Москва, 27 лет назад
В парке было шумно, людно и празднично. Ярко и нарядно одетые мужчины и женщины смеялись и громко разговаривали, обходя Тамилу и её родителей. Праздник. Улыбки на лицах, громкая музыка, радостный визг детворы.
Тамила с любопытством глазела по сторонам. Такие выходы у них бывали нечасто, поэтому на душе становилось радостнее в два раза. В правой она сжимала ладонь мамы, в левой — папы.
Оба сегодня выглядят не так, как обычно. Мама надела коричневое платье, прям как шоколад, и приколола брошку-бабочку с разноцветными крыльями. Те едва заметно подрагивали и ослепительно сверкали в свете фонарей, заставляя жмуриться или отворачиваться.
Тамила долго разглядывала брошку, считая, что её сотворил настоящий волшебник. Мама смеялась и говорила, что это всего лишь «аметисты и гранаты». Ни первое, ни второе слово четырёхлетнему ребёнку не понять, поэтому Тамила решила, что это всего лишь какие-то заклинания, благодаря которым потом получаются такие красивейшие вещи. И когда она вырастет, то у неё будет множество такие украшений, которые она сможет менять хоть каждый день. Только все равно казалось, что всё же есть что-то такое, что заставляет маму быть в напряжении и внимательно смотреть по сторонам. Причем старается она это делать так, чтобы отец ничего не заметил.
Сам отец — в строгом тёмном костюме. Почему-то кажется, что именно так должен выглядеть самый настоящий папа. Не так красиво, конечно, как мама, но так… солидно и уверенно. Тамила, по словам обоих родителей, выглядит, как «настоящая принцесса». Розовое платье с оборками, которые колят коленки, стоит только сесть на скамеечку, пышные банты на тёмных волосах и маленькие туфельки.
— Золушка, — сказал папа, улыбаясь и глядя на неё. — Самая настоящая Золушка. Разве что кареты нет.
— С каретами сейчас сложно, — рассмеялась мать.
На удивление, она делала это искренне и открыто, что бывало так редко. Родители вообще тогда часто говорили друг с другом резко, громко и неприятно. И всегда хотелось закрыть уши ладонями, чтобы не слышать ругань.
Тамиле уже читали сказку про Золушку, однако ей эта история совсем не понравилась. Ведь прежде чем стать принцессой бедной девушке пришлось страдать и терпеть очень много плохих вещей. Единственная, кто Тамиле нравился в сказке, это тётушка волшебница. Она добрая, красивая и… волшебница. Этим всё сказано и ведь это же так здорово! Наверно, такая же, как и тот, кто сделал маме бабочку с «аметистами и гранатами». Мама, кстати, говорила, что это всего лишь камни. Но Тамила не верила ей. Камни она видела во дворе возле дома. И на дороге, ведущей к большому магазину с конфетами и печеньем. Камни большие, серые и некрасивые. А тут глаз отвести нельзя. Поэтому никакие это не камни!
— Хочешь сладкой ваты? — спросил папа и кивнул в сторону низенькой женщины-продавщицы возле столика.
Тамила радостно подпрыгнула, норовя повиснуть у родителей на руках, и закивала.
— Хочу! — возвестила она тем непререкаемым тоном, которым могут говорить лишь маленькие, точно зная, что взрослые обязательно исполнят их желания.
В этот раз даже мама не ругалась и не говорила, что много сладкого — очень вредно, а открыла кошелёк и вынула деньги. Вата оказалась по-настоящему вкусной. Казалось, что её можно есть на завтрак с обедом и ужином. Тамила решила тогда, что вата эта особенная, праздничная. Оттого и настолько вкусная. Вот если, например, прийти завтра, то уже всё будет совсем иначе, ничего подобного попробовать не удастся.
На миг сказка, правда, исчезла. В толпе Тамила заметила странную женщину, которая неотрывно на неё смотрела. Внимательно, цепко и нехорошо. Не взгляд, а острые иголки, которые впивались в кожу. Потом незнакомку закрыл собой какой-то высокий человек, и та исчезла из поля зрения. Вместе с неприятными ощущениями девочка выбросила из головы и незнакомку.
Руки после лакомства стали сладкими и липкими. Такими, что так и хочется вытереть их о надоевшее платье. Особенно о гадкие оборки. Кто и зачем их придумал? Хоть мама и говорила перед прогулкой, что так красивее, Тамила ее совершенно не понимала, считая, что взрослые совсем ничего не знают о красоте. Вот мама красивая, но оборок у неё нет. И папа тоже. Так зачем же они?
Руки ей вытерли чистым платком, который пах мамины духами, и сказали, что принцессы должны быть чистыми. Тамила в жизни не видела ни одной принцессы, поэтому ничего возразить не могла, но уже стала считать всех принцесс занудами. Тем же платком ей пытались вытереть губы и щёки, но Тамилу это совершенно не интересовало.
— Мама! Папа! А мы пойдём кататься?
Родители только переглянулись и как-то синхронно вздохнули.
Она увидела карусель, раскрашенную в голубой, жёлтый и зелёный цвета. На смешных пони сидели дети и ездили по кругу. Пони, разумеется, не живые, а карусельные. Совсем не страшные и маленькие. Живую лошадку Тамила видела той осенью. Хорошая лошадка была, ласковая. С тёмными печальными глазами, мягкой густой гривой и бархатным на ощупь бочком. Но покататься на ней так и не получилось. Когда Тамилу попытались посадить на лошадку, девочка начала кричать и плакать. Тогда почему-то не получилось объяснить, что лошадку жалко, она живая и не должна возить тяжести.
Возможно, расскажи Тамила о своих соображениях, её сумели бы успокоить, но, увы, никому это не пришло в голову. И даже когда детство осталось в далёком прошлом, будучи взрослой женщиной, Тамила всё равно не могла заставить себя сесть на лошадь или прокатиться в повозке, запряжённой симпатичными пони. Порой детские убеждения так же сильны, как и детские страхи.
В какой-то момент мать начала часто озираться, теребить в руках сумочку и крепко хватать дочь за руку, держа так, будто должно произойти что-то страшное, от которого придется убегать
Отец недовольно посмотрел на неё. И в то же время взгляд у него немного растерянный, он всё время смотрел в сторону, будто не желая видеть своих жену и дочь.
— Володя, людей становится слишком много, — с нажимом произнесла мать. — Погуляли и хватит, пора возвращаться.
Отец тяжело вздохнул, уходить ему явно не хотелось:
— Ань, ну чего ты? Даже до вечера ещё далеко. И день такой хороший.
Мать сжала руку дочери ещё сильнее, и Тамила ойкнула от неожиданности:
— Мам, больно!
— Отпусти её, — тихо сказал отец. — Прогони свою паранойю хоть сейчас.
Мать зло сощурила глаза и сказала так, что по спине у девочки побежали мурашки:
— Паранойю? Ты хочешь повторения, да? Повторения? Одного раза уже было мало тебе?
Отец бросил взгляд на Тамилу:
— Не сейчас, — коротко сказал он, а потом наклонился и взял дочь на руки. — Смотри, — это уже матери, — так будет всё в порядке. Давай, ещё пройдёмся чуть-чуть. И пойдём домой, честно.
Мать рассерженно фыркнула, но поймав непонимающий взгляд Тамилы, будто смирилась и молча пошла за отцом. Тамила же рассматривала людей вокруг, стараясь не думать о странном разговоре родителей.
Чуть вдалеке, возле раскидистых деревьев, в тени маленькой аллеи, опять стояла высокая женщина. Совсем худая, можно даже сказать — вытянутая, напоминающая злодейку из книжки, которую вчера на ночь читала мама.
Женщина вдруг резко повернула голову, отчего у Тамилы ёкнуло внутри. Лицо разглядеть нельзя — сплошное размытое пятно, и только глаза сверкали. Большие, чёрные, прожигающие насквозь. От них стало жарко и холодно одновременно. А ещё вдоль позвоночника пополз влажной змейкой страх, от которого онемели губы и нельзя было произнести ни слова. Женщина подняла руку и указательным пальцем поманила Тамилу к себе.
— Ты мне ухо оторвёшь, — неожиданно послышалось бурчание отца.
Тамила виновато убрала руку, понимая, что вцепилась в него изо всех сил.
— Но там…
— Опусти её, — устало сказала мать. — Большая уже, сама должна ходить. За руку со мной пойдёт.
Отец хмыкнул:
— Да перестань ты бояться каждой тени!
— Ты мне так уже говорил! — в голосе матери появились опасные дрожащие нотки. — С самого начала!
Тамила увидела прилавок с мороженым и потянула мать за юбку:
— Мам, купи мороженое, а?
Начавший уже набирать обороты скандал резко затих. Чтобы купить мороженое, пришлось встать в очередь. Мать потянула Тамилу за собой. Людей много, среди очереди мальчишки-подростки затеяли возню, и тут же со всех сторон посыпались возмущения и ругань. Тамила отошла на шаг от матери, чтобы посмотреть, что же там такое происходит и что так громко все это обсуждают.
— Интересно, да?
От хриплого ледяного голоса сердце ушло куда-то вниз. Тамила подняла голову. Свет солнца ослепил, не давая разглядеть склонившуюся женщину. Крик «мама» застыл где-то в горле.
— Ну что, маленькая, узнаёшь меня? — голос незнакомки звучал почти ласково, однако у Тамилы всё сжалось от ужаса.
Она сделала маленький шажок назад.
Женщина протянула руку и коснулась плеча Тамилы. Кожу обожгло холодом, будто через тонкую ткань платья приложили кубик льда.
— Пойдём со мной, — мягко, но настойчиво произнесла женщина.
— Тамила! — резкий крик отца.
Незнакомка резко дёрнулась, съёжилась, мигом уменьшившись. Зыркнула на Тамилу и моментально скрылась в толпе.
Отец подошел к девочке и отвел в сторону:
— Стой рядом со мной, а то мама нам даст…
Договорить он не успел, подошла мать и протянула Тамиле рожок с мороженым. Но есть почему-то уже не хотелось. Она взяла когда-то бывшее желанным лакомство и вдруг неожиданно сама для себя произнесла:
— Мам, пока вы тут стояли, меня тётя пыталась увести.
— Что? — Глаза матери расширились от ужаса. — Какая тётя?
— Ну, такая… — Секунда на раздумия. — Страшная.
Мать быстро встала и бросила отцу:
— Как ты мог от неё отойти?! Ты же сам говорил, что в порядке всё будет! Где твой порядок? Куда ты смотришь?
— Да я… — начал он.
— Так всегда! Тебе плевать на неё! И на меня тоже! Что тебя вообще интересует? Да… — Она сдавленно всхлипнула и, схватив Тамилу за руку, быстро пошла вперёд, проходя между людьми.
— Анна! — крикнул ей вслед отец.
Но мать только ускорила шаг и не стала его слушать ничего слышать. Тамила обернулась.
Никогда она не видела его таким потерянным.
Дрёма сидела на Боровицкой башне и плела узоры снов. С длинных тёмных пальцев свисали нити тьмы, прочные и шелковистые, чуть колыхались на ветру. Миг — ожили, потянулись друг к другу, сплелись в мерцающий звездной пылью узор, завязались продолговатыми узелками. Каждый из них — момент пробуждения каждого из жителей многомиллионного города. Дрёма коснулась рубиновой звезды, та ярко замерцала, просвечивая сквозь туманную плоть. А горит-то как, жарко горит, окаянная! Оттого все сны москвичей сегодня будут страстными и горячими, полными запретов и сладости. — Шалишь? — совсем рядом прозвучал тихий голос. И не разобрать: мужской или женский, только знай себе растворяется в шуме ветра. — И не думала, — ответила Дрёма, задумчиво глядя в сторону Александровского сада. Гуляют, надо же. Не спится им ночью. Впрочем, ночи сейчас на зависть летним. Не замерзнуть, не озябнуть. А если и так, то любовь греет многих. Собеседник устроился рядом. Подул на звезду
Пальцы быстро стучали по клавиатуре. Напротив Тамилы сидел надоедливый подрядчик из строительной фирмы и пытался доказать, что отчеты сделаны верно. Стопка бумаг на краю стола неуклонно росла, а цифры на экране никак не хотели сходиться с теми, что были написаны в отчёте. День едва начался, а настроение было испорчено выговором начальства. Сосредоточиться на работе не получалось, потому что каждые пятнадцать минут раскрывалась дверь в кабинет, и появлялся новый посетитель. С утра работа не заладилась, всё валилось из рук, при желании сделать быстрее, получилось с точностью до наоборот. — Тамила Владимировна! — недовольно протянул подрядчик. — Вы ж меня не слушаете! «Глаза мои тебя не видели», — только успела подумать Тамила. На экране монитора появилось продолговатое окно, окаймлённое раздражающе красным цветом. Тамила шумно выдохнула. — Программа зависла. Подождите. Подрядчик нахмурился, хотел было что-то сказать, но р
Выходной начался с затянутого серыми тучами неба и стены проливного дождя. Однако Тамилу скорее радовала такая погода, чем расстраивала. Москвичи давно ждали прохлады и дождь встретили с благодарностью. Тамила стояла под зонтом на остановке, ожидая опаздывавшую Корженевскую. Холодные капли стекали по обнажённым рукам, впитывались в лёгкую ткань платья, но возвращаться домой уже не было времени — семинар начнется через полчаса. Корженевская всегда опаздывала с размахом. Ну, или приходила намного раньше. Золотая середина — это не для Лизки. — Девушка, не подскажите, который час? — вдруг раздался хриплый голос справа. Тамила повернула голову и встретилась взглядом со смешливыми зелёными глазами. Собеседник оказался молод, неплохо одет, с тёмно-русыми волосами и кривым шрамом, пересекавшим правую щеку. Очень кривым, будто кто-то пытался вырезать линию, но нож всё время застревал. Резкие скулы, прямой нос, узкие порочные губы. Тамила молча глянула
Дождь закончился внезапно. Вроде все сидели в помещении, он барабанил по крыше и тут раз! — уже сквозь прорехи в серых небесах блестело яркое солнце. Ненужный зонтик раздражал Тамилу и казался неимоверно тяжёлым. Корженевская некоторое время шла молча, теребила в руках смятую пачку сигарет и не решалась закурить. Потом всё же не выдержала и ткнула рукой в сторону сквера. — Пошли посидим, а то скоро на прохожих кидаться начнёшь. Тамила недовольно посмотрела на подругу, но потом вздохнула и кивнула. Лиза была абсолютно права: неприятные ощущения лучше не держать в себе. И уж точно не следует кидаться на людей. — Идём уже в кафе. А то я от голода сама не своя. Заодно и поговорим. — Да уж, — фыркнула Корженевская, — заметно. В кафе было уютно, запах свежесваренного кофе витал в воздухе, сидевшая напротив Лиза внимательно изучала меню. Тамилу не покидало странное ощущение, что произошедшее на семинаре каким-то образом было ей нужно. Каким? Непонятн
За окном давно царила ночь. Тамиле снился сон: вязкий, словно патока, накатывающий тяжёлыми сладковатыми волнами, танцующий на грани с реальностью. Он имел именно тот странный привкус кошмара наяву, когда думаешь, что бодрствуешь, однако после резко вскакиваешь от любого громкого звука извне или какого-то внутреннего будильника. Но внутренний будильник безбожно лгал. Липкая паутина, окутавшая сознание, не желала рассыпаться в пыль. Тамила шла по коридору: тёмному, пыльному, пропахшему сыростью и старостью. Странный привкус растекался во рту, словно она провела языком по металлу, на котором разлили томатный сок. Соль и металл. И немного холода. Такой бывает кровь. Но откуда бы ей тут взяться? Тамила не узнавала коридора. Она шла всё быстрее, потому что слышала за спиной чье-то дыхание. Пока ещё еле различимое, будто догонявший не был уверен, стоит приближаться или лучше остаться за спиной. Но Тамила знала: охотник никогда не оставит свою жертву. Казало
Работа кипела. Клиенты не успокаивались, начальство пребывало на подъёме и радостно раздавало всем указания со скорость пять в полчаса. И все срочные, само собой. Телефон смолк всего на секунду, как тут же открылась дверь, и в кабинет влетел старший экономист. — Слушай, наши опять посходили с ума, требуют перекинуть данные сегодня до четырёх! — он тяжело и часто дышал, словно долго бежал. — Смотри! На стол Тамилы плюхнулась пачка бумаг. Она раздражённо выдохнула. И так не знаешь, куда девать собственные документы, тут ещё появилась новая забота! Безумная полоса явно не собиралась останавливаться, и выходные остались лишь смутным проблеском в темном царстве. — Я занята, мне не… — Распоряжение главного, — уныло обронил экономист. — Сама понимаешь, я б не пришёл так… Телефон вновь зазвенел. Схватив трубку, Тамила зажала её между плечом и ухом, одновременно начав просматривать принесённые документы. Слова говорившего смазались в ед
Дрёма сидела напротив фонтана, слушала шёпот листвы и аккуратных дорожек Царицынского парка. Смотрела, как по мосту, легонько постукивая тростью, идёт интеллигентный мужчина в светлом костюме. Всё бы ничего, но походка у него была уж больно плавной, словно ноги не касались земли. И только стук трости, будто намеренно возвещал о приближении гостя. Вот только их разделял фонтан — и уже мужчина сидит рядом. Смотрит на тёмную воду, делает вид, что не чует ту, кто сидит рядом. Глаза у него светлые, почти прозрачные. В них отражаются все лица горожан. Тех, кто жил, живёт и когда-нибудь будет жить в Москве. — Соскучилась? — спросил он тысячей шепотков, слившихся воедино с шелестом листвы. — Не то слово, — хмыкнула Дрёма. — А ты всё же не сдержался? — Не сдержался, — подтвердил он. — Только пока ещё разобрать не могу, стоило ли. — Думаешь, она тебя послушала? На его губах появилась улыбка: — Облик нищего сотрётся, а слова про прошлое о
Тамила внимательно изучала сайт, даже позабыв, что не ужинала. Увиденное приятно удивило. Как бы там ни было, но сразу бросалась в глаза работа профессионалов. Информация подавалась доступно даже для такого новичка, как она. Реклама не лезла на глаза пёстрыми баннерами, а шла ровным столбиком справа. Статью, где шла речь о семинарах и индивидуальных тренингах, пришлось перечитать дважды. Под видимой простотой скрывалось едва уловимое предупреждение, под ловко расставленными акцентами пряталась тонкая паутина, заманивавшая клиентов. Тамила откинулась на спинку стула. Она прекрасно понимала, что стоит отбросить в сторону ненужные эмоции. Если Корженевская так настойчиво рекомендует его, то следует идти. Другой вопрос заключался в том, что Тамила не совсем понимала, как это всё будет происходить. Игры в кошки-мышки хороши лишь тогда, когда ты можешь отказаться от роли загнанной в угол мыши опытным котом. Пальцы легли на клавиатуру, прозвучал мягкий звоночек при открытии