Глава 6. Отрицание

Кирстин начала приходить в себя, когда во сне почувствовала непривычные ощущения, терзавшие тело. К своему ужасу она довольно быстро поняла, что ощущения эти исходят не снаружи, а изнутри.

Что-то двигалось в ней, лёгким зудом проходилось по животу и растягивая её. Именно на этой мысли сознание Кирстин прояснилось достаточно, чтобы понять — где именно она растянута сильнее всего.

Кирстин закричала в иррациональном ужасе, хотя в ощущении, которое она испытывала, не было боли — даже дискомфорт был достаточно слаб, и болезненное желание усилить их напугало Кирстин сильнее всего.

Она попыталась открыть глаза — но ничего не произошло. Вокруг царила темнота — или она попросту ослепла. Даже собственных век ощутить она не могла.

Страх стремительно перерастал в ужас, и Кирстин дёрнулась, силясь ощупать лицо — но тугие ремни удержали её. Руки были прочно зафиксированы над головой, а ноги широко разведены, и щиколотки уже начали затекать.

Кирстин попыталась вывернуться из ремней — желание свести ноги и избавиться от позорного зуда внутри было нестерпимым, но ничуть не помогло.

Ком подступил к горлу, и Кирстин всхлипнула — но слёз на щеках не ощутила.

Кирстин не была религиозна, но в эти мгновения не нашла ничего лучше, чем зашептать молитву, которой бабушка учила её, когда ей не исполнилось и шести лет.

Не к месту вспомнилось, как та умерла — и следом пришла мысль о том, что очень скоро, наверное, умрёт и она сама.

— Этого не может быть… — прошептала Кирстин.

Стремительно всплывали в сознании день за днём все прошедшие недели. Как в дурном кино, медленно разворачивалась в обратную сторону цепочка событий.

Кирстин думала об Охотнике. Дискомфорт, терзавший тело, не значил ничего по сравнению с той болью, которую она испытывала при мысли о своём выдуманном друге. В сравнении со смущением и растерянностью от понимания того, что Охотника не было — а если и был, то Кирстин вовсе его не знала. Она всё придумала и от осознания собственной глупости ещё сильней захотелось плакать.

— Ненавижу тебя, — прошептала она.

Кирстин теперь отчётливейшим образом понимала, что не было ни малейшего повода доверять человеку, который ей писал. Что никогда тот не рассказывал о себе, и все представления Кирстин о нём родились у неё в голове.

«Что он обо мне думал?» — родился несвоевременный вопрос. «Ничего, — ответила тут же Кирстин сама себе. — Он смеялся надо мной».

Кулаки сжались. Кирстин чувствовала себя дурой — но поделать ничего уже не могла. Её захлестнуло отчаяние.

— Помогите! — крикнула она, но так тихо, что сама себе не поверила бы.

Она не знала, где находится, но уже понимала, что здесь никто не станет ей помогать.

— Пожалуйста, за меня никто не… — Кирстин запнулась, передумав договаривать. — Пожалуйста, отпустите меня!

Ответом была тишина. Только мерно жужжал инородный предмет внутри.

Кирстин обнаружила, что если не говорить, то этот предмет — с его тихим жужжанием и странным зудом — оказывается единственным, что она осязает в этой пустоте.

Мысли невольно сосредоточились на нём — и тут же Кирстин показалось, что непрошенное удовольствие становится сильней.

Она едва не заплакала, но не нашла слёз.

От мыслей о происходящем и тем более от ощущений, которые она чувствовала внутри, возбуждение нарастало.

Затем скрипнула дверь, и послышались шаги.

Кирстин завертела головой, но ничего не увидела.

Кто-то протёр влажным кожу на руке, и Кирстин ощутила мгновенный лёгкий укол.

Подступила тошнота, и любые ощущения её покинули.

Просыпаясь второй раз, Кирстин очень надеялась, что всё случившееся — сон. Но она по-прежнему не могла открыть глаза.

Она дёрнула руки — но те оказались так же крепко зафиксированы над головой, как в прошлый раз — или во сне.

Ноги тоже оставались широко разведены, но теперь она не чувствовала внутри ничего — напротив, вход поджимался от ощущения неведомо когда ставшей непривычной пустоты.

Кирстин невольно захныкала от жалости к себе — темнота и тишина навевали мысли о том, что она одна, а неспособность шевельнуться лишала сил и надежд.

Она замолкла и дёрнулась ещё раз, но справиться с путами не смогла. Кирстин дёрнулась ещё и ещё — ей стремительно овладевала паника, все мысли исчезли, оставив только нестерпимое желание покинуть это место любой ценой.

«Это не могло произойти со мной!» — только и повторяла она, пока стук металлической двери о такой же металлический каркас не заставил её замереть.

Кирстин повернула голову на звук, но не увидела, как и прежде, ничего.

— Привет, — прозвучало совсем близко. Голос был мужским, не приятным и не отторгающим — просто чужим. Если бы Кирстин было с чем сравнивать, она поняла бы, что слышала множество таких же голосов — но ей никогда ещё не доводилось говорить с людьми в полной беспросветной темноте, когда звук становится твоим единственным проводником.

— Где я? — спросила наконец она и тут же ощутила чью-то шершавую руку на груди. Захотелось её сбросить. Кирстин дёрнулась — но не смогла. В довершение всего она поняла, что обнажена, а рука заскользила ниже к её голому животу и замерла, очертив пупок.

— Красивая девушка, — констатировал тот, кто к ней пришёл.

— Кто ты такой?

— Зови меня Мастер. Здесь не потребуется других имён.

Кирстин сглотнула.

— Мастер, — произнесла она, пробуя на вкус. Слово было не таким обидным, как «господин», но всё равно навевало воспоминания о Марке Твене и неграх, трудившихся на своих «мастеров». — Что мне сделать, чтобы ты меня отпустил?

Мастер негромко рассмеялся.

— Ничего. Отсюда нет дороги назад.

— Я… — Кирстин запнулась. — Я что, останусь здесь навсегда? Это какой-то подпольный бордель?

— Ни в коем случае, — рука Мастера скользнула вверх, а голос стал строгим. Два пальца подхватили подбородок Кирстин и потянули вверх. —Ты стоишь больше, чем может заплатить самый лучший публичный дом.

Кирстин замерла, боясь поверить тому, что поняла.

— Вы… — сказала она и сглотнула. — Вы собираетесь меня продать?

— Хороша собой, сдержана и, похоже, умна, — усмешка смазала смысл слов.

— Но зачем… — растерянно произнесла Кирстин. — Кому я нужна?.. Я же… Просто…

Мужчина не стал отвечать. Рука его снова заскользила по шее Кирстин вниз, очертила правый сосок и направилась дальше, к животу.

— Для всех ты мертва, — равнодушно произнёс он, и не думая отвечать на вопрос. — Попала в аварию на перекрёстке у Кингс Кросс. На твоих похоронах была только сестра.

Губы Кирстин дрогнули.

«Откуда они знают про сестру?» — пронеслось в голове, и тут же она испустила яростный стон.

— Я не верю вам, — выдохнула она.

— Чем раньше ты осознаешь, что я прав — тем легче пройдёт твоя адаптация здесь. Твоя прежняя жизнь подошла к концу — забудь её. Но у тебя есть шанс. Тебя будут обучать. Ты будешь учиться. Через полгода — если всё пройдёт хорошо — ты покинешь это место и остаток жизни проведёшь в достатке и благополучии.

— Я не хочу учиться, мне это не нужно!

— У тебя есть время подумать о том, что я сказал.

Рука исчезла, а затем снова громыхнула дверь, и Кирстин поняла, что осталась одна.

«Это не могло произойти со мной», — продолжала повторять Кирстин— но всё отчётливее понимала, что именно «это» произошло именно с ней.

Она всё ещё надеялась вернуться домой, и теперь более всего её беспокоили глаза. Если бы удалось освободить руки, она бы ощупала их — но боли не было, значит, как она думала, ничего страшного произойти не могло.

«К тому же, зачем нужна рабыня без глаз»? — пронеслось у неё в голове, и Кирстин поёжилась, обнаружив, что применяет это слово — «рабыня» — к себе. «Но ведь так называют людей, которых можно продать, разве нет?» — подумала она.

Кирстин изо всех сил рванулась из пут — но те, казалось, сопротивлялись тем сильнее, чем яростней она старалась высвободиться.

На сей раз никто не пришёл, как бы Кирстин ни кричала и не билась, так что в конце концов она устала и затихла.

Только после этого — и то не сразу — скрипнула дверь.

Звук шагов приблизился, и уже знакомый голос произнёс:

— Ты готова принять мои правила? — спросил всё тот же человек, назвавший себя Мастером.

— Что с моими глазами?

— Это пройдёт — если мы решим, что тебе пора нас увидеть.

Кирстин облегчённо выдохнула — слова Мастера, которому по большому счёту абсолютно не следовало доверять, подействовали лучше, чем любые попытки уговорить себя.

— Я хочу домой, — тихо сказала она. — Мой отец заплатит…

— Мы знаем о тебе всё, — перебил её мужчина. — Нас не интересует ни твой отец, ни твоя семья. Только ты сама.

Рука Мастера легла Кирстин на живот и, опустившись ниже, очертила полукругом лобок.

Живот девушки задрожал. Она чувствовала себя неимоверно открытой и беззащитной, без всякой одежды и с широко разведёнными ногами — но, дёрнувшись, лишь сильнее прижалась бы к руке.

— Ты никогда не вернёшься домой, — повторил мужчина, — но твоя новая жизнь может стать гораздо лучше той, которая у тебя была. Есть люди, которые заплатят немалые деньги, чтобы целовать тебя и ласкать. Кто-то из них обеспечит тебе кров, уют, безопасность и, может быть, даже любовь. Всё,  на что ты никогда не заработала бы сама.

Кирстин затряслась в беззвучном рыдании.

— Отпусти меня… — прошептала она.

— Когда я поверю, что ты готова подчиняться моим правилам, я сниму путы и, может быть даже, позволю тебе увидеть меня. Ты согласна делать всё, что я скажу?

— Нет! — выдохнула Кирстин и попыталась сбросить его руку. Она снова забилась в путах, и ей наконец удалось избавиться от чужой ладони. Мужчина отступил назад, но стоило Кирстин поверить в своё торжество, как хлёсткий удар прошёлся по лицу.

От неожиданности Кирстин мгновенно замолкла и замерла, прислушиваясь к наступившей тишине.

— Ты разочаровываешь меня, — услышала она. — Если не понимаешь слов, в следующий раз придётся попробовать боль.

Раздался звук шагов, скрипнула дверь, и Кирстин осталась одна.

Рей чувствовал себя неспокойно все последующие дни.

Проверки постепенно подходили к концу, и, казалось, дела идут на лад, но неприятное ощущение незаконченного дела зудело у него в мозгу, пока он не сдался ему.

Уединившись в своей женевской квартире, Рей открыл ноутбук и зашёл в скайп.

Майкл ответил почти сразу. Он выглядел невыспавшимся и, едва появившись в кадре, зевнул.

— Как дела? — спросил Рей. Напряжение, звеневшее в его голосе, не допускало и мысли о том, что это праздный вопрос.

— Всё как всегда, — Майкл взял со стола планшет и понёс его на кухню.

— Она в порядке? Я имею в виду — никаких травм нет?

Майкл поставил планшет на кухонный стол и мрачно покосился на него. Затем засыпал кофе в кофеварку и принялся выбирать чашку в сушилке.

— Майкл! — рявкнул Рей и, тут же пожалев об этом, снизил тон. — Не игнорируй меня, — уже спокойнее произнёс он. — Наш друг связывался со мной, хотел уточнить срок.

— Полгода. Ничего нового, Рей, — Майкл наконец нацедил кофе в чашку и, устроившись за столом, поболтал в ней маленькой ложечкой. —Абсолютно стандартный вариант.

Рею почему-то не понравились последние слова, но почему — он не знал.

— Ты слишком о ней беспокоишься, — не преминул заметить Майкл и приложил чашку к губам — но только затем, чтобы вдохнуть аромат и снова отодвинуть. — Слушай, есть ещё один заказ. Не хочешь над ним поработать?

Рей не хотел, но говорить об этом сразу же после своей вспышки не стал.

— Смотри, — Майкл повозил по монитору пальцем, отправляя фото, и, раскрыв его, Рей энтузиазма не испытал.

— Блондинка, — констатировал он.

— Тебе не всё равно?

Рей склонил голову вбок и пригляделся ещё.

— Где ты такую взял? — поинтересовался он. У девушки, изображённой на фото, были светлые, почти платиновые волосы, и голубые глаза. А кожа казалась такой тонкой, что, можно было разглядеть кровеносные сосуды.

— Где взял, там уже нет.

— А куда заказ?

— На Ближний Восток.

— Я подумаю, — нехотя ответил Рей и, помолчав некоторое время, спросил: — Ты говоришь, стандартный вариант?

— Ты хочешь обсуждать это здесь и сейчас?

— Да, Майкл, — с нажимом произнёс Рей. — Пока я застрял в этой чёртовой Швейцарии, я хочу, чтобы ты, по крайней мере, поговорил со мной и рассказал, как идут дела.

Майкл вздохнул.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Это типаж А. Она не склонна к поискам выгоды и потому её сложно заинтересовать. Зато не истерична и, думаю, не любит боль. Подчинить её будет не трудно, а затем перейдём ко второй части. Полагаю, к лету закончим, а там посмотрим, что ей добавить ещё. Определённо, этикет.

— Искусство, — вклинился Рей.

— Что? — Майкл поднял на него взгляд.

— История искусства. Наш партнёр любит, когда спутница может поддержать разговор.

— Да?.. Я не замечал. Ну, хорошо. Я пока не думал, что ещё.

— Я подумаю, — сказал Рей. — Обещай, что сообщишь мне, если что-то пойдёт не так.

— Само собой, — Майкл пожал плечами и сделал, наконец, глоток. — Ладно, бывай.

Они одновременно отключили связь.