Глава 8

— А ну, стой на месте, Мия-сан!

 

Тануки поставил на землю котел с едой и с неожиданной ловкостью подскочил к темневшему в сумерках телу.

 

— Человек. Живой, — объявил он, обнюхав находку. И тут же поправился: — Пока живой, к утру подохнет.

 

Мия склонилась над телом. От лежащего пахло остро чесноком, а еще потом и кровью. Когда она попыталась перевернуть его, рука наткнулась на что-то липкое.

 

— Мы должны помочь ему, Дайхиро.

 

— Зачем? — ворчливо спросил тануки. — Он пришел в наш дом, Мия-сан. Я его не приглашал. Ты приглашала? Нет, ну так пусть уходит, пока не погнали. Тоже нашел место, чтобы умирать. Я совершенно не хочу копать потом могилу. У меня от работы мозоли. — В доказательство своих слов он продемонстрировал маленькие ручки с гладкой, словно у ребенка, кожей.

 

— Ну, как хочешь. — Мия попробовала приподнять раненого. Он был страшно тяжелый.

 

— Ох, погубит тебя твоя доброта, Мия-сан, — заворчал тануки. И с силой, совершенно неожиданной для его неповоротливого толстого тельца, перевернул человека и потащил вверх по ступеням.

 

Вместе они внесли раненого в храм. Мия зажгла фонарь и бросилась разводить костер.

 

— Дайхиро, принеси воды! — скомандовала она.

 

— Воды ему еще, — заворчал оборотень. Но прихватил ведро и вышел на улицу.

 

Мия повернулась к раненому.

 

Он был худ, грязен и обряжен в замурзанные брюки хаками и такое же грязное кимоно, прямо на голое тело. Под одеждой виднелась повязка, сделанная из нижней рубашки. Бурая от крови, она присохла к телу. Из спины, чуть пониже левой ключицы, торчал обломок стрелы.

 

Из вещей у незнакомца был только нож-танто на поясе.

 

Она перевела взгляд на его руки, покрытые рваными ранами от звериных укусов, потом на лодыжку, согнутую под неестественным для человека углом.

 

Страшнее всего выглядела левая рука мужчины с запекшимися кровавыми пятнами на месте трех вырванных ногтей. По сравнению с ними, синяки и следы плети на теле казались мелочью.

 

Тануки был прав. Откуда в горах израненный незнакомец с ножом? Кто он? На крестьянина не похож. Разбойник? Дезертир? Убийца?

 

Кто пытал его?

 

В дверь с шумом, отдуваясь, вломился тануки, волоча полное воды ведро и давешнюю чашу с неощипанным петухом.

 

— Вот! — объявил он, бухнув ведро перед Мией. — Вода. Добрая ты душа, Мия-сан. Подбираешь всякую тварь.

 

— Не тебе жаловаться. Помоги мне!

 

Следующие полчаса она обмывала раны. Ножом, найденным у раненого, обрезала грязные тряпки и швырнула в огонь. Всю спину незнакомца занимала татуировка в виде атакующего тигра. Над левым глазом тигра торчало обломанное древко стрелы.

 

Мужчина глухо застонал, когда она попыталась выдернуть наконечник.

 

— Кровью истечет, — предупредил тануки. — Он уже смирился с присутствием на своей территории чужака и помогал, чем умел, а больше суетился и сыпал жалобами, советами и шутками.

 

— Что же делать?

 

— Бинты нужны. Лекарства. А мне нужно поесть. А тебе — обратно в школу, пока не хватились.

 

Мия еще раз поглядела на раненого. После того, как она смыла с его лица грязь и потеки, стало видно, что он молод. Наверное, его даже можно было назвать красивым, если бы не был таким измученным.

 

— Готовь ужин, Дайхиро. Бульон не пей, оставь для него. Я вернусь через пару часов.

 

— Но как же… — попробовал возразить тануки, однако Мия была уже за дверью.

 

Оборотень нахмурился, поворошил палкой костер.

 

— Эх, Мия-сан, упрямая девочка, доброта тебя погубит. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

 

* * *

 

Раньше Мия никогда не брала чужого.

 

Даже когда она нашла в горах Дайхиро — только что осиротевшего, совсем крохотного и неспособного о себе позаботиться. Тогда она таскала малышу свою еду. Тануки и в детстве был прожорлив, скромной плошки риса, завернутой в лист нори, и куска рыбы ему никогда не хватало, и Мия собирала в лесу грибы и орехи, удила рыбу в озерце чуть выше в горах.

 

Но сейчас грибами не обойтись. Нужны бинты, мази, целебные травы.

 

Она кусала пальцы от нетерпения, ожидая, пока девочки в домике заснут. Потом неслышно выбралась из-под одеяла, прихватив кимоно.

 

Одевалась она уже снаружи, дрожа от холода на зимнем ветру. Полная луна — солнце мертвых — заливала двор белыми лучами. Такими яркими, хоть читай в их свете.

 

Госпожа Оикава хранила лекарства в школе. За ширмой в комнате, где будущих гейш обучали массажу и основам акупунктуры.

 

Фонарь Мия зажигать не стала. С тихим шелестом отъехала в сторону бамбуковая дверь. Знакомая до последней трещинки на стене школа ночью казалась чужой. Пространство словно раздалось вглубь. Мия кралась в тенях, прислушиваясь к каждому шороху. Сердце стучало часто-часто.

 

Что сказать, если ее сейчас здесь найдут? Как оправдаться? После заката ученицам запрещалось проходить в здание школы.

 

Некстати вспомнилось предвкушающая улыбка на лице нового директора, когда он обещал «наказать» Мию в случае оплошности.

 

Она без приключений добралась до комнаты. Запалила маленькую масляную лампу на низеньком столике. Поминутно прислушиваясь, отобрала все, что нужно для спасения раненого: бинты, едкий сок жгучевицы, молотую кровохлебку, травяные сборы для лечения лихорадки, заживляющие мази на целебном медвежьем жире.

 

Потом, когда она станет гейшей, она вернет все, что взяла, и много больше.

 

Обратно Мия кралась с еще большей опаской, ощущая себя презренной воровкой. Звук, донесшийся из танцевального зала, чуть не заставил ее выронить узелок с лекарствами.

 

Внутри кто-то был. Рисовая бумага на двери чуть светилась, как бывает, когда горит факел.

 

Проклиная себя за любопытство, Мия приникла к щели меж дверью и стеной…