ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 2

Глава 2

Загнанных лошадей пристреливают

Собираясь на встречу с любовником, Бася тщательно продумала вечерний наряд – все‑таки предстоял серьезный разговор, и ей хотелось явиться во всем блеске, сразить Эда наповал!

Она перемерила пять платьев, пока наконец не остановилась на классическом черном, купленном в Париже.

Взглянув в зеркало, она осталась довольна – эффектная, холеная барышня, и, что немаловажно, больше двадцати пяти не дашь. Спасибо природе, маме с папой, ну и себе самой. Бася, кстати, абсолютно согласна с мнением, что если к тридцати годам женщина не стала красавицей, значит, она полная дура.

Все‑таки настоящая дама в таком возрасте уже должна уметь себя подать нужным образом.

Конечно, кому‑то это и не требуется – имеются в виду девушки с внешностью олимпийских богинь, – но таких единицы, и непонятно, где их выводят. Большинству же, то бишь нормальным женщинам, надо заботиться о том, чтобы там подкрасить, тут подтянуть, тут замазать и в итоге сойти за красавицу. Умным – удается.

Что касается Баси, будем объективны: отличные внешние данные! Глаза, большие и выразительные, кстати, с чертовней, что особенно нравится мужчинам, и фигура в целом заманчивая, с формами, даже тюнинг не требуется!

Можно было бы, казалось, и примкнуть к тем самым небожительницам модельной внешности, однако где‑то программа дала сбой в виде отдельных недостатков. Например, нос можно было бы вылепить поизящнее и ноги подобрать подлиннее, а еще рост подкачал – метр сто шестьдесят по нынешним меркам очень уж маловато. Она бы к какому угодно Гудвину отправилась попросить прибавить росту, но…

Нет, конечно, Бася себя уговаривает, что мал золотник да дорог. Вон, Мадонна, например, такого же роста, однако это ничуть не помешало ей стать Мадонной! И тем не менее ей приходится считаться с этим обстоятельством. Собственная миниатюрность заставляет Басю: а) мчаться по жизни на высоких каблуках; б) следить за весом, потому что при таком росте даже пара лишних килограммов способны испортить впечатление; в) одеваться сложносочиненно и изысканно, дорого и с шиком.

Возможно, будь она такой тощей дылдой, как ее подруга Соня, которая как раз из той самой породы моделей, ей бы не пришлось сильно заморачиваться насчет одежды: надел джинсы и майку – и уже хорошо, красоту ничем не испортишь! А лучше вообще ничего не надевать. Но Басе, с ее сложной фигурой, приходится тщательно продумывать образ и подбирать одежду. Чуть ошибешься, и всё, скажут: «А Лесневская‑то – так себе… Не комильфо, обычная, в общем, баба!»

Кстати, раньше Бася боялась: вдруг кто‑нибудь поймет, что на самом деле она некрасива. А потом стала из себя этот плебейский страх и неуверенность выдавливать по капле. Удивительно, но стало получаться. Появились свобода и нормальный, здоровый пофигизм.

И все‑таки миф о собственной красоте Бася старается поддерживать, питать, что ли… Кроме того, она любит при случае напустить тумана, войдя в образ загадочной роковой героини, тем более что по загадочным и роковым она мастер (сколько их вышло из‑под ее пера!).

Вхождению в образ в значительной степени способствовало превращение в блондинку. На самом деле Бася в своей жизни достаточно поэкспериментировала с цветом волос – красилась то в светлый, то в темный. У нее были разные периоды, прямо как у Пикассо. Сейчас, например, белый (выкрасилась в блондинку), но в душе черный, из‑за проблем на личном фронте. Тем не менее чисто внешне это никак не проявляется. Выглядит Бася о‑го‑го, вполне можно и дальше в фильмах сниматься!

Итак, держим равнение на гламур и изо всех сил стремимся стать образцом воплощенной красоты и сексапильности, а для этого изысканно одеваемся, тратим приличные деньги на шмотки и стилиста.

В смысле трат она вообще безнадежна – проматывает все, что заработала. Гонорары за книги вроде приличные, а спускаются все подчистую.

Одежда, путешествия, недавно купленная новая машина – все‑таки надо марку держать, про нее, вон, в светской хронике пишут, и люди на улицах узнают! У публичного человека и расходы другие. Постоянно надо что‑нибудь себе подкрашивать, заворачивать себя во что‑то красивое. Стилисты, салоны – а как иначе?

Вот и выходит, что не умеет она бюджет как‑то там планировать, откладывать копейку на черный день, дебет с кредитом сводить – у нее эти дебил с кретином никогда не сходятся.

Бывший Басин муж, за которым она была «некоторым образом замужем», между прочим, любил повторять, что ей сколько ни дай, все мало будет. В ответ на это она мрачно спрашивала: «А ты пробовал?»

Теперь, слава богу, сама зарабатывает и сама за себя отвечает, хотя честно признает, что по средствам жить не умеет, увы‑увы.

В общем, как говорится, денег едва хватало на безбедную жизнь.

Ну да что поделаешь, с деньгами всегда так: они либо уже кончились, либо еще не начинались.

«Ладно, вся страна так живет, чего жаловаться!» – лукаво улыбнулась Бася и отправилась ужинать в один из лучших ресторанов города.

* * *

На столике горели свечи, за окном отражалась Нева.

Барбара любила этот ресторан, они с Эдом часто проводили здесь вечера.

Подняв бокал, ее возлюбленный произнес со значением:

– За тебя, дорогая!

Бася сдержанно улыбнулась и пригубила вино.

Выяснять отношения прямо сейчас было как‑то неловко, и она решила повременить с разговором.

Эд пригласил ее на танец.

Медленная красивая музыка, любимый мужчина и почти болезненное ощущение счастья, от которого ей захотелось плакать.

– Что с тобой, дорогая?

Она не знала, что ему ответить – в самом деле, что с ней?

Вернувшись за стол, Эд предложил сделать заказ и, виновато улыбаясь, пояснил:

– Извини, у меня не так много времени, к полуночи надо успеть на московский поезд!

Романтический настрой у Баси как рукой сняло, и она фыркнула:

– Ах, вот как? Может, мне стоит засечь время? Еще скажи, как советская проводница в поезде: «Спите быстрее – мне подушки нужны!» Любимая, поспеши с ужином, у меня мало времени!

Он смутился:

– Дорогая, ну ты же знаешь, обстоятельства порой выше нас!

– Не слишком ли много этих самых обстоятельств? В последнее время они прут из всех щелей, как тараканы! – распаляясь, проговорила Бася.

Он промолчал.

– Эд, почему мы теперь так редко встречаемся? – продолжила она.

– Ты же знаешь, я много работаю!

– Да, знаю, но неужели хотя бы сегодня ты не мог отменить съемки? Ведь ты обещал, что Рождество мы встретим вместе!

– Ну как я могу отменить съемки? – с изрядной долей раздражения отозвался Эд. – Ты не представляешь, что говоришь! Я так давно ждал масштабного фильма и вдруг начну диктовать режиссеру условия! Это невозможно!

– Роли, популярность, поклонницы! У тебя насыщенная жизнь, дорогой! Скажи, а для меня в ней есть место? – Басе было неловко и даже немного стыдно, она понимала, что ведет себя неправильно, наперекор всем законам психологии. Сколько раз в своих романах она высмеивала женщин, которые слишком давили на мужчин, унижаясь до требований и упреков. И вот теперь она сама выступает в этой нелепой и жалкой роли. Неужели ей придется вымаливать его любовь?

Она почувствовала сильное раздражение на себя. Надо как‑то собраться и вести разговор иначе. Однако легко сказать! Попробуй оставаться бесстрастной и гордой, когда внутри все кипит.

– Когда ты вернешься? Надеюсь, Новый год мы будем встречать вместе?

Услышав ее вопрос, Эд помрачнел:

– Дорогая… Тридцать первого я, безусловно, заеду поздравить тебя, но потом… Ты же понимаешь…

– Ну, конечно! Новый год – семейный праздник! – вспыхнула Бася. – Поспешишь домой к женушке?

– Я никогда не скрывал, что женат!

– Да, но это обстоятельство ты прежде не очень‑то принимал в расчет!

– Прошу тебя, не надо! – довольно решительно попросил Эд. – Не надо устраивать сцен!

Ах, вот даже как: «Не надо устраивать сцен!» Да к черту психологию и тонкий расчет. Вот сейчас самое время спросить его прямо: «Что происходит?!»

– Эд, ты любишь меня?

В ответ он пробормотал что‑то невнятное – мол, при чем здесь это.

Бася горько усмехнулась – его жалкий лепет мало соотносился с любовным признанием. С уст рвался второй вопрос, логически вытекающий из первого, однако как раз его задавать было нельзя. Ну нельзя женщине спрашивать мужчину об этом. Но все‑таки… Бася почувствовала, будто летит с горы. В груди болело, и эта боль не оставляла места расчету и рассудку.

– Ты разлюбил меня?

Выражение лица Эда стало совсем постным, и он устало выдохнул:

– Конечно нет, дорогая! Странно, что подобные мысли вообще приходят тебе в голову!

Бася едва справилась с гомерическим смехом – что это с ним? Вроде неплохой актер, мог бы сыграть и получше. Если бы он так объяснялся в любви на съемочной площадке, режиссер явно сказал бы «не верю» и поставил ему «незачет». Вяло и неубедительно! Нет намека не то что на страсть, но даже на уважение! Но ведь было же когда‑то по‑другому! Бася вспомнила Венецию и едва не задохнулась от боли – какой страстью горели глаза Эда в то время, какие слова он тогда говорил…

«Разлюбил», – прозвучало, как приговор.

– Что происходит, Эд?

– Видишь ли, все это очень сложно…

Его красивое лицо, растиражированное в десятках журналов, затуманилось.

Бася почувствовала, что сейчас он скажет нечто, и ей станет еще больнее. Она внутренне сжалась.

– Ты очень дорога мне, Барбара!

Фраза была произнесена со значением, и после нее последовала пауза. «Черт побери, – ругнулась Бася. – Все‑таки сколько в нем театральщины и как это фальшиво, право!»

Эд выдержал паузу – Станиславский был бы доволен – и продолжил:

– Я боюсь обидеть тебя, но, пожалуй, должен кое‑что объяснить… Видишь ли, я привык быть один, ценю свою внутреннюю свободу, и мне сложно переделать себя!

«Что? – Она внутренне возмутилась. – И это говорит Эдуард, про которого болтают, будто он не пропустил ни одной юбки!»

– А как же твоя жена? – мстительно вставила Бася.

– Жена здесь совершенно ни при чем! Мы давно существуем отдельно друг от друга! И потом, мой образ жизни, моя занятость не позволяют мне связать свою жизнь с кем‑то э… – он растерялся, подыскивая слова, – …серьезно. Понимаешь?

Почему‑то больше всего ее оскорбило это блеянье «э…».

– Встретив тебя, я подумал, что у нас все может получиться, но не учел многих вещей…

Бася растерялась и даже не знала, что сказать.

– Прости, я потерял голову, но жизнь есть жизнь…

Какие невыразимые банальности и штампы он произносит, ужаснулась Бася. Как все это мелко и пошло… И неужели в этой дешевой водевильной сцене она играет главную роль?

С нотой подлинного трагизма Эд произнес:

– Я ничего не могу тебе дать. Наверное, я не достоин тебя!

Бася растерянно промолвила:

– Эдуард, я ничего не понимаю…

Он молчал, глядя куда‑то в сторону. Ей вдруг показалось, что земля уходит из‑под ног.

Подошел официант, важный, как пингвин, и спросил, чего господа изволят.

– Яду, – мрачно ответила Бася.

– Что, простите? – вылупился пингвин.

– Яду! Чтобы отравиться наверняка и сразу!

– Ах, дорогая, прошу тебя, давай без истерик, – сморщился Эд и подал официанту знак удалиться.

– Ты отказываешься от меня?

Он молчал.

Надо же, как больно! Она и не думала, что может быть так больно… Столько писала о любви, а об этой боли ничего не знала… Да, хорошая школа! Писатель должен страдать, только тогда он сможет написать нечто значительное. Давай, Эд, помучь меня еще…

– Что ты молчишь? – сказала она и почувствовала, что вот‑вот брызнут предательские слезы, но усилием воли заставила себя сдержаться: – Со мной не надо играть, милый! Мы не на сцене и не на съемочной площадке! Ты увлекся и никак не выйдешь из образа. Меня не интересует журнально‑экранный напомаженный Эдуард! Где ты настоящий?!

Последнюю фразу она выкрикнула так, что на них стали оглядываться люди за соседними столиками.

Эдуард сконфузился:

– Прошу тебя!

– Да к черту все! – крикнула Бася не менее громко. – Давай будем живыми людьми! С чувствами и эмоциями!

– Ну, – мрачно отозвался Эдуард. – И при чем здесь это?

– При том! Я хочу прежде всего искренности! Или ты перестанешь играть и отдашься своим чувствам целиком, или нам придется расстаться. Конечно, я понимаю тебя – не так‑то легко изменить жизнь в нашем возрасте, но я не согласна на меньшее, чем любовь.

– Зачем же так ставить вопрос? Какой‑то, извини, юношеский максимализм.

– А как ты хотел? Что я буду ждать, когда ты вспомнишь обо мне и, может быть, уделишь минутку своего звездного внимания? Нет, Эд, так не будет! Или все, или ничего – и точка!

Он вспыхнул:

– Вот оно, твое любимое выражение: «И точка!» Как часто ты его произносишь! Тебе надо, чтобы всегда было по‑твоему! Но неужели нельзя хоть на минуту представить, что может быть не точка, а, скажем, многоточие, тире или вообще…

– Междометие! – закончила фразу Бася и смачно ругнулась. – Примерно такое.

Эд ошалело посмотрел на нее:

– Ну, знаешь, не ожидал от тебя!

– А я и так могу, представь себе! – отрезала Бася.

Эд укоризненно покачал головой и строго заметил:

– Ты ставишь мне в вину мою занятость и стремление сделать карьеру, но разве ты сама не свихнулась на своих книгах и популярности?

– Неправда! – слабо запротестовала Бася. – Личная жизнь для меня на первом месте!

– Ты действительно в это веришь? – ухмыльнулся Эд, и его ухмылка оскорбила ее до глубины души.

– Да если хочешь знать, с тех пор как мы встретились, я не написала ничего приличного, потому что была переполнена любовью и у меня не оставалось сил на работу! – с горечью воскликнула Бася.

– Очень плохо, – пожал плечами Эд. – Извини, но я не могу позволить себе настолько раствориться в чувствах, чтобы забыть обо всем остальном! И потом, Барбара, жизнь – это не дамский роман!

Бася поперхнулась: какого черта он себе позволяет?!

– Кроме того, проблема в том, что ты сама не знаешь, чего хочешь! – продолжал Эд. – Я уж не говорю о том, что тебя вообще никогда не интересовало, чего хочу я!

«Потрясающая способность перевернуть все с ног на голову и обвинить в происходящем другого! – усмехнулась Бася. – Мало того что он меня бросает, даже не стараясь обставить это хоть как‑то изящно, так еще и утверждает, что во всем виновата я сама! Нападение – лучшее средство защиты, так, что ли?»

– Эд, если у нас много претензий друг к другу, не значит ли это, что нам лучше расстаться? – Она задала вопрос спокойно, хотя в конце фразы голос сорвался.

– Ну что ж, – сдержанно кивнул Эдуард. – Возможно, так будет лучше для нас обоих.

Бася заставила себя улыбнуться. Его прицельная стрельба достигла цели, и она, можно сказать, оказалась убита наповал.

Как больно и трудно дышать… Почему‑то вспомнился фильм «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?». Она – хрипящая, загнанная лошадь. Больно…

Еще никогда ее не бросали, сама она расставалась с мужчинами легко и безболезненно, иногда чувствуя признательность и благодарность, но чаще ничего не ощущая, кроме равнодушия.

А ведь были случаи, когда мужчины валялись у нее в ногах, умоляя остаться. Она вспомнила сцену разрыва с Павликом, его бледное лицо, мольбы и угрозы, ярость и слезы, собственную неловкость и неприятное чувство вины: «Ах, бедный мальчик! Мне жаль тебя, но… Нельзя заставить любить. Прости, я не смогу…» И вот теперь она на собственной шкуре узнала, каково это – быть отвергнутой.

А может, эта боль – плата за счастье? Вот было огромное невероятное счастье, которое не дается просто так, и теперь она должна заплатить за него болью? Или это возмездие, плата за то… За что, черт побери?! Ну, хотя бы за то, что она так обошлась с Павликом.

Ладно, у нее еще будет время подумать и разобраться со всеми «за что» и «почему». Пока надо где‑то взять силы, чтобы встать, гордо пройти по залу, дойти до машины и уехать к чертовой матери.

Бася вспомнила сцену из фильма про загнанных лошадей: один из участников танцевального марафона падал, потеряв силы, рефери склонялся над ним и начинал считать. Самое главное было успеть встать, пока не сосчитали до десяти.

Один, два, три, четыре… Ну, давай, ты должна!

Пять, шесть.

Она встала.

– Куда ты? – вскинулся Эд.

Семь. Восемь.

Вышла из зала. Не забываем идти с высоко поднятой головой.

Десять. Уже в машине. Завела мотор – и понеслась вдаль!

Сложно, конечно, в одной главе оформить всю драматургию их отношений, передать нюансы, выписать обертона… Получается довольно сухо, что‑то в стиле Шелли: «Они встретились. Они расстались. Чего же более?»

Ну вот так…

* * *

Бася остановила машину на набережной у Академии художеств и только тогда дала выход эмоциям. Она рыдала с чувством и надрывом, по‑бабьи – в голос! Перед глазами, как в калейдоскопе, мелькали картинки прошлой жизни – их с Эдом свидания, путешествия…

Кончено, надо разбить этот чертов калейдоскоп, постараться стереть из памяти, но… Как это возможно?

И вновь взахлеб и навзрыд, с соплями и причитаниями…

Подумать только – в первый раз она полюбила, захотела прожить с этим мужчиной всю жизнь, а он бросил ее! Да как он смел так с ней поступить!

Отчаяние сменялось гневом, потом вновь накатывала тоска…

Раздался звонок сотового. Меньше всего Бася сейчас хотела с кем‑нибудь разговаривать, однако на вызов ответила:

– Алло!

– Тварь! – вместо приветствия проговорил голос в трубке. – Ты подлая, бесстыжая тварь!

Опять оно, с металлическим, искусственным голосом.

– Да что вам от меня надо? – крикнула Бася.

– Я тебя убью! – сразу с места в карьер заявила трубка.

– Это становится предсказуемым! Придумали бы что‑нибудь новенькое!

– Все равно убью! – пообещали ей с еще большим апломбом.

– Знаете, а я была бы вам благодарна! – Бася не cмогла сдержать нервный смех.

На том конце провода замолчали, видимо, обдумывая ее неожиданное заявление, потом собрались с ответом и сообщили:

– Ты за все заплатишь!

– Вы больны! – крикнула Бася и нажала отбой.

Накатила новая волна рыданий, просто девятый вал какой‑то. Почему мир так жесток и несправедлив к ней? Прорыдавшись, Бася вышла из машины.

Броситься, что ли, в Неву? Утопиться? Не выйдет – придется сначала лед продолбить. И неприятно – там холод такой… Да и вообще не выход. Глупо как‑то кончать с собой. Это же чистая классика жанра! Бася вспомнила, как Павлик заявил, что покончит с собой, а она расхохоталась:

«Но это глупо, детка!» Теперь вот сама до чего дошла – на полном серьезе собиралась долбить лед головой! Нет, это не вариант. Но если подумать – что такое страшное и непоправимое произошло? Эд ее бросил, подумаешь!

Бросил!

– А‑а‑а, – опять заголосила на луну Бася.

Господи, откуда в ней столько слез, выревела уже, кажется, годовой запас!

Она вернулась в машину за сигаретами, закурила… Вроде успокоилась.

Надо как‑то жить дальше, найти в себе силы… Но как? Сосредоточиться на работе, писать, писать… Переплавить страдание в творчество… Ее ждут новые книги, успех и почитатели… Но зачем ей все это, если в ее жизни не будет Эда!

Мобильный телефон просигналил, что пришло эсэмэс с анонимного номера. Три слова: «Лесневская – чертова сука!»

Ясно, опять оно, маньякам неймется! Кому она так насолила? И ведь не успокаивается, мерзость этакая!

Телефон опять зазвонил. Увидев высветившийся номер подруги, Бася с неохотой ответила и услышала сдавленные рыдания и вопли Сони – Бася смогла разобрать только свое имя.

– Если будешь орать – я ничего не пойму! – проговорила она.

В ответ опять нечленораздельные вопли.

– Хорош орать! – крикнула Бася, теряя терпение.

Молчание. Видимо, Соня собирала всю волю в кулак и наконец выдавила:

– Меня хотят убить!

– Подумаешь! Меня тоже, – мрачно усмехнулась Бася.

– Но меня правда хотят убить!

– Ну и кто? – без особого энтузиазма поинтересовалась Бася.

– Чувалов!

– Тоже мне, новость! Я тебя предупреждала, нечего было связываться с бандюганом! Чем ты думала, заводя себе любовника‑уголовника?

– Это была ошибка! Роковая ошибка! Вчера я сказала ему, что между нами все кончено, а он пришел в дикую ярость! Сказал, что убьет меня! Я боюсь идти домой! Там наверняка его громилы уже устроили засаду!

– Да ладно, расслабься, все будет нормально, он просто тебя пугает!

– Ты не понимаешь! – проорала Соня, срываясь на визг. – Это не просто угрозы! Говорю тебе, он способен на все!

– А я‑то здесь при чем? – устало выдохнула Бася. – У меня вон своих проблем полно!

– Ты черствая и бездушная!

– Может быть. А может, просто надоело. На моей памяти вы ругались уже раз пять, а потом снова сходились!

– На этот раз все по‑другому!

– Ну а от меня‑то ты чего хочешь? – Бася почувствовала, что теряет терпение.

– Можно я пока поживу у тебя?

– Давай валяй!

– Я приеду к тебе завтра!

Ну вот, только этих проблем ей не хватало! Еще и Соня со своим придурочным любовником! Не слишком ли много для одного вечера? А Эд, наверное, уже поехал на вокзал. Садится в свой СВ, а она тут захлебывается соплями!

Бася почувствовала невозможную злость и раздражение. В этот момент снова раздался звонок.

Не сдерживая эмоций, она проорала в трубку:

– Ну что надо?

– Привет! – раздался голос любовника Сони Чувалова.

– Чего тебе?

– Где Сонька?

– Откуда мне знать? – фыркнула Бася.

– Между прочим, она твоя подруга!

– Слушай, Семен, я не отвечаю за нее, и где она, мне неизвестно! Но вообще хотела бы предупредить тебя, так, на всякий случай, оставь ее в покое!

– Не нарывайся! А не то я тебе такие проблемы устрою! – пообещал Чувалов. – Не обрадуешься!

– Хамло блатное!

– Будешь дерзить – ноги переломаю! – добродушно сообщил Чувалов.

– Да пошел ты! – Барбара нажала «отбой».

Еще одна сигарета по случаю того, что мир сошел с ума: любовник бросил, какая‑то тварь грозится ее убить, а подруга связалась с бандюганом.

И за что ей все это? В то время как нормальные люди готовятся к встрече Нового года, веселятся и радуются, ее бросает любовник, а со всех сторон доносятся обещания перерезать ей горло или переломать ноги (а вы что предпочитаете?).

Бася спустилась к реке. От Невы дул ледяной ветер. Распластанные во времени сфинксы застыли в вечности.

Она долго, до головокружения, всматривалась в их равнодушные лица. Та еще парочка! Презрительные и жестокие, как время… Что им Бася, с ее мелкими страстишками и ничтожными проблемами!

Совсем не то – грифоны. Они добрые, и с ними можно разговаривать. Можно даже желание загадать, и они обязательно его исполнят.

Бася обняла ледяного грифона за морду и попросила его устроить чудесным грифоньим образом так, чтобы Новый год она все‑таки встретила с любимым мужчиной.

Луна плыла над городом, гороскопы были составлены, грифон и кое‑кто еще услышал ее желание, и бедная Бася даже предположить не могла, что произойдет дальше и какие водовороты страстей ее закрутят…