить. Насте было достаточно вспомнить, как вздрогнул Эливерт в доме Ферлаада, узнав, кто идёт по его следам. Или просто посмотреть по сторонам.

 Она всё отчётливее понимала – это конец всему! И молить Небеса можно было только о том, чтобы всё закончилось поскорее! Но каждый раз, когда Настя поднимала глаза на окружавших её бандитов, и эта слабая надежда таяла.

Тот, кто сказал однажды, что ожидание смерти, хуже самой смерти – несомненно, был прав. Господи, а как же жить хочется!

Ещё вчера они с Эливертом считали себя везунчиками – куда делась та удача?! Но ведь он всегда находит выход даже из самых безнадёжных ситуаций! Он, гад такой, просто обязан придумать что-нибудь! Да, знал бы он ещё, что уже пора искать этот выход… Он ведь там греется себе у камина и не подозревает, что его потихоньку берет в кольцо банда лютых отморозков.

Позади кто-то  оступился на скользких  брёвнах,  чуть не свалился в воду и налетел на конвоира Рыжей. Тот едва удержался на ногах, выругался в полголоса, пытаясь вернуть себе равновесие. На одно короткое мгновение он выпустил Настю из своих лап.

Та почти не колебалась – на это времени не было. Всё равно убьют ведь, а так хоть какой-то смысл, не напрасно с жизнью расстанется!

Она вырвала кляп и закричала:

– Эл! Лахти здесь!

Первый же удар сбил с ног, второй – вот гадство! – показалось, что он пришёлся сразу на всё тело! Настя сжалась в комочек, слезы брызнули из глаз. Но, к её удивлению,  третьего удара не последовало.

– Подними её! Теперь уже что таиться? И кляп выбрось – скоро мне будет нужен её голос… – громко сказал Секач, недобрая улыбка скривила его некрасивый рот.

И пошёл вперёд, уже не таясь, словно король в окружении свиты.

– Тук, тук, тук! А мы к Вам! Эливерт, друг дорогой, где же ты? Хотел сюрприз тебе устроить, но твоя шлюшка его испортила. Я смотрю, она – не очень послушная девочка? Зато какая милая! 

Лахти поднял руку, подавая знак своим. И Настю тотчас подтащили поближе. Они стояли на бревенчатом помосте, рядом поскрипывало на ветру колесо. Лахти говорил, пристально смотря на крыльцо и окна мельницы, но временами и по сторонам поглядывал. Остальные просматривали весь периметр пруда. Секач безжалостно вцепился Дэини в  горло, подтащил к себе, заставляя пригибаться под его собственный рост. Дышать получалось. Но цепкие пальцы сдавливали так больно!

– Ну, где ж ты, Ворон? Невежливо! Гости пришли, а ты не встречаешь! Хорошо хоть хозяюшка к нам сама явилась. А как ты думаешь, она мне угодить-то сможет? Если честно, какой бы ты сволочью ни был, но баб ты выбирать умеешь! Этого не отнять! Эй, Эливерт? Помнишь нашу прежнюю милашку? Хороша была, да? Огонь-девка! Ох, как она стонала и извивалась каждый раз, когда я её обхаживал! А потом она мне рассказывала, что ты шепчешь ей наедине. И мы дружно с ней ржали над этими слюнявыми глупостями. Скажи кому – не поверят, Ворон! Каким же ты был дураком! Атаман Эливерт – посмешище ходячее! Ты вроде жениться на ней хотел, да? На шлюхе, у которой  добрая половина Эсендара перебывала. Ей же ничего кроме твоих денег не надо было. А потом ничего кроме моих денег. Знал бы ты, сколько я ей пообещал за тебя! Ты можешь гордиться собой по праву – так дорого я ни одну голову не ценил! Ты, в самом деле, думал, что у вас любовь? Да она каждый раз скулила, что её от тебя и твоих признаний уже тошнит! Это я заставлял её снова  и снова с тобой спать. Мне просто надо было знать про твои дела всё, а лучшего способа, чем баба в постели,  не придумали ещё. А на этом золотце тоже жениться думаешь? – Лахти отпустил, наконец, Настино горло, но тут же  рванул к себе за волосы. – Ну, где же ты, Эливерт? Отчего не бежишь спасать свою ненаглядную?  Как думаешь, сколько стоит твоя новая девка? На вид хороша! Даже пока непопорченная. Но так-то сложно понять. Попробовать надо! Тебе же для старого  друга не жалко?

Лахти придвинулся так  близко, что Настя почувствовала, как  воняет луком из его мерзкого рта. Она изо всех сил старалась отстраниться от этого борова.

– Только посмей меня тронуть, урод старый!

Лахти только заржал, хотел было ухватить девушку за грудь, но та, изловчившись, успела вцепиться в его руку ногтями. Естественно незамедлительно последовал новый удар.

– Что-то больно горяча девка твоя. Может, её охладить немного? – крикнул Секач. – Фрай, ну-ка, искупайте эту!

Сразу двое разбойников вцепились в Настю, и, оттащив немного  назад, подвели к краю помоста.

– Эливерт, я начинаю терять терпение! Я знаю, что ты  та ещё скотина. Но неужто тебе совсем не жаль свою девку? Или ты всё ещё не веришь мне? Думаешь, я тебя  просто стращаю? Давай, ребята!

Настю в один миг повалили, один держал за ноги, а другой… Макнул головой в пруд! Она едва успела вдохнуть.

Настя прежде никогда не боялась воды. Может потому, что никогда прежде ей не приходилось чувствовать себя так. Беспомощно, унизительно, жутко! Ледяная вода обступила как склеп, из которого не выбраться. Кислород кончался, так хотелось вздохнуть, а нечем. И вот уже вода заливается в уши, в нос, в рот! Повсюду! Булькает где-то в горле, внутри. Проклятье! Как хочется жить!

Мир внезапно вернулся: последние лучи заходящего солнца, пасмурное небо над головой и воздух, такой сладкий, такой свежий, такой божественно прекрасный! Настя закашлялась, отплёвываясь и одновременно пытаясь вздохнуть полной грудью.  Надышаться! Надышаться! Надышаться!

 Жива, всё ещё, жива!

– Чую, в этот раз я прогадал, – разочарованно покачал головой Секач. – Видать, красотка, не стоишь  ты того, чтобы тебя спасать. Эливерт, мне что совсем её утопить? Или  себе оставить? Как думаешь, её на всю нашу дружину хватит?

Разбойники,  напряжено застывшие  до сей поры, дружно заржали.

– Мне уже прям любопытно, чего ты на самом деле стоишь, шлюшка? – хмыкнул толстяк.

– Сам ты  – шлюха! А я не продаюсь, – Настя медленно поднялась на ноги, понимая, что сейчас  наверняка опять ударят.

Но Лахти только покачал плешивой головой:

– А ты упрямая. Это хорошо! С теми, кто упирается, веселее. Ломать дольше – удовольствия больше! Все продаются, рыбка ты моя золотая! Не за фларены, так за что-нибудь ещё. Ты же хочешь жить? Что ты сделаешь, ради того, чтобы остаться в живых?  Чтобы прекратить это всё? Сама продашься или атамана своего продашь? Так всегда бывает – остальное только дело времени. Давайте, ребята! Рыбку в пруд!

Когда-то давно, читая книги и смотря фильмы, Настя всегда сочувствовала  героям, которых пытали. И каждый раз она думала, а чтобы делала она на их месте?

Сидя с очередным романов в руках, легко говорить: «Давай, брат, не сдавайся! Терпи!».  А что делать, когда это тебе под ногти загоняют иголки или ломают пальцы?  Тянут на дыбе? Или вот топят, как её сейчас? Насколько хватит бравады и силы духа?

Придуманные герои терпели,  стиснув зубы, гордо шли на смерть, не проронив ни слова, ни слезы!

 Враньё это всё! Сказки для сопливых романтиков! И  сочиняют  их те, кто сам никогда не стоял на краю пропасти, не чувствовал как леденит кожу  бездушный металл приставленного к виску дула пистолета, не оказывался прижатым к стенке с лезвием, упирающимся прямо в горло. Те,  кого не били и не истязали так жестоко, что даже просто встать или вздохнуть после такого – уже настоящий подвиг!  Когда тебе так страшно или так больно, что, кажется, проще умереть, чем выносить это, невозможно не молить о пощаде!

Настя не была героем эпоса. Она была простой девчонкой, студенткой. Никто не готовил её в спецназ или шпионы. И когда её перевернули вниз головой, подняли за ноги и стали медленно опускать в воду, она извивалась и блажила так, что, наверное, даже в Ялиоле слышен был её нечеловеческий вопль.

И там под водой была только одна мысль – только бы это прекратилось!

Это уже потом, отдышавшись, она взмолилась мысленно:

«Эливертик, миленький, ну, где же ты, сволочь? Спаси меня! Или сделай так, чтобы уже убили. Только бы не мучали больше! Только бы не мучали! Но жить... Как же хочется жить!»

А когда ледяные тёмные воды стали неотвратимо приближаться  в третий раз, она уже взывала во весь голос:

– Эливерт! Эливерт! Нет, не надо! Прошу вас! Эливерт! Помоги! Нет…

Настю снова вытащили из воды и вернули на твёрдую землю, вернее на шаткий пирс. Ноги подкашивались, и стоять самостоятельно было трудно. Но это и не требовалось, конвой не отпускал девчонку ни на минуту.

– Стальной он, что ли, твой атаман? – проворчал Лахти, снова приближаясь к Насте.  –  Даже у меня бы уже душа не выдержала, если бы у меня была душа.

Он порадовался собственной шутке, и тонкие губы скривились в улыбке гиены.

 – А ты, смотрю, охладилась слегка, успокоилась? Теперь покладистей будешь? –  Секач резко  развернулся, обращаясь  к мельнице: – Ворон! Ну ладно, искупали! Это  – детская забава. Но неужели, когда я твою девку  у тебя на глазах отымею, ты тоже  будешь в норе отсиживаться и спокойно  за этим наблюдать? А если мы все  разом?

Берег  и лес ответили ему тишиной.

И Настя сжала зубы и закрыла глаза, когда монстр по имени Лахти буднично добавил:

– Ну что ж! Проверим!

Секач рванул блузку, мокрая ткань затрещала, и грудь выскользнула из красивого декольте, которым так гордилась Рыжая.

– Ребята! Гляньте только! Ишь фигуристая какая! Не зря на тебя Ог позарился!

– Чтоб ты сдох, тварь! – Настя уже не могла кричать и прошептала это тихо-тихо.

– Только после Вас! – ухмыльнулся Лахти, плотоядно облизнувшись. – Что-то  встали мы ни туда, ни сюда. Фрай, Лаван, давайте её на берег! Вон на бревно! И держите! Ворон, тебе там хорошо будет видно, а?

Секач засуетился, торопливо направляясь к берегу. Впереди него шла троица его людей. Рослые молодчики Фрай и Лаван тащили обессиленную Настю. И кто-то ещё плелся сзади.

Что-то булькнуло совсем рядом, словно бросили камешек в воду…

И тут же шмяк, шмяк, шмяк!

Настя неожиданно лишилась поддержки и упала на колени. Вскинула голову и поняла – её отпустили!

 Фрай дёргался рядом, обеими руками зажимая бьющий из раны фонтан крови. А Лаван плавал, раскинув широко руки  и ноги, и из глаза у него торчал арбалетный болт.

Шмяк, шмяк!

Лахти и вся компания ломанулись под прикрытие берега, озираясь и пытаясь понять, откуда стреляют.  Самый последний, тот, что шёл за Настей, не успел добежать – заорал и упал на брёвнах, перекатываясь и пытаясь вырвать  болт из ноги.

Всё это произошло меньше, чем за минуту. Решение моментально пришло к Насте. Более того,  в тот миг ей показалось, что она  отчётливо услышала голос Эливерта. Это была только её собственная фантазия. Но она исполнила приказ, которого невозможно было ослушаться: «В воду!» – и нырнула с пирса, не вставая, словно  спугнутая  рыбаками русалка.

– Твою ж! Девку держи! – заорал Лахти.

Это она ещё успела услышать, а потом ледяная  мгла поглотила её.

Никогда в жизни Романовой не было так холодно – даже в самый суровый трескучий мороз. Словно миллион мелких ледяных зубов впилось в её кожу. Сердце в груди забилось глухо, как набат, норовя проломить ребра и  выскочить наружу. Легкие сдавил спазм, даже будь она на поверхности – дышать вряд ли бы смогла. Ещё чуть-чуть, и она пойдёт ко дну, а всплывать тоже нельзя.

Настя сделала пару гребков под водой, открыв глаза. Что-то тёмное впереди маячило… Колесо! Она сделала ещё рывок и поднялась на поверхность.

Вынырнуть – это  риск опять попасть в руки Лахти, но воздух был на исходе, выбора не оставалось!

В этот раз Рыжей повезло – её пока не заметили. Но здесь, в тени колеса и его крепёжных балок, совсем рядом с бревенчатым настилом, по которому ещё метались разбойники – она не могла прятаться долго. Тем более что ледяные воды Топлюхина пруда беспощадно высасывали из неё жизненное тепло.

Настя уже не чувствовала ноги, а зубы выбивали такое стаккато, что хоть танцуй фламенко. 

– Девку ищите! – рявкнул снова Лахти, вжимаясь  в стену мельницы и задирая наверх плешивую голову.

Тот, что был ранен в ногу, попытался выполнить приказ – свесился с пирса, вглядываясь в воду. Но Настя была как раз у него за спиной. Онемевшая от холода рука соскользнула с лопасти колеса – плеск, такой тихий, что и не различить, но головорез вскинулся словно хищник, развернулся.

– Вот она! Курва!

Он бы схватил её, если бы не нога. Но рана помешала ему быть проворнее – пока вскочил, Настя уже снова ухнула с головой под воду, вынырнула чуть дальше и отчаянно погребла к берегу. Сил не было. Зато очень хотелось жить!

– Тварь! Уйдёт! Стреляй! – заорал Секач одному из разбойников, у которого был лук.

Но тот даже не успел прицелиться, только встал в стойку…

Шмяк! И фонтанчик крови брызнул из пробитого болтом затылка.

– Вон там он! – заорал раненый в ногу, отползая  ближе к колесу. – Из чего он? Владетель его  забери! У него же кроме меча не было ничего.

– А то ты не видишь?  Из самострела! – заорал другой, что прикрывал Лахти, и прицелился из такого же оружия, напоминавшего короткий  арбалет, в указанную сторону. – Я даже догадываюсь, где он его раздобыл…

– У Двурга! Где ж ещё… – Лахти почти взвыл. – Что же  ты творишь,  падаль недобитая? Я с тебя шкуру сниму живьём!

– Поймай сначала! – неожиданно ответила крыша сарая.

– Давай! – тихо велел Лахти  арбалетчику. – У него это последний болт был.

Тот вскочил, прищурился, выстрелил раз, ещё, ещё.

Шмяк! И он вместе с самострелом оказался  в воде.

– Вот теперь последний! – весело сообщила крыша.

Что-то там зашуршало, глухо топнуло.

– Уйдёт скотина! Быстро на берег! – рявкнул Секач, обернулся на хромого: – А ты девку тащи сюда! Она теперь нам вместо щита будет. Или хочешь здесь  сдохнуть?

Настя уже чувствовала дно. Она цеплялась за него руками, но встать на ноги не получалось. Она так замёрзла, что уже не могла шевелиться. И всё-таки чудом доползла до берега, упала прямо в грязь. Она видела, что шайка добежала до берега и скрылась за мельницей.  Через  пару минут они настигнут её.

А ещё, ковыляя по мокрым брёвнам, в её сторону направлялся тот, хромой.

Но Настя  просто не могла встать! Ещё шагов десять и…

Хромой рухнул как подкошенный, из спины торчала рукоять кинжала.

Но он ещё был жив. Приподнявшись на руках, он подтянулся и  упрямо пополз вперёд. 

Эливерт появился как будто из воздуха. Не было, и вдруг – вот он! Склонился над раненым, прижал  к земле коленом и, как тогда, у «Золотого гуся»,  задрав голову бедолаги за волосы, перерезал горло.

До Насти оставалось  несколько шагов, но атаман только бросил короткий взгляд в её сторону и велел:

– Держись позади меня!

Спасибо! Подсказал! А то хотела вскочить и  бежать, или погулять пойти! Она даже встать на ноги всё ещё неспособна.

А Эл уже направился прочь, в одной руке короткий меч, в другой длинный кинжал. Крутанул «мельницу», блеснула сталь. И замер в боевой стойке.

На берег выскочили побагровевший Лахти и светлоголовый бородач, похожий на викинга.

Разбойники застыли  напротив друг друга,  похожие на зверей, не поделивших территорию. Пока ещё примеряются, оценивают друг друга, но через миг уже  полетит шерсть клочками, брызнет кровь, пойдут в ход клыки и  когти.

– Эй, ребята! Сюда все! Он здесь! – громко кликнул Секач.

– Кого ты зовёшь, Лахти? – улыбаясь, спросил Эливерт.  – Больше никто не придёт. Вас только двое. А скоро ты останешься один…

Настя постаралась сесть. Несмотря на слабость и озноб –  получилось. И теперь она смотрела на происходящее рядом, на тропе, не отводя взгляда.

Эливерт умел пользоваться голосом и придавать ему пугающие нотки, если того требовала ситуация – вспомнить хотя бы Кед-хейла из Берфеля, которого он легко поставил на место. Но такого голоса, как сейчас, Настя у него никогда не слышала, и такой улыбки тоже (Слава Небесам!) не доводилось видеть прежде. Таким жутким тоном должна была разговаривать смерть.

– Скольких же ты убил?

– Меньше, чем мне хотелось бы. Я не знаю, как вернуть тебе долг, Лахти! Ведь я не смогу убить тебя сорок семь раз! Только один. А этого слишком мало!

Что-то изменилось на самодовольном лице Секача…

 О, Небеса! Настя могла поклясться, что он испугался! И было отчего.

Если Эливерт не блефует, и все остальные разбойники мертвы…

Настя видела только девять человек, но Орлех говорил о дюжине. 

В любом случае, если Эливерт успел прикончить не только хромого, но и ещё одного, седого, кучерявого, что побежал на берег вместе с Лахти, но, видимо,  отстал от предводителя. Выходит, остался только сам Секач и этот,  смахивающий на древнего скандинава.

 Двое! Разве это сила против Эливерта? Да ему с ними разделаться – раз плюнуть!

«Великая Мать, неужели я всё-таки не умру сегодня? Спасибо тебе!»

Настя даже успела вздохнуть с облегчением. Она ведь не знала,  на что способен этот  коротышка, с виду грузный, неповоротливый, как боров.

И только когда  зазвенели мечи, Настя замерла, позабыв дышать – нет, расслабляться ещё рано!

Лахти и «викинг» действовали так слаженно, словно показывали давно и хорошо отрепетированный танец. Они взяли Ворона в кольцо и методично наносили удары. Сразу с двух сторон. И одновременно.  И будь это не Эливерт, а кто-то другой, не способный драться сразу двумя клинками – он был бы повержен уже со второго удара. Но Ворон вертелся юлой, парировал удары, отшвыривал слишком близко напиравшего белобрысого.

Сбивая  ритм поединка, Секач и его напарник внезапно стали нападать в разнобой. Это оказалось ещё сложнее для обороны, теперь Эл был вынужден разворачиваться спиной то к одному, то к другому. И безжалостно разящий меч Лахти всё чаще проносился в опасной близости от атамана.

Сделав один обманный шаг назад, Эливерт внезапно подался вперёд, ногой нанёс удар в колено «викингу». Громила устоял с трудом, но всё-таки отвлёкся на доли секунды, и кинжал Ворона распорол ему правый бок. Удар оказался скользящим, раненый взвыл от боли, но даже не сбавил силы атаки. Может быть, он просто чувствовал, что отступить или  позволить себя хоть миг слабости – значит умереть наверняка!

Тут же Лахти сделал сразу несколько выпадов и выбил кинжал из рук Эливерта. Вот теперь  вифрийцу приходилось двигаться в два раз быстрее: нападали на него по-прежнему с двух сторон, а отбивался он одной рукой.

Ага! А про старый добрый кулак, забыли?

Получив удар в лицо, Лахти отлетел в сторону. Упал, вскочил сразу же, но затряс головой, приходя в себя. Из разбитого носа и губ густо побежала кровь.

Эливерт, оставшись на минуту один на один с врагом, наконец, перешёл из обороны в атаку. Несколько взмахов клинка – и на груди викинга остался ещё один багровый росчерк. Удар в живот. Блондин рухнул на колени, зажимая распоротое брюхо. В широком завершающем жесте Эливерт рубанул наотмашь – нет, голову не снёс, но от лица осталась кровавая маска.

 Вот ты  и один,  Лахти!

А тот…

Отброшенный в сторону от поединка, Секач понял, что шансов у его напарника нет.

Ждать, чем это закончится… А, смысл?

Не сводя глаз с дерущихся, он торопливо отступал.

В сторону Насти он отступал! И когда она это поняла, вскочила как ужаленная. Откуда только силы взялись?!

 Она не успела досмотреть, как Эливерт нанёс сокрушительный удар «викингу», потому что в это время была занята собственным спасением.

 Лахти обогнул Эливерта по широкой траектории   и шёл теперь к  Насте, не сводя с неё колючего пристального взгляда. Беспомощно оглянувшись по сторонам, девушка попятилась к берегу. Отступать некуда!

Рыжей ничего не оставалось, как двинуть ближе к мельнице и бежать… Застывшие в ледяной воде ноги запинались и путались, но сейчас ей казалось, что она несётся быстрее лани, по узкой тропе, вдоль берега. Спрыгнула вниз, дальше помост – чёрт, какой он скользкий!  Позади трещали кусты, и слышалось хриплое дыхание, словно и впрямь вепрь прокладывает себе путь сквозь лесную чащу.

Настя не оглядывалась, и так знала – в затылок дышит. Если успеть проскочить по пирсу, потом забежать на крыльцо, и  дверь на засов… Есть  шанс! Несколько минут – пока он  не выломает  прочную дубовую дверь. А потом?

 А потом придёт Эливерт!

Настя перескочила через труп Фрая, лежавший поперёк брёвен. Лахти это тоже собьёт на миг. Дурацкие мокрые бревна! Нога поехала. Настя секунду балансировала, не устояла, полетела, больно ушиблась коленом. Поднялась из последних сил. Нервы не выдержали – всё-таки обернулась…

Зря! Лахти был совсем рядом, в пяти шагах… Если бы не увидела – рванула бы дальше, а так… Ступор начался, как у кролика, который заметил змею.

Всё, на что хватило ума, нагнуться и взять меч у мёртвого разбойника.

Лахти издевательски захохотал.

– Птичка золотая, ты в своём уме? Ты со мной драться собралась? Со мной?

Настя отступала. Не лучшая тактика – идти спиной, а ещё эти  мокрые доски, скользкие, неровные!

Она пыталась вспомнить, чему учили её Наир и Эливерт. Она же умеет драться! Главное, победить страх. И выпустить наружу свою ярость.

О, этого хватало с лихвой! Жирный мерзкий кабан – как же она его ненавидит! Он над ней издевался, трогал её своими клешнями, а теперь, когда один шаг до спасения остался,  хочет добить. Фиг тебе, свинья! Русские не сдаются!

Настя бросилась вперёд с неистовым воплем. Лахти, смеясь, отбил её атаку – как от мухи отмахнулся. Второй и третий удар изменили выражение его лица. Секач был удивлён. Он думал, что у неё силёнок уже не осталось, а, может, и не было никогда…

Ага, сейчас! Ты ещё не знаешь Настю Романову!

        Однако разбойнику это быстро наскучило. Он отразил ещё один Настин замах, сделал два коротких резких выпада, и Рыжая вместе с мечом отлетела метра на три, снова прокатившись по брёвнам пирса и едва не рухнув в пруд. 

Лахти ухмыльнулся, шагнул вперёд. А потом …

С небес упал  её ангел-хранитель  по имени Эливерт!

Конечно, он спрыгнул вниз не с облака, а  с террасы, но высота до пирса там была пару метров. И его удачное и своевременное приземление выглядело  настоящим чудом. Он даже умудрился ноги не переломать! Перекатился, вскочил как кот, что всегда падает на четыре лапы, и вбил очумевшему от неожиданности  Лахти два клинка прямо в жирное пузо…

По рукоять!

После чего рванул их в разные  стороны и отступил назад, когда из широкой раны повалились с мерзким хлюпаньем окровавленные внутренности. Потом тело Секача медленно опрокинулось назад.

Это было слишком, даже для всего того, что уже было! Настя отвернулась от тошнотворного зрелища, подтянула  колени к животу,  обхватила себя руками и  безутешно заплакала.

[1] Алексей Никитин