Двери лифта раскрываются, и я выхожу в коридор. Меня окружает древесно-цветочный запах, и от его сладости скоро сойду с ума.
Это неправильно. В это невозможно поверить.
Внутри клокочут ярость и обида.
— Здравствуйте, Лия Александровна, — улыбается мне профессиональной улыбкой секретарша Кирилла.
Рыжая бестия. Она носит только строгие костюмы и никогда не расстегнет даже верхней пуговички у воротника. Во взгляде — безупречная вежливость и безупречный холод.
Я знаю, что она меня ненавидит, но сейчас не это главное.
— Здравствуй, Кира, — отвечаю я, делая глубокий вдох и приказывая себе успокоиться.
Нельзя. Нельзя вести себя как истеричка. Я должна быть…
Все мысли разлетаются, как осколки битого стекла, когда открывается дверь и Кирилл появляется в приемной.
Я резко забываю, что хотела сказать. Слова превращаются в ледышки и вмерзают в горло.
Нужно выпить что-то горячее, чтобы хоть немного растопить эту мерзлоту.
— О, привет! Лия, ты сама пунктуальность.
В его карих глазах столько радости. Можно подумать, и правда не мог дождаться, когда стрелки часов доберутся до полудня, и мы выйдем в маленькое кафе возле офиса.
Обед. Обед с женой.
Кира понимающе смотрит и ускользает тенью, давая нам возможность побыть наедине.
Несколько секунд я смотрю на него. Молчание затягивается.
Кирилл смотрит на меня, в янтарно-карих глазах застыл вопрос. Уголки губ чуть изогнулись в улыбке. Солнечный луч падает на его каштановые волосы, рассыпается тысячей искр, утопая в крупных завитках.
Мой муж больше похож на художника или поэта, однако все, кто имеет дело с «Шторм-Моторс», прекрасно знают, что Кирилл Рогинский — хищник, которому лучше не переходить дорогу. С ним предпочитают не спорить.
— Лия? — чуть хмурится он. — Что-то не так?
Не так. Аромат чужих духов на вороте твоей рубашки. Пустые холодные ночи и постоянные задержки на работе. Пароли на ноутбуке, компьютере и телефоне. И даже заставка на последнем, где я в свадебном платье — всего лишь прикрытие, бесцветная глупая упаковка для… Для чего?
Я заставляю себя улыбнуться.
— Все хорошо, идем обедать.
Мы спускаемся в холл. То и дело на нас смотрят. Провожают взглядами: кто завистливыми, кто восхищёнными. Идеальная пара, слияние финансов и вид благополучной семьи.
Мы живём вместе всего год. Я полностью посвящаю себя дому и мужу, считая, что у него должно быть всё самое лучшее.
Но мой мир рушится, когда на почту приходит видео, где Кирилл целует блондинку с формами богини и порочным ртом уличной девки. У неё белые волосы. Шрам на спине, по которому хочется провести пальцем. Его руки грубо сминают её ягодицы, рывком разводят бёдра.
Я прикрываю глаза и чуть не спотыкаюсь о высокий порожек. Кирилл подхватывает меня под локоть.
— Лия, мне не нравится, как ты выглядишь, — чеканит он таким тоном, что не хочется возражать.
— Я просто немного устала, — глухо отвечаю и сажусь за наш любимый столик.
Обычно я сажусь так, чтобы видеть только его — спиной к залу с людьми. Но сегодня — нет. Я хочу, чтобы он смотрел только на меня. Чтобы отвечал прямо на поставленные вопросы.
Руки невольно сжимают смартфон так сильно, что, кажется, по экрану сейчас поползут трещины. Я не хочу закатывать скандал. Но и спокойно… у меня не получится.
— Лия, что ты хочешь? — спрашивает Кирилл беззаботно, раскрывая меню.
Две женщины за соседним столиком не отрывают взгляда от моего мужа.
Снова в душе вспыхивает надежда: вдруг его подставили? Монтаж?
Но слишком явно, слишком нереально.
— Я хочу… — голос предательски срывается, Кирилл поднимает на меня янтарный взгляд.
Я хочу знать, любимый, с кем ты спишь кроме меня?
— Салат «Цезарь», — произносят мои губы.
Кирилл удивлённо приподнимает бровь.
Я ненавижу салат «Цезарь». Но ещё больше в эту минуту я ненавижу себя за слабость.
***
Обед проходит спокойно. Кирилл несколько раз спрашивает о моём самочувствии, но я только улыбаюсь и говорю, что всё хорошо. Всё хорошо, милый. Всё замечательно. Всё просто великолепно. Эта чертова мантра не сходит с моих губ, накрашенных безумно дорогой помадой.
Муж считает, что у меня должно быть самое лучшее. Или просто дорогое? Ведь мы, женщины, не всегда может различить: платят деньги, потому что хотят угодить — или потому что хотят купить?
Мы прощаемся через полчаса. Кирилл очень занят: он бросает взгляд на часы, нетерпеливо барабанит пальцами по крышке, и мне кажется, что хочет как можно скорее избавиться от моего общества.
Любое его действие теперь имеет совершенно иное значение. Раньше я бы только подумала, что он полностью отдает себя работе, но теперь…
Я делаю судорожный вздох, с усилием улыбаюсь. Холодно и насквозь фальшиво, как пожелание счастливых праздников от магазина бытовой техники.
— Я сегодня задержусь. Прибывает Вольский. С ним, к сожалению, быстро дел не решить, — качает головой Кирилл. — Придется долго убеждать. Поэтому не жди, лучше ложись спать сразу.
Он касается сухими губами моей щеки. По телу пробегает горячая волна. Уже год мы живем вместе, год, как он надел кольцо на мой безымянный палец, а сердце до сих пор замирает при виде этого мужчины.
Я влюбилась в него как глупая девчонка, хотя прекрасно знала, что этого делать нельзя. Брак Савостовой и Рогинского — брак по расчету. И чудо, что супруг такой красивый, внимательный и заботливый.
— Как же сразу? — говорю каким-то деревянным голосом, а внутри полыхает костёр. — Плоха та жена, которая не дождется мужа.
— Плох тот муж, который заставляет свою жену выглядеть бледной и с кругами под глазами, — отшучивается Кирилл и проводит пальцами по скуле. — Но от твоего роскошного мяса с паприкой я не откажусь.
— Хорошо, сделаю мясо.
Он улыбается. Кажется, все подозрения сошли на нет. То ли о чем-то своём думает, то ли ему откровенно неинтересно, как я себя чувствую.
Глядя ему вслед, ощущаю досаду и раздражение. Нельзя так думать о человеке. Надо всё проверить и только потом делать выводы.
Разумные мысли, но интуиция твердит совсем иное.
Я выхожу из кафе после того, как вижу в окно, что Кирилла рядом нет. Мне надо пройтись, немного проветрить голову. Я сегодня даже дала выходной водителю. У него недавно родилась дочка, пусть…
Внутри больно колет сердце иголкой.
Целый год я не могу забеременеть. Кирилл ни в чем меня не обвиняет, но, кажется, ждет этого. Я мечтаю о ребенке с его кудрями и бездонно-карими глазами. Хочу, чтобы это была девочка. Но заветное не случается.
Мы уже были у нескольких врачей, однако те разводят руками. Говорят, мы оба здоровы.
Солнце светит так, будто сейчас не весна, а настоящее лето. Понимаю, что зря надела кофту с длинным рукавом. И отчаянно завидую девушке в коротеньком воздушном платье. Она смеется, с кем-то болтает по телефону и отбрасывает за спину локон платиновых волос.
Я стискиваю зубы. Такого же цвета волосы у той девушки, которую на видео целует Кирилл.
Зажигается зелёный свет, и я перехожу дорогу. Так выходит, что немного опаздываю, и основная масса людей проходит вперед. Спешу за ними, каблуки звонко стучат по асфальту, разлинованному белыми полосами зебры.
Серебристый мерседес с визгом тормозит в последний момент. Я вскрикиваю и шарахаюсь в сторону, сумка вылетает из рук. Меня бросает в жар, но через секунду становится ясно, что самое страшное позади.
Из машины вылетает высокий широкоплечий мужчина в черном костюме.
Он оказывается возле меня, подхватывает под руку. Хватка железная, я невольно вскрикиваю. И тут же натыкаюсь на взгляд прозрачных зелёных глаз. Светло-светло зелёных, словно колдовской изумруд под лучами солнца.
У него грубые черты лица, прямой нос с горбинкой, красивые губы. Волосы пшеничные, но выгоревшие и оттого кажутся ещё светлее. Пахнет от него морозом и бергамотом. Странное сочетание, но я только глубже вдыхаю запах, с изумлением понимая, что мне он нравится.
Мужчина смотрит так, будто встретил на своей пути самое досадное препятствие.
— Вы в порядке? — спрашивает он раздражённо.
Рассеяно хлопаю ресницами, прогоняю наваждение.
— В порядке! — отвечаю не менее резко, пытаюсь выдернуть руку. — Смотреть надо, куда едете.
Попытка смешна. Он сильнее меня. И даже не думает выпускать мой локоть. Стальные пальцы сжимаются, сминая ткань блузки. Зелёные глаза немного прищуриваются. У него необычайно длинные и красивые ресницы. Не светлые, как это обычно бывает у блондинов, а тёмно-каштановые.
— Вы не туда смотрите, — говорит он и неожиданно усмехается.
Я не сразу понимаю, о чем речь. Спустя секунду доходит, что я смотрю прямо ему в глаза и не собираюсь отводить взгляда.
— Нет, туда, — упрямо отвечаю, только голос предательски хрипит.
Достаточно ещё одной секунды, чтобы между нами сверкнула молния. Невидимая и неосязаемая, но озарившая самые дальние уголки наших душ.
— Раньше надо тормозить.
Звучит немного двусмысленно, мужчина улыбается. На этот раз весьма тепло.
— Может, вас подвезти в больницу?
— Я цела, — кошусь на поток проносящихся мимо машин.
Нам просто нереально повезло, что его мерседес затормозил практически у обочины, потому нас не объезжают и не сигналят.
— Физически — да, — не сдаётся он. — Но как насчет остального? Вдруг нервное потрясение?
— Вы не проехали по мне, — напоминаю я, глядя, как он приседает и поднимает мою сумочку. — А только напугали.
— Поверьте, я не хотел, — говорит вроде бы искренне, но извиниться не торопится. — Могу ли я исправить как-то это и пригласить вас на ужин?
Я поражаюсь тому, как у него всё быстро. Но мужчина ни капли не смущён и ждет моего ответа.
Приходится поднять правую руку и показать золотое кольцо на безымянном пальце. На лице собеседника отражается разочарование. Но исчезает так быстро, что я не успеваю насладиться успехом.
— О, верная жена? — спрашивает он так, будто увидел призрака.
— Именно.
И даже сейчас почти удается задвинуть пошлое видео с Кириллом куда-то подальше. Я — верная. А ты — всего лишь незнакомец.
— Жаль, — произносит он, в зеленых глазах и правда плещется разочарование. — Но если это судьба, мы встретимся снова.
Я только усмехаюсь. И оказываюсь застигнутой врасплох, когда он делает шаг ко мне, оказывается практически вплотную. Ноздрей касается запах мороза и бергамота, сердце предательски ёкает.
Мужчина вскользь проводит ладонью по моему бедру.
— Возможно, вам понадобятся мои услуги, — улыбается он хищно и уверенно. — Хорошего дня, прекрасная… верная жена.
Серебристый мерседес практически срывается с места, а я не могу ничего сказать. От возмущения пропал голос, голова почему-то кружится.
Я отхожу на тротуар, стараюсь унять бешено колотящееся сердце. Делаю глубокий вдох. Мысли не хотят собраться в кучу, я не могу понять, почему перед взором до сих пор стоит светловолосый водитель мерседеса.
Я опускаю взгляд к бедру… к карману на юбке, откуда виднеется угол темно-бордового картонного прямоугольника.
Затаив дыхание, я беру его. Визитка. Золотом на ней написано его имя.
Сердце прекращает биться.
Я не могу долго находиться одна. Просто кажется, что непременно произойдёт что-то, необратимое и невероятное, и я больше никогда не услышу звук человеческих голосов. Глупые-глупые страхи маленькой женщины, у которой, казалось бы, всё есть. Мой муж ни в чем мне не отказывает. Да что там, я сама могу распоряжаться финансами и вольна поступить, как считаю нужным. Гулять? Хорошо. Заниматься собой? Хорошо. Захотела шопинг? Без проблем. Но есть одно «но». Никогда. Ни при каких обстоятельствах, ни при каких условиях я никогда не смогу стать наравне с Кириллом. С меня взяли клятву — никогда не соваться в бизнес, быть своему мужчине опорой и надёжным тылом. Кирилл об этом не знает. А человек, которому я эту клятву давала, никогда не даст проговориться. Впрочем… я слишком многим ему обязана, чтобы трепать языком. Я сажусь за коричневый столик маленькой кондитерской «Штерн». Столик покрыт вязаной скатертью, в изящной белой вазочке стоят свежие цветы. Я склоняюсь
Шесть лет назад Солнце немилосердно палит прямо в макушку. Я собираю волосы в косу, но кудряшки всё равно выскакивают из неё, приходится сдувать их и заправлять за уши. Пальцы пахнут клеем, белую корочку приходится отдирать от подушечек. Но это ни капли не расстраивает, потому что толстая пачка объявлений уже закончилась. Сегодня справилась намного раньше. Да и можно теперь забежать домой, взять продукты и поехать в больницу к тёте Але. Она каждый раз просит приехать пораньше. Я изо всех сил стараюсь поскорее закончить с работой и мчусь к ней. Сейчас уже более-менее. Сердце — не шутки. Я плакала ночами после того, как её увезли на скорой. Кроме тёти Али у меня никого нет. Родители погибли в автокатастрофе, когда мне исполнилось два года. Тётя, бездетная и одинокая, забрала меня к себе и воспитывала как родную. Она говорит, что я очень похожа на свою мать, её покойную сестру, и порой грустно улыбается. Мы живём бедно, тетя работает учит
Наше время Я стою возле зеркала. Кисть с пудрой порхает по щекам и скулам. Прошли те времена, когда я позволяла себе выйти без макияжа, пускай и естественного. Жена Кирилла Рогинского не может выглядеть как девочка из соседнего подъезда. Всё должно быть подобрано, подогнано, приведено в порядок. Длинные каштановые волосы блестят, волосок к волоску укладываются долго и старательно. Косметика делает лицо более взрослым, сглаживает все мелкие недочеты. И в зеркале отражается немного монументальная девушка, которой может быть как восемнадцать, так и к тридцати. Мои карие глаза идеально гармонируют с цветом кожи и карминовой помадой. — Моё совершенство, — любит повторять Кирилл, когда я выхожу из спальни. С макияжем, но… обнажённая. Каждый мужчина ведётся на своё. Этот — так. Мой взгляд падает на бордовую метку на плече, и я тут же натягиваю рукав кофты из лёгкой воздушной ткани. Я прикрываю глаза и упираюсь лбом в холодную поверхно
— Красота, ты уже разделась? — спрашивает Янис и деловито засыпает в турку ароматный молотый кофе. Красота — обращение ко всем хорошим знакомым, которые почти стоят у белой линии «уже друг». Янис прекрасен в своей непосредственности. Ему совершенно плевать, что это обращение может вам не подходить… с вашей точки зрения. «У каждого человека есть своя красота, — говорит Янис. — Если ты не видишь её — не беда. Если не вижу я — не страшно. Потому что у нас всегда есть мой фотоаппарат». Преданный, сумасшедшее влюблённый и просто восхитительно упорный в своём любимом деле человек. Янис талантлив. Он сказочным, неподвластным пониманию простых смертных образом умеет сделать человека лучше, чем тот в реальности. В его снимках есть душа. Та самая, которую мы старательно прячем от жестокого мира и стараемся никому не показывать. На снимке она распускается, словно волшебная роза, сияя фантастической красотой. И дело не в фотошопе или умелой обработке. Если вы не
Дыхание перехватывает. Мысли путаются, а сердце подпрыгивает к горлу. Пытаюсь успокоиться, делаю глубокий вдох. Мне показалось, просто показалось. Искандеров с интересом наблюдает за мной. Перед нами ставят блюда, исходящие безумно манящими ароматами, и раскладывают приборы. — Приятного аппетита, Лия, — улыбается он, и улыбка кажется оскалом хищника. Но мне кусок не лезет в горло. Зато собеседнику явно по душе моя реакция. И, только после того, как он попробует мясо с травами, всё же обращает на меня внимание. — Итак, слушай, — начинает Искандеров. — В своё время Аля поступила очень нехорошо. Я невольно напрягаюсь, сжимаю вилку. Ещё чуть-чуть, и она выскользнет. Господи, когда успела взмокнуть ладонь? Напряжение… Всё от нервов. — Мы были парой, — говорит он как ни в чем не бывало. — Хотели пожениться после окончания университета. И открыть собственное дело. Мои родители кое-что имели. Могли помочь. Но я был молод и само
В кабинете жарко, солнце светит через огромное окно. Мой кабинет на солнечной стороне, и каждое лето я проклинаю эти окна в пол. Деловой комплекс «Астерия» прекрасно смотрится с улицы, но изнутри всё же остались недоработки. Возможно, тем, кто любит зной и лучи раскалённого солнца, оно и в радость, но только не мне. И пусть сейчас только весна, у меня уже отвратительное настроение и ожидание жары. Я не люблю море, пляжи и дайвинг, куда милее мне пушистый белый снег и лыжи. Или просто разлапистые ели, узкие дорожки, деревянные шале горных курортов. После такого отдыха все мысли становятся упорядоченными, а цели — намного ярче. Но до отдыха далеко, как и до зимы. Сейчас напротив меня сидит Владимир Вольский. Пьет чудесный кофе, сваренный Кирой. Моя прекрасная и умная секретарша. Всегда знает, когда нужно промолчать, когда улыбнуться, когда эротично показать ножку или расстегнуть пуговицу на блузке. Вольский обратил на неё внимание, сто процентов. Значит
Она смотрит на меня лишь несколько мгновений. В её глазах столько эмоций, что желание только крепнет, и хочется с силой надавить на её плечи, чтобы опустилась скорее. Но Маргарита — умная девочка. Она сама прекрасно знает, что нужно делать. А потому пухлые губы улыбаются, черные загнутые ресницы опускаются, пряча взгляд, в котором невероятная смесь невинности и жажды опытной шлюхи. Её ладони скользят по моим бедрам; слышится звук раскрываемой молнии. Дыхание перехватывает, когда её губы обхватывают мой член. Пальцы сами вплетаются в белокурые пряди. Маргарита не сопротивляется. Позволяет мне вести в этом развратном танце, полностью отдается в мою власть. Она прекрасно выучила, что я люблю. Она берёт глубоко, кажется, ей это нравится. Совершенно сносит крышу, когда она поднимает взгляд и смотрит мне прямо в глаза. Зрелище настолько пошлое и возбуждающее, что невозможно долго держаться. Да и не хочу. Не за этим я здесь. Маргарита ласкает
За окном темнеет так быстро, что я не успеваю и оглянуться. Обтряхиваю руки от муки, задумчиво смотрю на улицу. Потом одергиваю оборчатый передник. Его мне купил Кирилл. Эта вещичка настолько сексуальна, что его можно надеть на голое тело и соблазнить любого, кто не вовремя выйдет на кухню. Однажды Кирилл даже уговорил меня поиграть в развратного пекаря и скромного клиента. От воспоминаний щеки вспыхивают румянцем. Прижимаю к ним ладони и делаю глубокий вдох. Потом приподнимаюсь на цыпочки и открываю форточку шире. Душно. Надо проветрить. В духовке пирог с мясом и капустой. Пофиг на фигуру, я и так красивая. Это тысячу раз доказывают фотографии, сделанные Янисом. Даже без ретуши и обработки фотошопом я симпатичная. Может, кто-то скажет, что так нельзя, слишком самовлюблённо… но я всего лишь констатирую факт. Никогда не принижайте себя. Даже мысленно и про себя. Качаю головой и отворачиваюсь от окна. Изнутри поднимается очень нехорошее