7
До квартиры девочки-мулатки мы добрались за четверть часа, воспользовавшись Сеткой — новым метро, пути которого, вознесённые на мощных опорах на высоту третьего этажа, прорéзали всю Москву математически-точными квадратами. Прорезали в буквальном смысле: в старых зданиях прорубали тоннели. Никаких исключений не делалось: даже Кремлёвские стены насквозь прошила линия скоростного электропоезда.
Тина, будучи по крови американкой (впрочем, есть ли такая нация?, и особенно в наше время, когда размыты границы всех наций?) и подчиняясь старомодной американской сентиментальности, росла в семье, а не в интернате. Её мать, Айви, некогда известный оформитель (дизайнер, как говорят сейчас), прибыла в Москву ещё десять лет назад в поисках лучшего заработка, захватив с собой и младшую сестру, Лиму, родную тётку Тины. Год назад Айви вдруг спешно вернулась в северную Америку (почему — я так и не смог выяснить в тот первый день), оставив дочери квартиру в мегаполисе. Кажется, возвращение Айви в Америку было связано именно с её сестрой, которая… но я забегаю вперёд.
По дороге школьница успела похвастаться мне тем, что занимается свободным спортом, входит в школьную команду и даже собирается поступать в Московский институт Искусства Любви. (А то и выше прыгнет, в Университет Свободы в Христиании — чем чёрт не шутит?) Под «свободным спортом» понимается разновидность гимнастики, которая делается, как вы уже могли догадаться, исключительно с целью сексуального возбуждения и увеличения сексуальной привлекательности. Многие д и в ы начинали свою карьеру именно со свободного спорта.
Я опасался того, что, едва успев войти, Тина повалит господина инструктора на постель — но нет, девушка с наивной бойкостью принялась хвастаться передо мной своей бытовой техникой, роскошным стереовизором, ещё больше тех, которые стоят в школьных аудиториях, и последним чудом научно-технической мысли — трёхмерным видеофоном или, как его ещё называют, голографической комнатой.
Реалистичность современных голограмм потрясает воображение. Только свечение, исходящее от предмета, позволяет понять, что мы видим перед собой проекцию пересекающихся лучей. Но если можно передавать на далёкие расстояния изображение предмета, несложно передать и образ человека. Можно транслировать этот трехмерный образ в «режиме реального времени», пользуясь камерами и особыми тепловыми сканерами. Таким образом, человек, вошедший в голографическую комнату, видит объёмную фигуру своего собеседника, иллюзия присутствия является практически полной. За одним исключением: к собеседнику нельзя прикоснуться. Пока ещё нельзя — но, говорят, технологи работают уже и в этом направлении, говорят, уже достигнуты небывалые успехи… Почти в каждой школе в актовом зале есть голографическая аппаратура, но в домашнем хозяйстве такая техника ещё нечасто встречается.
— А зачем это нужно? — не понял я. Тина рассмеялась мне в лицо, обозвала меня серым валенком и пояснила, какие бесконечные возможности для Искусства Любви и Свободного Творчества открывает трёхмерный видеофон.
— Ты знаешь, что я уже завела знакомство с одним пареньком из Бирмы? — восторгалась девушка.
— С целью свободного творчества? — скептически уточнил я.
— Ну, разумеется! Где ещё ты найдёшь настоящего бирманца? Говорят, они буддисты. О!, это так здорово — и, кстати, ведь я обещала ему выйти на связь в три часа.
Облизав губы, она принялась стремительно набирать номер на сенсорной панели.
— Я, пожалуй, пойду, — неуверенно пробормотал я. Девушка на секунду оторвалась.
— О! — изумлённо воскликнула она. — Несс! Да что это с тобой! Почему мы не можем сделать это втроём? Или вчетвером, ведь этот паренёк наверняка тоже придёт на сеанс с девушкой? Ты смущаешься? Какие глупости! Ты что — провинциал? Не ожидала! Или тебе, не дай Бог, неприятно?! Да ты… не христианин, быть может?!
Как видите, слово «христианин» в Свободном Союзе имеет совсем иное значение, чем, например, в наших с вами устах.
— Нет, нет, конечно, я… христианин, — пролепетал я — а перед нами уже загорелась голограмма. Тина сама осветилась улыбкой.
— Привет, Динни! — заворковала она. — Ты не против, что я привела приятеля?
— Меня зовут У Кхьё Дин, хотя я понимаю, мадам, что для вас запомнить три слога является непосильной интеллектуальной нагрузкой, — спокойно произнес мужчина, года на четыре старше меня. («Произнесла», конечно, не голограмма, а динамики, спрятанные по углам комнаты, но впечатление присутствия было полным.) Повернувшись в мою сторону, мужчина коротко, слегка насмешливо поклонился мне. — Могу я узнать вашу профессию, молодой человек?
— Я инструктор, э-э-э… учитель, — выдавил я из себя архаичное слово.
— Учитель? — поднял бровь У Кхьё Дин. — Забавно. Представьте себе, я тоже. Надеюсь, вы не собираетесь совокупляться с вашей ученицей прямо на моих глазах?
Я скосил глаза в сторону Тины — а та распахнула рот. Ещё бы! Слово «совокупляться» в Свободном Союзе является чудовищной грубостью.
Не успела девушка прийти в себя, как перед нами загорелись ещё несколько фигур, поменьше ростом. Краем глаза я увидел, как зажёгся красный индикатор на панели управления: аппаратура работала с перегрузкой.
— Дорогие дети! — зазвучал спокойный голос бирманского учителя на английском языке. — Перед вами — два типичных жителя Империи Хама. Вот этой распутной дамочке, которая оголила перед вами свои плечи явно не из уважения к вам [согласно древним сутрам, монахи, обращаясь к Благословенному Будде, почтительно обнажали одно плечо], — всего шестнадцать лет. А вот этот несчастный парнишка — её школьный учитель, которого она затащила сюда, чтобы перед нашими глазами заняться тем, чем собаки безо всякого стыда занимаются на улице. Да-да! В какие-то вещи сложно поверить, прежде чем не увидишь их своими глазами. Вот почему я подумал, что для вас будет очень поучителен это сеанс. — Стоящая по правую руку от учителя девочка что-то спросила по-бирмански. — Чем эти люди отличаются от собак, спрашивает Ма Шве Йи? Ну, например, тем, что стоят на двух ногах — хотя, если дрессировщик приложит усилия…
Тина метнулась к сенсорной панели и с размаху хлопнула по ней ладонью, прервав соединение. Затем набросилась на меня с кулаками, выкрикивая ругательства. Я схватил её запястья: Тина была крепкой, сильной девчонкой, но и я — не лыком шит.
— С ума ты сошла, что ли? — возмутился я. — Я-то чем виноват, что твой знакомый оказался фанатиком? Может быть, это я должен жаловаться: это ведь ты меня заманила, чтобы послушать бред нездоровых аутсайдеров?
Девушка горько и некрасиво разрыдалась.
— Он вначале был таким милым! — всхлипывала она. — Кто же знал…
Я, продолжая держать её запястья, вывел девушку из комнаты, довёл её до кресла и едва ли не насильно усадил — она медленно успокаивалась.
Ещё раза три шмыгнула носом — и вдруг повеселела, снова загорелась восторгом.
— Несси! Ведь сейчас по Первому каналу прямая трансляция!
— Трансляция чего? — невинно поинтересовался я.
— Как это чего? — вознегодовала она. — Пятничная проповедь Его Святейшества! Ты что, забыл?!
Я не успел ответить: Тина уже включила стереовизор, присела на самый край кресла и уставилась в экран, полуоткрыв рот.
8Я не помню дословно той медвяной проповеди Златоуста. А если бы и помнил, не стал бы приводить её слово в слово: мне кажется, речь Хама с её особым словоподбором и грамматическим строем сама по себе прельщает человека. Да ведь и его выразительная жестикуляция завораживает, его движения похожи скорее на балет.Понтифик говорил в тот вечер о природе власти. Нет власти не от Бога, противящийся власти противится указанию Божьему. Власть — тяжкое бремя. Именно поэтому нужно уважать любого человека, облечённого властью: не столько за личные качества, сколько за ту милость, которая даётся ему Божьим произволением. Но и за душевные качества тоже: без них он не смог бы принять это тяжкое бремя. Не стоит каждому стремиться взвалить на себя ношу власти, но лишь тому, кто насквозь проникнут духом Христа. Как же проникнуться духом Христа? Как иначе, если не через наполнение себя знанием всех людей? Как иначе, если не через Свободную Любовь — тот путь, ко
9Никуда я, конечно, не спешил, а ушёл с досады. Точнее, даже и не с досады, а руководствуясь советом из передачи «Мужское здоровье»: дескать, для того, чтобы крепче привязать к себе женщину, от первой близости с ней нужно отказаться. Да и кто может соперничать с обаянием Первого Мужчины мира, которому стоит только свистнуть — и женщины всех возрастов наперегонки мчатся к его постели, пардон, к алтарю! Под «алтарём» в нашем веке в Свободном Союзе понимается алтарь Свободной Любви, конечно… А ведь сама приглашала!В этом скверном, безобразном настроении я сел в вагон Сетки, нового метро. Сиденья здесь расположены, как и в старом, друг напротив друга, но не вдоль рельс, а поперёк, причём по всей ширине вагона, так что образуют множество купе, и дверь каждого такого купе открывается сразу на платформу. Такое количество дверей позволило решить проблему быстрой посадки пассажиров: ведь поезда метро управляются автоматикой и
10Так как следующая станция была недалеко от моей с отцом квартиры (а живём мы близко к центру города), вышло, что ближайшим клубом оказался «Красный куб», где я потерял невинность. Я, «бесстрашный дурачок», не чуял никакого подвоха и даже усомниться не сумел: отчего это девушка, одетая словно сестра милосердия псевдохристианства или школьная учительница архаичного времени, вдруг так рвётся на Литургию Его Святейшества? Воистину, страсть лишает человека рассудка.Моя спутница при входе в клуб зябко передёрнула плечами и ещё глубже закуталась в свой платок. Она сама попросила приобнять её, чтобы нам пройти створчатый турникет (неужели не вступила в Общество друзей Свободы в своё время?), но вздрогнула, когда я это сделал. Дежурный администратор за стойкой оглядел её с головы до ног, и мне, её кавалеру, стало стыдно за её вид — но не было времени стыдиться. Я подошёл к стойке и, как истый джентльмен, оплатил полчаса в комнате
11Только минуты через две схлынул мой ужас и я осмыслил рассудком это невероятное, из рук вон событие: гражданское лицо ограбило меня и угрожало мне оружием. Будь я настойчивей, второй нож уже сидел бы в моём лбу или в моей спине.Я вынул нож из пластиковой обшивки комнаты, для чего мне пришлось приложить некоторые усилия. Лезвие вошло, как я уже сказал, на два сантиметра!Впрочем, может быть, девушка — сотрудник службы безопасности? Они ведь часто ходят в штатском. Кто же ещё, кроме тех или полицейских, имеет право носить оружие? Самое разумное, даже единственное объяснение — но всё внутри меня с ужасом вопило: нет, не так это, совсем не так! У тех есть инъекторные пистолеты (они стреляют инъекторами со снотворным), электрические парализаторы, они не станут бросать ножи в стену респектабельного заведения, которое поддерживает общественный порядок, им не придёт в голову силой отнимать то, что они могут получить законным образом (разве
12— Покажите мне его! — попросил меня профессор с порога, даже не произнеся приветствия.— Кого его? — растерялся я. — Ах, да…Я протянул ему нож. Мы прошли в комнату. Профессор сел за стол, надел архаичный прибор под названием «очки» (только старые люди или большие чудаки носят их сейчас), зажёг настольную лампу (сейчас такие — тоже редкость: в современном жилище светильники, как правило, включаются голосом).— Разве агенты службы безопасности носят такие ножи? — спросил я.Профессор оглядел комнату и зачем-то громко включил музыку (я от него этого меньше всего ожидал).— Нет, — коротко отозвался он. — Вы прочли год изготовления на лезвии?— Нет…— А я прочёл. Две тысячи тридцатый. Антиквариат. Полицейские ведь не ходят в кольчуге, как вы думаете, Несс? — он отложил нож. — Рассказывайте, прошу вас.
13Я оказался в клубе уже около восьми вечера и сделал всё именно так, как советовал мне профессор: снял тринадцатый номер «на неопределённый срок» (тот, к счастью, освободили почти сразу после моего прихода) и вкрадчивым голосом попросил администратора, чтобы тот «моей подруге» сказал, будто номер свободен. Вы ведь запомнили её, маэстро?(Не знаю, откуда пошла эта глупая мода — называть администраторов «маэстро».)«Маэстро» ухмыльнулся.— Сложно было не запомнить… Что, хороша тёлочка, а? А по виду и не скажешь… Слушай-ка, а она не того… не парень, случайно? Ты не подумай, я не против, я за, просто такие товарищи обычно идут в «Голубую лагуну», им там, знаешь, привычней…* * *…Попав в номер, я воткнул нож в стену и принялся ждать. «Красный куб» — это один из старейших, самых первых клубов Москвы, поэтому
14Не сделав и трёх шагов, девушка обернулась. Мы оба замерли.— Ловушка это? — тихо произнесла она. — Как же я не догадалась….Как будто правая рука её потянулась к сумочке, из которой уже вылетел один нож.— Да нет же! — крикнул я — и только тогда бурной массой вспененной воды вдруг прорвались на поверхность все те слова, которые, я почувствовал, нужно, необходимо сказать, вне зависимости от того, верю я сам в них или нет (но я уже верил в них, хоть и стыдился этой веры):— Подожди, ради Бога! Здесь только я, больше никто тебя не ждёт. Возьми свой нож. Ты можешь уйти, тебя никто не удержит, ты, Юдифь, которую наверняка не зовут Юдифью, так же, как меня не зовут Микеланджело или Иоанном-Павлом Третьим! Но не уходи, я очень прошу тебя!Знаешь, я только что побывал у профессора, который четыре года учил меня истории нашей страны. И он, этот профессор, признался мне, что знания, ко
15Я догнал её на улице и зашагал рядом. (Кстати, нож пришлось брать мне, она про него забыла.) Так шли мы минуты три: прекрасно она меня видела, но делала вид, будто не замечает.— Ну, что тебе надо от меня! — вдруг сердито воскликнула она. — Что ты бежишь за мной, будто барашек на верёвочке навстречу мяснику! Не жалко тебе твоей нелепой бараньей жизни?— Не решай за меня, какой жизнью мне жить! — ответил я, тоже сердито.Она остановилась на несколько секунд.— Как же ты не понимаешь, господин инструктор, что прежней жизни у тебя уже не будет? Не сможешь ты теперь спокойно вещать свои нелепости, строить глазки школьницам, а после уроков тащить их в свою постель! Может быть, ты думаешь, что новое вино, как ты его назвал, добавится к твоей жизни в виде безопасного хобби, которому можно посвятить час или два? Не будет так. Не успеешь ты оглянуться, как станешь дичью, на которую уже спущены собаки. Пов
84Вечером того дня, когда наш самолёт вылетел из Новосибирска, до города долетели первые ракеты с ядерным боезарядом. В семидневной войне Российская империя перестала существовать. Воистину, мы сами находились на волосок от гибели.В монастыре Ват Суан Мок Сергей Теофилович быстро сошёлся с настоятелем и через месяц был командирован в маленькую удалённую обитель Ват Путта Бен для её обустройства. Перед уходом он отдал нам на хранение несколько образов, ранее бывших на иконостасе Крипты.Михаил Петрович, отличный художник, написал и новые.* * *…Завершая свою историю, я пытаюсь отодвинуть её от себя и взглянуть на неё издали, беспристрастными глазами. Моё изложение восьми дней из жизни Свободного Союза — ни самое полное, ни, конечно, самое лучшее. Я, простой инструктор истории, не был вхож в элиту антихристианского общества, ни разу не посетил Христианию, и, вероятно, глазами генерала Liberatio Mundi или высокопоставленн
83Потянулись тоскливые дни. Михей потребовал принести нам Свод законов Российской империи (дали без возражений) и однажды, листая, воскликнул:— Эврика! «Духовные лица, произведённые в сан согласно традициям своей религии, за исключением “свободного католичества”, не могут быть задерживаемы без предъявления обвинения»!— Сергей Теофилович! — тут же оживился я. — Неужели вы не можете произвести нас… в дьяконов, скажем?Наставник развёл руками, грустно улыбаясь.— Я не архиепископ…— А в… буддийских монахов?— И это не могу. На церемонии должны присутствовать, как минимум, четыре полных монаха, не считая знатока Учения, который её проводит.— А в буддийских послушников?— Два монаха должны быть свидетелями…— А в кого-нибудь ещё ниже рангом? — не отставал я.Сергей Теофилович за
82В это сложно поверить, но до восточной границы Свободного Союза мы добрались почти без приключений. Впрочем, у Империи Хама были тогда другие заботы. Международная обстановка накалялась, и голоса в пользу войны раздавались всё громче.Мы перешли границу Российской империи пешком, ночью. Почти сразу же мы были арестованы пограничниками и отправлены в одно из отделений полиции Екатеринбурга.Не предъявляя нам обвинения, офицеры контрразведки Российской империи специальным автомобилем «этапировали» нас в Новосибирск, где нам отвели чуть более просторную камеру.Начались допросы.Следователь Татищев (в чине штабс-капитана) был вежлив, осторожен, мягок. Нам не угрожали, не кричали на нас, даже и речи не шло об избиениях или пытках. Более того, нам (неслыханная вольность для арестованных) вернули наши личные вещи, предварительно осмотрев их. (Впрочем, у Михея отобрали кривой нож, и он долго сокрушался по этому поводу.) Относи
81Мы ехали днём и ночью, останавливаясь только для того, чтобы забежать в придорожное кафе или магазин (каждый раз уходили только двое, двое оставались в фургоне). За рулём попеременно сидели то Михей, то Михаил Петрович. Ему на руку укрепили «браслет» пастора, а я, скрывая отвращение, должен был, на случай проверок со стороны дорожной полиции, залезть в платье «сестры Справедливости». (Михаилу Петровичу предлагать этот опыт никто из нас даже не решился, и то: засунуть телёнка в женский чулок было бы проще.) Меньше всего хотелось этого маскарада — с другой стороны, любой маскарад помогает забыться…О Саше мы не говорили.Спали тоже попеременно, и однажды ночью я проснулся на узкой трясущейся лавке фургона оттого, что понял: по моим щекам непрерывно бегут слёзы. Кажется, я даже застонал, как ни пытался удержать этот стон, как ни сжимал губы.Сергей Теофилович, в темноте еле различимый (свет в салоне мы не
80Сигналами и сочным русским трёхэтажным матом «святой сестры» фургон прокладывал себе дорогу через толпу.Я оглянулся назад. В салоне были только Михаил Петрович и Сергей Теофилович.— Где Иван? — спросил я, едва мы выехали на свободную улицу.— Мне почём знать, — огрызнулся Дед Михей. — Нянька я ему, што ль? Улетела птица в неведомы края.— Подумай, Михей Павлович: ведь ему невыносимо осознавать свою невольную вину перед Аней и быть с нами рядом, — тихо произнёс наставник за моей спиной. — Он прочитал её письмо. Может быть, он ушёл навстречу подвигу. Или падению... Но будем верить в лучшее.— А… Нэри?— И она ушла, — вздохнул Сергей Теофилович. — И про неё, Нестор, тоже не знаем, куда. Как, собственно, не знаем, откуда она явилась. Она оставила послание, которое мы вскроем перед границей Российской империи.— Сергей
79Литургия продолжилась. Десяток человек после этого, не вынесшие мерзости и адского ужаса зрелища, встали со своих мест и вышли через обычный вход. Я был среди них. Служба безопасности не пыталась нас задерживать, агенты оцепенели, жадно раскрыв глаза происходящему. Да, такое нечасто увидишь!Подкашивающимися ногами я добрёл до проезжей части — и вздрогнул, когда прямо над моим ухом прозвучал острый сигнал клаксона.Не может быть! Чёрный фургон похоронного бюро «Последний путь», наш старый знакомец! Дед Михей, в трещащем по швам платье «суки Господней», из которого нелепо торчали его волосатые руки, высунулся из окошка.— Сигай в кабину, живо! — завопил он. — Поехали!
СРЕДА, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ АВГУСТА78Гигантская толпа собралась на площади перед храмом Христа Спасителя. Люди в нетерпении задирали головы к огромным уличным стереоэкранам, которые должны были транслировать литургию в прямом эфире, толкались, перешучивались, бранились, шумно дышали, распаляясь мыслью о сладком зрелище, будто нечаянно прижимались друг к другу поближе…Но Саша, в накидке «царицы Ыгыпетьской» шла гордо, прямо, царственно держа голову, и её — пропускали, перед ней — расступались.На входе работали три поста службы безопасности, и мы выбрали молодого африканца, понадеявшись, что тот недавно прибыл в Москву и не слышал нашумевшей истории о Лиме. Чернокожий юноша широко осклабился, проведя считывающее устройство над Сашиным запястьем.— Добро пожаловать, ваше преподобие, — поприветствовал он Сашу. — И вам, ваше преподобие, — сухо обронил он мне, надевшему &l
77Сергей Теофилович в своей келье читал древнюю Кхуддака-никаю, увидев нас, с удивлением поднял глаза и медленно закрыл книгу.— Вы всё-таки решили настаивать сегодня на заупокойном обряде? — спросил он.— Нет, — ответила Саша, прикусив губу (кажется, она была готова и расплакаться, и рассмеяться). — На венчальном, батюшка.* * *…Обряд венчания завершился, а никто не расходился, и даже с места никто не сдвинулся. Все стояли и смотрели на нас, безмолвно, пронзительно, и мне сжало сердце благодарностью и мýкой.— Идите, — шепнул наставник, наконец.И едва не на цыпочках мы вышли из храма Крипты, а все продолжали стоять, глядя нам вслед....Меня удивила землянка Саши (западная, бывший армейский дот). Я, думая прямолинейно и несколько наивно (что всегда свойственно молодости), ожидал увидеть в жилище председателя голые бетонные стены и пол, мишень для метания н
76Мы вышли из Крипты и действительно пошли по лесу. Саша, к моему изумлению, надела лёгкую белую блузку. Была она в ней так хороша, что я и посмотреть на неё боялся — оттого сразу начал хрипловато выкладывать то, что знал:— Лима сказала мне, что девушки будут с трибун бросать букеты. О н попросит выйти ту, чей букет ему понравится. Здесь есть несколько сложностей. Во-первых, служба безопасности на входе будет считывать метки и отнимет букеты у всех, кто не является жрицей или дивой.— Что за беда! — беспечно отозвалась Саша. — У нас же есть её браслет, «царицы Ыгыпетьской», как говорит Дед Михей. Нет худа без добра. Но с букетом ты меня действительно огорчил. Разве может букет полевых цветов от скромной партизанки соперничать с роскошными тепличными розами этих высокопоставленных блудниц? Неужели на самом деле придётся метать нож с трибуны? Больно уж это ненадёжно, и слишком обидно будет промахнуться, пра