Глава 2

— Ты кто? Как попал в дом? И какого черта, ты меня лапаешь?! — срываюсь на крик, как только прихожу в себя и понимаю, что незнакомец наглым образом пытается стянуть с меня леггинсы.

Не говоря уже о свитере, что уже скомкан на полу бесформенной тряпкой. Сомнений быть не может: я попала в лапы насильника.

А какому еще безумцу придет в голову спасать девушку, упавшую под лед? Это чистой воды самоубийство. Только двинутому извращенцу, для которого свежая «добыча» куда важнее собственной жизни.

Взгляд, наконец, начинает вновь фокусироваться на окружающих предметах. И на мужчине, что нарушил мой покой, одиночество и издает странные рычащие звуки непонятного происхождения. Пока я вижу лишь его загар и макушку, по которой могу судить о том, что у него темно-русые и короткие волосы. 

— Угомонись, сумасшедшая, — словно сквозь слой ваты, доносится до меня грубоватый и глубокий голос. — Еще раз лягнешь, я верну тебя обратно в ту дыру, откуда вытащил, — хладнокровно чеканит маньяк.

К слову, у него чертовски приятный баритон — и это, кстати, очень даже отличительная черта всех психов и извращенцев.

Ладно. Вдох выдох. Я обязана прийти в себя и понять, что происходит.

— Тогда перестань раздевать меня! — хнычу я, прекрасно понимая, что мужчина уже успел заценить мои красные рождественские стринги. Впервые со мной такое — обычно, я придерживаюсь банального правила «пяти свиданий». Выходит, даже мои немногочисленные любовники так быстро не раздевали меня.

— Пустоголовая дура, — с еще большим остервенением свирепствует взбалмошный викинг.

За оскорбление он мне заплатит. К слову, я до сих пор не вижу его, без устали лягая маньяка ногами, толкаясь ими в твердую грудь.

— Ты хочешь получить воспаление легких? Прекрасно. Вперед! Я тебя больше не трогаю. Ты мне на хрен не сдалась. И проваливай из моего дома, — а теперь в его голосе слышится явное раздражение, откровенная ненависть и нескрываемая угроза.

Я резко перестаю дрыгать ногами, и слегка раздвинув их, пытаюсь разглядеть человека, который возомнил себя хозяином этого дома. Между прочим, на ближайшую неделю я являюсь владелицей этого коттеджа.

Наши взгляды встречаются. О нет. Хуже уже быть не может. Извращенец оказывается обладателем самых манящих, глубоких и пронзительных глаз. Создается впечатление, что они имеют иссиня-черный цвет. В купе с густыми бровями и мужественными чертами лица — это как долбанный выстрел в упор.

Непроизвольно мой взгляд скользит ниже. Длинных волос и бороды у него нет, но телом — он точно викинг. Даже закрадываются сомнения: возможно, он не самоубийца, не псих и не маньяк. Обладая такими мышцами, он явно знал на что шел и без труда вынес меня из холодного озера.   

— Отличная поза, детка. Но меня не интересует твое предложение, — стебется ублюдок. Покрываюсь мурашками от стыда и негодования. Ощущая, как кровь мгновенно приливает к щекам, я осознаю, насколько развратную позу перед ним заняла, оставшись в одном нижнем белье. Быстро сдвигаю колени. — Ты мне не по размеру.

Еще бы, размерчик точно не для его. Я настолько маленькая рядом с этим викингом, что не сомневаюсь — насильник раздавил бы меня куда раньше, чем успел бы осуществить задуманное.

Мне трудно даже представить, сколько весит эта рельефная груда мышц. И почему я так акцентирую на них внимание? Все просто: мужчина без футболки и, кажется, даже не думает ее надевать. Кожа его покрыта свежими царапинами, в углублениях ключиц скопились капли воды …

— Боже, — только и могу произнести я, нащупывая на диване шерстяной плед. Быстро укрываюсь им, и отдаляюсь от викинга настолько далеко, насколько могу, забиваясь в безопасный уголок софы. — Ты, правда, прыгнул за мной в воду? Но…почему? И что ты здесь делаешь? Не верю, что просто проходил мимо этой глуши. Ты пришел за собакой?

— Собака живет здесь, как и я, — вставая, бросает викинг. Бросает через плечо снисходительный взгляд.

— Мать твою. Я говорил ей, что дом не сдается на праздники, — выругавшись, он скрещивает руки на широкой груди. — Я предлагаю тебе выметаться отсюда, как только согреешься, — хамит викинг, пока я наблюдаю за тем, как он разводит огонь в камине. Через пару минут молчания, меня обдает волнами жара. Не уверена, виновато ли в этом пламя или созерцание его мощной спины.

Он красавчик. Мне и в этом везет — даже извращенцы попадаются чертовски горячими. Настолько, что может не так уж и плохо, что я надела свои кружевные стринги сегодня? 

Боже, о чем я думаю? Какие стринги? Я чуть было не умерла!!! И нет никаких гарантий, что доживу до утра рядом с этим странным типом.

— Уйти? И куда же мне идти? На улице метель, — бросаю растерянный взгляд в окно, за которым вновь поднялась вьюга, к которой теперь еще и добавились сумерки. — И я заплатила недельную аренду, — встаю в позу я, и соскакиваю с дивана. Хочу упереть руки в бока, но вовремя хватаюсь за спадающий плед. 

— А меня это не волнует, детка. Катись куда хочешь, до ближайшей деревни всего двадцать минут. Как-нибудь доберешься. Хотя, судя по твоему псевдо-балету на льду, жизнь не так уж тебе дорога. Снимешь отель. Этот дом не сдается и принадлежит мне. Мне не нужна компания на Рождество, ясно?

Не знаю, как можно уместить столько оскорблений всего в паре фраз, но незнакомцу блестяще это удалось.

Он видел, как я каталась? Видел меня с самого начала и даже не сказал, что он здесь? Наблюдал за мной исподтишка?

Это какая-то ошибка. Очевидно, дом просто сдали сразу двум людям...он не может здесь жить, ведь агент уверяла меня в том, что я снимаю целый дом, а не комнату. 

— Давай выдохнем и во всем разберемся, — наконец, я начинаю здраво мыслить и понимаю, что я не в том положении, чтобы продолжать конфликт. —  Позвоним миссис Спаркл прямо сейчас, идет?

— Спаркл? Именно она занимается моим домом, когда изредка сдаю его. Но не сейчас.

— Я не понимаю, почему должна уходить, когда отдала ей свои кровные. У меня трудности с деньгами и уже очень темно, — пытаюсь выдавить из себя нечто примирительное, но разъяренный викинг упорно набирает этой наглой женщине.

—  И переоденься немедленно! — отдает неоспоримый приказ, швыряя в меня халат. Ловлю черный махровый кусок ткани, на котором серебристыми нитями значится «Лэндон».

— Не собираюсь переодеваться при тебе. Выйди из комнаты.

— Выйди сама, не беси меня, — рычит в ответ этот наглый, бесцеремонный, невоспитанный хам.

— Я не отойду от камина, я жутко замерзла!

— Переодевайся немедленно. Чего я там не видел? — Лэндон резко отворачивается.

Я тоже поворачиваюсь к наглецу спиной и с облегчением избавляюсь от влажного и холодного бюстгальтера.

— И свалилась же ты на мою голову, —  сокрушается Викинг, пока я переодеваюсь в мужской халат. — Интересное тату, Снежинка, ­— с насмешливой издевкой комментирует засранец.

Кто бы сомневался, что этот неандерталец не будет подглядывать. Вспыхнув до корней волос, я запахиваю на груди полы халата и возмущенно оглядываюсь, награждая грубияна презрительным взором.

В следующую секунду весь свет в доме резко гаснет, а смартфон, что он давно перевела на громкую связь, издает автоматическое сообщение: «Набранный вами номер временно недоступен». Бросая взгляд на экран своего телефона, я с ужасом понимаю, что пропал не только свет, но и мобильная сеть, вместе с интернетом.

«Идеальное Рождество» — ничего не скажешь. Я заперта в полной темноте, с грубым и злым мужчиной, которого знать не знаю. Он настолько мне неприятен, что даже благодарить его за чертово спасение не собираюсь.

Мне не нужен спасатель. Я сама могу себя спасти…и именно этой фразой я собираюсь наградить викинга, но он чертовски пугает меня, когда с яростным рыком бросает свой дорогущий смартфон в стену.

Викинг

От удара мобильник разваливается на две части. Идиот! Вряд ли сломанный гаджет хоть как-то поможет в этой дерьмовой ситуации. Во внезапно воцарившейся тишине, я слышу свое грохочущее дыхание и испуганный писк рождественского «подарка», свалившегося под мою елку, а точнее провалившегося под лед.

Если бы в кругу моих знакомых водились шутники, я принял бы происходящее за розыгрыш, но это исключено. С Рождеством у меня связано как минимум два отстойных жизненных эпизода, и это не безызвестные факты моей биографии. А в свете последних событий только отчаянный камикадзе решился бы «развлечь» меня, подсунув в мой дом «снегурочку».

Не знаю, кого благодарить за этот сомнительный сюрприз на тощих ножках с татуировкой снежинки на пояснице. Точнее, догадываюсь, но доберусь или дозвонюсь до виновницы не раньше завтрашнего утра. Судя по завываниям пурги за окном, нет ни малейшего шанса выбраться из этой глуши до рассвета. Еще и электрические провода оборвало. Для полного счастья! Каждый снегопад — одно и то же.

— Долбанный пи*дец творится, ­— хрипло выдыхаю я, взлохматив волосы и наклоняясь за обломками телефона. Смартфон точно отслужил свое. И года не прослужил. — Я урою Лиззи. Лично откручу ее алчную сучью голову.

— Кто эта Лиззи? — тихий перепуганный голосочек, вынуждает меня вглядеться в очертания свалившейся мне на голову пигалицы.

Гребаные черти, темно, как в аду. Единственный источник света — огонь в камине, но его света недостаточно, чтобы разогнать сгустившиеся тени. Она с опаской ступает ближе к очагу, протягивая бледные маленькие ладони.

— Ты не знаешь, как зовут твоего риелтора? ­— немного остыв, обращаюсь к утонувшей в моем халате девчонке. Она жмется поближе к теплу и продолжает дрожать. Не факт, что только от холода. 

— Миссис Спаркл, — не с первого раза выговаривает Снежинка.

Назвал бы Снежной королевой, но для этого прозвища крошка не доросла. Сколько в ней, полтора метра?

— Лиззи Спаркл, ­— дополняю я ее неточные данные. — Она присматривает за домом в мое отсутствие и сдает его…тоже в мое отсутствие.

— Произошла какая-то ошибка…

— Очень проницательное замечание, Снежинка, — ухмыляюсь я. — Ты просто бьешь рекорды по решению логических задач.

— Ты всегда такой мудак? Или это рождественское помутнение?

— А ты всегда такая смелая или мозги забыла на дне озера?

— Ты… ты!!!

— Ну, давай, вывали на меня всю свою бабскую дурь.

— Пошел ты!

— Охереть, ты оригинальна. Закатала в асфальт. Я поражён, — издеваюсь, скрестив руки на груди. — Убит наповал. Срочно вызывай реанимацию.

— С тобой невозможно разговаривать, — Девчонка возмущенно фыркает, задирая нос.

— И я о том же. Тебе пора заткнуться.

Она ничего не отвечает, но пронзающий негодованием взгляд ощущается на физическом уровне. Ага, страшно. Убей меня презрением. Напугала ежа голой жопой.

Молчание затягивается, напряжение нарастает, искрится, между нами, электрическими разрядами. Отблески от потрескивающего пламени высвечивают упрямо поджатые полные губы.

Надо признать, что рот у малышки, что надо. Большой, чувственный, и если бы не выдавал слишком много слов в минуту — смело претендовал бы на твердую десятку по шкале сексуальности. Глаза тоже крупные, выразительные. Цвет рассмотреть не успел, но не больно-то и хотелось.  Вздорные пигалицы с суицидальными наклонностями — не мой формат женщин. Полоумная, если бы не заметил случайно ее вещи, раскиданные в доме, и не прошел по чужим следам к озеру, лежала бы она сейчас заледеневшей сосулькой на дне.

— Я не видела твою машину, когда подъехала, — с подозрением произносит Снежинка, нарушая тяжелую тишину. Она все еще сомневается, что это ее присутствие — ошибка. А я у себя дома.

— Потому что моей машины здесь нет. Я оставил автомобиль в деревне.

— До деревни не меньше часа пешком.

— А сноубайк на что? — дернув плечом, ухмыляюсь я.

Ближайшую часть трассы в это время постоянно заносит и есть риск застрять в доме надолго. Поэтому снегоход с мощным мотором и гусеничной платформой — единственный надёжный транспорт, на котором можно выбраться отсюда даже после снежной бури. И нет, я не собираюсь давать скидку, на то, что крошка не могла этого знать, отправившись за город в самое снежное время года на своей почти игрушечной машинке. 

— Сноубайк я тоже не заметила, — качает головой недоверчивая гостья.  Подняв руки, она скручивает в пучок подсохшую копну волос.

— Потому что он в гараже, — отвечаю, тяжело вздохнув, раз пятисотый за последние полчаса.

Развернувшись, прохожу к огромному старому деревянному шкафу с резными створками. Практически подпирающий потолок, немного покосившийся набок, но гордо несущий на свои плечах плотный налет вековой пыли. Ему столько же лет, сколько самому дому. Можно смело назвать уродливого гиганта антикварным семейным наследием. Он уже стоял здесь, когда я только учился ходить, а мой отец рассказывал, что прятался в шкафу от старшего брата, когда был ребёнком.

— Но ты же слышал, как я подъехала? Почему не вышел? Затаился и наблюдал? — засыпает меня вопросами говорливая малышка. Она, случаем, не блондинка? Как-то упустил из внимания этот момент, пока занимался ее спасением.

—  Ты меня раскусила, детка. Я — серийный маньяк. Сдаю дом тощим малявкам, не способным оказать физическое сопротивление, прячусь в кустах, дожидаясь, когда они пойдут топиться, а потом жестоко нападаю, вытаскивая, безвольных и обмороженных, из проруби, — выдаю циничный монолог.

— Ни один маньяк не признается в том, что он маньяк. Так что напугать меня у тебя не вышло.

— Я еще не начинал пытаться, — усмехаюсь в ответ. — Не стоит меня провоцировать.

Потрескавшиеся лакированные дверцы скрипят, когда я проворачиваю искривленный ржавый ключик, застрявший в личине. В нос ударяет запах отсыревшего табака и истлевших от времени медицинских книг и журналов. В груди привычно щемит, дышать становится тяжело. Нет страшнее призраков, чем те, что родом из детства. Я много лет сюда не заглядывал. Со дня похорон отца. Это его документальная коллекция, которую он спрятал, когда решил бросить карьеру хирурга и спрятаться в глуши.

— И все-таки не хочу знать, почему ты не вышел, когда я въехала на территорию, — настаивает неугомонная.   

— Решила устроить дорос с пристрастием? — отстранённо уточняю я.

Приступ гнева заметно поутих, в отличие от разгулявшейся пурги, зловеще и с упоением завывающей в дымоходе и грохочущей во дворе незапертой дверью сарая.

— Я хочу понять…

— Это мой дом! — обрываю Снежинку на полуслове. — Моя гостиная, моя елка, мой пес, мой халат, и мое гребаное одинокое Рождество.

— Поверь, мне тоже твоя компания малоприятна, — притихшим голосом отзывается малышка.

— Я вообще-то спас тебе жизнь. Могла бы из благодарности отвесить пару грамм женской мудрости, — резонно замечаю я.

На ощупь отыскав на средней полке увесистый фонарик, проверяю его исправность. Тускловат, но лучше, чем ничего. До утра заряда должно хватить. Сунув находку в задний карман джинсов, достаю толстые восковые свечи, все, что имеются в наличии. Выставив на круглый стол в центре гостиной, снова запираю шкаф-долгожитель, хранящий в себе много тяжелых воспоминаний, неисполненных надежд, и похороненных амбиций. Не моих… Свое кладбище ошибок и несбывшихся желаний я ношу при себе.

— Ты столько раз оскорбил меня, что моя мудрость не готова отвешиваться в ответ на беспричинное хамство.

Снежинка никак не желает успокоиться, продолжая назойливо жужжать мне в затылок. Может быть, это такое наказание или очередное подтверждение, что тишина и женщины — понятия несовместимые?

— И снова ошибаешься. Ты вторглась на мою частную территорию, — сдержанно отвечаю я, отпустив градус бешенства до минимальной отметки. — Для хамства причин более чем достаточно.

— Повторяю для глухих: я заплатила за аренду! — взрывается пигалица, чуть ли не выпрыгивая их халата.

Похоже, моя вернувшаяся сдержанность вызывает обратный эффект. Интересно, а она превратится в ведьму, если я перейду к вежливой манере общения?

— Докажи. Документы, чеки. Может быть, договор? Есть что-нибудь, кроме голословных заявлений? — поочередно зажигая свечи, вкрадчиво любопытствую я.

— Все хранится в электронной почте, но сеть вырубило. Я звонила миссис Спаркл, как только приехала, но ее номер не отвечал. Что ни капли не удивительно! Сегодня Рождество. Люди проводят его в кругу семьи …

— Или так как считают нужным, — отрезаю я.

— Что я должна сделать, чтобы ты перестал бросаться на меня, как дикарь? — устало спрашивает Снежинка, отрешенно и измученно наблюдая, как я расставляю свечи по гостиной. — Уйти пешком в деревню и замерзнуть? Зачем тогда вытаскивал из ледяной воды?

— Могу отвезти, — невозмутимо предлагаю я. — До деревни, — добавляю, если она решит, что я рвану в город на ночь глядя. Пусть не обольщается. Все мои благородные порывы закончились на берегу озера.

— В халате?

— Ты приехала совсем без вещей? — иронично уточняю, показывая взглядом на лестницу, ведущую наверх. — Кажется, я видел чемодан в спальне.

— Только не говори, что и спальня твоя.

— Угадала.

— Сумасшедший дом, — матерное ругательство срывается с губ незваной гостьи быстрее, чем она успевает одернуть себя.

— Абсолютная клиника. Я доктор, малышка. Обращайся, если нужна помощь, — в первый раз за время нашего неоднозначного знакомства позволяю себе одобрительный смешок.

— Надеюсь, что не патологоанатом? — спрашивает несчастным тоном.

Я отрицательно качаю головой.

— Психиатр? — а теперь уже в ее глазах неподдельный страх. Забавно.

— Нет, — взрыв невольного смеха удивляет меня не меньше, чем Снежинку. Однако она никак не комментирует приступ моего веселья, а, подавленно вздохнув, переводит взгляд на пламя свечи, которую я только что поставил на столешницу камина.

Задумавшись о своем, девушка не спешит отпрянуть, хотя я нахожусь в непосредственной близости и даже чувствую запах ее духов. Легкий и тонкий аромат: что-то свежее, морозное и такое же колючее, как снежинки, танцующие за пределами дома, разбивающиеся о покрывшиеся инеем стекла. На льду она порхала точно так же. Снежинка и есть!

— А как докажешь, что ты хозяин? В Рождественские праздники оставленные хозяевами дома часто попадают под особое внимание грабителей, — не выдержав и минутного молчания, заговаривает пигалица.

Ее лицо, освещенное желтоватыми бликами, осеняет новая безумная идея, как вывести самозванца на чистую воду. Порывисто вскинув голову, она, наконец, замечает, насколько близко я стою и инстинктивно отступает на шаг назад, старательно избегая взглядом мой голый торс. Думаю, я нравлюсь ей больше, чем она пытается продемонстрировать своей склочной манерой поведения. Пугливый, колючий снежинистый ежик. Я безмятежно улыбаюсь. Вор-домушник — это что-то новенькое. Надо отдать должное малышке — фантазия у нее работает, язык, как помело… подвижные полные губы, глазищи такого же оттенка, как иголки на новогодней елке — рассмотрел спасибо отцовский запасливости на все случаи жизни.  

— Про грабителей это не я придумала, а статистика сводок новостей, — стушевавшись, бормочет крошка.

Я, молча, протягиваю руку к столешнице за спиной Снежинки. Как раз над ее плечом. Она пугливо дергается, распахивая ресницы и настороженно отслеживая каждый мой жест. Ни слова не говоря, поднимаю перевернутую старую фотографию в рамке и сдвигаю поближе к свече.

— Это я, — не сводя взгляд с напряжённого лица девушки, показываю пальцем на долговязого пятнадцатилетнего парня с длинной челкой в клетчатой рубашке на выпуск и потертых джинсах и высоких ботинках. Я широко улыбаюсь в камеру, демонстрируя фотографу подстреленную утку. — А мужчина рядом — мой отец.

— У него в руках ружье, — нервно замечает Снежинка.

—  А у меня добыча. Мы часто охотились вместе.

— А твоя мама?

— Она фотографирует.

— Ясно, — коротко кивает, вглядываясь в снимок. — Ты …хмм возмужал.

— Прошло двадцать лет. Это естественные изменения.

— Тебе … — она переводит на меня изучающий взгляд. — За тридцать.

— Под сорок, — отвечаю я, забавляясь над безыскусными попытками гостьи угадать мой возраст. Между аккуратными бровями девушки пролегает озадаченная морщинка, а я в свою очередь замечаю белесый шрам на правом виске, и еще один едва различимый, чуть ниже — возле уголка глаза. — Я же сразу сказал, что ты мне не по размеру, кроха.

— Кроха? Мне двадцать пять, а не десять, — снова заводится Снежинка.

— Выглядишь на пятнадцать, — отзываюсь с ухмылкой.

Немного кривлю душой. Девчонка молоденькая, худенькая, но то, что она давно не ребенок — сомнений не возникает. С такими-то губами… Какого хрена меня на них так заклинило? Если быть до конца объективным, то и ножки не тощие, а точеные. Стройная девочка, гибкая, видел в действии. Можно только пофантазировать, как она гнется в постели, а проверять — чревато последствиями. Миниатюрная слишком, хотя зачетная задница имеется в наличии и по упругости самое то — пока раздевал, успел на ощупь оценить. 

Ее вызывающий взгляд утопает в моем, считывая невидимые импульсы мужского возбуждения. Напряжение накаляется, становится тяжелым и опасно трескучим. Еще этот проклятый полумрак, трепещущие золотые блики на выразительном лице, ощущение нереальности и чего-то необъяснимого. Или я виски успел глотнуть до ее появления?

Вроде нет, но признаки опьянения на лицо.

— Может, ты наденешь футболку? — внезапно просит Снежинка, незначительно охлаждая прилив похотливого настроя. Немного поздновато, потому что разыгравшееся воображение успело шарахнуть по основным инстинктам, ощутимо натянув ширинку на джинсах. Какой-то вечер неуместных черных приколов. Только взрыва тестостерона в Рождественскую ночь мне и не хватало.

Поработал спасателем безмозглой дурочки, а теперь можно и хорошо потрахаться.

Идеальный сценарий?

Супер. Но не для меня.

— Твои родители куда-то переехали? — еще один неожиданный вопрос вызывает резкий всплеск раздражения.

— Да, — хмуро киваю я. — На кладбище и вряд ли вернуться.

— Давно? — проигнорировав мой намеренно грубый тон, уточняет любопытная Снежинка.

— Обычно в такой момент говорят что-то типа «сожалею», «мне жаль», или «это так печально», — смерив Снежинку беглым взглядом, собираюсь снова перевернуть рамку, но она неожиданно протягивает руку и останавливает меня, перехватив запястье, и мы, не сговариваясь, задерживаем дыхание, ошеломленно уставившись друг на друга. Тепло ее пальцев ощущается слишком… правильно.  Аромат снежно-одурманивающих духов накрывается тончайшим шлейфом, впитывается в поры, просачивается в эротические фантазий, мелькающие перед глазами со скоростью света.

Забываю, о чем, мы говорили секунду назад. Мысль ускользает, ныряя в неизведанный портал, полюса смещаются, течение времени замерзает в мшисто-зеленой пучине пронзительных глаз. Кофейные крапинки на радужке образуют замысловатые узоры, и мне снова мерещатся танцующие снежинки.

Может, ну его к чертям этот мальчишник? Разложить Рождественский нежданчик» на столе или под елкой, и опровергнуть собственное поспешно брошенное заявление, что мой размер для нее великоват.

По глазам и губам вижу, что поспешил я с выводами. Для того чтобы кружить и прыгать на льду, нехилая растяжка нужна и многолетние тренировки. А значит, закалённая, старательная пигалица в мою прорубь угодила. Такие не сдаются, всегда стремятся прийти к старту первыми. Я бы посмотрел, как она финиширует и фору бы обеспечил.

— Пусть стоит так, — сдвигаю брови, не сразу осознав, что имеется в виду под сказанной фразой. Ладно, хоть хватает ума, удержать пошлый комментарий, дослушав до конца. — Рождество — семейный праздник, — речь идет о фото в рамке. —  Как бы ни было тяжело, мы не имеем права их забывать. А «типа сожаления»… они не работают, — Снежинка выжимает из себя натянутую улыбку.

Я молчу, потому что ничего разумного в голову не идет. Она права по-своему, и я тоже не сторонник «типа сожалений», но это не та тема, что я хотел бы с ней обсуждать в канун Рождества. Все откровения исключительно наедине с собой, псом и ведром алкоголя.

— Ненавижу пустые вежливые утешения, — поясняет свой порыв созидательница моих аморальных грез. Разорвав физический контакт, смущенно отступает на шаг назад. — Жаль, что гирлянду нельзя зажечь, — кивает в сторону рождественской елки. Я не согласен, что нельзя. В стеклянных шарах, вспыхивая, отражаются ржавые блики расставленных по гостиной свечей. В мерцающем полумраке украшения как будто бы оживают.

— Она по-своему горит, — замечаю заметно севшим голосом.

Девушка кивает, первый раз за все время, не оспаривая мои слова. При этом выглядит такой беззащитно крошечной в моем огромном халате, что хочется сделать для нее что-то хорошее.

Хорошее? Чьи это мысли? Да я свихнулся! Отвезти в деревню, а там пусть сама разбирается, когда и как отгонит свою машину от моего дома.

Я свалил из города, чтобы нажраться в дрова, в гордом одиночестве стереть из памяти очередной поганый год, и нет ни одной сраной причины, чтобы я изменил свой оху*нный план на ближайшие сутки.

Болтливые губастые любительницы искупаться в коньках —  мне на хрен не сдались. Только я, мой пёс и ведро алкоголя. Неизменное трио на все времена. Почему из-за какой-то полоумной пигалицы я должен отказываться от самого пьяного мальчишника в своей жизни?

— Я могу сварить кофе, — сам в шоке, но действительно именно это говорю вслух. Снежинка изумлённо смотрит на меня, воровато сползая взглядом к ремню на джинсах. Она это специально?

—  Если хочешь, конечно, — и это тоже я.

Никто за язык не тянул. Сам.

Точно поехал головой и тем, на что она сейчас пялится, но если взглянуть с другой, непредвзятой стороны, то вполне вероятно у малышки шок. Меньше часа назад ее жизнь могла завершиться на дне озера, и везти ее сейчас сквозь ледяную пургу — по-свински жестоко даже для такого бессердечного говнюка, как я.

— На дровах? — прочистив горло, уточняет девушка. Про дрова она вовремя напомнила. Надо бы подбросить, пока огонь не погас, иначе окочуримся тут до утра. 

— Я вырос здесь, Снежинка, и пережил не одно отключение электричества. Каждый год собираюсь починить генератор. Руки никак не доходят, — настырный взгляд каре-зеленых глаз выразительно изучает мои плечи и «не доходящие» руки.

— Я согрелась, но не откажусь от вина, — робко кивает, виртуозно разыгрывая святую невинность. Так я и поверил, кроха. — В холодильнике есть продукты. Я привезла.

— Закуска лишней не бывает, — достав из заднего кармана фонарик, включаю его и направляю луч к темной лестнице. — Ты осваивайся, я схожу наверх.

— Хорошо, — поспешно отзывается Снежинка. — Подожди, а для Балто есть еда?

— Я не помню, чтобы говорил тебе кличку собаки, — остановившись в центре гостиной, резко оглядываюсь, хмуро взирая на девчонку, склонившуюся над псом. С безмятежным выражением лица она почесывает лохматый бок моего Балто, а блохастый предатель даже не пытается пойти за мной следом.

— Неужели угадала? —  спрашивает Снежинка, подняв голову. — Ему подходит, — добавляет, расплываясь в довольной улыбке.

— Собачий корм в кухне, в ящике, над мойкой, — сообщаю я. — Постарайся не перебить всю посуду, Снежинка. Ее осталось и так мало.

— Не собираюсь я ничего бить, — возмущенно летит мне в спину. — И я не Снежинка, а Адалин. Хотелось бы и твое имя узнать.

— Оно написано прямо на тебе, Снежинка, — ухмыляюсь я, не оглядываясь.

Очередная проверка? Все еще сомневается насчет вора-домушника? Она действительно считает меня настолько одноклеточным? Я не конченный идиот, чтобы подсунуть свои семейные фото, но упустить из внимания халат с чужим именем.

— И, да, Снежинка, — замедлившись на середине лестничного пролета, как бы невзначай бросаю я. — Уверен, что ты очень хотела спросить, но так и не осмелилась, — делаю многозначительную паузу, затылком ощущая сверлящий взгляд. — Ружье все еще в доме, — запускаю ответную пулю. — Это так, для твоей новостной статистики.

Поднявшись в спальню, освещаю себе путь через разбросанное женское шмотье, замечая раскрытый неразобранный чемодан на кровати. Моя спортивная сумка, с которой я приехал, скромно стоит на стуле в самом углу. Неудивительно, что Снежинка ее не заметила. Испустив тяжелый вздох, закидываю свои пожитки на плечо и скрепя сердце, отправляюсь в смежную спальню. Не привык уступать свое место чужакам, но собирать бабское белье по всей комнате — так себе перспектива.

В первую очередь проверяю второй мобильник на наличие связи. У меня их всегда два. Один — для вызовов по работе, другой личный. Разбил я — последний, что к лучшему. Хотя сети один хрен нет, гудок не идет, интернет тут и раньше ловил только в избранных местах, а аварию вряд ли ликвидируют в ближайшие часы. В этом есть свои плюсы. По крайней мере, Сил не испоганит настроение, заваливая слезливыми сообщениями. Еще одна дурная баба на мою травмированную психику.

Утром, загружая в такси свою груду чемоданов, Сильвия чуть ли не на Библии клялась, что на этот раз точно сваливает от меня с концами, десять раз пожелала мне счастья, не забыв напомнить, какой я на самом деле гондон, угробивший ее жизнь и спустивший в унитаз лучшие годы.

Спорить бесполезно, частично Сильвия права. В дерьмовом браке дерьма хлебают и производят оба и ровно пополам.

Но это я теперь стойкий оловянный солдатик, закалённый и заматеревший, а когда она уходила впервые, я повелся, как доверчивый идиот. Переживал, искал, хотел попытаться подлатать ошметки наших отношений. Не сдавался, думал наладится, держа в голове показательный пример родителей.

У мамы был сложный характер, но без нее отец жить не смог. Наверное, бывает такая роковая любовь. Один раз и навсегда. Я же довольно быстро понял, что мы с Сильвией из другой мыльной оперы. Вероятно, бразильской.

Когда она ушла второй раз, я вдруг понял, что очень даже могу жить без жены, и даже как-то дышать становилось легче. Имелось одно существенно мешающее моему полному освобождению — но.

Сильвия всегда возвращалась.

Через месяц или неделю, иногда меньше. 

Слезы, раскаяние, клятвы, обещания, просьбы дать последний шанс нашему браку, плавно переходящие в угрозы и бесчисленные упреки с зачитыванием полного списка моих косяков, а следом демонстрация нового развратного комплекта нижнего белья и примирительный секс, из-за которого я ее в принципе и терпел последние годы. Когда ты на работе проводишь семьдесят процентов своего времени, а домой заходишь поесть, поспать и снять напряжение, то неплохой секс — это немаловажная причина. Если бы не истерики и скандалы Сильвии, можно было бы назвать наш брак удобным партнерским союзом.

В этот раз, Сил побила все рекорды, одумавшись через шесть часов. Первый звонок застал меня на трассе. В одном уверен — она не припрется сюда в пургу. Моя смелая самонадеянность базируется на знании, что Сил до нервной тряски ненавидит этот дом и дорогу к нему. Поэтому только здесь я могу не беспокоиться за свое уединение.

Мог… пока одна снежинистая мелкая пигалица с зачётными губами и упругой задницей не заявилась, чтобы выгулять свои ржавые коньки в моих скромных владениях.

Недолго насладившись минутами тишины в темноте, разрезаемой тусклым лучом фонарика, я все-таки спускаюсь вниз. Стараясь не скрипеть ступенями и передвигаться практически бесшумно, что очень сложно сделать, учитывая массивную физическую комплекцию, я незаметно пробираюсь в коридор. Бегло глянув на суетливо кружащую вокруг стола Снежинку, быстро сворачиваю в техническую подсобку. Хочу проверить автоматы в тщетной надежде, что поломка произошла в доме. Вероятность — нулевая, но попробовать стоит.

Открыв щиток, пару минут созерцаю содержимое с фонариком в зубах, и, убедившись, что от моих виртуозных навыков в электромонтаже ничего не зависит, с чувством выполненного долга возвращаюсь в гостиную.

Снежинка в этот момент как раз ставит бокалы на белоснежную скатерть с традиционным рождественским рисунком. И где она ее только откопала? Занятая приготовлениями, девушка снова не замечает моего присутствия, хотя я стою прямо за ее спиной. Напевая что-то под нос, она любовно раскладывает вилки, сдвигает к краю ведерко со льдом и торчащими из него бутылками. Балто — хитрый Иуда, виляя хвостом, трется возле Снежинки и носом не ведет в сторону хозяина. Совсем старичок нюх потерял.

А я все думаю, какой голос у нее приятный, мелодичный. Песенка знакомая. Невольно прислушиваюсь, вновь попав в поле влияния снежинистого аромата. Синатра. Да, точно он. Резко задрав голову, кроха поправляет омелу, закреплённую на темном абажуре.

— Отлично, — удовлетворённо хмыкнув, бормочет Снежинка. — Но при свете было бы лучше, — добавляет шепотом.

Согласен, кроха. Лучше, теплее и индейку могли бы разогреть. 

Пытаюсь напомнить себе, почему она, вообще, здесь? Я про девушку, а не индейку.

Когда я успел стать таким добрым и гостеприимным?

Сложный вопрос.

Очень сложный. Оставлю-ка я пока его без ответа. Может быть, после порции виски, размышлять станет проще и быстрее.

Устав ждать, когда Снежинка меня заметит, я оглядываюсь по сторонам, и замечаю… перемены. Женщины и перемены — всегда идут в комплекте. Одного без другого не бывает. Проверено на личном опыте.

Снежинка переставила свечи. Убрала те, что стояли на камине и полукругом расположила перед елкой.  Стол полностью сервирован. Со вкусом и в духе праздника. Шампанское стынет, вискарь запотел, колокольчик на покачивающейся от гулящих сквозняков омеле недвусмысленно позвякивает, намекая, что у меня есть железный повод познакомиться поближе со взбаламутившими мое воображение губками Снежинки. В общем, романтика так и прет из всех щелей, вместе с пресловутыми сквозняками. Разве что подвешенных к потолку Снежинок не хватает. Маньячные мысли? Да ни хрена. У каждого своя романтика.

Вот кто ее просил?

А тут напрашивается еще одно железобетонное правило. Да-да, оно самое. Женщины и романтика — нерушимый тандем. Бери или беги.

Аккуратно сложенные салфетки, приборы по всем правилам. В центре потрескивают три свечи, в тарелках тонко нарезанные свежие овощи, сборная солянка из нескольких сортов сыра и колбасы, на специальной многоярусной посудине красиво разложены виноград, мандарины и груши. А на маленьких ступнях незваной гостьи теплые красные рождественские носки, и тематические крошечные трусики под моим халатом я тоже не забыл. Идеальный комплект. Осталось только распаковать… точнее откупорить бутылку шампанского, что я и собираюсь сделать, выходя из тени и раскрывая свое никем незамеченное присутствие:

— Присядь, Снежинка. От твоей беготни мельтешит в глазах.

— Боже! — подпрыгнув от неожиданности, девушка резко оборачивается. — Напугал!

— Женщины обычно находят меня привлекательным, а не устрашающим, — невозмутимо и не без самодовольства сообщаю я, взяв из ведра со льдом бутылку игристого.

— Только те, кому не посчастливилось с тобой пообщаться, — с вызовом бросает кроха, наблюдая, как я откупориваю шампанское.

Чтобы занять чем-то руки и снять волнение, девушка угощает Балто кружком ветчины с тарелки. Тот глотает его, даже не жуя, предано заглядывая в лицо Снежинки.

— Балто, место! — командую променявшему меня на кусок колбасы псу. Лениво перебирая лапами и понуро опустив морду, предатель отходит от стола и разваливается на брошенной возле старого кресла-качалки искусственной шкуре.

Разлив напиток по бокалам и отодвинув стул, я лениво опускаюсь на сиденье. Раздается характерный скрип, на что гостья мгновенно реагирует очередной колкостью.

— Медведь!

— Сосулька, раз Снежинка не нравится.

— Меня зовут Адалин!

— Ледышка, — издеваюсь я.

— Идиот, — шумно вздохнув, качает головой девушка, опускаясь на второй, не менее скрипучий стул, но ее жалкий вес он выдерживает бесшумно. — Да бог мне терпения вынести твою компанию до утра.

— Интересная молитва перед Рождественским ужином, — ухмыляюсь в ответ. — Присоединяюсь.

— Давай поедим молча. Не хочу, чтобы кто-то из нас подавился, — качнув головой, она тянется за своим бокалом и нервным жестом подносит к губам. Пьет маленькими глотками, не дождавшись тоста, и бросая на меня хмурые взгляды. Пригубив свой напиток, я демонстративно морщусь, и достаю из ведерка ледяную бутылку виски. Наливаю себе треть стакана, и опрокидываю половину порции.

— Ты не только грубиян, но еще и алкоголик? — интересуется Снежинка, не выдержав напряженной тишины.

Подцепив вилкой кусок сыра, засовываю его в рот и медленно пережевываю, неотрывно глядя на губы девушки, что еще больше нервирует гостью. Не дождавшись от меня никакого ответа, она хватает с края стола свой мобильник и с досадой смотрит на экран.

— Черт, еще и батарея садится.

— Отключи. Связи все равно нет, — пожимаю плечами, с любопытством рассматривая расстроенную мордашку.

Симпатичная девочка. Очень.  Нет, не роковая разбивательница сердец с убивающей наповал аурой секс-бомбы. Такие милые и внешне беззащитные малышки берут совершенно другим и держат мужиков за яйца еще покрепче, чем обладательницы модельных параметров. В первом случае срабатывает инстинкт защитника, во втором — охотника. Оба достаточно сильны. Эффект воздействия зависит только от того, какой больше преобладает в конкретном индивидууме. Моя работа заключается в спасении жизней, поэтому тут все очевидно. Нырнув в ледяную воду за этой полоумной, я, похоже, все-таки заглотил крючок, вытаскивая на сушу эту маленькую рыбку.

— Ждала звонка от кого-то важного? — нейтральным тоном любопытствую я, осторожно прощупывая почву.

— Нет, — как-то слишком быстро отвечает Снежинка.

— Кто-нибудь знает, где ты собиралась провести Рождество?

Она вскидывает голову, подозрительно прищурившись. Бьюсь об заклад, сейчас она вспоминает мои слова про ружье, которое все еще в доме.

— Ты же понимаешь, что подобные вопросы не помогут мне расслабиться?  — в лоб спрашивает Снежинка.

— Есть один способ, который наверняка заставит тебя расслабиться, кроха, — развратно ухмыляюсь я, сползая взглядом с полных губ девушки к наглухо запахнутому вырезу халата. Прятать там особо нечего, но размер не всегда имеет значение, если речь о женской груди. Куда важнее форма и чувствительность.

— Похабник, — фыркает Снежинка, прячась за свой бокал с шампанским.

— Я еще ничего не предложил, а ты уже размечталась, — насмешливо подливаю масла в огонь, опрокидывая в себя остатки виски.

— По ходу, размечтался ты, — дерзко парирует девчонка. — Расслабься, ты не в моем вкусе, Викинг.

— Вернемся к этому разговору, когда ты допьешь шампанское, — я наполняю бокал Снежинки, а потом наливаю себе из другой бутылки. — Алкоголь имеет свойство приукрашивать реальность и наделять притягательными чертами тех, с кем ты его употребляешь.

— Чтобы запасть на тебя, мне понадобится ведро, — насмешливо бросает девушка. — К тому же у меня есть парень.

— Звонка, от которого ты не ждешь, — подмечаю я с ироничной улыбкой, ни на йоту не поверив в ее заявление.

— У всех бывают ссоры, — пойманная на лжи малышка, отводит взгляд. Засовывает в рот виноградину, запивая большим глотком шампанского. Я молчу, она комкает в руках бумажную салфетку. — Мы расстались, — сдается с тяжелым вздохом. — Но я не расстроена и не нуждаюсь в утешении, — торопливо добавляет она, выстрелив в меня предупреждающим взором. — И я сама его бросила.

Я лениво выгибаю бровь, откидываясь на спинку стула. Тот снова «раздавлено» скрипит.

— Все к лучшему. Отношения, которые ведут в никуда, надо обрезать, когда это становится очевидным хотя бы для одного из партнёров.

— Тут я соглашусь.

— Правда? — удивленно взглянув на меня, Снежинка роняет кружок ветчины, который собиралась съесть.

— Да, — киваю я. — Но не всегда легко это сделать, а иногда и не хочется, потому что привык и удобно, — Ее внимание перетекает на мои пальцы. Сначала на одной руке, потом на другой и снова концентрируется на лице. — Я не ношу обручальное кольцо, — отвечаю на немой вопрос, прочитанный в распахнутых глазах Снежинки.

— Почему? То есть…ты женат? — на ее лице появляется обвиняющее и возмущенное выражение, словно я ее страшно обманул и использовал. Расслабься, кроха, я ничего еще не успел.

— Да, Снежинка. Состою в официальном браке.

— Давно?

— Давно, — решаю не шокировать гостью юбилейной цифрой.

— И дети есть?

— Нет, — качаю головой, невольно поморщившись. Проницательная малышка тут же замечает мою реакцию. 

— Больная тема?

— Уже нет, — отрицаю я. Отчасти так и есть.

— И где она? Твоя жена?

— Во Лондоне. Улетела утром.

— Почему ты не полетел с ней? Поссорились?

— Тебе действительно так интересна моя личная жизнь? — иронично интересуюсь я, заметив, что Снежинка перестала клевать фрукты и напрочь забыла про шампанское.

— Чем-то нам нужно развлекать себя, пока не закончится метель? — объясняет свое разгулявшееся любопытство. — Мы тут заперты, Лэндон, — напоминает о том, что довольно проблематично забыть. — А завтра разойдемся в разные стороны. Почему бы не поболтать? 

— Тогда давай начнем с тебя, — предлагаю я, положив локти на стол и наклоняясь вперед. — Что не так с твоим парнем?

— С ним все так, — сделав глоток шампанского, отвечает Снежинка. — Недостатки есть у всех, но они не раздражают так сильно, если ты любишь человека, который находится рядом. Злишься, споришь, но не чувствуешь… отторжения и пустоты — вот здесь, — она порывисто прижимает ладонь к груди, на щеках вспыхивает хмельной румянец. — У нас были как непростые, так и замечательные моменты, когда казалось, что шанс построить будущее с этим мужчиной есть. Я искренне пыталась его полюбить, но, увы, чуда не произошло, — с сожалением разводит руками. — Ему сейчас сложнее, потому что он не понимает, почему я так поступаю.

— Женщин вообще сложно понять. Невозможно, я бы сказал. Особенно тех, кто ждет появления великой любви. Некоторые самонадеянные индивидуумы верят, что понимают, но они такие же профаны, как и все остальные, — немного цинично заявляю я.

— А что плохого в том, что мы хотим любви?

— Женщины всегда чего-то хотят, Снежинка. Любви, денег, сильного плеча, красивых ухаживаний, крутого секса, незатухающей страсти, острых впечатлений, зашкаливающих эмоций, и следующими пунктами, как ни странно, идут: стабильность, уверенность, понимание. Список можно вести до бесконечности. И все их «хочу» должен удовлетворить мужчина. Если один не справляется, то можно запрячь сразу нескольких.

— Ты утрируешь, — возражает Снежинка, подставляя опустевший бокал, который я галантно наполняю. — Есть же амбициозные женщины, посвятившие жизнь карьере, а не поиску исполнителя желаний.

— Есть, — не оспариваю я. — Но секса они тоже хотят и сильного плеча, и острых впечатлений…

— Ты невозможный тип, — бесцеремонно перебивает Снежинка.

— А чего хочешь ты, Адалин? — ухожу от спора обо всех женщинах, к одной конкретной, буравящей меня негодующим взглядом. — Когда, как не в Рождество, говорить желаниях?

— Волшебства, — подумав пару секунд, выдает Адалин и сердито хмурится, услышав вырвавшийся у меня смешок.

— Прости, но Санта-Клаус сломает всю голову, чтобы засунуть в мешок «волшебство», — иронично отзываюсь я. — Ладно, закроем этот вопрос. Скажи, чего ты больше всего боишься?

— Одиночества, — без раздумий, отвечает Снежинка.

— И поэтому приехала сюда абсолютно одна? — позволяю себе усомниться в ее заявлении.

— Я приехала сюда, как ты верно заметил, … абсолютно одна, — она прерывается, осушая очередной бокал. — Я приехала сюда, чтобы вспомнить о тех моментах, когда не знала, что такое одиночество, — в бархатно-зеленых глубоких глазах появляется уязвимое печальное выражение, вызывающее во мне острую потребность стереть его и заменить чем-то иным, пусть даже злостью — на меня.

— Ты выбрала чертовски неподходящий момент, Снежинка, и не тот дом. Не повезло, одним словом, — мои слова вызывают ожидаемую реакцию. Она раздраженно фыркает, бросая на меня вызывающий взгляд. 

— Ты не любишь ее? Свою жену? Про нескольких мужчин ты же не просто так сказал. В Англию она не одна уехала. Так?

— Мы все еще говорим о тебе, — холодно напоминаю я, напряженно стиснув зубы. — И о твоих ожиданиях вселенской волшебной любви. Ты так много рассуждаешь о том, чего сама не чувствовала.

— Неправда! — запальчиво опровергает Снежинка. — Я влюблялась. Очень сильно, но это было давно, и… — ее лицо омрачается грустными воспоминаниями. — Все, что происходило позже, не шло ни в какое сравнение с тем, первым…

— Он тебя бросил? — в лоб спрашиваю я.

— Он меня даже не знал…, — отрицательно качнув головой, печально отзывается Адалин.

— Тогда это глупость, Снежинка, а не любовь. Любовь — всегда взаимное чувство.

— Ты не понимаешь…

— Ты придумала себе «волшебство», потому что бежишь от реальности, от проблем, которые нужно решать здесь и сейчас, не рассчитывая на «чудо». Ты просто трусиха, Снежинка.

— Меня зовут Адалин, — сквозь слезы произносит она, бросая в меня скомканной салфеткой.

— Я не хотел тебя обидеть, — миротворческим тоном предпринимаю попытку извиниться, что мне не свойственно, но сейчас я действительно чувствую, что перегнул палку.

 — Я ухожу спать, — она порывисто поднимается со стула, убивая на корню мои благие порывы.

— Снова бежишь? — саркастично интересуюсь, окинув Снежинку ленивым взглядом.

 — А знаешь, нет ничего удивительного, что жена наставляет тебе рога, — пытается побольнее задеть меня колючая Снежинка. — Я и часа с тобой не продержалась. Мне ее искренне жаль, — сердитая и грозная, она неловко оступается, запнувшись за подол слишком длинного халата, и застывает, уставившись на меня воинственным взором.

Где-то в глубине дома старинные настенные часы отбивают полночь. Я был уверен, что они давно сломаны. Свист и вой за окном усиливается, бросая в дребезжащие стекла белые хлопья. Свечи гаснут одна за другой от пролетевшего по гостиной сквозняка, а огонь в камине, напротив, вспыхивает ярче, словно кто-то невидимый подбросил в топку дров.

Отморозившись, Снежинка быстро огибает стол с моей стороны, собираясь сбежать наверх, но у малышки нет ни малейшего шанса это сделать.  Поймав тонкое запястье, я рывком усаживаю ее к себе на колени, и, не дав брыкающейся крохе опомниться, сгребаю в жадные объятия, исполняя свое «волшебное» желание. Она не успевает даже возмущенно пискнуть, прежде чем я набрасываюсь на сексуальный рот, сминая губы требовательным поцелуем.