ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Торопливо шагая в темноте к дому, мы с Фиалкой молчали. Праздник получился откровенным разочарованием. На самом деле, проблема не в хамстве Бредиса, и даже не в последующей драке. Страшили новости и предстоящие испытание, ведь как раньше, спокойно и мирно, когда все известно об окружающем мире, больше не будет… А что будет? Неизвестно.

Душу грызла мелкая обида, ну почему все так несправедливо? Почему мы не можем спокойно жить, работать, учиться танцевать, беззаботно лопать сладости на королевском празднике?!

Входя за мной в темный остывший дом, Фи озвучила вопрос вот уже десять минут мучивший и меня.

 — Что этим эльфам надо?

 — Да кто этих нелюдей поймет? — устало отозвалась я.

Пока я стягивала плащ, Фиалка успела разуться и принялась за свое платье:

 —  Оль, ты заметила, что тот, что за нас заступился, на эльфа не похож… — Оставшись в одной тонкой белой рубашке, она взялась за прическу: распустила волосы, аккуратно вытаскивая украшения, и укладывала их на стол. — У них нет понятия личной женской чести или просто гордости. Нет понятия, что слабых надо защищать. Для них главное, это происхождение и честь рода. И честь, в их понимании, именно тот долг, который каждый эльф должен заплатить своему роду… — закончив говорить, она стянула волосы в обычный узел на затылке, натянула на рубашку повседневный наряд и направилась к очагу.

 — Фи, откуда такие познания об эльфах? — Я медленно развязала и стянула с себя тряпичные туфельки, окончательно загубленные внезапно выпавшим снегом.

Повязывая передник, Фиалка отмахнулась:

 — Мой отец был садовникам, а мама экономкой в «Домах над морем», один из которых много лет снимал эльф с семьей. Первые семь лет я росла там с эльфами.

Я вспомнила, «Дома над морем» — это великолепнейшие замки на границе королевства, они сдавались тем, кто готов платить состояние, чтобы жить в таком красивом месте.

 — Ух ты, и как там? — это первое место, куда бы я хотела попасть путешествуя. Я села за стол, сложила ладони и устроила на них щеки, собираясь долго слушать Фиалку.

 — Там очень красиво. В горах густой древний лес, в лесу великолепные дворцы и украшенные драгоценными камнями мраморные лестницы, ведущие прямо к морю. Всегда тепло и… — Фиалка нагнулась, чтобы раздуть искру в очаге, потом повернулась ко мне и, резко оборвав свой рассказ, сказала:

 — В общем, для нас это уже неважно. Что будем делать теперь?

Скривившись, как от кислого, я сказала:

 — А что мы можем сделать? Пока будем ждать и наблюдать.  — Тут я посмотрела на свои руки, покрытые крошечными переливающими звездочками и, разглядывая их переливы в свете тусклого отблеска огня из очага, со смешком спросила:

 — Я не представляю, что ты со мной сделала, что Бредис в упор меня не узнал!

 — Для этого и старалась. Жаль, зеркала нет. Будь я художником — зарисовала бы этот узор. Так удачно получилось!

Но меня волновало другое:

 — Смыть это все сможем? Или само исчезнет? Как я в таком виде домой пойду?

 — А ничего смывать и не нужно, краски продаются со специальным платком, прикладываешь к лицу, и все исчезает… — Фи порылась в раскиданных на кровати вещах и кинула мне обещанный платок.

Краски я снялись на удивление легко, но вот с покрывалом в волосах пришлось повозиться.

Перед балом мы с Фиалкой долго думали, как скрыть мои грубо обкорнанные волосы и, наконец, придумали: гладко зачесав мокрые пряди, покрыли их золотистым кружевом, закрепив сверху шелковыми бантиками на шпильках.

Вот теперь эти самые бантики надо было вынимать. Ворча, я медленно достала украшения и с легким сожалением стянула покрывало. Оно так приятно двигалось в такт моим шагам, что снимать его не хотелось.

Со вздохом сожаления я сложила все украшения на кровать Фиалки, зная, что позже она все аккуратно упакует в своем сундуке.

Пока я стягивала платье и надевала мужскую одежду, Фи успела развести огонь, заварить компот и согреть жареные овощи на ужин. Но я от всего отказалась, нежно на память погладив кремовый шелк своего единственного нарядного платья, унеслась домой.

Надо было предупредить Марту и Андро о войне.

Застав Марту на кухне, я первым делом вынула из кармана припрятанные для нее конфеты и смущенно сунула их ей в ладонь:

 — На… это тебе… вот на празднике прихватил, их там много было.

Марта несколько секунд удивленно разглядывала угощение, потом обняла и прижала к своей груди мое вмиг залившееся краской смущения тело, и ласково погладив по голове, со вздохом сказала:

 — Ах ты… душа-человек, спасибо, что помнишь о старушке.

Смущенно избегая ее ласк, я вырвалась и проворчала, что никакая она не старушка, и чего столь замечательного в горсти конфет?

Тут с воплем распахнув дверь, в кухню влетела взмыленная повариха. Чепчик набок, волосы взлохмачены, длинный полотняный фартук сполз назад и волочится следом.

Мы с Мартой замерли в удивлении, Тыквиха, конечно, не образец утонченности, но в таком виде ее еще не видели. Размахивая котомкой размером с полмешка, выпучив глаза, она вопила:

 — Эльфы в городе! Режут! Убивают! Война!.. Я побегу в лавку куплю копченный окорок целиком, и еще с десяток головок сыра, свечей и… Пока не все знают, надо купить, а то потом ничего не останется!

Когда эта суматошная баба, махнув котомкой как знаменем, унеслась закупать провизию, я обернулась к Марте, чтобы уточнить, что эльфы пока напали только на пограничную заставу. Но Марта сжавшись в комок, опершись головой о белую каменную стену кухни, почему-то горько рыдала.

 — Марта, ну что ты… не плачь… — я растерянно мямлила, не понимая, что с ней происходит.

Она горестно покачала головой:

 — Ты понимаешь… война… Война — это самое страшное, что может быть на свете!

Мне словно передались ее страх и боль. Я с силой втянула носом воздух и сжала кулаки, все что угодно, лишь бы не заплакать. Нет, так не пойдет, надо держать себя в руках. Этот дурацкий бал меня вымотал. Война…

Все вымотало!

 — Марта, ну Ма-а-арта… ну кому от слез легче? Лучше поднимайся и делай что нужно, чтобы легче пережить испытания. Ну, продукты запаси, как Тыквиха, или еще что… — наивное взывание к разумности не помогло, Марта была не в состоянии говорить и только беззвучно рыдала, закрыв лицо фартуком.

На пороге кухне бесшумно появился Андро. Хмуро оглядев нашу композицию из «горько плачущих и тщетно утешающих», устало сказал:

 — Я вижу, вы уже знаете… — Марта оторвалась от стены и с болью на него посмотрела. На миг в кухне повисла тишина, лишь громоздкие часы, стоявшие по другую сторону коридора ведущего из кухни в столовую, нарушали ее своим громким тиканьем. Андро тяжело вздохнул, и словно отвечая на ее молчаливый вопрос, тихо добавил:

 — Я отдал приказы на конюшне. Лишних лошадей отведут королю. Оставил только тех, на которых мы сегодня уезжаем. Собирайтесь!

Услышав подобный приказ, я в шоке отступила, чуть не свалившись на раскаленную плиту:

 — Я никуда не поеду! Это… — я чуть не ляпнула «трусость», но как можно после всего обижать старых и очень добрых Андро и Марту? Они и так безмерно расстроены. — Не честно!

И я грустно добавила:

 — Вам-то надо ехать! Это не подходит только для меня. Мне надо остаться… — я еще раз уверено кивнула. — А вам, главное, долго не тянуть!

Это я для себя вывела, но озвучивать, вслух не стала. В городе скоро еды не будет, горы все же. Значит, первыми начнут голодать старики, не имеющие огорода и запаса животинок в сарае.

Я помню, как мама рассказывала, что в прошлую войну меняли корзину рубинов на одну полудохлую курицу, а шелковый наряд обшитый золотом, на шерстяные носки. Повернувшись у Андро и Марте, уверено сказала:

 — Я остаюсь! Если все убегут, кто же здесь будет?

Андро впервые взглянул на меня как на взрослого. Помолчав, он спросил:

 — И что ты думаешь делать?

 — Когда я шел сюда, то видел, что кто-то на большом доме в Длинном проулке вывесил призыв: «Здесь собирают тех, кто еще не может воевать, но может доставлять продукты в крепость!» Я пойду туда к ним, буду помогать с продуктами…

 — Ты осознаешь, как тяжело зимой просто путешествовать по горам? — сухо уточнил маг, ему мой план абсолютно не понравился.

 — Да. Я знаю, что такое холод и голод… потому не могу ни пойти.

Андро грустно покачал головой:

 — Мы оставим тебе дом, чтобы было куда возвращаться…

 — Нет, не надо. Я буду жить у друга. А дом заколотите, как следует, иначе тут к весне ничего не останется.

Андро сурово кивнул. Марта, прикусив губы до крови, взмолилась:

 — Поедем с нами, рано тебе воевать! Поедем? Погибнешь, дите, не за что… — ее голос вновь потонул в слезах.

 Отведя виноватый взгляд от наполненных болью глаз Марты, молча покачала головой. Главное, чтобы Марта вновь не разрыдалась, а то я тоже не сдержусь!

Андро молча ждал ответа. Я еще раз уверено покачала головой: «нет, я остаюсь». Он тяжело вздохнул и отвернулся.

Кто мог подумать, что нас всех ждет такое скоро расставание. Тут его позвал конюх. Чтобы избежать новых слез, я погладила Марту по руке и убежала на чердак собирать вещи.

Чердак… я с любовью осмотрела свою кровать, любимое кресло, в котором читала тайком вытащенные из библиотеки Андро книги, мой настоящий дом, мое царство сказок…

Я покидала свои вещи в мешок, собираясь отнести к Фиалке и тут же вернуться сюда, чтобы помочь Андро и Марте в сборах, но вышло все иначе.

Вещи я отнесла, а возвратившись, обнаружила заколоченный дом и свежие следы лошадиных подков и колес кареты возле дома…

Они только что уехали! А мы даже толком не простились!

Я медленно брела по ночным проулкам, усыпанным первым снегом, захлебываясь от слез… Марта и Андро были моей семьей, горечь усиливалась от осознания, что мы, скорее всего, никогда больше не увидимся…

Фи, выслушав меня, подсунула мне в одну руку сухой платок, в другую — кружку с горячим компотом и тихо сказала:

 — Ну,  может это и к лучшему, думаешь, переживать, как они голодные там в городе,  тебе будет легче? А так, они уехали до того, как эльфы перекроют все пути. Завтра знаешь, какая давка на дорогах из города будет! Да и кто знает, успеют ли уехать те, что выедут позже…

Я всхлипнула:

 — Я понимаю, но…

 — Ты уже видела вывески с призывом о помощи? Быстро они, да? Король набирает отряды разведчиков и снабженцев. Я с утра побегу, возьму в лавке расчет, и мы пойдем с тобой записываться в помощники.

Энтузиазм Фиалки усугубил мое и без того мрачное настроение:

 — Фи-и-и, ну как ты без работы? Ведь еле нашла, это мне надо идти, а тебе зачем?

Склонив головку в легком удивлении, твердым голосом Фи сказала словно отрезала:

 — Я понимаю, что дальше будет только хуже. Будет не до новой одежды и моя хозяйка с мелкими заказами справится сама. В любом случае, меня и еще двух швей из моей лавки ждет скорый расчет.

 — А может до нас война не докатится? — без намека на надежду в голосе, уныло проговорила я. — Договорятся, вдруг…

 — «А может», «а вдруг»… — недовольно передразнила Фи. — Не может! Ты идешь к тем, кто будет спасать горожан от голода, вот и я иду! Я не хочу сидеть и ждать с моря погоды!

***

Вспотевший возница, в запачканной видавшей виды рубашке, под руководством Марты грузивший вещи в багажное отделение, приветствовал меня. Кивнув ему, я оглядел опустевший дом, давший нам приют на четыре с лишним года.

Надо было уехать как можно скорее, я пошел в конюшню спросить у конюха все ли готово к поездке. Марта осталась возле кареты наблюдать, как заколачивают окна и двери… и ждать Оленька, платком вытирая скупые слезы. Я обещал ей при первой возможности спасти оставшиеся в доме вещи, но она плакала не о них. Мальчишка куда-то запропастился, ничего не сказав, и нам не удалось его дождаться, чтобы попрощаться.

Конюх привязал моего жеребца к карете запряженной тройкой лошадей, и мы тронулись с путь. Марта направлялась в мой замок, я в отряд к дяде. Если я не смогу остановить это безумие, надеюсь, хоть Лорм поможет подобраться к Владыке и действовать изнутри эльфийского общества.

Наблюдая через окно, я оглянулся на закрытый дом. Вот еще одна страница жизни прочитана и закрыта… Вдоль улиц уже толпился народ с сумками и мешками, спешащий покинуть город.

Люди у ворот махали стражникам руками, пытаясь расспросить их о новостях. Осунувшиеся от беспокойства, грязные из-за работ с камнем и смолой горожане, по приказу короля укрепляли стены. Даже теперь они вели работы при свете факелов и костров, на которых висели котлы со смолой. Эти люди на расспросы время не тратили, провожая презрительными взглядами убегающих соотечественников.

За воротами прямо на дороге будущие защитники города провожали домочадцев, не желая подвергать их голоду и трудностям осады.

Оказавшись за пределами столицы, мы в абсолютной темноте повернули на старую дорогу, которая местами осыпалась и теперь почти не использовалась. Толпы беженцев из Лазури поредели и появлялись все реже, пока не исчезли совсем. Время от времени из окна мелькали одинокие путники, бредущие вдоль дороги, ведущей к побережью.

Марта давно перестала всхлипывать, погрузившись в свои печальные мысли. Я понимал, она вспоминает погибших сына и мужа и грустит об Оленьке. Мне тоже не хотелось оставлять его. Да и эгоистичное желание увезти всех в безопасное место, тем самым откладывая взросление паренька на потом, ни на миг не покидало мои мысли. Но Оленьку надо становиться мужчиной и выбирать свой путь. Главное, потом с него не сходить.

Голова пухла от проблем и вариантов их решения, главное, пользы с них, как с тролля чистоты. Чтобы отвлечься, я начал обдумывать план проникновения в элиту эльфийского общества. И о безвыходном положении Лазури.

Марта уснула. Только мерный стук копыт, да растущий вдоль дороги голый сумрачный пролесок, составляли печальную компанию моим размышлениям.