С трудом заставляю себя успокоиться и кое-как рассказать Машке о ночной прогулке, нападении и побеге.
Подруга успевает несопротивляющуюся меня утянуть на кухню, напоить успокоительным и… выслушать. Ничего не говоря и не перебивая.
Хорошо… хорошо, что Машка. И не кто-то другой. Иначе бы мне уже голову скрутили и выбросили из окна. Но именно сейчас не стоит меня лечить и воспитывать. Знания, полученные на собственном опыте, слишком незабываем, чтобы сделать вид, что ничего не произошло, и снова побежать на ночной пляж.
В какой-то момент Машка понимает, что успокоительного в бутылочке было несколько капель, и притаскивает водку. Я качаю головой, но подруга заставляет выпить стопку.
Становится немного теплее и легче.
— Какого черта ты туда поперлась? — всё же ворчит она. — Мало, что ли, купания было? И почему ночью? Познакомиться со всеми придурками? Ведь на него теперь даже не подашь заявление, ты его рожу не рассмотрел
— Зачем ты послал ей видео?Вопрос повисает в воздухе, душном и жарком, словно кто специально превратил его в прозрачное желе.Змей не слишком любит лето. Особенно такое: городское, пыльное и удушливое. Оно точно сковывает кандалами со всех сторон, не даёт свободно вздохнуть. И не помогает ни ледяной мохито, ни мороженое, ни… Детско-женский набор, но Змею откровенно плевать. При его внешности, работе и мировоззрении можно питаться чем угодно. Главное, чтобы было приятно.Впрочем, человек, который сидит напротив, разбирается и в мороженом, и в десертах, и в шоколаде. Но видно, что ему неуютно. Маленькая кофеенка на окраине города. Совершенно не тот формат, к которому он привык.И хорошо.Змей небезосновательно считает, что человек, которого надо раскусить, не должен быть там, где может расслабиться. Дома даже стены помогают… Ну или не дома, а в другом родном месте. Но сам факт.Изначально объект сопротивлялся и не собиралс
Двери лифта раскрываются, и я выхожу в коридор. Меня окружает древесно-цветочный запах, и от его сладости скоро сойду с ума. Это неправильно. В это невозможно поверить. Внутри клокочут ярость и обида. — Здравствуйте, Лия Александровна, — улыбается мне профессиональной улыбкой секретарша Кирилла. Рыжая бестия. Она носит только строгие костюмы и никогда не расстегнет даже верхней пуговички у воротника. Во взгляде — безупречная вежливость и безупречный холод. Я знаю, что она меня ненавидит, но сейчас не это главное. — Здравствуй, Кира, — отвечаю я, делая глубокий вдох и приказывая себе успокоиться. Нельзя. Нельзя вести себя как истеричка. Я должна быть… Все мысли разлетаются, как осколки битого стекла, когда открывается дверь и Кирилл появляется в приемной. Я резко забываю, что хотела сказать. Слова превращаются в ледышки и вмерзают в горло. Нужно выпить что-то горячее, чтобы хоть немного растопить эту мерз
Я не могу долго находиться одна. Просто кажется, что непременно произойдёт что-то, необратимое и невероятное, и я больше никогда не услышу звук человеческих голосов. Глупые-глупые страхи маленькой женщины, у которой, казалось бы, всё есть. Мой муж ни в чем мне не отказывает. Да что там, я сама могу распоряжаться финансами и вольна поступить, как считаю нужным. Гулять? Хорошо. Заниматься собой? Хорошо. Захотела шопинг? Без проблем. Но есть одно «но». Никогда. Ни при каких обстоятельствах, ни при каких условиях я никогда не смогу стать наравне с Кириллом. С меня взяли клятву — никогда не соваться в бизнес, быть своему мужчине опорой и надёжным тылом. Кирилл об этом не знает. А человек, которому я эту клятву давала, никогда не даст проговориться. Впрочем… я слишком многим ему обязана, чтобы трепать языком. Я сажусь за коричневый столик маленькой кондитерской «Штерн». Столик покрыт вязаной скатертью, в изящной белой вазочке стоят свежие цветы. Я склоняюсь
Шесть лет назад Солнце немилосердно палит прямо в макушку. Я собираю волосы в косу, но кудряшки всё равно выскакивают из неё, приходится сдувать их и заправлять за уши. Пальцы пахнут клеем, белую корочку приходится отдирать от подушечек. Но это ни капли не расстраивает, потому что толстая пачка объявлений уже закончилась. Сегодня справилась намного раньше. Да и можно теперь забежать домой, взять продукты и поехать в больницу к тёте Але. Она каждый раз просит приехать пораньше. Я изо всех сил стараюсь поскорее закончить с работой и мчусь к ней. Сейчас уже более-менее. Сердце — не шутки. Я плакала ночами после того, как её увезли на скорой. Кроме тёти Али у меня никого нет. Родители погибли в автокатастрофе, когда мне исполнилось два года. Тётя, бездетная и одинокая, забрала меня к себе и воспитывала как родную. Она говорит, что я очень похожа на свою мать, её покойную сестру, и порой грустно улыбается. Мы живём бедно, тетя работает учит
Наше время Я стою возле зеркала. Кисть с пудрой порхает по щекам и скулам. Прошли те времена, когда я позволяла себе выйти без макияжа, пускай и естественного. Жена Кирилла Рогинского не может выглядеть как девочка из соседнего подъезда. Всё должно быть подобрано, подогнано, приведено в порядок. Длинные каштановые волосы блестят, волосок к волоску укладываются долго и старательно. Косметика делает лицо более взрослым, сглаживает все мелкие недочеты. И в зеркале отражается немного монументальная девушка, которой может быть как восемнадцать, так и к тридцати. Мои карие глаза идеально гармонируют с цветом кожи и карминовой помадой. — Моё совершенство, — любит повторять Кирилл, когда я выхожу из спальни. С макияжем, но… обнажённая. Каждый мужчина ведётся на своё. Этот — так. Мой взгляд падает на бордовую метку на плече, и я тут же натягиваю рукав кофты из лёгкой воздушной ткани. Я прикрываю глаза и упираюсь лбом в холодную поверхно
— Красота, ты уже разделась? — спрашивает Янис и деловито засыпает в турку ароматный молотый кофе. Красота — обращение ко всем хорошим знакомым, которые почти стоят у белой линии «уже друг». Янис прекрасен в своей непосредственности. Ему совершенно плевать, что это обращение может вам не подходить… с вашей точки зрения. «У каждого человека есть своя красота, — говорит Янис. — Если ты не видишь её — не беда. Если не вижу я — не страшно. Потому что у нас всегда есть мой фотоаппарат». Преданный, сумасшедшее влюблённый и просто восхитительно упорный в своём любимом деле человек. Янис талантлив. Он сказочным, неподвластным пониманию простых смертных образом умеет сделать человека лучше, чем тот в реальности. В его снимках есть душа. Та самая, которую мы старательно прячем от жестокого мира и стараемся никому не показывать. На снимке она распускается, словно волшебная роза, сияя фантастической красотой. И дело не в фотошопе или умелой обработке. Если вы не
Дыхание перехватывает. Мысли путаются, а сердце подпрыгивает к горлу. Пытаюсь успокоиться, делаю глубокий вдох. Мне показалось, просто показалось. Искандеров с интересом наблюдает за мной. Перед нами ставят блюда, исходящие безумно манящими ароматами, и раскладывают приборы. — Приятного аппетита, Лия, — улыбается он, и улыбка кажется оскалом хищника. Но мне кусок не лезет в горло. Зато собеседнику явно по душе моя реакция. И, только после того, как он попробует мясо с травами, всё же обращает на меня внимание. — Итак, слушай, — начинает Искандеров. — В своё время Аля поступила очень нехорошо. Я невольно напрягаюсь, сжимаю вилку. Ещё чуть-чуть, и она выскользнет. Господи, когда успела взмокнуть ладонь? Напряжение… Всё от нервов. — Мы были парой, — говорит он как ни в чем не бывало. — Хотели пожениться после окончания университета. И открыть собственное дело. Мои родители кое-что имели. Могли помочь. Но я был молод и само
В кабинете жарко, солнце светит через огромное окно. Мой кабинет на солнечной стороне, и каждое лето я проклинаю эти окна в пол. Деловой комплекс «Астерия» прекрасно смотрится с улицы, но изнутри всё же остались недоработки. Возможно, тем, кто любит зной и лучи раскалённого солнца, оно и в радость, но только не мне. И пусть сейчас только весна, у меня уже отвратительное настроение и ожидание жары. Я не люблю море, пляжи и дайвинг, куда милее мне пушистый белый снег и лыжи. Или просто разлапистые ели, узкие дорожки, деревянные шале горных курортов. После такого отдыха все мысли становятся упорядоченными, а цели — намного ярче. Но до отдыха далеко, как и до зимы. Сейчас напротив меня сидит Владимир Вольский. Пьет чудесный кофе, сваренный Кирой. Моя прекрасная и умная секретарша. Всегда знает, когда нужно промолчать, когда улыбнуться, когда эротично показать ножку или расстегнуть пуговицу на блузке. Вольский обратил на неё внимание, сто процентов. Значит