LOGINShare
СМ
Last Updated:
2024-10-29 19:42:56Ветер тихо шуршал волосами. Он уносил ароматы цветов и приносил кусочки смога в ноздри, напоминая о вечной урбанизации. Цветы пахли тише, а птицы не обращали внимания на запахи. Смерть обитала здесь. В этом загнанном мировом уголке, огороженном маленькими оградками или просто гранитными плитами и памятниками. Максим сидел на маленькой скамейке возле её могилы. В записной книжке Лиза была записана под невозмутимым словом «смерть», а потом стояло маленькое пояснение: «необратимое прекращение жизнедеятельности организма, неминуемая конечная стадия любой живой системы». Вот на какое слово стояла сноска возле очерченной траурным вензелем любви…
Возле смерти не стояло номера телефона. Только номер участка и могилы. Буквы немного расплылись ‑ слёзы убивали каллиграфию. Максим вдыхал воздух и тихо сжимал губы, он думал о ней. Мысли роились и не знали какое воспоминание лучше. Эти яркие образы, моменты жизни двоились, троились, наползали один на другой. Лица смешива
Related chapters
Набранные сердца СТ
Максим перелистнул страницу записной книжки. Там было ещё одно слово на букву «с». «Старость» – было написано мелким почерком и потом дальше стояло имя, отчество и номер телефона. Он вспомнил Галину Михайловну, прекрасную хозяйку у которой он останавливался на несколько месяцев. Она зажигательно смеялась и до изнеможения смотрела сериалы любых стран и мастей. Она знала их все на память, переживала с героями, плакала и тихо скрывала старость за очками. Она даже порывалась пару раз заштопать ему вещи, но он успел отговорить её. Он работал ночью через каждые два дня, в одном из офисов. Он сидел на телефоне. Когда у него были выходные вечера, он с удовольствием сидел с Галиной Михайловной и пил чай, разговаривал с ней о разных вещах, просвещал её в современных течениях из жизни молодёжи, а она рассказывала ему новости политики, пересказывала сериалы и обсуждала проблемы соседей… Когда он только вошёл в квартиру, она показалась ему строгой и необщительной. Но лишь только
Набранные сердца Я
Ему снова снился этот сон. Изменения были незначительны. Разве, что исчез горизонт и уже безграничность была везде. Насколько хватало глаз всюду было что-то такое, что нельзя объяснить словами. Безграничное, вечное, великое и в то же время простое… Он сел в маршрутку, что стояла у перил и поехал по воде прямо к лайнеру. Слоноподобное животное приветливо подбежало к нему и он почесал его за хобот. Лайнер остановился и затрубил. Радость сквозила во всех клубах дыма, что вылетали из его труб. Максим взошёл на палубу и поиграл якорем. Маршрутка осталась ждать внизу, медленно покачиваясь на волнах в такт с кораблём. Они синхронно опускались и поднимались, а жираф бегал вокруг них и пускал вверх разноцветные брызги. Ганеша никогда не гнушался звериных обличий. Максим обошёл палубу вдоль и поперёк, познакомился с пассажирами. Многих он знал, это были его одноклассники и даже несколько друзей из детского сада. Они встречали его, жали руки, кричали свои имена и фамилии, расспрашивали
Набранные сердца конец
‑ Алексей Иванович, вы давно знаете пациента? – спросил доктор. ‑ Да, можно сказать, что мы вместе познавали мир… ‑ Он очень болен, вы знаете это? ‑ К сожалению да, но я пришёл проведать его. Нельзя же его бросить из-за того, что он не такой как все. ‑ Конечно, конечно, я просто хочу прояснить вам ситуацию… ‑ Для этого я и пришёл к вам. С ним я уже говорил… ‑ Он принимает меня за отца, говорит со мной, свою палату он принимает за кухню. Он живёт неизвестно где. Его маленькая одиночная камера кажется ему целым миром. Вы знаете, что там нет окон. Там нет никакого телефона. Вы знаете, что самолёты, за которыми он следит и кухня, где он пьёт чай ‑ это лишь его бред… ‑ Подозреваю, ‑ сказал Алексей Иванович. – Но его отец умер? ‑ Нет, конечно, его отец и мать прекрасно живут себе в своей милой квартирке возле оперного театра. Раньше они приходили проведать его, но он никого не узнаёт… ‑ Он слишком любил её. Вы знаете
Набранные сердца начало
...А жизнь ‑ только слово. Есть лишь любовь, и есть смерть.
Набранные сердца А
Сегодня он выспался. За все дни. Он открыл глаза и удивлённо обнаружил, что солнце ещё не успело забежать за штору. Максим встал, потянулся и с наслаждением отмок в ванне, которую не принимал уже почти месяц, ограничиваясь душем. Душ расслабляет, холодный – бодрит. Сварил себе приличный завтрак и спокойно поел, не давясь и не захлёбываясь чаем. Потом сел за стол, сегодня ему предстояло много работы. Он должен был перенести сердца из одного хранилища в другое, некоторые записи уже давно потеряли смысл, стоило просеять эти данные, чтобы новая книжка не была наполнена чем-то лишним, чтобы она не напоминала о прошлом так сильно, как не хотелось. Максим взял чёрную ручку. Синие он не любил, они оставляли противные кляксы и часто текли. Они напоминали ему о школе, где кроме синей пасты никакая другая не признавалась. Он не любил, когда ему пытались навязать своё мнение. После школы он писал исключительно чёрным. Это был его запоздалый протест, переросший в привычку. Аккуратно раскрыв нову
Набранные сердца В
Он остановился на букве «В». В самом углу записной книжки было написано: «вариация», потом шло имя Владимир и телефон. Максим знал этого человека, когда-то давным-давно они дружили. У него была опасная привычка ставить мумии своих друзей за стекло. Может быть поэтому они не перезванивались, Максим не хотел больше становиться частью его коллекции. Они познакомились в картинной галерее, возле одного из творений Айвазовского. Бушующее море не оставляло их равнодушными: ‑ Нравится? ‑ неожиданно нарушил молчание Максим. ‑ Да, ‑ парень повернул голову, ‑ в этом есть какая-то тоска. В этом просторе и этой муке. Есть в этой картине что-то завораживающее. Как вы считаете? ‑ Совершенно с вами согласен, ‑ он потёр подбородок. – Я бы даже сказал безысходность. Корабль не сможет свернуть. Его бросит на скалы. Матросы не могут ничего изменить. На этой картине смерть… ‑ Все картины безжизненны, они оживают, только тогда, когда подходишь к ним, играют краска
Набранные сердца Г
Ему снова снился этот сон. Непонятный и опережающий его мысли. События развивались с бешеной скоростью и уже нельзя было сказать, где начинается, а где кончается выдумка. Мост уходил в невиданные края, к бесконечности, которую так стараются обозначить люди. Солнце заходило и уже была видна луна. Луна слилась с солнцем, превратив день в непонятную смесь цветов, гармоний и запахов, которые могли почувствовать только настоящие гурманы. Лайнера не было. Был только жираф с хоботом, который бежал к мосту, смешно разбрасывая лапами и теребя себя за ушами хвостом. Он сидел у окна в маршрутке и пил вино. Вино было налито в огромную синюю пиалу и перемешано с чаем. Чай ещё сохранил свой аромат, но вино придавало чаю терпкости. Он с удовольствием вдохнул запах этого напитка и повернулся лицом к жирафу. Тот уже бежал по мосту. Вдали тихо шевелилось море, а может это был океан. Название не меняет сути. Вода остаётся водой, как бы мы её не называли. Максим смотрел ему в глаза. В глазах у жирафа и
Набранные сердца Д
Грусть в бокале заменяла слезу. Она катилась по его стенкам, заползая даже в ножку, а потом дальше через руку к сердцу. Сердце наполнялось этой грустью, как кадка дождевой водой, и хотелось чего-то святого. Святое витало в воздухе, смешиваясь с предчувствием свободы, и становилось легко. Память и стихи сливались в единое целое и хотелось говорить о любви. В этом месте можно было бы сделать лирическое отступление, но мы обойдёмся без сентементов. Прошлое и будущее встречаются в настоящем и смотрят друг на друга сквозь тонкое зашторенное окно. Они уже готовы подружиться, но ветер не даёт им сделать последний шаг. Последний шаг отношений, шаг закрепляющий всё и вся, тот что может или испортить всё или наоборот вывести отношения на новый уровень. Этот шаг всегда самый сложный. Черствеет хлеб на столе, о нём не позаботились, не завернули заботливо в целлофан, когда он в этом особенно нуждался, теперь мы расплачиваемся за свои ошибки. Подумайте, скольких людей мы забыли, сколько прошли ми
Latest chapter
Набранные сердца конец
‑ Алексей Иванович, вы давно знаете пациента? – спросил доктор. ‑ Да, можно сказать, что мы вместе познавали мир… ‑ Он очень болен, вы знаете это? ‑ К сожалению да, но я пришёл проведать его. Нельзя же его бросить из-за того, что он не такой как все. ‑ Конечно, конечно, я просто хочу прояснить вам ситуацию… ‑ Для этого я и пришёл к вам. С ним я уже говорил… ‑ Он принимает меня за отца, говорит со мной, свою палату он принимает за кухню. Он живёт неизвестно где. Его маленькая одиночная камера кажется ему целым миром. Вы знаете, что там нет окон. Там нет никакого телефона. Вы знаете, что самолёты, за которыми он следит и кухня, где он пьёт чай ‑ это лишь его бред… ‑ Подозреваю, ‑ сказал Алексей Иванович. – Но его отец умер? ‑ Нет, конечно, его отец и мать прекрасно живут себе в своей милой квартирке возле оперного театра. Раньше они приходили проведать его, но он никого не узнаёт… ‑ Он слишком любил её. Вы знаете
Набранные сердца Я
Ему снова снился этот сон. Изменения были незначительны. Разве, что исчез горизонт и уже безграничность была везде. Насколько хватало глаз всюду было что-то такое, что нельзя объяснить словами. Безграничное, вечное, великое и в то же время простое… Он сел в маршрутку, что стояла у перил и поехал по воде прямо к лайнеру. Слоноподобное животное приветливо подбежало к нему и он почесал его за хобот. Лайнер остановился и затрубил. Радость сквозила во всех клубах дыма, что вылетали из его труб. Максим взошёл на палубу и поиграл якорем. Маршрутка осталась ждать внизу, медленно покачиваясь на волнах в такт с кораблём. Они синхронно опускались и поднимались, а жираф бегал вокруг них и пускал вверх разноцветные брызги. Ганеша никогда не гнушался звериных обличий. Максим обошёл палубу вдоль и поперёк, познакомился с пассажирами. Многих он знал, это были его одноклассники и даже несколько друзей из детского сада. Они встречали его, жали руки, кричали свои имена и фамилии, расспрашивали
Набранные сердца СТ
Максим перелистнул страницу записной книжки. Там было ещё одно слово на букву «с». «Старость» – было написано мелким почерком и потом дальше стояло имя, отчество и номер телефона. Он вспомнил Галину Михайловну, прекрасную хозяйку у которой он останавливался на несколько месяцев. Она зажигательно смеялась и до изнеможения смотрела сериалы любых стран и мастей. Она знала их все на память, переживала с героями, плакала и тихо скрывала старость за очками. Она даже порывалась пару раз заштопать ему вещи, но он успел отговорить её. Он работал ночью через каждые два дня, в одном из офисов. Он сидел на телефоне. Когда у него были выходные вечера, он с удовольствием сидел с Галиной Михайловной и пил чай, разговаривал с ней о разных вещах, просвещал её в современных течениях из жизни молодёжи, а она рассказывала ему новости политики, пересказывала сериалы и обсуждала проблемы соседей… Когда он только вошёл в квартиру, она показалась ему строгой и необщительной. Но лишь только
Набранные сердца СМ
Ветер тихо шуршал волосами. Он уносил ароматы цветов и приносил кусочки смога в ноздри, напоминая о вечной урбанизации. Цветы пахли тише, а птицы не обращали внимания на запахи. Смерть обитала здесь. В этом загнанном мировом уголке, огороженном маленькими оградками или просто гранитными плитами и памятниками. Максим сидел на маленькой скамейке возле её могилы. В записной книжке Лиза была записана под невозмутимым словом «смерть», а потом стояло маленькое пояснение: «необратимое прекращение жизнедеятельности организма, неминуемая конечная стадия любой живой системы». Вот на какое слово стояла сноска возле очерченной траурным вензелем любви… Возле смерти не стояло номера телефона. Только номер участка и могилы. Буквы немного расплылись ‑ слёзы убивали каллиграфию. Максим вдыхал воздух и тихо сжимал губы, он думал о ней. Мысли роились и не знали какое воспоминание лучше. Эти яркие образы, моменты жизни двоились, троились, наползали один на другой. Лица смешива
Набранные сердца Л-О
Записная книжка открылась на букве «л». «Любовь» ‑ было написано мелким почерком, а на полях были нарисованы несколько сердечек. Похожих на тех, что девочки рисуют в своих детских анкетах, когда задают каверзные вопросы, касающиеся противоположного пола. Он посмотрел на телефон и тяжело вздохнул. По этому телефону больше не нужно было звонить, он был уже бесполезен. В той квартире поселились совсем другие люди и не стоит искать у них свою любовь. Её можно было найти только на старых фотографиях и в уголке своего сердца, в самом израненном и окровавленном уголке, который никогда не спит, который разбивает и разрывает все остальные отношения, тот уголок, который не позволяет больше испытать это святое чувство. Ведь человек любит по-настоящему только один раз. Все остальные – это лишь увлечения, которые перерастают в рутину и ритуал, который иногда заканчивается клятвой о вечной любви и штампом в паспорте под оглушительные раскаты марша Мендельсона. Мы можем уговаривать себя ч
Набранные сердца З
Сегодня к нему снова пришёл отец. Странно. Максиму казалось, что он уже год как умер. Хотя иногда смерть ‑ это лишь повод для кого-то, повод чтобы переждать жизнь где-то в другом месте и потом снова пуститься в бой с новыми силами. Иногда нужно сделать паузу, остановится на мгновение и посмотреть на своё отражение в воде. Если оно расплывается, идёт кругами и хмуро щурится на каждой волне, то значит, что в нас затаилось что-то неизвестное, ужасное и чёрствое. Может быть в нас зародилось сомнение. Вода даёт ответы на многое, но только у неё нужно уметь спрашивать. Кофейная гуща, карты Таро, или ещё какая-нибудь магическая белиберда, которой могут запугать только непослушных детей и необразованных взрослых, бесполезна в случае когда вы действительно хотите знать правду. Когда у вас на губах горит решимость, а в глазах предчувствие чего-то знакового, такого, что может круто изменить вашу жизнь. И в этом случае, даже если гороскоп не пускает вас сегодня на улицу, вы всё равно н
Набранные сердца Д
Грусть в бокале заменяла слезу. Она катилась по его стенкам, заползая даже в ножку, а потом дальше через руку к сердцу. Сердце наполнялось этой грустью, как кадка дождевой водой, и хотелось чего-то святого. Святое витало в воздухе, смешиваясь с предчувствием свободы, и становилось легко. Память и стихи сливались в единое целое и хотелось говорить о любви. В этом месте можно было бы сделать лирическое отступление, но мы обойдёмся без сентементов. Прошлое и будущее встречаются в настоящем и смотрят друг на друга сквозь тонкое зашторенное окно. Они уже готовы подружиться, но ветер не даёт им сделать последний шаг. Последний шаг отношений, шаг закрепляющий всё и вся, тот что может или испортить всё или наоборот вывести отношения на новый уровень. Этот шаг всегда самый сложный. Черствеет хлеб на столе, о нём не позаботились, не завернули заботливо в целлофан, когда он в этом особенно нуждался, теперь мы расплачиваемся за свои ошибки. Подумайте, скольких людей мы забыли, сколько прошли ми
Набранные сердца Г
Ему снова снился этот сон. Непонятный и опережающий его мысли. События развивались с бешеной скоростью и уже нельзя было сказать, где начинается, а где кончается выдумка. Мост уходил в невиданные края, к бесконечности, которую так стараются обозначить люди. Солнце заходило и уже была видна луна. Луна слилась с солнцем, превратив день в непонятную смесь цветов, гармоний и запахов, которые могли почувствовать только настоящие гурманы. Лайнера не было. Был только жираф с хоботом, который бежал к мосту, смешно разбрасывая лапами и теребя себя за ушами хвостом. Он сидел у окна в маршрутке и пил вино. Вино было налито в огромную синюю пиалу и перемешано с чаем. Чай ещё сохранил свой аромат, но вино придавало чаю терпкости. Он с удовольствием вдохнул запах этого напитка и повернулся лицом к жирафу. Тот уже бежал по мосту. Вдали тихо шевелилось море, а может это был океан. Название не меняет сути. Вода остаётся водой, как бы мы её не называли. Максим смотрел ему в глаза. В глазах у жирафа и
Набранные сердца В
Он остановился на букве «В». В самом углу записной книжки было написано: «вариация», потом шло имя Владимир и телефон. Максим знал этого человека, когда-то давным-давно они дружили. У него была опасная привычка ставить мумии своих друзей за стекло. Может быть поэтому они не перезванивались, Максим не хотел больше становиться частью его коллекции. Они познакомились в картинной галерее, возле одного из творений Айвазовского. Бушующее море не оставляло их равнодушными: ‑ Нравится? ‑ неожиданно нарушил молчание Максим. ‑ Да, ‑ парень повернул голову, ‑ в этом есть какая-то тоска. В этом просторе и этой муке. Есть в этой картине что-то завораживающее. Как вы считаете? ‑ Совершенно с вами согласен, ‑ он потёр подбородок. – Я бы даже сказал безысходность. Корабль не сможет свернуть. Его бросит на скалы. Матросы не могут ничего изменить. На этой картине смерть… ‑ Все картины безжизненны, они оживают, только тогда, когда подходишь к ним, играют краска
