Два возраста любви

Два возраста любви

Выйдя из Академии художеств, двадцатидевятилетняя художница Елизавета Ткачева спустилась к реке. На набережной было пустынно и ветрено. Лиза поежилась от ледяного ветра и давящей, как сегодняшнее небо над Петербургом, печали. Ей вдруг вспомнилось, как они сидели тут, на набережной у сфинксов, вдвоем с Андреем. Это было «их место» – здесь Андрей обычно дожидался ее из Академии, где она работала, здесь они целовались, разговаривали, отсюда начинали долгие прогулки по городу. Да, так было еще недавно, но теперь от тех дней остались лишь воспоминания – полгода назад Лиза с Андреем поссорились, и Андрей уехал к себе в Москву.

Серая Нева сливалась со свинцовым небом, на набережной застыли в вечности сфинксы. Пошел дождь, капли уныло застучали по поверхности реки; на душе у Лизы словно бы тоже моросил какой‑то заунывный дождик – тоскаа… А казалось бы, чего ей грустить? Все, чего она хотела: свободы, независимости, реализации в профессии – так или иначе сбылось. Она свободна, независима, успешна. Более того – полчаса назад Лиза узнала, что ее картины будут участвовать в престижной художественной выставке (если бы ей об этом сообщили год назад, она бы заорала от радости: да я мечтала о такой выставке всю жизнь!) Однако же теперь, когда ее желания осуществились, она почему‑то не радуется, да и свобода в связке с независимостью почему‑то не делают ее счастливой. Видимо и впрямь миром управляет закон недостаточности – человеку всегда чего‑то не хватает, такова его сволочная натура. Причем, зачастую люди даже не знают, чего именно им не хватает, так – томятся смутными желаниями… Что до Лизы, то она, по крайней мере, точно знает, чего, вернее, кого ей не хватает в этот хмурый майский день. Правда, чтобы понять это, ей понадобилось расстаться с Андреем и прожить без него полгода. Дура ты, Елизавета Ткачева! – вздохнула Лиза, – и доходит до тебя, как до жирафа!

Погруженная в свои переживания, вдребезги свободная, независимая, но очень несчастная барышня долго мокла под дождем, пока не заметила, что совсем промокла. Лиза уже собиралась пойти домой к себе на Петроградскую, но вдруг забеспокоилась: она забыла что‑то важное, нечто, что нужно было узелком завязать на память. И вот – узелок распутан. Она вспомнила: ну конечно, сегодня у родителей жемчужная свадьба – тридцатилетие семейной жизни! Лиза развернулась и потопала на Васильевский остров – поздравлять родителей с этим – обалдеть каким! – событием.

– Ну и как вы дожили до такой даты? – спросила Лиза, вручая маме букет ее любимых хризантем. – Тридцать лет совместной жизни?! Между прочим, даже за очень серьезное преступление дают меньший срок!

Мама заохала, замахала на Лизу руками: что за дурацкие шутки? Отец (Вера с братом звали его батей) рассмеялся – он и сам любил пошутить. Лиза торжественно вручила родителям подарки: матушке – жемчужные бусы (а свадьба – то жемчужная!), страстному кофеману бате – кофеварку. Собственно, само торжество собирались отмечать в выходные, но мама уже сбивалась с ног: парила, жарила, обзванивала друзей, приглашая на субботнее торжество. Впрочем, с появлением дочери, мама отставила хлопоты, и начала хлопотать уже в сторону Лизы: накормить, напоить, дать исключительно важные советы.

Потом ужинали, разговаривали, а когда стали пить чай, отец вдруг спросил Лизу, помнит ли она стариков Ковалевых из соседнего парадного. Лиза кивнула – помню. Отставного военного дядю Мишу Ковалева и его жену тетю Шуру, она знала с детства, потому что дружила с их внучкой Светой; дядя Миша всегда улыбался, был приветлив, а тетя Шура чем‑нибудь угощала Лизу – то яблоко сунет, то конфету. Последний раз Лиза видела их пару лет назад – обоим было уже далеко за семьдесят; дядя Миша ощутимо сдал, а вот тетя Шура держалась молодцом и выглядела заметно моложе мужа.

– А что случилось – то? – забеспокоилась Лиза.

Оказалось, вот что. Неделю назад тете Шуре стало плохо, на «скорой» ее увезли в больницу. В тот же вечер в больнице тетя Шура умерла. Сердце. Стали звонить дяде Мише, чтобы сообщить о случившемся, но телефон не отвечал. Родственники поехали к нему домой и нашли его мертвым. Сердце. Умер дядя Миша примерно в то же время, что и его жена. Такая вот история.

– Хорошая семья – жили дружно, – смахнула слезу мама. – У них тоже недавно была годовщина свадьбы – бриллиантовая. Им ведь по восемнадцать было, когда они поженились, прожили вместе шестьдесят лет в любви и согласии. Троих детей вырастили, семерых внуков.

– Они жили долго и счастливо, и умерли в один день, – вздохнула Лиза, – выходит, так бывает на самом деле…

– По‑всякому бывает, дочка, – мягко сказала мама.

…С чаем и разговорами засиделись на кухне допоздна. Родители вспоминали, как на их шумной студенческой свадьбе два дня гудело все общежитие, как приятель жениха открывал шампанское и залил им весь потолок, как жених потерял обручальное кольцо, и ребята всем курсом искали кольцо, но так и не нашли.

– Помнится, невеста рыдала, дескать, плохая примета! – рассмеялся батя. – Однако же назло всем приметам прожили вместе тридцать лет, и даст Бог, доживем и до бриллиантовой свадьбы!

Он накрыл ладонью руку матери, и Лиза поразилась тому, сколько в этом жесте было нежности; ее родители и спустя тридцать лет были интересны друг другу.

– И в чем же секрет счастливой семейной жизни? – не выдержала Лиза. – Что нужно, чтобы прожить вместе столько лет?

– Нужна любовь, – улыбнулась мама. – Кстати, твоя прабабушка Елизавета, в честь которой тебя назвали, говорила, что любовь – это когда кто‑то становится для тебя важнее, чем ты сам. А уж она – то знала, о чем говорит…

Лиза перевела взгляд на старинный, доставшийся родителям от бабушки, шкаф, за стеклом которого стоял макет трехмачтового парусника с парусами алого цвета. Эту историю она знала с самого детства…

Ленинград, весна 1940 года

Лиза бежала по Кировскому мосту – спешила на Петроградскую сторону, в управление, где она работала картографом. Город заливал такой безнадежный дождь, какой может быть только в Ленинграде. Спасаясь от дождя (она в этот день, как нарочно, не взяла с собой зонт), Лиза накинула на голову плащ на манер палатки. Передвигаться таким образом было неудобно, и Лиза столкнулась с идущим ей навстречу молодым мужчиной в сером плаще. Можно сказать, что она влетела в него, как снаряд, так что он даже слегка покачнулся. Смущенная Лиза пробормотала извинения. Незнакомец махнул рукой – пустое! – однако же продолжал стоять, как вкопанный. Лиза вежливо кивнула – всего доброго, и повернулась, чтобы уйти.

– Неужели вы сейчас просто так уйдете? – воскликнул незнакомец. В уголках его губ пряталась улыбка.

Лиза строго спросила: а в чем дело, собственно, дело? И в ту же секунду улыбка, запрятанная в уголках его губ, засияла и расцвела: – Ведь нас столкнула сама судьба! Разве нам теперь можно расстаться?

Лиза вспыхнула: ну уж это чересчур! – и махнула рукой: извините, спешу, у меня на глупости, молодой человек, просто нет времени!

Позже выяснилось, что и у Павла Ткачева на «глупости» тоже не было времени – в то утро он спешил на службу, однако же, увидев на мосту эту светлоглазую, хрупкую девушку, понял, что более важных дел, чем она, у него в жизни нет. А потому забыв обо всех прочих делах, Павел круто развернулся на мосту и вместо того, чтобы идти в центр города, как собирался до этой судьбоносной встречи, потопал в другую сторону – за этой вот хрупкой гражданкой.

Через год – весной сорок первого Павел и Лиза решили пожениться. Дату свадьбы назначили на сентябрь (ко времени возвращения Лизы в Петербург из Казахстана, куда она, будучи картографом, отправилась в мае в составе геологической экспедиции), однако начавшаяся война смела все планы.

Узнав о начале войны, Лиза выпросила отпуск и немедля поехала в Петербург. А в Петербурге она узнала, что через три дня Павел, отказавшись от своей институтской брони, уходит на фронт добровольцем. Зная, что останавливать его бесполезно, она попросила только об одном – пожениться прямо сейчас. «Хочу ждать тебя с войны – женой». Через знакомую Лизы им удалось устроить регистрацию брака на следующий день. Это была странная свадьба: ни гостей, ни цветов, у невесты лицо в слезах. Конечно, не о такой свадьбе они мечтали, но что поделаешь…

Они вышли из Загса. День был пасмурный, с дождем и ветром. Взявшись за руки, молодожены пошли через мост к Павлу домой. Дома Павел вручил жене подарок – модель трехмачтового парусника, который смастерил сам (в юности он увлекался моделированием). Павел знал, что Лиза любит книги Грина, поэтому паруса у парусника были алого цвета. Павел признался, что осенью, в день их свадьбы, он хотел устроить для Лизы прогулку на яхте с алыми парусами, и уже договорился об этом со своим приятелем, который занимался парусным спортом и работал на водной станции. Но это были мечты мирного времени, а сейчас, во время войны – не до романтики. Зато он сделал для нее макет трехмачтового парусника с парусами алого цвета.

Через два дня Павел ушел на фронт. Он погиб в сорок втором, так и не узнав о том, что у него родился сын. Лиза больше никогда не вышла замуж – растила сына, внуков, правнуков; считала себя счастливым человеком, и никогда ни на что не жаловалась.

* * *

– Вот такая у них была свадьба. А любовь – длиною в жизнь… – мама бережно поставила семейную реликвию – старый парусник с алыми парусами за стекло. – Бабушка всегда отмечала день их с дедом свадьбы, помнила эту дату…

В ту ночь, оставшись ночевать у родителей, Лиза долго не спала, перелистывала семейный альбом со старыми пожелтевшими от времени фотографиями. Вот с довоенной фотокарточки смеются светловолосая девушка в берете и темноволосый юноша – Елизавета и Павел; а на этом снимке прабабушка Елизавета уже спустя долгую жизнь, полную испытаний, – седая, вступившая в пору «второго возраста любви». Лиза помнила, как прабабушка говорила, что у любви бывает два времени – два возраста. Первый, страстный, мелодраматический – со страстями и яркими эмоциями, и второй – возраст «взрослой» любви, когда страсти давно отпылали, когда любовь становится чистым, беспримесным чувством, когда двое корнями прорастают друг в друга; когда любимый человек становится твоей родиной, городом, домом, – твоим всем.

Лиза вздохнула, подумав о своей собственной истории. Они с Андреем пережили первый возраст любви, но только теперь она поняла, что он – тот человек, с которым она хочет однажды пережить возраст зрелой любви.

…Они познакомились год назад, в Петербурге. Можно сказать, что Лиза наехал на Андрея «колесом судьбы» – колесом велосипеда. В тот день она ехала на велосипеде по Троицкому мосту. Увидев впереди парня – она посигналила, а он вдруг вместо того, чтобы посторониться, качнулся в ее сторону; всего каких‑то десять сантиметров, но этого хватило, чтобы Лиза на своем велике в него влетела, и незнакомец со всей дури грохнулся об асфальт. Оказалось, что переходя мост, он слушал музыку, и из‑за наушников не слышал сигнала. Позже Андрей сказал, что это судьба подтолкнула его под ее колеса, а в ту минуту он, улыбаясь, совсем не зло сказал: – Ты вообще смотришь куда едешь?

Лиза фыркнула и уже хотела уехать, но он строго остановил ее: – А лечить меня кто будет? Неужели ты бросишь пострадавшего на поле боя? – И показал свою ободранную ногу.

Естественно, после этого она не могла бросить «пострадавшего» – пригласила его к себе домой, смазала рану зеленкой, напоила чаем. Андрей рассказал о себе: он – микробиолог, живет в Москве, в Петербург приехал на выходные. Быстро выяснилось, что у них много общих интересов, одни и те же люблю – не люблю: книги, фильмы, музыка. Просто удивительно, что на свете бывают такие родственные души. В тот раз они до ночи, да что там – до утра! гуляли по городу. Лиза показывала Андрею свой Петербург; рассвет встретили на Неве.

Закрутился роман. Модная история: она – петербурженка, он – москвич. Питер‑Москва. Надя – Женя Лукашин. «С любимыми не расставайтесь!»» Андрей приезжал в Питер, Лиза наезжала в Москву, перезванивались так вообще по несколько раз на дню, и несовременно писали друг другу письма (письма, а не смс, ясно?!) И все было прекрасно, пока Андрею, через полгода этого модного романа, не взбрело в голову, что настала пора их отношения узаконить. Ну и как‑нибудь определиться с местом проживания: Москва? Петербург?

…В тот вечер она потащила Андрея на крышу своего дома, с которой открывался фантастический вид на город (типичная питерская история: петербуржца хлебом не корми – дай забраться на какую‑нибудь ржавую, изъеденную временем крышу). И вот сидят они вдвоем на крыше – весь город перед ними и решительно все прекрасно, и вдруг Андрей совершенно некстати выпаливает: выходи за меня – будем жить долго и счастливо, и тра‑та‑та что‑то очень романтическое. А Лиза слушает его и не понимает: крыша у него поехала, что ли?! Наконец она спрашивает у Андрея довольно невежливо: это еще зачем?! Андрей спотыкается посреди своего романтического предложения, как вкопанный, но потом довольно вежливо говорит: а разве брак – это не закономерный финал счастливых отношений двух любящих друг друга людей?

– Вот именно, что финал, – усмехается Лиза. – Конец свободе, независимости! Каюк, петля на шее. Кому это нужно вообще? Ну что этот штамп в паспорте? Разве бумажка что‑то значит?

– Я думал, что каждая девушка мечтает о красивой свадьбе, платье, – неловко улыбается Андрей, – тем более – это бывает раз в жизни…

А вот этого он лучше бы не говорил. Лиза вспыхивает:

– У некоторых девушек – это случается несколько раз в жизни. Я, как ты знаешь, уже была замужем.

Андрей окончательно тушуется: – Прости, я сморозил глупость.

Лиза молчит, настроение испорчено.

…Десять лет назад, еще студенткой, она вышла замуж за своего ровесника. Их замужеству предшествовал яркий, скоротечный роман: вчера встретились, сегодня поняли, что жить друг без друга не можем, назавтра – в Загс. По желанию родителей жениха (люди серьезные, со статусом) свадьба была пышной; все по установленному сценарию: лимузины, банкет в ресторане на сто персон (большинство гостей Лиза даже не знала), тамада весь вечер жарил в угаре. Свадьба «пела и плясала» три дня. Так что свадебное платье у Лизы было, ха! у нее было три платья – на каждый день торжеств, а вот счастья в этом браке не было.

Они и года семейной жизни не одолели – взаимные ссоры, придирки, «одиночество вдвоем». А что пошло не так, где не там свернули? Сложно сказать. Нет, можно конечно составить длинный реестр обид и претензий к бывшему мужу, но Лиза предпочитает этого не делать – не ее стиль. Тем более, что добрые люди придумали удобную формулировку на все случаи жизни: «не сошлись характерами». Поэтому на все вопросы окружающих Лиза отвечала, что они с мужем не сошлись характерами. Она и своей маме так сказала; та, правда, на это грустно заметила, что какой же характер может быть в двадцать‑то лет, кроме исключительно скверного?!

Если свадьбы бывают разные, то и разводы тоже. Бывают неприятные, с таким, знаете, противным скрипом, когда вчера еще близкие люди вдруг начинают мелочиться и делить кастрюли‑сковородки; а случаются очень болезненные, когда режут по живому – делят детей, к примеру. У Лизы же был относительно легкий развод: быстрый и без каких – бы то ни было претензий друг к другу – ни имущественных, ни иного рода. Они с мужем пришли в означенный день в Загс и их развели по‑быстрому (формулировка про «не сошлись характерами» тут прошла на ура). Выйдя из учреждения, они равнодушно кивнули друг другу – ну, пока! и все – разошлись в разные стороны. Абсолютно чужие люди. И не то чтобы у Лизы в результате неудачного замужества осталась какая‑то особенная психологическая травма, или страх, или еще что‑то в этом роде – нет, просто теперь она считала, что у нее, как у сапера, нет права на ошибку. Второй раз Лиза хотела выйти замуж только в случае, если она будет уверена в необходимости этого поступка. Чтобы навсегда. Как ее прабабушка с прадедом. Бабушка с дедом. Родители.

И вот этими сомнениями и мыслями Лиза честно поделилась с Андреем в тот вечер: понимаешь, о чем я? Андрей пожал плечами – не очень‑то он ее понимал. Тогда она сказала, что со столь серьезным шагом, как женитьба, двум людям с таким хорошим чувством юмора, надо бы повременить. «Проверить отношения временем…»

– Мне ничего проверять не нужно! – усмехнулся Андрей.

Больше он ничего не сказал; встал и ушел. Слез с крыши – вернулся на землю. И пропал – не звонил ей, не писал. А она тоже. Ну потому что гордая. И потому что дура.

С того вечера прошло полгода, и с каждым днем надежда на их примирение, как понимает Лиза, тает. Ей кажется, что они все дальше и дальше друг от друга.

За окнами родительской квартиры тарабанил дождик. Петербургская ночь грозилась обернуться рассветом – пора было спать. Лиза убрала фотоальбом за стекло шкафа, и на минуту – не удержавшись – коснулась рукой стоящего на полке старого парусника.

* * *

С утра началась обычная круговерть. Сначала Лиза оформляла документы для будущей выставки, потом поехала на другой конец города, чтобы забрать из мастерской холсты и папки с рисунками и отвезти их в Академию. По пути в Академию, в обеденный перерыв она заскочила в любимую кофейню, чтобы немного отдышаться.

Ореховый вкус любимого латте с легкой горчинкой, капли дождя на стекле… Из кофейно‑дождливого, рассеянного состояния в реальность Лизу вернул телефонный звонок. Звонила ее подруга Ира (подруга настолько близкая, что Лиза могла называть ее Иркой, без риска показаться невежливой). Начали с пинг‑понга в пустяковые вопросы про погоду‑моду, а потом Ирка решилась спросить Лизу – между прочим, до последнего оттягивала! – ну что, твой Андрей не объявлялся? Лиза пожала плечами, на лицо набежала тень. И хотя Ирка сейчас не могла видеть ее лица, но очевидно, что‑то такое она почувствовала даже на расстоянии, потому что тут же поспешила Лизу утешить. Правда довольно оригинальным способом – Ира сказала Лизе, что коль скоро ты, душенька, хотела независимости, то почему бы тебе теперь, обретя эту самую независимость, не воспарить от счастья?!

Лиза вздохнула так тяжело, словно в последний раз; да сказала бы она сейчас такое, отчего у любой феминистки разорвалось бы сердце! И про свободу, и про вожделенную независимость, и про старые – добрые «вечные ценности». Да, про них особенно.

– Ну ладно, даст Бог, все наладится! – испуганно вставила Ирка. Настоящая подруга – утешает.

Хотя еще вопрос, кто кого должен был утешать. Об эту пору жизни Ира переживала тяжелый развод со своим мужем Ильей. При этом поженились они всего год назад. Свадьба у Иры с Ильей была – закачаешься, молодожены рассекали по городу в правительственном Зисе (кого сейчас лимузинами удивишь?), для банкета арендовали настоящий дворец. Гостей было – людская река. Чтобы отгрохать такую свадьбу – Ирка с женихом взяли кредит. А через год – нате вам – развод. А они за свадьбу еще кредит не выплатили, нормально, да?

– Нет, я понимаю, – сокрушалась в телефон Ирка, – люди после развода имущество пилят, но чтобы пилить кредит?! Да еще за свадьбу! Это вообще нонсенс!

– Это не нонсенс, – пожала плечами Лиза. – Говорят, сейчас – распространенное явление.

– Кошмар, – застонала Ирка, – главное, я не могу понять, куда оно все ушло? Трепет чувств, дрожь от поцелуев, рассветы‑закаты, лирика?! Ведь было все! И вдруг: тебе – холодильник? А мне тогда стиральную машинку!

Лиза вздохнула – бывает, что не уходит. Ни трепет чувств, ни лирика. А бывает, что взамен романтики приходит что‑то более важное. Вот я тебе историю расскажу… И рассказала Ирке историю про старичков Ковалевых из соседнего парадного. Ирка заплакала (у нее после развода все время «слезки на колесиках»), а когда Лиза рассказала ей про военную свадьбу своих прабабушки‑прадедушки, буквально зарыдала. Басовитый Иркин рев слышали, кажется во всей кофейне.

– Ну чего ты? – улыбнулась Лиза. – Ты еще встретишь то самое, настоящее. И будете вы жить долго и счастливо, и умрете в один день. А лучше вообще не умирайте!

…С Ирой простились, кофе был выпит, но Лиза не спешила уходить из кофейни – смотрела на дождь за окном, опять рассеивалась в разные мысли, и неожиданно сосредоточилась на одной – словно на размытую картинку вдруг навели четкий ракурс. Она увидела билетную кассу, расположенную через дорогу от кофейни. И стало ясно, что нужно делать.

Лиза выскочила из кофейни, под дождем перебежала по лужам дорогу, и взяла в кассе билет до Москвы на эту субботу.

Она подходила к Академии, увешанная холстами и папками, когда ее телефон вдруг зазвонил. Лиза чертыхнулась – как не вовремя – руки заняты! однако исхитрилась, открыла сумку, подцепила телефон и… увидела высветившуюся на экране фотографию Андрея. Вернее, их с Андреем общую фотографию, сделанную прошлым летом в Павловском парке (фото так нравилось Лизе, что она связала его с номером Андрея в своей телефонной книге). Сердце ухнуло, рука дрогнула, и в следующую минуту холсты, папки и главное – нет, только не это! – телефон – посыпались на землю. Подняв телефон, и увидев темный, разбитый экран, она поняла, что он безнадежно испорчен. Лиза собрала холсты, и разревелась. В Академию в таком виде идти было никак нельзя, и она побрела к набережной – посмотреть на воду, успокоиться.

Возле сфинксов она спустилась к Неве. В этот дождливый день у реки было безлюдно, только поодаль под зонтом миловалась какая‑то парочка, да у самой воды кто‑то сидел.

– Привет! – послышался знакомый голос, и в ту же секунду Лиза увидела Андрея.

– Ты?! – она не верила своим глазам. – Откуда?

– Оттуда! – улыбнулся Андрей. – Я тут ночью подумал, что пора вернуть нас друг другу, и додумывал эту мысль уже в поезде. А вы что об этом думаете, гражданка Ткачева?

Обалдевшая от радости гражданка Ткачева вытащила из сумки свой московский билет, и замахала им в воздухе, словно подтверждая, что подобные мысли и ей приходили в голову.

…Потом они просто шли по городу, куда глаза глядят. Дошли до Английской набережной, и вдруг Андрей сжал ее руку: – Смотри – Загс. Зайдем?

И она кивнула – зайдем.

* * *

Прошел месяц.

В Загс Андрей приехал прямо с поезда. Оба были одеты буднично, разве что Лиза надела вместо джинсов длинную юбку. В Загсе, увидев их, женщина – регистратор даже губы поджала: ну что ж так прозаично?!

Зарегистрировались, подмигнули друг другу, и вышли из серьезного государственного заведения. Никаких особенных планов на этот день у них не было – они заранее договорились «не бить в барабаны» и не устраивать никаких вечеринок. И тем сильнее удивилась Лиза, когда на набережной к ним вдруг подбежала группа музыкантов и заиграла ее любимого Гершвина.

Лиза с подозрением взглянула на мужа, – Андрей невозмутимо пожал плечами, словно бы он не имел к происходящему никакого отношения. Музыканты играли добрых полчаса, собрав вокруг толпу зевак. Лиза слушала любимые джазовые композиции и чувствовала, как этот обычный, серый день наполняется радостью, задором, драйвом. Ей хотелось танцевать и пританцовывать на месте.

Как вскоре выяснилось – это было только началом программы. Вскоре к набережной с эффектным ревом подкатил мотоцикл. Андрей протянул Лизе шлем: – Пожалуйте, сударыня, сегодня это – наш свадебный роллс‑ройс!

– Господи, я вышла замуж за сумасшедшего! – закричала Лиза, уцепившись за Андрея.

Мелькающие набережные, проспекты, ветер, скорость, и ухающее ощущение полета и счастья.

…Она едва успела перевести дух, слезая с мотоцикла, как к ним, откуда ни возьмись, подскочила цыганка (самая настоящая айнанэ – чернявая, в пестрых юбках) и заголосила: давайте погадаю, красивые! Лиза вздрогнула: ой, не надо, я суеверная. Но цыганка уже крепко держала ее за руку, читала линии на ее ладони, и в итоге нагадала Лизе счастье на всю жизнь. Вот так – ни больше – ни меньше. И любовь «до седых волос».

– Вот этот, – цыганка кивнула на Андрея, – всю жизнь тебя будет любить!

– И даже после! – вставил Андрей.

– О! И даже после, – подтвердила цыганка. – И еще вижу, – ромала снова схватила ладонь Лизы, – в скором времени тебя ждет дальняя дорога!

– А куда? – уточнила Лиза.

Пока Андрей объяснял ей, куда именно им выпадет «дорога», цыганка куда‑то исчезла (кстати, голос у нее был точь – в – точь, как у двоюродной сестры Андрея Кати, которая училась в театральной академии).

– Мы едем в Италию? – удивилась Лиза, выслушав Андрея.

– Ну, ты же хотела увидеть все эти волшебные маленькие города, застывшие в средневековье: Перуджу, Сиену, Ассизи, «город ста башен» Сан – Джиминьяно?! Считай, что это будет наше свадебное путешествие. В эти выходные уезжаем на три недели. Пятизвездочных отелей не обещаю – ты вышла замуж не за бизнесмена, но гарантирую, что будет интересно. Мы возьмем машину напрокат и проедем по всей Италии… Это – то, чего ты хотела?

Лиза улыбалась: да, это – то, чего она хотела.

На сегодня чудес было в избытке, но в этот день случилось еще кое‑что… После ужина в ресторанчике, Андрей завязал Лизе глаза платком и, попросив не подглядывать, решительно потащил ее за собой. Прошли квартал, вошли в какое‑то здание, двери, лестница, еще лестница, долгие переходы, и наконец, Андрей открыл ей глаза. Лиза едва не охнула – они стояли в ее любимых лоджиях Рафаэля в Эрмитаже. Кроме них в этот час в музее никого не было, только вдалеке ходили хранители музея.

– Но как это возможно? – не выдержала Лиза. – Попасть в Эрмитаж ночью?!

Андрей только улыбнулся.

Тишина, пустые залы, за окнами Нева…

После Эрмитажа они долго – до рассвета гуляли по городу. А когда рассвело, Лиза, почувствовав, что разламывается от усталости, предложила взять такси и поехать к ней. Но Андрей, словно не слышал ее; взглянув на часы, он потащил ее на Троицкий мост. «Не можем же мы не почтить судьбоносный мост, на котором познакомились!»

На середине моста, примерно в том месте, где Лиза наехала на него «колесом судьбы», Андрей вдруг остановился и достал из кармана кольцо – с небольшим (она вышла замуж не за бизнесмена!) камнем зеленого цвета.

– Изумруд, – ответил Андрей, прочитав вопрос в ее глазах. – Я подумал, что камень должен быть зеленым. А ты разве не знаешь? День бракосочетания называют зеленой свадьбой. Так что у нас сегодня зеленая свадьба! – Он надел кольцо ей на палец. – Ну что, берем курс на бриллиантовую?!

Лиза вздохнула: на бриллиантовую… Чтобы как те старички из соседнего парадного. И умерли в один день…

Андрей развернул ее лицом к реке, и она увидела…

По Неве плыл парусник – обычная парусная яхта, но паруса у него были, самого что ни на есть, алого цвета. Лиза взглянула на мужа, догадываясь обо всем (однажды она рассказала ему о том, как ее прадед из‑за войны не смог осуществить свою мечту – подарить невесте в день их свадьбы прогулку на паруснике с алыми парусами). И хотя Андрей невозмутимо пожал плечами: не знаю – не знаю, я здесь ни при чем, не такой уж я и романтик, в уголках его губ пряталась довольная улыбка.

Лиза смотрела, как парусник, освещенный рассветным солнцем, рассекает Неву, и вопреки разлукам, времени, смерти, плывет сквозь вечность.