Завтра будет весна

Завтра будет весна

С утра все пошло не так. Приехав в издательство, где она работала переводчиком иностранной литературы, Марина Ковалева узнала, что французский роман ее любимой писательницы отдали для перевода другому переводчику. «Почему?» – упавшим голосом спросила Марина. Главный редактор посмотрел куда‑то мимо нее, и Марине стало ясно, что вопросы излишни. Потому! И все. Марина десять раз повторила себе, что черт с ним, не надо расстраиваться, но это не помогло. В ее душе занозой застряла обида. Месяц назад, прочитав этот роман, Марина загорелась перевести его на русский язык. Это была «ее книга»; мысли, чувства француженки были созвучны Марине, как будто та была ее близким человеком или вообще ею самой. Марина знала, что сумеет перевести роман, сохранив неповторимый авторский стиль писательницы, ее сочный, живой язык, присущую ей иронию, нежность и тонкий юмор. Она уже взялась за первую главу, и вдруг как обухом по голове: передают другому переводчику! К тому же – мужчине! Разве он сможет рассказать «очень женскую» историю? Что вообще мужчина знает о женщинах?!

Домой Марина пришла в расстроенных чувствах; настроение было паршивым, разболелась голова. Тем не менее, она засела за работу: нужно было отредактировать переводные статьи и провести по скайпу уроки французского с учениками. Марина вообще привыкла много работать; не потому что денег в семье не хватало, а потому что она любила свою профессию и хотела быть востребованной.

Вечером с работы вернулся муж Марины. Михаил Ковалев. Гений.

Ее Ковалев, правда, был гением: руководитель научной лаборатории, доктор физических наук. Как положено гению: большую часть времени Михаил был погружен в свой внутренний мир. Марина научилась с этим мириться, однако, сегодня ее это не устроило. «Представляешь, они отдали мою книгу другому переводчику!» – пожаловалась она. Михаил «включился в реальность», сочувственно посмотрел на жену: «Не расстраивайся! Проживем!» Марина почувствовала раздражение: ну, причем тут это дурацкое «проживем»?! Как – будто она переживает из‑за денег!

В этот момент в гостиную заглянул их одиннадцатилетний сын Митя: худой и высокий, вылитый отец (они с Мишей как «двое из ларца, одинаковых с лица»), и попросил: «Ма, нам в школе задали перевести французское стихотворение, сделай, а?!» Марина уточнила, чего хочет чадо: чтобы она ему помогла или перевела за него? Митька наивно выбрал второе, и Марина возмутилась: «Лентяй несчастный! Учи французский! Это язык великой культуры и, между прочим, любви!» Митьку тут же, как ветром сдуло. Почувствовав, что она «на взводе», муж участливо спросил: «Что с тобой, Мариша? Устала?»

Марина вдруг поняла, что действительно устала, и что причина ее скверного настроения даже не в сегодняшней неудаче в издательстве. На самом деле, уже с неделю она переживала нечто похожее на депрессию. Эта хандра завелась неделю назад, когда Марине исполнилось сорок лет. Прежде она жила, не задумываясь о возрасте, была этакой нормальной рабочей лошадью – скакала от барьера к барьеру, и вдруг: сорок лет! И она остановилась как вкопанная. Сорок лет вообще сомнительная радость, неслучайно в народе относятся к этому юбилею настороженно, его даже не принято отмечать. И цифра сорок какая‑то острая, царапающая. Особенно для женщины. Вот вроде только что тебе было тридцать с хвостиком, а тут сразу категорично: сорок! «Пора переходить на возрастные роли?» – пригорюнилась Марина.

Несмотря на то, что Марина никогда не мнила себя красавицей, считая, что она – так – на любителя (брюнетка с серо‑голубыми глазами, невысокая, изящная, но с формами – сейчас такие фигуры не в моде), ей было жаль расставаться с молодостью и красотой. В день своего печального юбилея, звучащего почти как приговор, она придирчиво оглядела себя в зеркало: неужели все?! но особых возрастных изменений не заметила. Сзади вообще пионерка, спереди вроде тоже ничего.

«Ничего?» – переспросила Марина у мужа. «Ничего!» – согласился Миша. Марина хмыкнула: из ее мужа комплимент можно было вытянуть только клещами. Увы, Ковалев вообще не умел говорить комплименты и красивые фразы, да и красиво ухаживать, если честно, он не умел. Миша был спокойный, довольно замкнутый, и очень, просто запредельно умный; он не любил театральные жесты и был начисто лишен не то чтобы чрезмерной, а какой бы то ни было аффектации. Такой мужчина. Марина, за двенадцать лет семейной жизни с ним, к этому привыкла. Аффектация и красивые жесты остались в ее первом браке. Вот там театральщины было с лихвой.

В первый раз она выскочила замуж на третьем курсе института. Все случилось стихийно. Однажды на студенческой вечеринке она увидела ЕГО! Он был красивый и роковой, как герой кинематографа. С кудрявой шевелюрой и гитарой. Игорь, так звали героя, спел под гитару что‑то вдребезги романтическое, потом подошел к ошалевшим от восторга девицам (Марина была в их числе) и решительно взял Марину за руку: «Идем!» И она пошла за ним, как собака за обожаемым хозяином. Так они вскоре дошли до Загса. Их с Игорем семейная жизнь была насыщенной: страсти‑мордасти, бурные скандалы с хлопаньем дверьми и битьем посуды. Марина постоянно ревновала Игоря. Ее красавец муж был создан для женского поклонения. Им домой все время кто‑то звонил и сопел в трубку, доводя Марину своим коварным сопением до бешенства и отчаяния. Молодые супруги ругались, мирились, разбегались, сходились; они не могли друг без друга и вместе тоже не могли – такая судьба, такая любовь. Но однажды они все‑таки расстались, как разорвались – окончательно. Развод и точка. Марина сходила с ума, тяжело переживая развод. А через два месяца она встретила Мишу Ковалева.

…Встреча произошла при весьма своеобразных обстоятельствах. В тот день, в начале марта, возвращаясь с работы домой, Марина поскользнулась (судьба подкинула ей банановую корку в виде персональной, подернутой льдом лужи), и упала. При падении в Марине что‑то треснуло, и встать она не смогла. Так и сидела в луже, кляня судьбу. В метре от Марины валялась ее белая шапка. Жалкое, нелепое зрелище. Проходящий мимо высокий парень в очках наклонился над поверженной судьбой Мариной: «Вам плохо?» «Да уж чего хорошего?!» – буркнула Марина. В итоге незнакомец натянул ей шапку на голову, взял Марину на руки и понес к себе домой, благо жил он, как вскоре выяснилось, в соседнем дворе. В пути и познакомились. Марина насмешливо спросила Мишу: «И долго ты меня будешь нести?», он спокойно ответил: «Всю жизнь». Когда они появились на пороге Мишиного дома, его мама чуть в обморок не упала. Конечно, ей было чему удивляться – ее сын, аспирант физтеха, полчаса назад ушел из дома в институт, а вернулся с такой вот ношей. С точки зрения Мишиной мамы Марина не была ценным приобретением, в ее глазах читалось даже: сынок, а может, ты отнесешь ее обратно? Но вслух она сказала примерно следующее: давай я вызову этой гражданке в белой шапке скорую помощь, а ты, сынок, иди на свою кафедру! Однако тут же по глазам сына мама поняла, что гражданка в белой шапке уже заняла в его сердце значительное место.

Позже выяснилось, что у Марины в результате падения оказался сломан крестцовый отдел позвоночника. Месяц она не могла сидеть. Стоять – пожалуйста, лежать тоже можно, а сидеть никак; и это создавало и Марине и окружающим определенные неудобства. Например, когда через пару дней после знакомства Миша привел ее в уже знакомый ей дом, чтобы отметить с его родителями восьмое марта, она произвела на Мишиных родителей и их гостей странное впечатление. В то время как все гости чинно сидели за большим столом (в центре которого красовался огромный букет мимозы и фирменный вишневый пирог, испеченный Мишиной мамой), Марина стояла у стола и ела пирог стоя, как лошадь. Мишина мама взирала на нее с ужасом: во‑первых – не сидячая, во‑вторых – уже успела побывать замужем, в третьих, Миша от нее прямо млеет, хоть сейчас готов жениться!

Опасения мамы оказались не напрасны – Миша действительно готов был жениться. Хоть завтра. И Марина приняла его предложение, возможно назло бывшему мужу, а возможно потому, что возраст уже поджимал: двадцать восемь – пора подумать о детях. Они поженились через полтора месяца, когда у Марины сросся перелом.

Со вторым мужем все было иначе, чем с первым. Спокойно. Стабильно. Надежно. Никто не звонил им домой и не сопел в трубку. Миша был той самой каменной стеной, за которой Марина могла спрятаться. Она постепенно успокаивалась, оттаивала в этом браке, а с рождением Мити – обрела смысл. И мужа Марина полюбила после рождения Мити. Скажете, так не бывает?! Бывает. Если есть любовь с первого взгляда, то отчего бы не быть любви, которая медленно прорастает внутри, как зернышко, расцветает постепенно и наконец, раскрывается? Миша отдавал Марине всю свою заботу и нежность, и в итоге в Марине расцвело большое, значительное чувство. Любовь.

Короче, у Ковалевых все было хорошо. Миша совершал научные открытия в физике разной степени важности, Митька рос, Марина переводила с языка великой культуры на русский и обратно, обычная счастливая семья. Все бы ничего, да вдруг эти сорок лет, как кость в горле. «Жизнь проходит!» – взвыла Марина.

Ее все перестало радовать. К тому же начало марта – тяжелое время, когда уже накопилась безумная усталость от зимы, а весны все нет. За психотерапией Марина обратилась к своей давней (корнями друг в друга проросли – все равно, что сестры) подруге, которую звали, как шоколад – Милке. «У меня сплин Онегина. Как если бы Онегин вдруг оказался сорокалетней женщиной!» – пожаловалась Марина. Милка усмехнулась: «Ха! Думаешь, мне не знакомо?! Сорок – опасный возраст, Мариша! Почему‑то считается, что он опасен для мужиков, кризис среднего возраста, «бес в ребро» и все такое! А что, женщина, не человек, что ли?! Для баб это тоже критическая цифра. Вот скажи, Ковалева, тебе в последнее время не кажется, что ты живешь как‑то неправильно, что тебе чего – то не хватает? Ярких переживаний, чувств, страстей?!» Марина задумалась и внутренне согласилась с подругой. У нее на самом деле было ощущение, что ее жизнь утекает, как песок сквозь пальцы, и ей действительно хотелось чего‑то большого и красивого. Марина с грустью подумала: сколько мне осталось полноценных, красивых женских лет? Еще лет пять. Ну, десять, учитывая возможности современной косметологии. А потом?

Переживая «кризис среднего возраста», Марина ходила по дому сама не своя, едва не срываясь на Митьке и муже. Она и вообще то всегда была резковатая, не какая‑нибудь душечка (без лишних сантиментов!), а теперь и вовсе стала колючей, раздражаясь на ровном месте (отчего потом страдала из‑за чувства вины перед близкими). В один из таких сумрачных дней ей и пришла в голову идея: уехать куда‑нибудь хотя бы на неделю. Развеяться. Вынырнуть на поверхность, глотнуть свежего воздуха. «Миша поймет. За Митей присмотрит бабушка». Надо сказать, что Марина во всем могла положиться на свекровь. Поначалу они с ней не очень то ладили, но затем как‑то негласно договорились друг другу не мешать. Все‑таки интеллигентные люди. А потом, когда родился Митя, Мишина мать из обыкновенной, не слишком довольной своей невесткой свекрови превратилась в необыкновенную бабушку, и тут уж они с Мариной стали родными людьми.

Итак, Марина решила устроить себе небольшой отпуск. В конце концов – заслужила. Теперь надо было выбрать куда, собственно, ехать. Марине хотелось туда, где тепло, тем более, что на свете столько прекрасных мест, где уже наступила весна с цветами и солнцем – со всем, что мило сердцу замерзшей за долгую русскую зиму, женщине. Но тут выяснилось, что поехать в заграничные теплые страны она не может – ее загранпаспорт оказался просрочен, а на оформление нового требовалось время. Что делать? «Слушай, а съезди в Крым? – предложила Милка. – Сейчас все едут в Крым. Это патриотично. А потом в Крыму чудесно!» Марина махнула рукой: ладно, пусть будет крымская весна! И купила билет в Крым.

В такси от Симферополя до Ялты Марина устала, и в отель, где для нее был забронирован номер, приехала изрядно взвинченная. Тут же разразился конфликт с администратором отеля. Оказалось, что заказанный ею люкс (отдыхать – так отдыхать!), отдали кому‑то другому и ей предложили хороший, но более скромный номер. Марина по инерции еще немного поворчала, потом махнула рукой: ерунда, переживу, не стоит портить себе отпуск.

Отдохнув в отеле, она вышла на набережную. В Крыму, конечно, было не жарко, однако по сравнению с зимней Москвой здесь уже вовсю чувствовалась весна. Крым расцветал: пробуждались деревья, появились цветы. Но главным, зачем сюда стоило ехать, было море. У моря всегда – счастье. Увидев море, Марина мгновенно успокоилась; море, волна за волной, смывало усталость, раздражение, всю накипь будней.

Утром следующего дня Марина побывала в Никитском ботаническом саду (вот где весна чувствовалась особенно сильно); а днем, вернувшись в отель, прихватив с собой книгу, она расположилась на гостиничной живописной террасе. Читать любимого Чехова в Ялте, где все так или иначе было связано с ним, оказалось особенно приятно. С террасы отчасти проглядывалась набережная, и казалось, что если приглядеться, где‑то там можно увидеть нежный силуэт Анны Сергеевны, героини «Дамы с собачкой».

Солнце вдруг спряталось, и Марина, почувствовав, что озябла, повела плечами.

– Замерзли? – раздался рядом мужской голос. – Хотите, принесу плед?

Она обернулась. Перед ней стоял мужчина лет сорока. Подтянутый, с лоском одетый. Марина покачала головой: спасибо за заботу, но право, не стоит.

– Я только сегодня приехал в Ялту, – зачем‑то сообщил незнакомец. – Отличный отель, не правда ли? Я часто здесь останавливаюсь. Всегда в одном и том же номере.

У Марины зародились недобрые мысли: уж не этот ли лощеный занял номер, предназначавшийся ей?

– Это вы заняли мой люкс?!

По его смущенному виду все сразу стало понятно. Марина фыркнула.

– Ну, извините, – примиряюще сказал незнакомец. – Хотите, я вам его уступлю?

– Не нужно. Чемодан уже распакован. Что я буду мотаться с вещами туда‑сюда. Живите! Наслаждайтесь комфортом!

Она взглянула на него более внимательно: темные волосы, чуть посеребренные на висках, выразительные глаза, модная, ухоженная бородка, на правой щеке что‑то вроде шрама (а шрамы украшают мужчин!). В целом Марина нашла его привлекательным. При этом он постоянно улыбался, словно был ей несказанно рад. Без всякой задней мысли, Марина спросила, не знает ли он как доехать до Гурзуфа (она собиралась туда, чтобы увидеть дачу Чехова).

– А давайте я вас отвезу? – неожиданно предложил он. – У меня здесь служебная машина!

«Клеится, что ли?» – с иронией подумала Марина. Но подумала так… без раздражения. Его внимание ей было приятно. Ну да, пусть ей сорок, но для кого‑то она по‑прежнему интересная женщина, а не бабушка с клюкой. И все же она отказалась.

Он опять улыбнулся: – Соглашайтесь. Зачем вы будете трястись в переполненной маршрутке битый час? Кстати, меня зовут Сергей.

Утром у отеля Марину ждал автомобиль. Сергей сам вел машину, в дороге был немногословен, иногда указывал Марине на местные достопримечательности. Она удивилась: откуда он так хорошо знает эти края? Оказалось, что он родился в Крыму. Кроме этого Сергей рассказал, что он – ресторатор, сейчас живет в Москве, а в Крыму открывает пару ресторанов. «Правильно, – усмехнулась Марина, – в Крым едет много людей, и им всем надо где‑то питаться». В Гурзуфе Сергей предложил Марине забрать ее через несколько часов и уехал куда‑то по делам. Вечером они встретились на набережной Гурзуфа, а потом вместе вернулись в Ялту. Прощаясь в отеле, Сергей в ее номер не напрашивался и вел себя прилично.

На следующий день они вдвоем отправились в Массандру. Море, горы, весна, распускающиеся цветы – идеальные декорации для красивого романа. Марине хотелось шутить, смеяться, флиртовать, нравиться своему спутнику. Сергей был чем‑то похож на Игоря – ее первого мужа. Не внешностью, а магнетизмом. Тот же тип героя‑любовника, имеющего на женщин гипнотическое влияние. Сергей к тому же был умен, обаятелен и обладал чувством юмора. А кроме того – он не спешил. В смысле, был готов ухаживать за ней, а не брать крепость пошлым, немедленным штурмом.

Назавтра они поехали в Ливадию, потом была Балаклава…

…Они стояли на холме, с которого открывался вид на море; Сергей увлеченно рассказывал Марине про Севастополь и морские сражения. Рассказывал живо, увлекательно, так что Марина заслушалась. С новым знакомым ей было хорошо. Интересно. Волнующе. Опасно интересно и опасно волнующе. В какой‑то момент она задумчиво посмотрела на обручальное кольцо на его пальце. Так‑так…

Вечером, когда Марина уже была в отеле, ей позвонила Милка. «Как отдыхается?» Марина поделилась с подругой: «Есть тут один… прямо герой‑любовник. Представляешь, в нем решительно все хорошо. Кроме того, что он чужой муж». Милка, настоящий лукавый бес, хмыкнула: «Он женат? И что с того! Какое тебе дело до чужой жены?» Марина вздохнула: до чужой жены, может, и никакого, а вот до собственного мужа – есть. У них в семье как‑то не принято заводить романы на стороне. «Ковалева, плюнь на предрассудки! – строго приказала Милка. – Это приключение может приятно разнообразить твою жизнь, будет что вспомнить в старости, тем более, что она не за горами!»

В дверь постучали, и на пороге возник Сергей. Марина поспешно простилась с Милкой.

– Я хотел пригласить тебя на ужин, – сказал Сергей. – В свой ресторан.

…Он рассказал, что купил этот ресторан и скоро здесь все будет по‑другому. На его вкус. На вкус Марины тут можно было ничего и не менять – все и так прекрасно: стильный дизайн, волшебный вид из окон прямо на море, потрясающе вкусные блюда из морепродуктов. За ужином Сергей устроил для нее дегустацию лучших крымских вин Массандры, и скоро это винное ассорти ударило ей в голову. Марина стала шальная и веселая. Сергей налил ей еще вина и сказал, какая она красивая. Хорошо сказал, изящно, литературно. Марине тут же захотелось ему поверить. Кстати, от Ковалева она такого никогда не слышала, а женщины, между прочим, любят ушами! Сергей усилил впечатление, добавив, что их встреча отнюдь не случайна, и что они, конечно же, должны были встретиться. И в это Марине тоже захотелось поверить.

Неожиданно зазвонил ее мобильный. Взглянув на дисплей, она увидела, что звонит Миша. Первая мысль: не отвечать на вызов, вторая, тревожная: а вдруг что‑то с Митькой? Марина быстро вышла из зала и крикнула в трубку: «Что‑то с Митей?»

– Привет! – обиженно сказал Миша. – С чего ты взяла? С Митькой все в порядке, за исключением пары двоек.

– А чего звонишь?

– Ты не помнишь? – обида в голосе мужа стала еще горше, когда он понял, что Марина действительно не помнит. – Ну как же?! В этот день двенадцать лет назад мы познакомились! Сегодня годовщина!

Ну да! Снежный март, падение на льду, последствия от которого растянулись на двенадцать лет, потом восьмое марта у Мишиных родителей: букет мимозы на столе, вишневый пирог. Как давно это было! Она даже успела забыть.

– Хотел тебя поздравить! – вздохнул Миша. – Приедешь – отметим. Тебя ждать тринадцатого?

– Да, – сказала Марина.

Она решила не сразу вернуться в зал, а немного пройтись по набережной. С моря дул ветер, настолько сильный, что даже винные пары от него как‑то развеивались. И в голове прояснялось.

Когда она вернулась за столик, Сергей накрыл ее руку своей. Красиво, как в кино. Только у Марины почему‑то было ощущение, что она смотрит это кино как бы со стороны. Не присутствуя в кадре. «Мы же взрослые люди, – усмехнулась Марина. – Понятно, что дальше в этом фильме подразумеваются постельные сцены». В глазах Сергея ясно читалось: «Еще бокал вина, и мы пойдем ко мне в номер, и три дня не будем никуда выходить. Все будет красиво. Разнообразно. Долго. Ты не пожалеешь».

– А что дальше? – вдруг спросила Марина. – Или по правилам игры, это курортный роман на несколько дней?

Сергей пожал плечами: – Не знаю. Мы встретимся в Москве, у нас будет время, чтобы понять. Как говорится: время покажет!

– А твоя жена?!

Сергей ответил, что их с женой давно ничего не связывает: каждый сам по себе, у нее свой бизнес, у него свой, у нее своя жизнь, у него своя. «Должно быть, стандартный мужской ответ, – подумала Марина. – А, может, и правда». Но как бы там ни было, дело не в этом. И вообще не в Сергее. Дело в ней самой. В Ковалеве. В их «МММ» (Марина в шутку называла свою семью «союз трех М»: Марина, Миша, Митя).

– Извини, – сказала Марина, – у меня разболелась голова, наверное, не стоило столько пить. Я вернусь в отель.

На следующий день, рано утром, чтобы не встречаться с Сергеем, Марина уехала в горы. Поднявшись на Ай‑Петри (гору святого Петра) по канатной дороге, она долго смотрела со смотровой площадки на город, потом прогулялась по горной дороге. Ей подумалось, что в горах совсем другой воздух и совсем другая точка обзора: свысока и как бы отстраненно, и что в горах с нами происходит что‑то такое, что навсегда нас меняет. Заметив трогательный, робкий подснежник Марина обрадовалась ему, как чуду и подумала: как все‑таки хорошо, что она побывала в Крыму, увидела море, отогрелась в крымской весне. Теперь будут силы ждать затяжную московскую.

Она вдруг вспомнила героиню французского романа, который так хотела перевести (с ее радостями и печалями женщины, вступившей в возраст осени, переживающей «весенние» чувства – с половодьем любви и опасным разливом страстей) и вздохнула: в душе каждой женщины, даже в ее самом зимнем, безжалостном возрасте, есть зеленый островок весны. В каком‑то смысле, это вечная весна.

Ее мобильный телефон затренькал. «Ковалева, – забасил в трубку ее главный редактор, – мы тут поразмыслили и решили, что книгу будешь переводить ты. Чего молчишь? Ты вообще, где сейчас?» Марина рассмеялась: я сейчас на вершине мира! и подтвердила, что сдаст перевод в срок.

Солнце садилось, и пора было спускаться. Марина попыталась представить, что сейчас делают ее Миша с Митькой. «Миша, наверное, к обеду успел выдать очередное выдающееся научное открытие (с гениями это бывает), а Митька, должно быть, в музыкальной школе». Ей казалось, что она давно не видела их; слишком давно, чтобы не успеть соскучиться.

Возвращаясь в Ялту, она уже знала, что делать. Вечером, когда они с Сергеем встретились, Марина сообщила ему, что уезжает. В глазах Сергея отразилось удивление: «Почему?!» «Восьмого марта мне надо быть в Москве. Срочные дела».

Сергей пожал плечами:

– Ладно. Сделаю вид, что я тебе поверил. – Он размашисто написал на листе бумаги свой телефонный номер. – Позвони мне. Мы встретимся в Москве на следующей неделе. Отвезти тебя в аэропорт?

– Не надо. Я вызову такси, – улыбнулась Марина. – Прощай.

– До встречи! – мягко поправил Сергей.

Она не стала предупреждать мужа о приезде. Такси летело по вечерней, снежной, еще зимней Москве, и Марине казалось невероятным, что несколько часов назад она была в настоящей весне.

Она открыла дверь своими ключами, включила свет в темной прихожей. Из комнаты вышел удивленный муж. «Мариша? Ты же должна была приехать тринадцатого?!» «Решила вернуться раньше». «А что случилось?» «Ничего не случилось. Соскучилась».

Миша как‑то встрепенулся и, сказав, что скоро вернется, куда‑то ушел.

Марина заглянула в комнату сына. Митька уже спал. «Что там с его переводом? Может, помочь?» Она взяла со стола его школьную тетрадь по французскому, раскрыла. На последней странице корявым почерком Митя написал свой перевод стихотворения поэта Бушора «Посвящение родителям». По Митькиному вышло так: «Я хочу нежно любить вас, мои мама и папа! Мои родители – вы самое дорогое, что у меня есть! И в свое время я обеспечу вам счастливую старость!» Марина едва сдержалась, чтобы не рассмеяться: ну вот, стоило ли так переживать о своем возрасте, когда «счастливая старость» ей гарантирована! Она погладила спящего сына по голове.

Внутри нее разливалась радость, как бывает всегда, когда возвращаешься домой. Все хорошо: сейчас вернется Миша, и они будут пить чай. А завтра она начнет переводить любимую книгу, затем проверит у Мити уроки, вечером выгладит мужу рубашки и попробует испечь вишневый пирог по рецепту свекрови (надо же когда‑то учиться!). Завтра будет обычный день, состоящий из сотни повседневных обязанностей, наполняющих жизнь смыслом. Обычный счастливый день. Обычной счастливой женщины. Потому что счастье – это быть нужным любимым людям. Незатейливо, как Митькин перевод, и просто – как любая истина.

Скрипнула дверь. На пороге стоял Миша с охапкой цветов.

– Вот, – виновато сказал Миша, – поздравляю тебя с этим как его… женским днем! Извини, нормальных цветов не нашел. Видимо, сегодня все смели. Остались только эти.

Марина взглянула на трогательные желтые мимозы и улыбнулась:

– Замечательные цветы. Самые весенние!

Она уткнулась носом в небритую, пахнущую табаком щеку мужа – высший жест доверия и нежности. А слова… Зачем слова?

Потом они вместе пили чай. Потом Миша сказал, что с завтрашнего дня в Москве обещают потепление. Марина кивнула:

– Вот и хорошо. Пора бы уже! Все‑таки весна!